Но как себе ни приказывай, сам себя часто и не слушаешься, поэтому тревога и сильное огорчение стали снова давить на сердце. На душе стало темно и мрачно. В голову стали приходить мысли, в которых священник стал вспоминать, сколько сил он вложил во время командировки, да и в гарнизоне не мало.
Сколько обид и несправедливости приходится выслушивать от военного, и церковного начальства. Что в отличие от своих однокурсников по семинарии, которые служат себе на гражданских приходах и в ус не дуют, он, бедолага, служит в армии, никому нафиг не нужен.
Пошел, называется, Родине служить! За свой счет покупает утварь, обустраивает работу, в командировку надо было поехать, пришлось кредит взять, на себе тащить пару десятков килограмм свечей и еще пару десятков килограмм другого имущества. И никто ведь не помог!
А вокруг одни безбожники, формалисты и матерщинники! И генерал этот, тоже пуп земли. Палец о палец не ударил, а туда же - требовать! «Рожай куличи!» Иди, блин, сам рожай! Разве он не знает, что откуда берется? И москвичам тоже на меня наплевать. Кинули на войнушку, прикрылись отчетом и довольны!
На самом деле отец И. армию любил, и все трудности типа невнимания, несправедливостей от начальства и безденежье переносил стойко, но сегодня вечером, в пятницу перед Пасхой особенно стало тяжело, как говорится – накатило! Его многолетнее служение, старания как будто бы потеряли смысл, все выглядело формальным, никому не нужным, «для галочки».
Мысли темным, липким потоком превратились в водоворот и крутились по кругу, снова и снова повторяясь и усиливаясь. Отец И. уже на несколько раз продумал горячую, обличительную речь, в которой поставит замполита на место, укажет на его недостатки… и вообще!
А надо и по морде съездит, и не посмотрит, что генерал из десантников, хватит народ унижать!
Этот мрачный мысленный поток так увлек его, что он и не заметил как пришел в храм, зашел в алтарь и встал около престола.
По привычке перекрестился. Отец И. стоял у престола скромного воинского храма и смотрел на его скромное черное великопостное облачение и лежащий напрестольный крест, который привез неизвестный священник и оставил тут для братии.
Крест был потертый, давно б/у, со стёртой софринской позолотой на месте где священник держится за крест и на ногах Спасителя.
Машинально отец И. взял крест, приложился к потертостям Распятия и сквозь туман невидимой драки прояснилась мысль - «Отец, ты чего? Что это сейчас было? Ну не раскисать!» - попытался снова собой командовать священник.
«Пятница! Сегодня Страстная Пятница! Сам же недавно солдатам рассказывал! Господи Иисусе, помилуй меня!» Вспомнилось, как в это время на Родине служится утреня с чином погребения Плащаницы, особой иконы, на которой изображен убитый и снятый с креста Спаситель.
Чтение погребальных псалмов, крестный ход с Плащаницей вокруг храма, радостная усталость от службы и исповедников, ожидание Пасхи.
Взяв молитвослов, отец И. открыл наугад. Первым попался покаянный канон Спасителю. Стал молиться за себя, за руководителей-москвичей и синодальный военный отдел, за правящего архиерея, за генерала и всех военных, сначала мысленно, а потом вслух, искренне, по-настоящему.
Солдаты, зашедшие в храм поставить свечку и идти по делам, услышав такую молитву священника, остались послушать.
Нападение обидчивых и темных мыслей резко прекратилось. На душе стало легче, снова появились силы и радость. Через некоторое время отец И. вышел из алтаря в храм, где топтались солдаты и понял, что любит этих ребятишек, которых никто никогда не учил вере, и они знать не знают, что нужно делать и как верить.
Нельзя их бросать, служить надо, учить, просвещать! Ну не родит он гору куличей на всю группировку, ну обматерят лишний раз.
Да наплевать, не первый, не последний раз. Как говорится в армии, еще не такие дела заваливали! Главное, что Христос Воскрес! Радостно, что Он откликается, помогает, Он тут, с нами.