📚 Повестка дня
👤Эрик Вюйар
Эрик Вюйар –
лауреат гонкуровской литературной премии за 2017 год, впрочем, творчество этого писателя и режиссёра отмечено [многими] разными наградами.
Вскоре после присуждения ему гонкура Эрик побывал в Москве и
рассказал о работе над книгой «Повестка дня».
Война как черная сторона мира волнует писателя прежде всего, о них – бесконечных войнах – он пишет книгу за книгой.
«Повестка дня» – история о том, могла ли противостоять Гитлеру и его ближайшим соратникам небольшая группа людей, ворочающих большими деньгами, собрание магнатов, чьи помыслы буквально превратились в вещи, повсеместно окружающие потомков и сегодня: так Эрик говорит, что нет смысла называть духовенство великой немецкой промышленности паспортными именами, вернее будет указать их как Опель, Сименс и далее по списку.
История о том, как одни, встретив Гитлера, голосуют монетой, а другие – кровью, совершив самоубийство как единственно возможный акт сопротивления.
Эрик ищет малое в большом, фокусируясь своим сверхширокоугольным объективом на капельках пота, едва заметном и – напротив – отчаянном волнении, на каламбурах, в других ситуациях вызвавших бы улыбку, но только не сегодня, только не сейчас и только не здесь, отчего детали выпирают из сурового полотна истории так, что не заметить их отныне невозможно.
Эрик дает нам смачные куски страшной широким жестом, не удосуживаясь узнать, поглотили вы предыдущую порцию, отказывается сочувствовать палачам, парализуя сам воздух не описанием зверства, а тем моментом, который является предтечей взрыва и сумасшедшей агонии. Как во сне: ты не веришь, что это может быть, однако же это происходит.
Письмо Эрика Вюйара не категоризируешь как отчет, эссе или роман. Одно большое бы – нечто среднее между вымыслом и твердыми фактами. Но история не терпит сослагательнах наклонений, и оттого автор так беспощаден в своих суждениях.
Искренне сожалею, что другие его романы не переведы на русский язык, похоже, пора на манер юного пионера клясться, что французский бы выучил только за то, что им новеллирует Эрик.
У Шушнига вдруг вспотели ладони, и какой огромной показалась ему комната! А ведь обстановка выглядела спокойной: на креслах с вульгарной обивкой лежали слишком мягкие подушки, стены были обшиты деревом, на абажуре болтались маленькие уютные помпоны. А Шушниг словно сидел на замерзшей траве, под высоким зимним небом, напротив гор. Окно расширилось, выросло до невероятных размеров. Гитлер смотрел бледными глазами. Шушниг снова положил ногу на ногу, поправил очки.
Гитлер обращался к Шушнигу «господин», а тот упорно продолжал произносить слово «канцлер»; Гитлер послал Шушнига к черту, а тот, чтобы оправдаться, сказал, будто ведет немецкую политику; и вот Гитлер оскорбляет Австрию, кричит, что участие Австрии в делах Германии равно нулю. А терпимый, великодушный Шушниг, вместо того чтобы встать и уйти, пытается вспомнить, подобно послушному ученику, пример значительного вклада Австрии в ход мировых событий. В смятении он лихорадочно роется в карманах вековой истории. Но память пуста, мир пуст, Австрия пуста. Фюрер не сводит с Шушнига глаз. Какой же пример приходит в голову отчаявшемуся человеку? Бетховен. Старый добрый вспыльчивый глухой Людвиг ван Бетховен, республиканец, потерявший надежду одиночка. Именно Бетховена, смуглого сына алкоголика, извлек из закоулков своей памяти Курт фон Шушниг, австрийский канцлер, маленький боязливый аристократ, расист. Бетховен показался ему белым флагом. Бедный Шушниг. Он решил противопоставить безумию Девятую симфонию, военной агрессии — «Апассионату», и все в попытках доказать, что Австрия сыграла свою роль в мировой истории.
«Бетховен не австриец, — неожиданно возражает Гитлер, — он немец». И это правда. Шушниг совсем забыл. Бетховен немец, спору нет. Он родился в Бонне. А Бонн, как ни подступайся, как ни анализируй исторические события, как ни зарывайся в политику, никогда не был австрийским городом. Бонн — такая же Австрия, как Париж!
#отзыв