Как кино, театр и язык соединились в истории падения одной южноафриканской семьи — такой подзаголовок придумали для вопросов Дэймону Гэлгуту о работе над романом "Обещание" (которую мы обсуждаем уже на этой неделе в книжном клубе). Очень хорошее. Основные моменты такие:
— Почему вы решили рассказать эту историю именно сейчас?
Это главный вопрос южноафриканской жизни: кому принадлежит земля? Конечно, всё началось с того дня, как сюда ступили первые европейцы. Но меня удивляет, что эта тема затмила всё остальное. Для меня это скорее фоновый мотив, проходящий через все четыре части книги. Я гораздо больше интересовался самой семьёй и её внутренней динамикой. Мыльная опера важнее политики! Эстетика важнее идеологии!
— В романе голос повествователя перемещается между мыслями разных героев. Почему это было важно?
Сначала я писал более традиционно, но вскоре это стало раздражать. Я отложил книгу, чтобы поработать над сценарием, и это изменило мой взгляд. Я понял, что можно переключаться между сценами так же свободно, как это делает кинокамера.
Я даже перенёс некоторые приёмы из кино: резкий переход от одного персонажа к другому, отступление от основной сцены к чему-то второстепенному. Роман движется вперёд без остановок — как фильм, который идёт до самого конца. Это было и освобождающе, и пугающе.
— Что оказалось самым трудным в работе над "Обещанием"?
Нет какого-то особенно сложного участка — это не роман с напряжённым сюжетом. Это взгляд на одну семью в разные моменты четырёх десятилетий. Настоящим вызовом стало удержать внимание читателя при такой фрагментированной структуре.
Ответом стал язык. Чтение должно быть удовольствием на самом простом уровне — уровне слов. Поэтому потребовалась своего рода поэзия. А структура должна была всё время удивлять.
Я вспомнил старое интервью Тома Стоппарда, где он говорил о том, как важно «засады устраивать» зрителю. Я понял это так: надо всё время сбивать читателя с толку, не идти туда, куда он ожидает. Даже в пределах одного предложения.
— В книге есть момент, когда повествование как будто напрямую обращается к читателю. Это приём, чтобы вовлечь его в происходящее?
Я пришёл из театра, и там «разрушение четвёртой стены» давно стало нормой. Оно разрушает иллюзию реальности на сцене. В литературе такой приём используется реже, особенно если это рассказ от третьего лица — там ждут стабильности, «невидимого» голоса. Но почему, собственно?
Я начал играть с голосом рассказчика — и был в восторге от открывшихся возможностей. Хотелось растянуть диапазон: от спокойного описания до прямого обвинения. Это тоже часть стратегии «засады». Потому что большинство читателей ожидают, что их убаюкают, а я люблю книги, которые требуют от читателя немного усилий. Представьте себе, что рассказчик — это персонаж книги. Он безымянен, но всё время рядом.
#африканскаялитература #книжныеклубы #вафрикучитать