В детстве я была уверена, что в огороде живут они. Я их никак не называла — ни чудовищами, ни существами, ни как-то еще. Да и в целом никогда не думала о них предметно, не размышляла о них, только чувствовала — вот выйдешь поздним вечером во двор, пересечешь кляксу фонарного света на земле, и всё — беги.
И если бег до летней кухни исполнялся двумя длинными прыжками, то бег к туалету (Забайкалье, крошечный город между двумя хребтами, частный сектор, вода в колодце, туалет на улице, всё устроено ожидаемо просто и правильно) — бесконечный, горящий в легких, потный и страшный.
Пройти спокойным шагом этот отрезок пути нельзя. Иначе пропадешь. Беги мимо кадки с цветами, поверни направо у большой бочки с водой, мимо теплицы с помидорами, вдоль растрескавшейся краской стены летней кухни, затем — направо, не добегая до спасительной собачьей будки, мимо теплицы с огурцами и дальше, после второй бочки, беги в самую жуткую часть, открытое картофельное поле, не имеющее ни краюшек, ни горбушек, размером со Вселенную, в бесконечную чавкающую землю, черную, жирную, долгую. Спасительный вертикальный гробик туалета в конце, где и должен быть, у заросшего кривого забора.
Сейчас туалет новый, комфортабельный, в нем есть лампочка, реагирующая на движение. Сейчас такие лампочки есть по всему огороду. Ребенком я пересекала огород в свете луны, звезд и фонаря, который висел под крышей большого дома, ровно на том углу, где проходила граница между жилым пространством, местом еды и миром огородных духов, их круглым существованием, рождениями и смертями. В туалете всегда была свеча и спички — на всякий экстренный случай. Думаю, это потому, что они боялись огня.
Конечно, я их никогда не видела. Но знала, что они длинные, тонкие и коленки у них как у кузнечиков. И двигаются они быстро-быстро.
Мне кажется, меня ни разу не поймали. Но я очень не люблю бегать. Бег — это всегда паническое, особенно с обычными человеческими коленками.