А что с ребенком? Ну, сперва он поплачет, активно пытаясь привлечь к себе внимание - это у детей тоже инстинкт такой, привлечь в первые часы внимание к себе, молчаливое дитя воспринимается в природе как слабое и нежизнеспособное, такого, может, и выкармливать-то не стоит.
Потом видит, что никому до него нет дела - и впадает в оцепенение.
Ведь, раз никто не подходит, значит мать или умерла, или бросила. И тоже включает защитный механизм - отключается, засыпает. Сперва ненадолго, нет-нет да и проснется, вскрикнет, потом все на дольше, все реже дает знать о себе. Через четыре-шесть часов (когда их положено уже первый раз выносить) большинство младенцев обычно спят каменным сном.
И очень неохотно просыпаются, не хотят брать грудь, вообще вялые какие-то. Ну, опытные сестры сегодня в таких случаях сразу - раз! - раздевают, и к маме на грудь! Кожа к коже, чтоб как после родов.
Однажды на меня написали жалобу: «Сестра бросила мне на грудь ГОЛОГО младенца, и ушла! Бросила меня одну с голым ребенком!» Она права, эта женщина. Потому, что для нее ситуация роддома тоже противоеестественна. Она не должна была оказаться наедине с ребенком, тем более первым, среди чужого и малочисленного медперсонала.
Никто в природе не предполагает, чтобы женщина, особенно первородящая, но даже и в десятый раз, оказывалась сразу с ребенком один на один. Это казус. Ей нужно прийти в себя. Кто-то близкий и родной должен подойти, подсказать, и ей, и ребенку как-то помочь, поддержать в первые часы и дни. В природе это обычно самки того же вида, у которых сейчас нет своих малышей. Бабушки-тетушки, так сказать. И после домашних родов, кстати, женщина никогда в первые часы и дни одна с ребенком не остается.
И это не менее важно, чем медицинский уход. Потому, что рождение нового человека это общесемейное дело. Больничные рамки такую возможность предоставить пока не могут. Но если не говорить об этом, то оно так и останется навсегда.
Вы, конечно, мне не поверите, но я вот со стороны говорю - если ребенок не расставался с мамой ни на секунду, она все связанные с ним неприятности и неудобства переносит гораздо легче. И после кесарева меньше на боли жалуются те, с кем раньше оказался ребенок.
Но, конечно, помощь маме необходима, кто ж спорит. Подать, принести, детку подержать. Конечно, мама устает и спать хочет. И вообще, ей больно и плохо.
Пока что-то сдвинулось только в отношении самих родов - раньше ведь всю боль и страх родов роженица тоже была обязана вынести одна, наедине с чужим и незнакомым медперсоналом. Иначе она в глазах мира была привереда и неженка - что, потерпеть не можешь, когда речь идет о жизни твоего ребенка? Надеюсь, и с послеродовым периодом потихонечку разберутся. Никто не должен плакать - ни мама, ни ребенок.» 2018
*Благодарю за обратную связь дорогих подписчиц за
яркие рассказы в комментариях под январскими постами, в которых я, кстати, все также нуждаюсь для расширения корпуса полевых текстов.
Почему еще я делаю акцент на заметке Ольги Фикс 2018 года именно сейчас? Ведь я лично позитивно отношусь к совместному пребыванию и телесному бондингу. И почему меня вообще свербят идеи деконструкции всякой практики?
Здравоохранение - сфера, которую контролирует множество коммерческих и государственных акторов, поэтому любые оптимизации (при (не)надлежащем внедрении) неминуемо приводят к рассогласованиям между затратами и функционалом. И, разумеется, сокращение персонала послеродового отделения осуществляется с опорой на новые веяния, в том числе этологические, демографические..
Я не хочу, чтобы гуманная идея «золотого часа» служила как бы прикрытием поломок и разрывов нашей текущей системы родовспоможения и заботы о матери. В частности, меня пугают ответственные за текущую демографическую политику бюрократы в регионах, которые вводят нелепые новеллы о запрете абортов, например, и массово отчитываются о тысячах сохраненных беременностей. Но почему-то никто не расхваливает свой регион с позиции увеличения объемов финансовой, ментальной, физиологической, медицинской помощи, в которой нуждается возможно каждая вторая мать после родов.