Вновь Ричард Бахман, который Стивен Кинг, ведь кто ещё будет упоминать штат Мэн чуть ли не в каждом абзаце? Из разряда «просчитался, но где?».

Не думал, что «Худеющий» синхронизируется со мной на телесном уровне так сильно, что все поблекшие воспоминания вмиг набухнут кровью, заведут свои сердца-моторчики и будут ретроспективой, как фреска жизни, проступать меж абзацев выдуманной истории про цыганское проклятие. Всё дело в том, что в старших классах я был весьма и весьма крупным. Во время игры в лапту я бегал только в том случае, когда мячик выбивали за поле, и гарантированно знал, что у меня будет время пробежать туда и обратно. С танцами было сложно. Весил я, наверное, около 90 кг при росте в 178-179. Уже после первого курса, спустя череду жизненных потрясений, в какой-то момент мой вес был 62 кг. Я истаял. Истощился. Это странное ощущение отсутствия боков. Футболка – словно рыболовная сеть, и ты в ней путаешься. Прокалываю ножницами дырку после последней дырки в ремне. Я смотрю в зеркало и понимаю, что могу подменить Кристиана Бейла в «Машинисте». И да: в какой-то момент становится очень страшно. Стяжки по всему телу – будто ожоги, или туннели, оставленные древесными паразитами. Мясными паразитами.

Словом, «Худеющий» мне понравился весь, за исключением предфинальных разборок. Друг-мафиози главного героя врывается в сюжет, как упавший с неба рояль. Цыгане, а уж тем более их древний и безносый лидер Лемке, до этого ощущающийся как нечто инфернальное, превращается в заурядного старика и уступает напору «белого человека из города». Возможно, тут Кинг вкладывает намёк на то, что приметы, верования, проклятия, всё это – прошлый, отсталый век. Будущее за техническим прогрессом. Но момент с расстрелом табора из АК-47 в голове соединился с эпизодом из первого «Настоящего детектива» и в какую-то секунду я подумал, что внезапная мясорубка всех и вся – это было бы круто и смело. Но, увы.

Осталось прочитать у Бахмана «Дорожные работы» и «Бегущего человека», а дальше уже будет разухабистый, калорийный Кинг.

А вот Майя, ведущая не душный и весёлый канал На майские едем в Солтбёрн, посмотрела «Худеющего» и в своей иронично-по-доброму агрессивной манере, рассказала про эту экранизацию. Сперва смотреть или читать, а может, всё вместе – выбор за вами.

| Худеющий | Стивен Кинг | 1984

Пока мои уважаемые (без иронии) коллеги пишут сценарии, снимаются в кино, создают ютуб-ролики, публикуются в престижных изданиях, дают интервью, всесторонне развиваются, записывают подкасты, я, прозябающий в потоке энтропии, в истории останусь лишь забавной случайностью.

Неистово уважаемый мною за литературный вкус админ Подкожной карты заметил, что в книге Александра Павлова в списке литературы имеется ссылка на мою рецензию сериала «Сумеречная зона» от Джордана Пила.

Я, честно, вообще не помню, что писал это (и перечитав, хочу забыть ещё сильнее), и вообще не понимаю, зачем эту хуету читал Павлов и почему оставил на это ссылку. Но это забавный перл. Я, как пришедший в мир ревью буквально с поля крестьянин, междустрочно чернилом замарал бумагу.

Других моих достижений у меня для вас, увы, нет.

Забрал артефакт ушедшей эпохи. Книги из почивших серий - как черепа на стене берлоги яутжа.

Заговор – удел людей, готовым к нему; ищущих и видящих неочевидные знаки, подверженных иллюзии частности, вскрывающих намёки к истинному положению мироздания. Детективы-алкоголики, отставные агенты, гики-отшельники. Словом, все те, кто пылает тайной изнутри, и пламя отражается в глазах. Но что если скрытое обнажится перед человеком, которому не нужны конспирологические теории? Перед человеком, что тотально устал от самого себя и потерян в пространстве удручающего быта? Какие заговоры? Нужно для начала хотя бы понять самого себя. Найти смысл в грядущем дне.

Роман фантаста Джона Харрисона с поэтичным названием «Затонувшая земля поднимается вновь» - история как раз о людях, что с пустыми глазами сидят в барах, посещают родителей в доме престарелых и не помнят, когда в последний раз по-настоящему жили. Звучит, наверное, предельно уныло (так и есть), но Харрисон плетёт из букв и строк красивейшие лингвистические узоры, паутину, в центре которой хочется застрять, вызвать колебания и ждать, что же там приползёт за твоим бренным телом.

Шоу и Виктория – родные друг другу потерянные души, случайно встречаются, случайно разъезжаются, по отдельности случайно угождают в некое подобие заговора. Вокруг них слишком много воды: в подвале дома умершей мамы Виктории; на фотографиях из детства Шоу. Таинственная книга «Дети воды» постоянно попадается на глаза, чуть ли не материализуясь в руках прохожих. Шоу собственными глазами видит странные фигуры по вечерам у реки; Виктория наблюдает, как её знакомая уходит в пруд и исчезает, хотя глубина там по колено. Тревожно? Да, но отупение к жизни главных героев передаётся читателю, и на всё происходящее будто бы плевать.

«Затонувшая земля…» - это как «Под Сильвер-Лэйк», где ничего не произошло, как истории Лавкрафта, но без профессоров из массачусетского университета, как сценарий Ричарда Келли, но его неинтересно разгадывать. Всё таинственное здесь на два шага впереди от преследователя. Вот-вот ты нагонишь разгадку, но та, мелькнув тенью в подворотне, растворятся в пространстве. Я люблю нечто суггестивное, долго и нудно развивающееся, но мне необходимо, чтобы это было если не интересно, то хотя бы волнующе. Здесь, увы, нет ничего из этого.

Это очень, действительно очень красивый, осязаемый текст. Возможно, здесь, как у Кубрика, заложено какое-то откровение. Но скажите честно. Нужно ли человеку в кризисе читать о себе подобных?

Никакие рыба-люди этого не стоят, отвечу я вам.

| Затонувшая земля поднимается вновь | Джон Харрисон | 2020

В своё время мне очень понравился роман «Только хорошие индейцы», но куда бы я не смотрел, всюду видел никчёмный рейтинг и отзывы, где читатель не понимал и недоумевал. История там ощущается слоубёрнер-хоррором, и вот эта отстранённая неспешность Грэма Джонсона, его холодность и серость в описаниях, где люди – просто контурные штрихи на инфернальном полотне, – то, за что я полюбил автора авансом.

Стилистически «Полукровки» ушли недалеко: фокус Джонсона на героях романа всё так же размыт, и стабилизируется только на фоне позади, ведь всё, что здесь у них есть, – это как раз-таки постоянно меняющийся пейзаж вокруг.

Если в «Т.Х.И» героев преследовало прошлое, то персонажи «Полукровок» стараются сбежать от «здесь и сейчас», от сущностей самих себя. Скитаясь от штата до штата, постоянно меняя автомобили и сомнительные места работы; не позволяя себе никаких привязанностей и лишних чувств, что помешали бы главному – выживанию. Всё-таки сложно проникнуться всем этим мирским, когда ты оборотень. Когда ночь зовёт, когда твои кости перетасовываются и разрастаются новыми схемами, тело трансформируется, а внутри просыпается животное, которому чуждо помнить себя человеком, думать и сострадать.

Понравилось то, как Джонсон деконструирует классическое преображение. Никаких огромных вервольвоф, как в фильме Стивена Соммерса. Превращение отнимает у тебя много калорий и сил, а если ты съешь, будучи оборотнем, что-то острое, то, обернувшись обратно человеком, ты сдохнешь от разрыва желудка в адских муках. Умереть, будучи оборотнем намного проще, чем выжить. Твоя кровь, попавшая в человека, делает из того ликантропа – тупое животное с бешенством; когда женщина рожает от мужчины-оборотня, то плод прогрызает ту насквозь, съедая её изнутри. Быть оборотнем – значит страдать с самого рождения.

Очевидно, что Стивен Грэм Джонс, будучи коренным жителем Америки, из оборотнечества делают метафору угнетения своего народа. На оборотней постоянно с презрением косятся, собаки вечно лают, только их завидев. Полицейский обязательно спросит, твоя ли это машина, а продавец в магазине напряжётся, стоит тебе зайти. От тебя словно исходит запах, сигнализирующий о том, что ты другой. Аутсайдер.

Мне, в целом, понравилось всё. Это, как если бы кто-то из битников решил написать хоррор. Скажем, «На дороге» Керуака, но только с оборотнями. Финал, правда, слит. Внезапный корпоративный заговор и последующий за этим условный хэппи-энд – мимо кассы.

| Полукровки | Стивен Грэм Джонс | 2016

Когда мы хотим, когда мы по-настоящему пытаемся, мы можем быть страшнее смертного греха.

Мы можем породить тридцать столетий легенд.

| Полукровки | Стивен Грэм Джонс

Выкрасть младенца из особняка миллионеров – задача, скажем прямо, не тривиальная. Осложняется предприятие тем, что Блейз – в детстве подающий интеллектуальные надежды, которые его отец быстро разбивает чередой ударов мальчишки головой об пол – ныне по разуму ушёл недалеко от Губки Боба, и не способен толком следить за самим собой, не говоря уже о ребёнке. Напарник Блейза – разум их небольшой банды. Проблема тут только одна: напарник мёртв, а неосязаемый голос, засевший в пустующей черепной коробке Блейза, вряд ли сможет подставить плечо и прикрыть.

Реалистичный Кинг раннего образца, умеющий уложиться в 350-400 страниц, мне нравился всегда. В том году, спустя много лет, я вновь вернулся к автору и прочитал «Долгую прогулку». «Блейз», конечно, излишне грешит флэшбеками и фирменными голосами в голове, но стремительный путь персонажа от точки А до Б они никаких не сбивают. Печальный, но закономерный финал истории заложен в самом начале. Порой случается так, что жизнь с самого начала напоминает борьбу: у тебя забирают тех, кого ты любишь; то, что тебе нравится – лишь миг, а за ним пустота. Твоя могила – никому ненужный земляной холмик, и лишь птицы – свидетели твоей никчёмной жизни. Блейз, может быть, вырос бы хорошим, добродушным человеком (а он таким и рос), и даже нашёл бы себя в какой-нибудь профессии. Но судьба распорядилась иначе. И всем плевать на то, почему так получилось.

Странно, что разлетающиеся туда-сюда рассказы Кинга скупаются ещё до выхода в печать, а «Блейз» почему-то никому не нужен. Книга словно вторит судьбе главного героя. Может, всё дело в палп-настроении романа, но здесь есть много снега, а протагонист – здоровяк с вмятиной в черепе, общающийся с мертвецом. Вроде как не часто такое бывает в криминальных триллерах.

Помимо романа в сборнике был рассказ «Память» - основа романа «Дьюма-Ки». Последний я читал ещё в студенчестве, и помню, что он тянулся так долго, что я мог бы освоить рисование, как и глав герой, у которого не было руки. Помню, что вроде там были какие-то вампиры, но в самом финале. Помню меланхоличное настроение, то, что люблю у Кинга. Не зря «Сердца в Атлантиде» уважаю и по сей день. Рассказ слегка сдул пыль с полок в коридорах моей памяти, но не так, чтобы я решил перечитать полновесный сиквел.

| Блейз | Стивен Кинг | 2007

Жизнь – это река. Иногда она выходит из берегов, временами мельчает. Река может поменять русло, может спасти, а может и погубить. В конце концов, река может усохнуть. Исчезнуть. Но покуда мы помним о существовании чего-то, чего уже нет, по-настоящему ничего не умирает.

На эту приземлённую философию навёл роман «Пойма» Лансдэйла, который почему-то издавался у нас под эгидой детектива и был всунут сразу в две серии – «звёзды детектива» и «звёзды интеллектуального детектива». Последнее название серии, конечно, чистое насмехательство, ведь в «Пойме» детектив очень пунктирный и служит отправной точкой жизнеописания простых работяг и обывателей во времена Великой Депрессии и, естественно, в заданном сеттинге ничего «интеллектуального» и близко не валялось. Здесь чистокровный «роман-взросление», а всякое взросление, крушение детской наивно-добродушной империи, само собой, связано со смертью.

Мёртвая изуродованная женщина, перевязанная узлами, поджидает в лесной чаще близ реки тех, кто её найдёт – Гарри и Тоби, брата с сестрой. Бездыханное тело цветной женщины в Восточном Техасе 30х годов – всего лишь порочная оболочка, до которой никому нет дела. Но именно она и запустит цепь, а точнее, такой же верёвочный канат, что притянет всех жителей захолустного городка и позволит рассмотреть грехи и тайны друг друга поближе.

Лансдэйл с самого начала очень кинематографичен. Завязка отдаёт мотивами первого «Настоящего детектива» с той лишь разницей, что рога возвышаются нимбом не над жертвой, а над головой убийцы – Человека-козла, то ли местной легендой, то ли плода воображения впечатлительных детей. Ну а ещё роман вышел в двухтысячном году, поэтому, может быть, Пиццолатто вдохновлялся не только Лиготти, Чамберсом и философией антинатализма. К тому же здесь главный герой – глубокий старик, вспоминающий свою юность. Т.е. действие происходит в двух временных отрезках, что придаёт сходства ещё больше.

При этом «Пойма» очень неспешный, размеренный роман. Убийства происходят на фоне и словно камни (но только тела), брошенные в реку, задевают и колеблют настроение в семье центральных персонажей, вынуждая их мириться с новыми обстоятельствами; внутреннее мутировать и воспринимать окружающую действительность сквозь новую оптику.

Я вроде как очень редко читаю/смотрю детективы, но кто убийца догадался сразу же. Просто на моменте его презентации читателю. Это вновь к тому, что «Пойма» ни разу не детектив.

Ещё из-за места действия вспоминается «Дочь лодочника».

| Пойма | Джо Р. Лансдэйл | 2000

Важнее всего для меня всегда были аберрации и искажения; полёт кубарем с тропинки выверенных норм и аккуратных измерений. Отсутствие грации в угоду схематичным, приблизительным наброскам. Словом, Хаос, но Хаос того порядка, который можно рассмотреть и увидеть в нём что-то своё.

Ну и такая подводка к обложкам книг издательства Individuum. Частенько фиксировал мнения, где указывали на то, что рисунок ни о чём, какая-то бредятина и тд. Не знаю, чем страннее – тем лучше. Здесь же вполне адекватная вёрстка и рисунок.