В последнее время Офис президента стал прибегать просто-таки к шулерским методам, слишком свободно оперируя социологическими данными. Кажется, особый всплеск подобной активности случился после того, как Дональд Трамп заявил о 4% поддержки у Владимира Зеленского. Тогда СМИ, ориентированные на Офис, а также несколько карманных социологических служб бросились в спешном порядке доказывать, что у Зеленского очень высокие, зашкаливающие рейтинги (между 56 и 65%), и они намного выше, чем рейтинг самого трампа в Соединенных Штатах. Владимир Зеленский как бывший шоумен привык жить в мире рейтингов и именно ими измеряет эффективность.
Сейчас же пошла новая волна: несколько социологических фирм начали активно продвигать заоблачные цифры отношения респондентов к современной политической повестке. Мол, украинцы выступают против нейтрального статуса, за членство в НАТО, против прав русского языка и категорически против потери территорий на Востоке Украины.
По большому счету, это понятно – кем-то движут патриотические соображения, кем-то – боязнь того, что опрос окажется не таким уж анонимным и излишняя откровенность может привести к столкновению с людьми в камуфляже. Но давайте говорить откровенно: можно ли доверять социологическим опросам в ситуации повышенного общественного психоза? Действуют ли традиционные инструменты замеров общественного мнения? Корректны ли они?
Одно дело – задавать респонденту прямой вопрос, в котором предусмотрен только один правильный ответ (другой ответ создает прямую угрозу для респондента). Другое дело – это серия наводящих вопросов. Одно дело спросить: «Стоит ли продолжать войну до победного конца?», а другое дело задать вопрос: «Готовы ли вы немедленно отправиться на фронт или отправить своих родных?». Одно дело – спросить о том, готовы ли вы уступить России контроль над четырьмя областями, а другое дело – задать вопрос: «Готовы ли вы после войны переехать в Луганск, Мариуполь или Мелитополь, чтобы своим трудом восстанавливать разрушенную экономику?», «Готовы ли вы принять в свою семью человека, находящегося сейчас под оккупацией?», «Какую сумму вы готовы пожертвовать в Фонд восстановления экономики Донбасса в случае, если эти территории вернутся в состав Украины?». Хотите, я спрогнозирую цифры? И спорим, они будут существенно отличаться от тех 78%, которые, по утверждению Центра Разумкова, не согласны с потерей Донецкой, Луганской, Запорожской и Херсонской областей?
«Если мы остановим войну, то родные и близкие погибших не поймут нас», - говорят мне. В таком случае спросите у тех, кому предстоит еще быть мобилизованным, или тех, кому предстоит потерять родных – они согласны с предстоящими потерями? Спрашивать необходимо не только у тех, кто уже оплакивает свое горе. Спрашивать необходимо в первую очередь у тех, кто находятся в зоне риска. А таковых – подавляющее большинство.
Очевидно, что социология катаклизмов требует иных подходов, и здесь простые выборки с обычными количественными показателями не дадут корректный результат. Одна моя знакомая, социолог и маркетолог по профессии, говорила не так давно: «Общество настолько разделено в своих настроениях! Доходит до того, что антагонизм проходит не только по линии «Восток – Запад», не только по линиям «военные - гражданские», «уехавшие – оставшиеся», «забронированные – незабронированные», но и по неожиданным линиям «служившие в тылу – служившие на передовой», «мамы мальчиков – мамы девочек» и так далее». Мы – крайне раздробленное общество, в котором большинство граждан запуганы и дезориентированы, иногда не понимая – где настоящий враг, где «свой», а где – «чужой».
Профессиональные кликуши от журналистики и грантовых организаций, конечно же, дальше стараются призывать всех к «экзистенциальной войне», ибо «пепел Бучи стучит в нашу грудь». Не работает! Эмоции тоже имеют свой срок действия. Ряженые в камуфляжи завсегдатаи барбершопов, которых «Единый марафон» пытается выдать за людей «только что с передовой» требуют более действенных мер и радикальных действий для пополнения армии. Тоже уже не работает.