простите, конечно, за оффтом но слишком горжусь!

https://www.youtube.com/watch?v=f01dsTigSmw

Волшебник в стране Оз (классическая экранизация 1939 года) с помощью команды Magnopus, Google AI, Sphere и Warner Brothers окажется на площадке сферы (Sphere) в Вегасе в совершенно новом преломлении!

Эта работа – первый подобный опыт в истории человечества и расширение возможностей чувствовать без стимуляраторов!

Доброе облачко как продукт квинтэссенции тяжелого труда потрясающей большой команды, искусства, науки и инноваций, которое в нашем трескающем по швам мире, переполненном болью, очень нужно сегодня.

Не могу дождаться увидеть вживую!

Виолетта снова репостит всё самое интересное - на этот раз про новый АБ
https://t.me/drflorova/1787

PS выше я именно про зарубежные университеты, у нас это всё-таки всё несколько иначе работает

Мне тут попался пост и простимулировал мысль, которая не покидает меня уже больше двух лет.

В нашем понимании, если человек закончил или работает в Гарварде, например, или Дьюке - ю нэйм ит, - то это априори супер звезда. По крайней мере, в моем представлении так было очень долго.

Но порой ты сталкиваешься с ситуациями, которые ещё долго заставляют размышлять о том, как в системе, где списывать запрещено и невозможно в принципе, некоторые ребята умудряются заканчивать такие программы и вообще не шарить – от слова "совсем".

Короче, при выборе сотрудника/коллеги/мужа/босса всегда делайте глубинное интервью на предмет работающей смекалки и наличия каких-то знаний. Если базовое понимание вещей приказало долго жить, то никакие корочки не помогут.

Ну и самому - нужно бежать именно за знанием и пониманием, а не дипломом на стену из модного места.

Вчера удалось быть частью небольшой конференции по нашей очень узкой теме, где среди спикеров были пациенты и те, кто за ними ухаживает. Да-да, сразу после панели со сложными докладами от экспертов - клиницистов и фундаменталистов, состоялась панель, посвященная пациентам, где говорили они: рассказали свои истории, о том, с каким трудностями они сталкиваются, какие у них есть вопросы к исследователям, что для них важно и так далее.
Видно было как людям важно выговориться, быть услышанными, некоторые их них решили остаться до 9 вечера и послушать все доклады. Если клиницисты, безусловно, видят пациентов на постоянной основе, то фундаменталистам это, к сожалению, едва ли удается. В этой связи такие диалоги - крайне полезны для сообщества (и для пациентов, и для исследователей) и это очень здорово, когда пациентов так активно привлекают и, фактически, делают частью комьюнити.

в новой реальности каждый сможет создать себе по AI чат боту, компенсируя те самые детские травмы? Илон, конечно, went above and beyond
Травма, как таковая, не порок - каждый имеет меньшие или большие за плечами. Проблема, когда ты даже в 50 не можешь её компенсировать с чуть большей грацией

Вот тут получше написали: https://t.me/DmitryMKulish/805

Во-вторых, в США нет единого федерального регулирования, которое бы жёстко обязывало покупателя повторно запрашивать согласие на использование или хранение уже собранной генетической информации. Каждый штат регулирует по-своему, а если сделка будет заключена, например, с международным консорциумом, возникают дополнительные сложности контроля. Из этого следует, что у пользователей остаётся опция удалить свою информацию (аккаунт и даже физические образцы, если они ещё хранятся в лаборатории), но абсолютной гарантии, что где-то не останутся резервные копии или уже переданные сторонним партнёрам фрагменты данных, нет.

Тем не менее, «пейзаж» отрасли стал чуть-чуть лучше в плане прозрачности: многие штаты приняли законы, обязывающие DTC-фирмы соблюдать меры информационной безопасности и предоставлять людям больше прав — например, право удалять данные и требовать предварительного согласия на передачу третьим лицам. Даже такой фрагментарный прогресс помог повысить ответственность компаний: крупные игроки стараются не доводить дело до штрафов и громких скандалов. Но случаи вроде 23andMe, к сожалению, показывают, что рынок персональных генетических тестов остаётся весьма рискованной зоной, где «знание себя» может обойтись очень дорого — финансово, морально и с точки зрения непоправимого вторжения в личную жизнь, хотя сегодня очень многие люди предпочитают делиться всеми подробностями своей личной жизни, хотелось бы, чтобы это всё же оставалось индивидуальным выбором.

Моя первая стажировка в Северной Америке случилась в конце 2016 года, когда казалось, что тест 23andMe делал примерно каждый и в связи с нахождением в Штатах и у меня появлялась возможность сделать тест. И мне, конечно, тоже очень хотелось и несколько раз я была в шаге от того, чтобы нажать кнопку «купить», но в самый последний момент меня каждый раз сдерживали несколько факторов:

🦖 23andMe — независимая коммерческая организация, которую на тот момент я воспринимала как зеленый стартап, и мне было неясно, каким образом и где будут храниться мои данные, а главное — кто и как сможет ими распоряжаться.
🦖 У меня было очень мало денег: до сих пор с трудом представляю, как удалось растянуть 20 тысяч долларов на целый год жизни в Лос-Анджелесе — одном из самых дорогих городов мира — с учётом всех необходимых расходов.
🦖 Мне было не по себе, что компания-«ноунейм» сможет владеть моей ДНК-информацией. Понятно, что можно возразить: «Да кому ты нужна?» — и если вдруг я действительно кому-то понадоблюсь, нужное обо мне получат и без всяких 23andMe. Но проблема в том, что уже готовые данные могут начать распространяться незаметно и эскалировать самое неожиданное применение, особенно если в какой-то момент «ненужный» человек внезапно становится «нужным». Привет любимым книгам «Мы» Евгения Замятина и «1984» Джорджа Оруэлла.
🦖 Предыдущий пункт про паранойю, которая нам передалась по наследству (в моем случае от прабабушки, чьи родители погибли на Соловках), а этот пункт об эскапизме, который, наверное, примерно оттуда же — мне ужасно не хотелось случайно узнать того, чего я знать не хочу.

В сторону лирические отступления, что мы имеем сегодня, спустя почти девять лет?

23andMe стали банкротами. Формально компания продолжает работать в режиме судебной реорганизации и ищет покупателя, однако дальнейшая судьба её обширной базы данных (по некоторым оценкам, десятки миллионов генетических профилей) вызывает опасения. В США есть общие федеральные законы, которые так или иначе затрагивают обработку персональной и медицинской информации (например, HIPAA и GINA), но большинство прямых требований к коммерческим DTC (direct-to-consumer) сервисам диктуют законы отдельных штатов. Например, жителю Калифорнии, Техаса или Юты предоставляются более чёткие гарантии конфиденциальности, чем, скажем, жителю штата, где специальный акт о генетических данных пока не принят (чем, конечно, воспользуются - привет тем, кто живет в Портленде и работает в Вашингтоне).

При этом сохранение и использование ДНК-информации остаются достаточно уязвимыми сферами. За последние пару лет случилось несколько громких утечек данных, и самая масштабная из них как раз связана с 23andMe: в 2023 году хакерам удалось получить доступ к личной и этнической информации почти семи миллионов пользователей. Особенно неприятно, что нехорошие ребята не просто выкладывали всё подряд, но сегментировали данные по группам, например, отдельно собирали профили пользователей с ашкеназскими или китайскими корнями. Официально ДНК-файлы (сырые геномные последовательности) не были опубликованы, однако и той информации, что утекла, вполне достаточно для незаконной идентификации владельца и потенциальной дискриминации.

Именно после этого инцидента доверие к 23andMe заметно пошатнулось. Начались коллективные иски, компания пошла на мировое соглашение, но на фоне уже существовавших финансовых проблем и снижения потребительского интереса к повторным тестам (ведь один анализ ДНК «сделал и забыл») 23andMe так и не смогла оправиться.

Сейчас компания продается вместе со всеми своими активами.
Здесь-то и всплывают главные «нюансы».

Во-первых, при смене собственника любая политика конфиденциальности может быть пересмотрена. Компании обычно обещают, что новые условия не вступят в силу без согласия пользователей, но на практике такие моменты часто решаются юридическими формальностями, далёкими от реального контроля клиента за своими ДНК-данными.

Восхищаюсь такими женщинами

"Monica M. Bertagnolli, M.D., who served as the 17th director of the National Institutes of Health (NIH), the nation’s biomedical research agency and largest public funder of biomedical and behavioral research in the world. In this role, Dr. Bertagnolli was the first surgeon and the second woman to lead the NIH. She is recognized for her impactful career in pioneering scientific discovery, described by former President Biden as one who pushed “the boundaries of what is possible to improve cancer prevention and treatment for patients and ensuring that patients in every community have access to quality care.
Before joining the NIH, Dr. Bertagnolli was the director of the National Cancer Institute (NCI), where she initiated efforts to expand and modernize cancer clinical trials to increase the number of people who can participate in NCI-supported research. She spent much of her career in Boston, specializing in treating and researching gastrointestinal cancers in her roles as the Richard E. Wilson Professor of Surgery at Harvard Medical School, a surgeon at Brigham and Women’s Hospital and a member of the Gastrointestinal Cancer Treatment and Sarcoma Centers at Dana-Farber Cancer Institute. Dr. Bertagnolli is a past president and chair of the board of directors of the American Society of Clinical Oncology and has served on the board of directors of the American Cancer Society and the Prevent Cancer Foundation. She was elected to the National Academy of Medicine in 2021.

A graduate of Princeton University with a bachelor’s degree in engineering. Dr. Bertagnolli received a Doctor of Medicine degree from the University of Utah in Salt Lake City. She trained in surgery at Brigham and Women’s Hospital and was a research fellow in tumor immunology at the Dana-Farber Cancer Institute.”

и, конечно же, ещё и двое детей

Говорят, что она также очень приятная в общении - вау.

Dr. Bertagnolli ещё и красотка при этом

Дайте мастер класс, пожалуйста

Я, конечно, очень извиняюсь, но эти ребята практикующие нейрохирурги и одновременно PhD из MIT заставляют меня сомневаться во всех своих жизненных решениях и напоминают о моих скромных возможностях. Буду теперь думать о примере Dr. Cajigas, когда захочется поныть.

Ещё раз практикующий функциональный нейрохирург с PhD в инженерии из MIT (mind blowing)

Девочка покупает патчи для глаз, а женщина нейромодуляционный патч

Советую последить за Маромом Биксоном

Очень круто

https://www.biorxiv.org/content/10.1101/2023.11.28.569062v1.full

Любопытный, отчасти футуристичный слайд от совершенно потрясающего Брайана Литта.

Сегодня пациент с болезнью Паркинсона в среднем ждет около 13 лет, чтобы получить устройство, и 15 лет с эпилепсией.

В 2040 году здорового человека у нас будет не только целый час на пациента, но и возможность установить устройство настолько рано, насколько это возможно (при условии, что ученые не искоренят эти патологии к 2040 году).

Сорри, фото самого слайда я, конечно, не сделала, придется поверить мне на слова, но вот с чего начинался медтроник, например

Послушала сегодня интересное о концепции профилактики болезней ГМ в контексте уже имеющихся заболеваний и нарастании угроз, которые лучше диагностируются сегодня, а именно депрессия, деменция и проч. (по поводу того, что этих проблем стало действительно намного больше, я бы, пожалуй, поспорила)

В лекции Dr. Rosand приводится пример: «Предположим, к вам обратилась мать/отец молодого пациента с шизофренией и спросила/л: “Правда ли, что мозг моего сына всегда был ненормальным? И неужели он никогда не станет нормальным?”». Dr. Rosand предлагает необычный, но важный с точки зрения понимания ответ: это в данном случае может считаться вариантом нормы, который характеризуется специфическими изменениями, связанными с шизофренией.

Действительно, исследования показывают, что при шизофрении могут наблюдаться умеренные различия в структуре и работе мозга — например, слегка сниженный объём некоторых областей и изменения в связях между ними. Однако эти изменения зачастую варьируются от человека к человеку и необязательно означают «полную ненормальность». Скорее это свидетельствует о том, что мозг при шизофрении действительно отличается, но при правильном подходе (включая лечение и поддерживающие меры) у многих людей сохраняются возможности для развития и улучшения качества жизни.

Объяснить эту идею пациенту или его родственникам бывает непросто, однако подход Brain Care, когда мы смотрим на мозг целостно в контексте предотвращения потенциальных проблем, помогает сместить фокус: мы сосредотачиваемся на профилактике дальнейшего ухудшения, а также на том, что можно сделать, чтобы поддержать мозг в оптимальном для него состоянии.

Основная цель — избежать или отдалить возможное ухудшение и сохранить мозг в наилучшем состоянии как можно дольше. Это включает в себя такие аспекты, как полноценный сон, сбалансированное питание, физическую активность, интеллектуальные нагрузки и управление стрессом. Всё это в совокупности укрепляет так называемый «когнитивный резерв» — способность мозга справляться с нагрузками и компенсировать изменения, в том числе связанные с различными заболеваниями.

Пример того, как всё это может выглядеть на практике, — это инфографика, подготовленная группой учёных, а также специальный опросник, позволяющий оценить ключевые факторы Brain Care. Любопытно, что, несмотря на сильное желание отдельных исследователей включить медитацию в список методов улучшения Brain Care, это сделать не удалось (решение принимается коллегиально).

Концепция Brain Care даёт нам более широкое видение здоровья мозга: и при наличии шизофрении, и в других ситуациях мы можем говорить о «вариантах нормы» и параллельно работать над снижением рисков и поддержанием функций мозга на максимально возможном уровне.

Смотрим внимательно на картинку и стараемся улучшать

Проходила мимо и сперва со значительной жадностью подумала: “С каким удовольствия я бы послушала там курс”. Быстро опомнившись от второй мысли: «What’s the point, who are you kidding?”

Побывала на лекции по IPV-TBI - intimate partner violence traumatic brain injury - допустим, что на русский это можно перевести как черепно-мозговая травма, ассоциированная с жестокой агрессией интимного партнера или проще ЧМТ, ассоциированная с домашним насилием.

Есть даже целая рабочая группа в рамках ENIGMA, которая только этим и занимается и среди прочего хочет, чтобы наравне с, например, sport concussion (сотрясения головного мозга у спортсменов) также отдельно рассматривалась и категория ЧМТ, обозначенная выше. Логика такая - травмы эти чаще всего повторные, как и у спортсменов, а обращаемость чаще даже ниже из-за страха, кроме того, травмы эти чаще тяжелее, они также сопряжены с ПТСР и прочими, отсюда вытекающими проблемами - закольцованная очень сложная многофакторная история.

Несмотря на свою покрытую коростой атрофированную способность верить во что-то хорошее, на протяжении всей лекции меня не покидала мысль: как было бы здорово, если бы общество могло не порождать новые сущности, а всерьез рассчитывать, что перенаправив ресурсы на непосредственную борьбу с домашним насилием, ситуацию можно было бы радикальнее и быстрее изменить. (Увидив чудовищную статистику IPV-TBI, в очередной раз поняла, как, оказывается, мне повезло, что никогда не приходилось сталкиваться с проблемой домашнего насилия в личных отношениях и все мои опыты - это потрясающие люди).


_____________________________________
_____________________________________

Очень сильно хотелось бы жить в реальности, где существует работающая строгая централизованная система неотвратимого наказания за действия, причиной которых становится ЧМТ. Повторюсь: очень хотелось бы жить в мире, где присутствует система неизбежного и строгого наказания виновников ЧМТ - тех, кто садится за руль в нетрезвом состоянии; абьюзеров, избивающих своих партнеров, и далее по списку - все причины и виновники ЧМТ хорошо известны, но увы пока мы всё ещё здесь в реальности настоящей, зачем-то продолжаем барахтаться и видимо ожидаем новой строчки в МКБ.

в русской литературе ASL переводится как метод спиновой маркировки артериальной крови или спиновое маркирование артериальной крови🙃

ПЭТ/КТ с 18F-фтордезоксиглюкозой (ФДГ ПЭТ/FDG-PET) уже давно считается золотым стандартом для выявления гипометаболизма, связанного с очагом судорожной активности (seizure onset zone) у пациентов с височной эпилепсией.
Но, как мы знаем, метод дорогой, да ещё и сопряжён с облучением.

Arterial Spin Labeling (ASL) МРТ – это неинвазивная альтернатива, которая измеряет церебральный кровоток. Дешевле, безопаснее, но, к сожалению, уступает в специфичности.

Ребята решили схитрить: они взяли ASL MRI и обычные T1-снимки структурной МРТ пациентов с височной эпилепсией, чтобы сгенерировать так называемые ПЭТ-подобные изображения. Это, по идее, должно повысить диагностическую ценность ASL при определении очагов судорожной активности. Умно, правда? Важно помнить, что статья пока в препринте, так что к выводам стоит относиться с осторожностью и некоторые из представленных результатов выглядят too good to be true.

Однако есть уже опубликованные работы, которые генерировали ПЭТ-изображения, используя разные модальности МРТ, например, Ouyang et al. (2024) опубликовали исследование, где нейросеть обучили предсказывать 18F-ФДГ ПЭТ-подобные изображения по данным МРТ (T1, T1 с контрастом, FLAIR, ASL). Результаты впечатляющие: 87% точность в распознавании опухолей на синтетических снимках.

Пока, конечно же, рано выкидывать ПЭТ и поверить очень сложно, но направление кажется захватывающим.

Настроение следующее 💀

За чей счёт банкет

Почитав тут у коллеги драматическую историю про то, как в штатах срезается государственное финансирование науки. Аналогичную проблему мы, пожалуй, видим везде, где государственные инвестиции в науку оказываются как-то затронутым ( даже через перераспределение центров принятия решения, а не через сокращение).

Вопрос финансирования науки в целом можно разделить на два больших сегмента:
1. Сколько средств должно выделяться на науку в целом
2. Как должны распределяться средства внутри этого бюджета.

На второй вопрос, пожалуй, ответ (скорее не мой, а коллег с академической карьерой) более консервативен - средства должны распределяться в рамках взаимопересекающихся циклов различной длительности, чтобы в рамках одной карьеры можно было бы подумать и о фундаментальных вопросах, и сделать относительно быстрые гранты за быстрые деньги. Рулить процессом должны экспертные комиссии, а разнообразие их уровней обеспечивает гибкость ресурсного инструмента исследователей.

Мне лично кажется, что этот подход провоцирует ряд проблем - от publish or perish с абсолютно тактическими вопросами на одном конце спектора до НИИ ЧАВО, пишущего огромные, малоосмысленные трактаты за счёт средств налогоплательщиков - на другом (хотя чаще всего любые управленческие крайности чреваты такими перегибами). Печальный портрет усреднённых учёных, неприкаянно ищущих до шестого десятка лет постоянные исследовательские позиции и мыкающихся по лабораториям как офицер по гарнизонам, заставляет думать о некоторой неполноценности этого механизма. Но, может быть, проблема заключается в общем дефиците ресурсов как таковых? Это явно отсылает нас к первому пункту - а сколько ресурсов необходимо.

А вот вопрос того, сколько в целом необходимо выделять на науку, столь однозначного решения не имеет. С медицинскими гарантиями всё довольно прозрачно (особенно если прозрачна система их обеспечения), можно четко говорить о дефиците в разрезе конкретных гарантий.

С наукой в целом, вероятно, это так не работает. О каком-то устойчивом проценте конверсий ресурса в измеримый можно говорить только в отношении поздних исследовательских стадий проектов, фундаментальная же наука генерирует чистый убыток.

Однако, в медицине у подавляющего большинства исследований есть выраженный прикладной компонент, превосходящий, вероятно, таковой для других отраслей. Более того, фактически медицинская наука финансируется синтетически из четырёхбюджетных потоков: бюджета на научные исследования, средств бюджета здравоохранения, выделяемых на науку, инвестиционных проектов индустрии (прежде всего фармацевтической) и фондов различных форм собственности.

Притом стоит учесть, что речь идёт скорее о системе сообщающихся сосудов, чем обособленных путях. Во-первых, источники могут пересекаться - например, негосударственный фонд или фармацевтическая компания могут софинансировать грант в рамках государственной программы. Во-вторых, каждый из участников представляет собой в какой-то мере независимый друг от друга (то есть зависимый от условно независимых переменных) центр принятия решения, и использует разные критерии ценности той или иной научной инвестиции. Наконец, не будет ошибкой сказать, что и государственные закупки у производителей лекарств и медоборудования, и взаимоотношения между провайдерами медицинской помощи и государством и все прочие комбинации взаимодействия участников определяют объём и направление научных инвестиций.

Широта мотивов и взаимосвязь источников финансирования, позволяющая в известной степени задействовать компенсаторные механизмы при нарастании вызовов в отдельных звеньях, создаёт системе хотя бы частично ту самую устойчивость и разноплановость, которую хотели бы в ней видеть научные работники. Однако, такой синтетический характер выделения средств ещё больше осложняет ответ на вопрос - а сколько прямых государственных инвестиций должно быть в медицинской науке и чем диктуется эта цифра? Своё видение этого вопроса попробую изложить в последующих постах, сейчас лишь хочу подчеркнуть, что он не определяется простым соотношением "больше/меньше".

Заслуживающее внимания интервью пластического хирурга Екатерины Лонской.

Екатерине предъявлено обвинение в причинении вреда здоровью, вероятнее всего, не связанном с выполненной ею врачебной манипуляцией (?)

Врачебное сообщество тесно, и все мы примерно представляем, к кому стоит обращаться, а с кем лучше не иметь дела. Екатерина давно хорошо известна как специалист, к которому не страшно отправить даже родственника, — у неё высокая репутация и степень доверия.

Не вдаваясь в подробности предъявленных доктору обвинений, стоит отметить логичность её рассуждений относительно недавно внесённых поправок по декриминализации врачебных ошибок. Поправка, вроде бы, существует, однако, судя по текущему кейсу, её правоприменение спорно. В этом свете заслуживает особого внимания и общественная реакция на внесение данной поправки: ковид прошёл, и «портал ненависти» снова открылся. Екатерина справедливо указывает на проблему дефицита медицинских работников, которые испытывают давление общественного мнения и остаются незащищёнными специалистами. Не стоит забывать и о низких зарплатах, а также постоянных переработках и это после более чем 10 лет обучения.

Вероятность возникновения подобной ситуации при соблюдении всех норм закона каждый может оценить самостоятельно. Одновременно с этим, наличие обязательного страхования врачебной деятельности (malpractice insurance) и работающего сильного института страховой защиты, вероятно, позволило бы врачу в подобном случае чувствовать себя несколько увереннее.

Дэвид Линч, отвечая на вопрос о Филадельфии, элегантно заметил, что уехал оттуда. А когда его попросили описать Лос-Анджелес одним словом, он сказал: «свет». Между строк читалось, что Филадельфия — полная противоположность этому «свету».

Мне же, сколько себя помню, всегда хотелось свет слегка приглушить, а серая зима казалась самой естественной средой обитания, когда думалось лучше всего.

Определённо могу сказать, что для меня, выросшей на «Белых ночах» Фёдора Михайловича, любовью по-прежнему остаётся Москва. (Здесь «Белые ночи» не в контексте их сюжета или локации (!), а скорее в контексте настроения и ведущих смыслов с поправкой на день сегодняшний.)

Любовь и свет у нас нынче не в чести, так что пришло время «попробовать на вкус» ненавистный Линчу город Филадельфия и посмотреть как здесь чувствует себя биомед, если получится, конечно. Любопытно…

Интересная заметка

Реальность или подделка?
Compounded semaglutide набирает обороты в США.
По правилам врач не имеет права назначать препараты, если у пациента нет показаний к ним (то есть это должно совпадать с одобренной FDA правилами).
Именно поэтому есть два разных названия одного и того же препарата. Например Wegowy - это тот же Оземпик, но только для людей с лишним весом но без диабета.

Но что делать, если лишнего веса недостаточно много для Wegowy, либо нет страховки, чтобы она покрыла этот препарат, а препарат хочется?

Тут приходят compounded drugs.

Pharmacy в США, как и везде в мире, имеют права in house (то есть на месте) делать препараты, они не будет FDA approved, а значит ответственность лежит в основном на пациенте.
Такие препараты могут использоваться off label и без страховки, если у пациента есть потребность в этих препаратах, но нет доступа к FDA approved drugs . Страховым компаниям не выгодно работать с этими препаратами, так как слишком много ответственности.

Сейчас есть много интернет - фирм, которые продают compounded семаглютид и тризепатид через такие опции людям, которые заинтересованы в использовании препарата, но не имеют страховки /или показаний к FDA-approved drugs.

Стоимость составляет ~от 300$ в месяц (FDA approved ozempic будет стоить дороже если не будет покрытия от страховки)

Вот такие новости 🥸
Что думаете? Стали бы пользоваться этим вариантом?

Ну и самая фишечка - эти же compounded drugs позволяют продавать пероральный оземпик (в каплях и жевательных таблетках). Про него чуть позже)

В пятницу администрация Трампа внезапно объявила о значительном сокращении так называемых косвенных расходов (indirect costs), которые NIH возмещают университетам, больницам и научно-исследовательским центрам. Теперь максимальная ставка косвенных расходов по новым и уже действующим грантам составит 15% – заметное снижение по сравнению с типичным уровнем в 30% и более. По данным NIH, в 2023 году на косвенные расходы было потрачено около 9 миллиардов долларов, и теперь многим организациям придётся искать дополнительные источники финансирования, чтобы оплачивать инфраструктуру, поддерживать работу лабораторий и обеспечивать зарплаты сотрудников.

Как это отразится на научном сообществе (в тч мировом)?

❗️Недостаток финансирования инфраструктуры Косвенные расходы направляются на содержание зданий, коммунальные услуги, безопасность, работу административного персонала и прочие нужды, без которых невозможно вести исследования. При сокращении этих средств учреждения будут вынуждены либо перераспределять внутренние бюджеты, либо сокращать ключевые проекты.
❗️Угроза для исследовательских кадров.
При нехватке средств руководители институтов и университетов могут прибегнуть к сокращению позиций для научных сотрудников, ассистентов и техперсонала. Это не только снизит общий уровень исследований, но и может ударить по целым научным группам, особенно молодым учёным, делающим первые шаги в карьере.
❗️Потенциальное снижение конкурентоспособности По словам представителей университетов, снижение поддержки инфраструктуры и косвенных расходов лишит американские научно-исследовательские учреждения части их конкурентных преимуществ. Исследовательские центры в других странах, продолжая получать стабильное финансирование, смогут быстрее и дешевле развивать передовые направления.
❗️Перекладывание расходов на частные и внутренние источники
Многие частные фонды предоставляют ставки косвенных расходов, сопоставимые с новыми правилами, однако они гораздо меньше по объёму финансирования, чем государственные гранты. В результате учреждения могут столкнуться с дополнительной нагрузкой на свой внутренний бюджет или будут вынуждены увеличивать стоимость обучения для студентов.

Почему это делает новая администрация?

❗️Желание оптимизировать бюджет
Сокращение косвенных расходов часто преподносится как способ «освободить» бюджет и перенаправить больше средств непосредственно на научные эксперименты (так называемые direct costs). Администрация Трампа заявляет, что это позволит повысить «эффективность» использования средств налогоплательщиков.
❗️Согласование с практикой частных фондов
Подчёркивается, что 15% – это больше, чем обязательный минимум 10%, и примерно соответствует ставкам, которые предлагают некоторые крупные благотворительные организации. Однако университеты указывают, что частные фонды обычно действуют в тесной связке с уже профинансированной инфраструктурой, поддерживаемой за счёт государственных грантов, и потому столь низкие косвенные расходы приемлемы только при наличии достаточного госфинансирования.
❗️Политические приоритеты и фискальная политика Администрация Трампа уже неоднократно заявляла о намерении сократить государственные расходы и переориентировать ресурсы на иные (КАКИЕ?!) программы. Таким образом, политика сокращения косвенных расходов может рассматриваться как часть более широкого курса на уменьшение государственного вмешательства и расходов в ряде областей, включая науку.

Ещё вчера на этом месте была любопытная эмоциональная статья о том, что происходит сейчас в NIH; как вообще устроена американская академия и вот это всё, но сегодня уже еррор 404

Самоцензура? Или просто цензура? Или просто утро оказалось мудренее вечера?

Важно кстати отметить, что доступ, судя по всему, не ограничивается по принципу "врачу доступны только прикрепленные к нему пациенту, например", что очень важно и правильно, поскольку такие дополнительные барьеры могут усложнить систему и не позволить получить информацию в ситуациях, когда это действительно нужно (например, пациент уже здесь и нужно работать, но по системе ещё не проводен, итд). В данном случае безопасный ИИ очень круто оправдывается

Интересное рядом. В одном из университетов Лиги Плюща, точнее, в университетской клинике, есть ИИ-система, которая отслеживает, какую информацию просматривает сотрудник, имеющий доступ к данным пациентов. Это делается в рамках одного из правил HIPAA (Health Insurance Portability and Accountability Act, Закон о переносимости и подотчетности медицинского страхования) «знать только то, что необходимо», то есть использовать исключительно ту информацию, которая нужна для вашего кейса. Например, не залезать в истории болезней чужих пациентов. Непослушание ведёт к печальным последствиям — вплоть до увольнения. Такое вот серьёзное и настоятельное предписание: не суй нос туда, куда не просят.

А теперь, на раз, два, три, господа врачи в Москве и весях, вспомните, сколько раз вас просили проверить историю болезни чужого пациента или уточнить что-нибудь для тёти/дяди Васи из третьего подъезда. А вы, уважаемые пациенты, просили знакомого врача глянуть, как там лечат дорогую тётю, дядю, бабушку или дедушку в отделении знакомого доктора? Бывало такое?