Есть кучка людей, и они думают, что психоз появляется из-за отчества😁

Студенты философского — Как вывести человека за пределы сознания?

Лакан — сдерите с него кожу

——————

Как-то так. Квентин ты всё делаешь неправильно!

Давайте закрепим мысль об отношениях народа и Делёза. В свете вышеупомянутых разговоров о традициях и о том, что «нужно» философам, можно сделать вывод, что отдельные представители народа наслаждаются своим положением. Любят потоки, и никаких кодов им не нужно. Интенсивная жизнь!

Этот любопытный коммент (👆🏽) был написан относительно поста про Генри Тауска. Выяснилось несколько интересных вещей: например, что попытки сделать адаптацию текста, причем не молча, а с довольно объемным объяснением, это попытка стать Сталиным. Да и вообще философам этого не нужно, и деятельность это сомнительная «ИМХО»*. Что ж, спасибо, что представили всех философов и сказали за них. Другими словами, философам не нужно: 1) работать с текстом; 2) работать с переводом понятий; 3) следить за тем, насколько в текущем виде отдельное предложение или отдельное понятия встраиваются в текст. Да, качественная работа с текстом не нужна философам. Зачем она, если можно упереться глазами в «недифференцированность поверхности машины», подумать про себя «вот это я понимаю, драйв» и продолжить смотреть в текст, да именно смотреть, не читать. Остаётся пожелать автору коммента и солидарным побольше травы из середины. Ах да, и пытаться отказываться от отдельных латинизмов в переводе Делёза не нужно, потому что ТРАДИЦИЯ😂 Чтение Делёза, которое мы заслужили.


*Это «имхо» абсолютно великолепно. Это новая модальность логическая от телеграм-философов? Увы, слабо работает как аргумент, но звучит, да.

Нашлось забавное (и несколько вымышленное) пересечение между Лаканом, которому вчера были посвящены все посты в канале, и Гарсией, главным героем канала последних месяцев. В одной беседе со студентами философского (кстати, там довольно неплохие вопросы задаются), Лакан скажет, что Фрейд нащупал не что иное, как «заряд», и эта метафора применяется как раз к бессознательному. Причем формулировка там любытная: «В сознании он обнаружил заряд» — говорит Лакан. И далее добавляет, что редукционистские концепции физикалистского типа испытывают некоторые трудности с объяснением этого «заряда».

В повествовании Гарсии именно метафизическая интенсивность, подобно «заряду», оживляет природу на том этапе интеллектуальной истории, когда природа оказывается чрезмерно рационализированной и тем самым лишенной жизни: «Электричество стало указывать на идейно вытесняемую мощь природы, что относится и к нашей природе, подлежащей одомашниванию и в то же время время неукротимой, схватываемой в виде тождества, но при этом всегда отличающейся от себя: интенсивной».

Так и «сознание» становится более «живым» ровно в момент, когда Фрейд нащупывает, что оно «заряжено» бессознательным. При упоминании «жизни» и «бессознательного» в одном предложении в голову приходит имя Мишеля Анри.

У последнего есть книга «Генеалогия психоанализа». Админ не читал её целиком, но одна из линий сопряжена с положением о том, что психоанализ — это не какая-то революционная штука, а, напротив, «форма мысли», которая «постепенно движется к своему закату»: «Фрейд — лишь наследник, объявившийся довольно поздно». Первая глава книги так и называется: «запоздалый наследник». Наследует он Декарту: «благодаря нему нам открылся полностью новый опыт субъективности, которая не исчерпывается репрезентацией иных вещей, но становится погружением в себя того, что испытывает само себя и как таковое оказывается жизнью». Таким образом, сознание «зарядил» в повествовании Анри вовсе не Фрейд, а Декарт. Интересно, что в книге никак не упомянут Лакан.

Получился странноватый и не вполне строгий маршрут от Лакана к Анри через Гарсию.

В психоанализе такие слова как «больной», «врач» или «медицина» не воспринимаются как нечто строгое, более того, они просто не используются. Даже более ходовые и нейтральные формулировки не используются и считаются неверными. Говорят «подвергаться психоанализу» [se faire psychanalyser]. Но дела обстоят иначе. Тот, кто совершает настоящую работу в анализе — это говорящий, субъект-анализант, даже если его к этому побуждает аналитик, который указывает ему, как действовать, а также помогает своими интервенциями. На первый взгляд кажется, что интерпретации, которые ему даются, придают смысл тому, что анализант говорит.

На самом деле, интерпретация действует более изящно, она стремится стереть смысл всех вещей, от которых субъект страдает. Цель в том, чтобы показать ему через его собственное повествование, что его симптом, назовём это болезнью, бессвязен, что он лишен всякого смысла. Даже если внешне он реален, он не существует.

Пути, через которые это действие речи происходит, требуют большой практики и бесконечного терпения. Терпение и чувство меры [mesure] — вот инструменты психоанализа. Техника состоит в умении дозировать помощь, которую мы оказываем анализанту; именно по этой причине психоанализ столь сложен.

https://syg.ma/@nikita-archipov/frieid-navsieghda-intierviu-s-zhakom-lakanom

Это Жак Лакан. Очень довольный трахарь-террорист, у которого всё схвачено. Он пишет диссертацию, посвященную паранойе, но, когда ему нужно расслабиться, его милфа-любовница по имени Мари-Терез Бержеро обсуждает с ним Платона и возит его на отдых в Марокко. Кроме того, чтобы издать диссертацию нужны деньги, а у Мари есть деньги. Однако диссертация сама себя не напечатает, не так ли? В этом ему поможет другая любовница, Олеся Сенкевич, которая будет стенографировать его текст.

Лакан улыбается, но размышляет: как одновременно пригласить двух этих женщин на защиту и выйти сухим из воды, ведь эти прекрасные дамы не в курсе друг о друге🤔

Этот милый ребёнок - сын торговца уксусом. Родители питали надежды, что он унаследует семейное дело, но уже тогда в голове озорного ребёнка - посмотрите как он улыбается - назревал вопрос: "Как совершается параноидальное преступление?". Только что ребёнок отложил недавно изданный перевод "Учебника по психиатрии" Крепелина и пришёл к мысли, что понимание паранойи в качестве конституции никуда не годится, тогда он расплылся в ещё более широкой улыбке. В голове раздавалась шальная мысль, будто навеянная извне, "самонаказание".

Разглядывая этого ангела, ни фотограф, ни родители не могли себе и представить, что маленький Жак воспротивится Христу, выражая свою приверженность либертинажу и Антихристу, чем обречёт своего брата Марка на монашескую жизнь: ведь в семье должен был быть хотя бы один удачный ребёнок.

Тристан Гарсия. Что электричество сотворило с мышлением? Электричество и всеобщая депрессия бытия.

——————

Надежды, возлагаемые на электричество не как на источник энергии, но идею, ключевым образом меняющую всё, что мы знали о природе и человеке, покоились на довольно хрупких положениях. Они представляли из себя — в науке или народных верованиях — очень нечёткую интуицию об электричестве, своего рода детский и лихорадочный порыв, зародившейся во всех тех, кто присутствовал при Venus electrificata: присутствовавшие испытали радость, ведь физический феномен, захвативший их воображение, казался магическим трюком, фокусом самой природы.

Электричество, воспринимаемое как чистая интенсивность, было даже не идеей, но образом. Не только образом заряда, присущего материи, но и образом природы: пускай последняя считалась познаваемой и поддающейся одомашниванию, она одухотворялась чем-то диким и несводимым к уже познанному, была наполнена электромагнетической силой, зависевшей от разности потенциалов тех элементов, из которых состоит физический мир. В заряженной материи было скрыто неприрученное качество. Тем не менее, проистекавшая из него интенсивность не была иррациональной: она поддавалась наблюдению и определению (estimer), указывая на интенсивную реальность, которая скрывалась за материей и не воспринималась органами чувств. Более того, эта электрическая интенсивность, пронизывающая определённые участки бытия, определяет чувственный и нервный характер всего живого. Эта интенсивность проникла в мозг и, таким образом, в мышление. Природа перестала быть мертвой. Она живёт за счёт неистового начала, которым современный человек восхищается так же, как некогда первые люди восхищались и гипнотизировались загадочным огнём, желая приручить его.

Этот смутный образ привел Европу в состояние возбуждения и расшевелил проект современности, ведь после рационализации движения и материи именно он [образ] сделал мир не только мыслимым и познаваемым, но и пригодным для жизни. Без интенсивности ничто не мешало бы разумно осмыслить мир, но такое осмысление не предполагало бы иной перспективы, нежели всеобщей депрессии бытия, как её рисуют история метафизики и европейской физики, рационализирующей пространство, движение, материю и даже энергию вещей. Головокружительный и фантазматический образ электрического тока и присущей ему интенсивности пришёл спасти современность от мира, где царит всеобщий расчёт, царит маразм самого разума. Электричество стало указывать на идейно вытесняемую мощь [puissance] природы, что относится и к нашей природе, подлежащей одомашниванию и в то же время неукротимой, схватываемой в виде тождества, но при этом всегда отличающейся от себя: интенсивной.

——————

Тристан Гарсия. Что электричество сотворило с мышлением? Интенсивность физическая и метафизическая.

Открытие и дальнейшее исследование феномена электричества зарядило материю, зарядило её мечтой об интенсивном и его образом, который проник в сами вещи, образом присущей материи энергии, что движет любой жизнью. Тем не менее, идея о чистой интенсивности, мельком показавшейся благодаря опытам с электричеством XVIII-го века, очень быстро породила науку, которая с точностью могла определить силу тока. Таким образом, магическая сила электричества превратилась в подсчитываемый расход частиц за единицу времени.


La découverte et l’exploration du phénomène électrique avaient chargé la matière du rêve et de l’image de quelque chose d’irréductiblement intense inscrit à même les choses, d’une énergie inhérente à la matière, qui aurait été l’agent universel de la vie ; mais l’idée d’une pure intensité entraperçue à l’occasion de la révélation du courant électrique, dans les premières expériences électriques du XVIIIe siècle, a très vite laissé place à une science mesurant avec exactitude le courant électrique, réduisant sa puissance magique au débit chiffrable de particules dans un temps donné.

Электрический ток не оправдал возлагаемых на него ожиданий одновременно объяснить абсолютно всё, но при этом остаться необъяснимым: получив количественное выражение, подвергшись анализу и разложению на более простые составляющие, он приобрел больше физической реальности, но потерял — на идейном уровне — определённые метафизические свойства.

Le courant électrique a déçu les espoirs qu’il pouvait porter à la fois de tout expliquer et de rester inexplicable : expliqué en termes de quantités, analysé, décomposé, il gagnait en réalité physique ce qu’il perdait en idée métaphysique. 

Идея электричества в качестве всеобщей силы, движущей природой, объяснительного принципа для становления и жизни, двигателя для всего, что живёт, чувствует и страдает, была обречена принести разочарование (что характерно для всякой идеи такого рода), когда она была зарегистрирована при помощи определённых материальных средств. Подобно Ки, Пране, Пневме и другим именованиям, указывающим на то, что можно считать душой мира, этот неуловимый флюид было невозможно удерживать одновременно в качестве метафизической идеи и физической сущности. Став одним, он утратил возможность быть другим. Став измеримой величиной, сила электрического тока принесла большую пользу, но в это же мгновение утратила возможность заколдовать мир [représenter la promesse d’un réenchantement du monde] и быть принципом единства природы, принципом магического объединения всего того, что есть, живёт и мыслит.

L’idée de l’électricité comme agent universel de la nature, comme principe d’explication du devenir et de la vie, comme moteur essentiel de tout ce qui vit, de tout ce qui sent et souffre, était destinée à décevoir, comme toute idée d’un principe énergétique métaphysique d’explication du monde, une fois confronté à sa transcription matérielle. Comme le qì, le prāna, le souffle vital, le pneuma, comme toutes les âmes du monde, le fluide subtil de l’électricité échouait à subsister à la fois en tant qu’idée métaphysique et en tant qu’entité physique. Devenant tout à fait l’une, il fallait cesser d’être l’autre. Et comme l’intensité du courant électrique était d’une grande utilité une fois ramenée à une grandeur mesurable, elle a arrêté presque instantanément de représenter la promesse d’un réenchantement du monde, et le principe d’une unité de la nature, d’une réunification magique de ce qui est, de ce qui vit et de ce qui pense. 

Тристан Гарсия. Что электричество сотворило с мышлением? Гидрология, электричество, интенсивность.

——————
Когда научное сообщество только стало проявлять интерес к феномену магнетизма, именно гидрология, выступая своего рода «science-mère»[1], послужила вдохновением как для общей концепции электричества, так и измерения этого неуловимого флюида. В противоположность воде электричество было почти невидимым потоком, напоминающим её по своему поведению. Таким образом, как и в гидрологии, был поставлен вопрос о возможности накопить или сохранить энергию этого потока. Опеделённые отличительные черты воды навели учёных, проявляющих интерес к электричеству, на мысль о том, что проводимость тока зависит от природы среды. Всё с большей точностью измеряя заряд, ЭДС (электродвижущую силу), расход или пропускную способность электричества, определяя полюса и разность потенциалов этого потока, мы продолжили пользоваться гидравлической метафорой: названное «силой тока» (l’intensité électrique) было не чем иным, как «расходом воды в водотоке» в гидравлике. Подобному тому, как la différence de hauteur entre le point le plus élevé et le point le plus bas d’un cours d’eau, sur un tronçon de largeur et de profondeur égales, permet de calculer la quantité d’eau qui circule à travers une coupe imaginaire au bas de la pente [2, подстрочник и пояснения ниже], вычисление разности потенциалов между двумя точками (узлами) электрической цепи позволяет оценить количество положительных или отрицательных зарядов, проходящих через определённую точку за определенное время. Согласно принятой в научном сообществе системе, расход электрического заряда определяется на поверхности, например, участке электрической цепи: сила тока, измеряемая в амперах, равна дельте электрического заряда на (:) дельту времени[3], тогда как известно, что один ампер равен одному кулону в секунду, другими словами, за одну секунду через поперечное сечение проводника проходит элементарный заряд, состоящий из числа электронов, равного 6,24150962915265 x 10-в-восемнадцатой-степени.

Отныне под термином «интенсивность» можно понимать два различия: различие в заряде, которое существует в разнице во времени или временном различии. Эта концепция предполагает, что интенсивность существует только во времени: всякая интенсивность — колебание (variation) между двумя мгновениями. Таким образом, интенсивность не мгновенна, она не укладывается в момент. Это определение указывает, что темпоральная переменная [см. формулу ниже, dt] открывает возможность измерить другую переменную, указывающую на скрытое качество материи, которое недоступно непосредственному наблюдению, — её заряд. Сила тока не просто указывает на возможный шок (от соприкосновения с наэлектризованной поверхностью) или силу вспышки, но количественно выразимую меру этой вспышки

——————

[1] Наука-мать

[2] Как говорит сам Тристан, он пытается пояснить, как считают расход воды в водотоке. Чтобы узнать расход воды или дебит (величина обозначается как Q) необходимо перемножить среднюю скорость потока (среди прочего считают при помощи гидрометрической трубки) на площадь поперечного сечения водотока (проще всего такую площадь определить для трубы, где вся работа сведётся к узнаванию площади окружности, но с условной рекой уже сложнее).

Подстрочник отрывка: Разница по высоте между высшей и низшей точкой потока воды (на участке с равными шириной и глубиной) позволяет посчитать количество воды, которое проходит через воображаемое сечение в том месте где проходит вода (au bas de la pente).

Дословно bas de la pente означает «низ склона». Если вы представите себе полную бутылку воды, которую наклонили на 45-90 градусов, то поверхность горлышка, через которую будет выливаться вода будет называться «bas de la pente».

[3] I = dq/dt.

(… начало выше)

Поскольку в делёзовской логике глубина/виртуальное/субрепрезентативное сопряжены с процессом или становлением можно понять, почему «машина» производится sur place, здесь же, прямо сейчас, непосредственно в моменте: шизофреник работает не с понятием о некоей машине, а обладает интуицией о становящейся и глубинной Идее машины.

Спасибо Артёму Морозову (Артём, привет), который напомнил об этой делёзовской дистинкции между дифференСированным и дифференЦированным. Представляется, что о ней следовало бы написать сноску, но мы всё же считаем, что в переводе никакая «дифференСированность» не нужна. Но да, можно быть ближе к оригиналу и сказать о «Неразличимости [машины]».

Капитализм и машинерия: Делёз, differenCiation, Идея (расширенный комментарий на отрывок о Тауске)

В психоаналитической перспективе всё описанное в статье Тауска сводится исключительно к феноменологической жизни отдельных людей (в данном случае — шизофреников). Да, психоаналитик или психиатр согласились бы с тем, что тематическое наполнение бреда напрямую сопряжено с конкретными общественными реалиями (индустриализация, интеграция технического в повседневную жизнь, популяризация научных идей). Кроме этого, они могли бы признать, что такой вымысел попадает в цель, если мы стремимся разглядеть в нем своеобразные поэтически-стихийные размышления о месте человеческого тела в грядущем капиталистическом мире, как его стремились описать ДиГ. Тем не менее, Делёз не считает, что шизофреник просто бредит, тут зарыто больше: его самоощущение (отсутствие контроля за мыслями, чувствами и даже моторикой) отражает истину нашей онтологической ситуации. Вполне понятно, что даже человек, не страдающий автоматизмом, может заключить, что его тело и мысли постоянно находятся на пересечении различных технических и нетехнических ансамблей, а затем сделать вывод, что его автономия в качестве cogito стоит под большим вопросом, а тело нахрен развалится, если все ближайшие аптеки завтра закроются. Однако даже после такого размышления он будет переживать себя в качестве существа вполне автономного. Отсюда и преимущество (в высшей степени сомнительное преимущество, но для Делёза это так) шизофреника над Тауском: там, где последний видит исключительно репрезентацию тела, шизофреник созерцает своеобразную онтологическую истину, которую в отличие от не шизофреников он ещё и переживает на своей шкуре. Отсюда и делёзовское «мы не можем согласиться с Тауском». Отбрасывая таусковский тезис о проекции, Делёз предлагает следующее: 1) машина возникает непосредственно в моменте; 2) она не поддаётся именованию или описанию. Второй пункт характеризуется Делёзом как indiffirenCiation, и с этим термином есть определённая история, которая гипотетически может помочь дать отрывку интерпретацию.

В некоторых предыдущих работах Делёза (Метод драматизации, Различие и повторение) можно обнаружить дистинкцию между «différenTiation» и «différenCiation» (в обсуждаемом отрывке упоминается как раз второе). DifférenCiation или «различение» указывает на определённый модус существования различия, при котором оно настолько стабилизируется, что оформляется в виде тождественных вещей, которые можно как поименовать, так и описать, другими словами, — представить (критерием такой «тождественности» и «представимости» некоторые мыслители считают возможность посчитать вещь в качестве одной). Так вот, упомянутое «различение» нехарактерно для машины, о которой говорят таусковские шизофреники: она не существует в мире представления или репрезентации. Из этого ДиГ делают вывод, что они пытаются говорить вовсе не о чём-то, что принадлежит порядку «differenCiation» (различения), но «зрят» [не в Одно😂] в измерение, где царствует «differenTiation» (дифференциация). В «Методе драматизации» это измерение носит имя «виртуального» и характеризуется Делёзом как «субрепрезентативное», т.е. лежащее под представлением. Это «лежащее под представлением» образует интенсивный бульон, где различий так много, а скорости настолько велики, что мы можем скорее сам этот бульон посчитать как Один (кажется, как-то так Бадью делает, за что его засрали французские рецензенты 😁), поскольку больше ничего не поддаётся здесь различению. Если платононовские Идеи существуют в небесах, то делёзовская Идея — до момента её актуализации — живёт в своего рода субрепрезентативном аду, и, по всей видимости, такое «смотрение в Ад» и практикуют таусковские шизофреники, которые предлагают не ясное и отчётливое представление о машине, но представление смутное, ставящее уму предел.

А ну и да. Встаёт важный вопрос. В 1972-м выходит книга, «написанная для детей в возрасте от 7 до 16» (ага). Скольким людям — в отсутствии такой штуки как интернет — была доступна статья Тауска (1919-й), с публикации которой прошло больше 50-ти лет? Есть подозрение, что соответствующий номер журнала Psychanalyse достать было весьма непросто. Эта ситуация приправлена ещё тем, что писавший «Анти-Эдип» у нас слабоват в пересказах.

Кто там говорил про «народного» Делёза? Большего дерьма в жизни не слышали. Народный, блять, Делёз. Фишечки, которые Делёз применяет в тексте, рассчитаны на максимально элитарных (в плане бэкграунда) людей.

Капитализм и машинерия. Делёз vs Генри Тауск (28стр нового издания Анти-Эдипа).

Официальная версия перевода:

Поэтому мы не можем согласиться с Тауском, который видит в параноидальной машине проекцию «собственного тела» и гениталий . Генезис машины осуществляется прямо здесь, в столкновении процесса производства желающих машин с непродуктивной остановкой тела без органов. Об этом свидетельствуют анонимный характер машины и недифференцированность ее поверхности.

Оригинал:

La genèse de la machine a lieu sur place, dans l’opposition du procès de production des machines désirantes et de la station improductive du corps sans organes. En témoignent le caractère anonyme de la machine et l’indifférenciation de sa surface.

Что не так?

В первом предложении Делёз заявляет о своём несогласии с Генри Тауском. Тем не менее, при чтении двух следующих предложений не вполне понятно: он просто забывает об этом и продолжает развивать мысль, которую начал где-то ранее, но без оглядки на Тауска, или всё-таки два этих предложения каким-то образом относятся к статье последнего? Если относятся, то что за «недифференцированная поверхность машины [анонимной]» была у Тауска?

Кратко о контексте:

Упомянутый Генри Тауск — австрийский психиатр, написавший статью на стыке психоанализа и психиатрии: «Аппарат влияния в шизофрении». Тауск анализирует конкретный случай некоей «Натальи А». Для выкладок, представленных в Анти-Эдипе, важнее всего, что эта дама наблюдает в своём теле моторику, которую она не идентифицирует в качестве своей собственной (одна из возможных версий психического автоматизма) и соотносит её с посторонней инстанцией, которая находится вне её тела. Чтобы объяснить этот внеидеаторный феномен, Н. предполагает, что некая машина, по форме совпадающая с ее собственным телом, управляет ей. Однако в начале статьи Тауск рассказывает не о самой Наталье, но о ряде случаев шизофрении, где наблюдается упомянутая форма кинестетического автоматизма (так называют моторные псевдогаллюцинации). Стремясь объяснить этот автоматизм, отдельные пациенты говорили о своём коннекте с загадочной машиной. Тауск упоминает множество случаев, для которых характерно следующее:

«Шизофренический аппарат влияния — это мистическая машина. Зачастую больные могут описать ее структуру, прибегая исключительно к аналогиям или намёкам. Больные говорят о корпусе, ручках, рычагах, колёсиках, проводах, батареях и прочем. Образованные больные, прибегающие к своим техническим познаниям, силятся разгадать устройство этого аппарата. По мере того, как технические науки проникают в повседневную жизнь, техника, одомашнивающая природные силы, помогает больным лучше объяснить, как функционирует этот загадочный аппарат. Однако никаких человеческих изобретений недостаточно, чтобы объяснить загадочное действие машины, преследующей таких пациентов».

Судя по всему, Делёза заинтересовывает даже не упомянутая Наталья А, а шизофреники, о которых Тауск повествует в самом начале своей статьи. Как раз они не могут ни назвать эту машину (ведь она не соответствует никакому из человеческих изобретений), ни дать ее нормальное описание. Но в чём важность Натальи А. ? В том, что в её бреде явно просматривается проекция собственного тела на внешнюю инстанцию, которая не в столь явном виде прослеживается и в прочих случаях, где бред выстраивается на идее о «машине/аппарате влияния». Взяв за основу Наталью А, Тауск видит репрезентацию «собственного тела» в каждом бреде, где мелькает эта машина. Учитывая всё сказанное, можно предположить, что машина «анонимна», поскольку ее нельзя назвать (она не совпадает ни с одним из известных им предметов техники). Что же до «недифференцированности её поверхности», термин указывает на простую невозможность описать эту машину. С учётом всех замечаний выше можно попробовать дать перевод:

На фоне со сказанным Тауском, дела обстоят иначе: эта машина возникает непосредственно в моменте за счет столкновения производства желающих машин и непроизводительной остановки тела без органов. В пользу этого свидетельствует невозможность назвать или описать эту машину.

Французский язык. Групповые занятия.

Друзья, напоминаю, что я преподаю французский язык и в текущий момент набираю несколько групп:

— Группу с нуля. Мы дотошно пройдем основы фонетики и грамматики французского. Настолько быстро, насколько это возможно, мы оторвемся от скучных учебников, чтобы изучать язык на материале текстов, которые будут интересны всем участникам. Тем не менее, скорость такого «отрыва» будет определяться успехами группы. Формат: онлайн. Мы будем работать с грамматикой на протяжении всего обучения, но в определённый момент её источником станут исключительно тексты.

— Продвинутую вечернюю группу*, где мы будем учиться читать сложные тексты. Я провожу небольшой тест, чтобы понять, подойдёт ли это вам. Определим время, когда наберём нужное число людей. Онлайн (если звёзды совпадут, можно попробовать встречаться и очно, но совпадут ли они - отдельный вопрос).

— Мини-группу (очно/онлайн) с нуля. Если вы не против небольшой компании и занятий 2 раза в неделю, то мы стартанём как только наберётся 2-3 человека. Возможно, что у вас уже есть коллега/партнёр/друг, которые хотели изучать язык, то это отличный способ начать. Учитывая частоту, идеально подойдёт всем, кто хочет быстро поднатаскаться для чтения Делёзов и прочих Ларюэлей. Общеобразовательный формат, не подразумевающий подобных эксцессов, также возможен (Ещё раз обратите внимание, что выше есть приписка «с нуля»)

*Примеры недавних текстов, которые мы осилили или читаем на таких занятиях:

1) Жак Деррида. Тождественное и Иное (лекции о Гуссерле)
2) Жиль Делёз. Марсель Пруст и знаки (речь о второй части, не вошедшей в текущее издание книги)
3) Жан-Поль Сартр о Жан-Поль Сартре (большое интервью)
4) Жорж Кангилем. Что такое научная идеология?
5) Жак Лакан. Структуры параноидальных психозов (молодая статья, систематизирующая почти все известные виды интеллектуального безумия).


Если вам интересно что-то из этого, пишите админу (@BatesonG).

P.S. Буду очень благодарен, если вы расскажете друзьям.

Жиль Делёз и Клэр Парне. Что такое разговоры, и зачем они нужны?

Клэр Парне — имя, которое может быть знакомо отечественной аудитории по документальному кино «Алфавит Жиля Делёза», разлетевшемуся на триллиард мемов непосредственно в день своего появления на русском языке. Благодаря этому фильму почти каждому известна как кибернетическая истина алкоголизма: «алкоголик — это тот, кто непрерывно бросает пить», так и истина последнего стакана, сулящего «возможность развития». Алфавит побуквенно начинает транслироваться в 1995-м году на канале Arte незадолго до смерти Делёза и оказывается единственным появлением французского мыслителя на телевидении. Безусловно, это важное семичасовое интервью — заслуга Парне, близкой подруги и студентки Делёза, уговорившей его на эту авантюру.

Тем не менее, за 20 лет до этого Делёз и Клэр Парне уже предпринимали попытку совместной работы. В 70-х годах эти двое выпустят «Диалоги» (1977), небольшую книжицу, скромно окрещённую Делёзом в англоязычном предисловии как «сборник грёз и размышлений, лежавший в промежутке между Анти-Эдипом и Тысячей Плато». Вводная часть «сборника грёз» получает название «Les entretiens, qu’est-ce que c’est, à quoi ça sert?»(«Что такое разговоры, и зачем они нужны?»).

Обычно слово «entretiens» указывает на беседу, собеседование, интервью и прочую повседневную коммуникацию. Не секрет, что Жиль Делёз питал большую нелюбовь к подобного рода интеракциям, хотя и продолжал с завидным постоянством вступать в них даже после довольно ужасных провалов: тут сложно не вспомнить абсолютно позорное интервью с Реймондом Беллуром. «Диалоги» открываются искренним признанием в этой нелюбви: «Объясниться в интервью, диалоге или в ходе беседы всегда непросто». Эта фраза, задающая тон для последующего текста, сменяется критическим демаршем против ранее перечисленных форм разговорного взаимодействия, что в частности относится к общению в режиме вопрос-ответ. Делёз — то и дело переключающийся на совершенно иные темы — стремится уловить определённое соответствие между столь неприятным для него вопросно-ответным форматом и так называемым «Образом мышления» (антагонист «Различия и повторения»), онто-эпистемологической машиной, задающей не только определённый образ познания, выстроенный на примате тождества и представления, но и соответствующие — абсолютно порочные в логике Делёза — режимы разговорной интеракции, которым и желает противостоять французский мыслитель.

Этой порочной коммуникации Делёз и Парне противопоставляют les entretiens. На протяжении обеих частей настоящего текста философский дуэт стремится иссушить привычную семантику этого имени существительного (разговор, интервью, беседа), и навести читателя на смысл, вырисовывающийся на уровне этимологии этого слова: французское entretenir распадается на «между» (entre) и «держать» (tenir). Таким образом, идеальная форма разговора, согласно Делёзу и Парне, оказывается «удержанием в среде», для которого нужен вовсе не интервьюер с заранее заготовленными вопросами и интересом получить на них однозначные ответы, а друг. Хорошо, но что именно подразумевает подобная форма взаимодействия с другом? Читателю предстоит узнать это внутри (включив известный софт, названный аббревиатурой из трёх букв)

Приятного чтения (которого мы в особенности желаем Самсону Либерману, огромному любителю Делёза).

Друзья, если вам нравится, что мы делаем, пожалуйста, поделитесь с этим у себя в канале или перешлите знакомым. https://syg.ma/@nikita-archipov/zhil-delyoz-i-kler-parne-chto-takoe-razgovory-i-zachem-oni-nuzhny

Однажды уважаемое издательство нажало на кнопку репоста, и у них отвалилась жопа, а вместо мира настал гиперхаос.

Клэр Парне о Фанни Делёз.

Анорексия — это история политики
——————
Дань уважения Фанни: случай анорексии. Речь идёт о пищевых потоках, но в связке с другими потоками, скажем, вещевыми потоками [...]. Анорексик компонует для себя тело без органов, включающее как пустоты, так и заполненные пространства [des pleins]. Чередование обжирания и опустошения: анорексичное пожирание и поглощение газированных напитков. Впрочем, даже не стоило бы говорить о чередовании. Пустота и наполнение походят на два порога интенсивности: речь всегда идёт о том, чтобы дестабилизироваться [flotter] внутри своего собственного тела. Однако это не подразумевает отказа от тела: речь идёт об отказе от организма - отказе от того, что организм заставляет пережить тело. Ни в кой мере не регрессия, но обратное развитие, тело, подвергшееся обратному развитию [corps involué]. Анорексичеcкая пустота не имеет ничего общего с нехваткой, но, напротив, оказывается своеобразной манерой избежать органической детерминации нехватки и голода, механического питания в назначенные часы. Существует целый план композиции анорексика, дабы стать неорганическим телом (что не означает лишённым пола [asexué]: напротив, речь о становлении-женщиной всякой анорексички). Анорексия - это политика. Это микрополитика: избегание норм потребления, дабы самому не быть объектом потребления. Это женский протест. Протест женщины, которая хочет обладать телесным функционированием, а не только органическими и социальными функциями, которые отдают её во власть зависимости. Она обращает потребление против самой себя: она станет манекеном — она станет парящей кухаркой, она накормит других или же полюбит пребывать за столом, не поглощая пищу, или же она умножит в числе поглощение крошек [des petites choses], мелких субстанций. Кухарка-манекен — смесь, которая может существовать лишь в этой сборке или же раствориться в других. Её цель — вырвать частицы из пищи, мельчайшие частицы, из которых она сможет создать как её пустоту, так и её заполненность, в зависимости от того, испускает ли она эти частицы или же наоборот принимает. [...] Анорексик множеством способов переживает предательство и двойной отворот[1]. Он предаёт голод, потому что голод предаёт его, прислуживая организму; он предаёт семью, потому что семья предаёт его, прислуживая семейным застольям, а также целой семейной политике потребления (анорексик замещаёт её на беспрерывное потребление, но оно оказывается нейтрализованным, стерилизованным): в конечном счёте он предаёт питание, потому что питание — это по своей природе предатель (идея анорексика о том, что питание изобилует личинками и ядами, червями и бактериями, которые по сути своей нечисты, откуда и проистекает необходимость выбрать или же извлечь из всего этого [нужные] частицы или же, напротив, совершить выплюнуть всё прочее). Я голодна как волк, говорит она, устремляясь к "yaourts sveltesse"[2]. Обмануть-голод, обмануть-семью, обмануть питание. Если кратко, то анорексия является историей политики: сущностью, на примере которой мы видим обратное развитие организма, семьи и общества потребления. Имеет место политика, как только имеется континуум интенсивностей (пустоты и анорексичная заполненность), испускание и схватывание пищевых частиц (порождение тела без органов в противоположность диетологии или же органическому режиму), и в особенности - сопряжение потоков (пищевой поток входит в связь с вещевым потоком, языковым потоком, потоком сексуальности: у анорексика целое молекулярное становление женщиной, будь это мужчина или же женщина). Это мы и называем режимом знаков.
——————

[1] буквально в следующем предложении пояснение о том, что это значит: организм предаёт анорексика, анорексик - организм, т.е. они отворачиваются друг от друга и получается double detournement.

[2] французский бренд, который производит кисломолочные продукты

И ещё пара слов об Анти-Эдипе: капитализм и анорексия.

Анти-Эдип начинается небольшим парадом фриков: Шребер, Молой, Ленц и другие фигуры, заимствуемые Делёзом из литературы. Парад экзотичных людей, демонстрирующих свой «резерв неопределённости», открывается «анорексиком» (который скорее страдает булимией), и как раз для него нет никакой литературной отсылки. Однако из переписки Клер Парне и Делёза можно узнать, что у Делёза был перед глазами вполне реальный кейс булимии в лице его жены, Фани Делёз.

Отвечая на письмо Делёза, Клэр Парне пишет ему довольно красивые строчки об опыте булимии (см. ниже).

И ещё пару слов, но не о переводе Анти-Эдипа, но о самой книжке.

На этой неделе все обсуждали экстравагантный перевод предложения про Оно («каким заблуждением было называть его l’Оно»*😁). В первом абзаце есть не менее экстравагантная деталь. Разъяснив нам, что Оно то жрет, то трахается, то течёт, Делёз начинает приводить случаи своеобразной инженерии, где раскрытие «резерва неопределённости» (про это вчера было, см. выше), о котором говорит Симондон, реализуется не на материале технического объекта в привычном понимании, но скорее на примере тел безумцев, которые декодируют свои эрогенные зоны, подтачивая их под иной функционал, который заменяет привычный или совмещается с ним. Делёз начинает с анорексички, чей рот — помимо «машины питания» или «разговорной машины» уподобляется «анальной машине».

Первая любопытность связана с тем, что во времена Делеза не различали анорексию и булимию (один из монстров в стиле садомазохизма). Вторая связана с тем, что Делёз мог начать именно с этого примера, поскольку булимия была у Фани, его жены. Клер Парне, с которой Делёз состоял в переписке, написала про это довольно красивые строки.

Собственно, они через пару минут будут ниже.

*В официальный версии иначе, в скобках просто шуточный перевод.

И опять пару слов о переводе Анти-Эдипа.

Жаль, что на месте «enregistrement» в новом переводе так и осталась «регистрация». Это слово мало что говорит русскому читателю. «Запись/учёт» кажется куда больше срезонировали бы с тем, кто движется через текст впервые.

Опять же у Маркса можно найти вот такое (см. капс.):

Капитал, как единство в своих кругооборотах, как находящаяся в движении стоимость, причём безразлично, пребывает ли она в сфере производства или в двух фазах сферы обращения, капитал как такое единство существует только идеально, в виде счётных денег, прежде всего в голове товаропроизводителя или капиталистического товаропроизводителя. Это движение фиксируется и контролируется посредством ведения бухгалтерского УЧЁТА, в которое входит также и определение или исчисление товарных цен (калькуляция цен). Таким образом движение производства и в особенности процесс увеличения стоимости, – причём товары фигурируют лишь как носители стоимости, как названия вещей, идеальное существование которых как стоимостей фиксируется в счётных деньгах, – получает символическое изображение в представлении.


За наводку на отрывок спасибо Данилу Тютченко

Тристан Гарсия. Что электричество сотворило с мышлением?

Вода, электричество, становление
——————
Когда появилась необходимость представить электричество, которое ранее поддавалось непосредственному наблюдению лишь на основе определённых световых эффектов, оказалось крайне сложно обойтись без образа воды. Электричество стало невидимым потоком воды, поселившемся в самом сердце материи, из-за чего в первое время его характеризовали как «тонкий флюид» или огненную воду, которая смешивает в себе как качества присущие обычной воде (подвижность и текучесть), так и качества присущие электричеству (тепло и свет), тем самым формируя совершено новую разновидность энергии. Поскольку образ текучей воды ассоциировался со становлением и вечным изменением, электрический ток, в равной степени, стал обладать этой коннотацией. Хотя мы не отдаём себе в этом отчёта, электричество стало новым символом всеобщего становления. Косвенно электричество приобрело подобный статус благодаря одному из качеств, присущих речной воде: интенсивности её течения[1].
——————
[1] В отношении "интенсивности" электрического тока говорят о "силе тока", тогда как в случае с водой о "напоре".

Lorsqu’il a fallu commencer à se représenter l’électricité, dont on n’apercevait directement que certains effets spectaculaires, l’image de l’eau s’est imposée. L’électricité est devenue une sorte d’eau invisible, nichée au cœur même de la matière, et qualifiée dans un premier temps de « fluide subtil » : une eau de feu donc, mêlant les qualités de la première (mouvement et fluidité) à celles du second (chaleur et lumière), afin de former une énergie inédite. Et puisque l’image de l’eau qui coule avait toujours charrié avec elle les représentations du devenir, du changement perpétuel, le courant électrique s’est retrouvé chargé malgré lui de cette connotation, et il est devenu sans même qu’on s’en rende compte le nouvel emblème du devenir universel. Il l’est devenu indirectement, par le biais d’une de ses premières qualités mesurables, comparée à celle de l’eau des rivières : l’intensité.

Марксизм и шизофрения: родовая жизнь шизофреника и симондоновский инженер (стр21 нового перевода Анти-Эдипа).

Новый официальный перевод:

Мы не претендуем на то, чтобы зафиксировать натуралистский полюс шизофрении. То, что проживается шизофреником специфически, генетически — это отнюдь не специфический полюс природы, но сама природа как процесс производства

Оригинал:

Ce que le schizophrène vit spécifiquement, génériquement, ce n’est pas du tout un pôle spécifique de la nature, mais la nature comme processus de production.

Альтернативная версия перевода (по итогу будет ещё одна):

Переживаемое шизофреником родо-видовым образом ни в коей степени не сводится к полюсу природы, но оказывается природой, понятой как процесс производства.

Комментарий:

В официальном варианте мы видим «этический перевод» по Антуану Берману. Другими словами, «специфически» и «генетически» (причем «генетически» не по Берману, а мимо) просто висят в воздухе и слабо коррелируют с тем, что идёт дальше. В оригинале рядом поставили (см. жирное) термины «род» и «вид», трансформированные в наречия. Иначе говоря, имеются в виду эти слова, а не слабо связанные в русском языке «специфический» (что можно просто прочитать как «необычный») и «генетический» (тут у некоторых читавших пассаж возникли ассоциации с психиатрией и тем, как она мыслит этиологию шизофрении). Со словом «вид» немного хитро вышло, потому что у французов нет прилагательного от espèce (вид), но есть отдельное слово, чтобы обозначить видовое: «spécifique». От последнего здесь и вышло «spécifiquement». Помимо этого, загадочное «родо-видовым образом» отсылает к Марксу, чего Делёз не особо скрывает, поскольку два последующих абзаца говорит о Марксе и ссылается на эссе Гранеля про маркистскую онтологию. Более того, термин «родовая жизнь» довольно явно проговаривается Делёзом.

Итак, вернёмся к génériquement. У Маркса можно найти вот такое:

Человек есть существо родовое, не только в том смысле, что и практически он делает своим предметом род — как свой собственный, так и прочих вещей, но и в том смысле — и это есть лишь другое выражение того же самого, — что он относится к самому себе как к наличному живому роду, относится к самому себе как к существу универсальному и потому свободному.

В чём эта родовитость состоит? Следующие n пассажей Маркс пытается в довольно разных манерах разъяснить этот тезис, говоря о возможности человека перерабатывать предметный мир, а не сталкиваться с ним в сыром виде. И тут эта идея о «роде» у него играет совершенно различными красками. Человек не может забить медведя голыми руками, но может так преобразовать природу, что она в переработанном виде станет продолжением его тела, в результате чего медведь-таки будет побеждён. С одной стороны, такое преобразование требует общества и совместной деятельности (это один из смыслов «родового» в данном контексте), люди преобразуют родом [1], а не в одну голову. С другой, если вы — Дикаприо, а перед вами — медведь, то тут проблематизируется ваше родовое (ваша тоненькая тушка на один удар медведю). Да, именно так «род» можно сделать предметом (проблематизации), но затем, поставив капкан, можно в нём увидеть ответ на эту проблематизацию в виде того самого капкана, который тоже станет отражать, как родовое себя сущностно подрихтовало, чтобы одолеть медведя. Переработанная природа в виде капкана продолжает тело человека (так называемое «опредмечивание природы»). Из этого становится яснее, как можно переживать что-либо «родовым образом» (правда остаётся проблема «видового»: неясно, почему Делёз добавляет сюда ещё и разговор о «видовом», по сути просто пересказывая Маркса). Не будет неверным сказать, что и медведь ведёт родовую жизнь, но разница в том, что человек в этом отношении оказывается более универсальным. В том же месте довольно важный в контексте тезис: «человек живёт природой».

А что с шизофреником? Он не «живёт природой», опредмечивая её. А что? В целом Делёз на страницу ниже сам даёт ответ на этот вопрос:

Не человек как венец творения, а скорее тот, кто затронут глубинной жизнью всякой формы и всякого вида, кому вверены звезды и даже животные, кто без устали подключает машину-орган к машине — источнику энергии, в его теле— дерево, во рту — грудь, в заднице — солнце: навечно приставленный к машинам универсума.

Другими словами, не природа перерабатывается через родовую жизнь человека, но сам человек воплощает нечто, что всегда составляло нечеловеческую истину природы — процесс производства. Правда получается, что «родовым образом», с которого Делёз начал своё повествование в этом пассаже, просто испаряется, потому что в этом нет ничего родового, по крайней мере если трактовать род в каком-то околонаучном смысле. Выходит, он испытывает на себе чуть ли не «генеративное», «производственное». Хорошо, а как вышло, что мы от шизофреника перешли к человеку? Так, что человек и есть самый большой шизофреник в природе, даже если иногда стремится стать самым большим параноиком в природе, из-за чего скатывается в неврозы. Другими словами, если у Хайдеггера человек — заместитель ничто (нечто подобное встречается в «Что такое метафизика»), то у Делёза — заместитель шизофрении. Причём шизофреник понимается тут как своеобразный инженер, ибо без устали подключает. Этот поэтичный отрывок из Делёза напоминает соответствующий отрывок из Симондона:

Именно через посредничество этого резерва неопределённости, а не своего автоматизма, машины могут быть сгруппированны в связные системы и обмениваться информацией друг с другом через координатора, коим является человеческий переводчик. Даже тогда, когда обмен информацией между двумя машинами происходит напрямую (например, между задающим генератором и другим синхронизированным генератором через импульсное действие) человек вмешивается сюда как существо, которое настраивает резерв неопределённости, чтобы он [резерв] был адаптирован к лучшему, насколько это возможно, обмену информацией.

Когда Симондон говорит о резерве неопределённости, то подразумевает, что некоторая машина, которая и так уже выполняет некоторые автоматические задачи, легко может быть переведена в n-ое количество иных режимов работы, которые, возможно, изначально были вовсе не очевидны тем, кто делал эту машину. Подобный виртуальный потенциал Симондон называет "резерв неопределённости" [Marge d'incertitude].

С родовым — понятно, что с видовым в первом предложении? Взглянем ещё раз:

Nous ne prétendons pas fixer un pôle naturaliste de la schizophrénie. Ce que le schizophrène vit spécifiquement, génériquement, ce n’est pas du tout un pôle spécifique de la nature, mais la nature comme processus de production.

Попытка перевести:

Мы не стремимся разместить шизофрению на полюсе природы. Родовым и видовым образом шизофреник переживает вовсе не полюс природы, но природу как производственный процесс.

Возможно, что specifique во втором предложении можно в принципе опустить, поскольку термин скорее всего просто указывает на понятие природы, задаваемое через противопоставление с «промышленностью» (об этом можно прочитать на той же странице).

Было заблуждением говорить об Оно и использовать определённый артикль, тем самым произнося le Ça😁

ДиГ сами просили не интерпретировать, мы и не интерпретировали👌🏼 При переводе не пострадала ни одна недвижимая всеобщность понятия😂

Тристан Гарсия. Что электричество сотворило с мышлением?

Троянский конь интенсивности, подаренный нашей жизни и нашему мышлению

——————
Начиная с 1780-х, Бертолон будет рассматривать идею о «животном» и «человеческом электричестве», однако революционная гипотеза об электрической природе причин, побуждающих нервные и мышечные движения у животных организмов, распространилась по всей учёной Европе благодаря небольшому трактату Гальвани (De viribus electricitatis in motu musculari commentarius), изданному в 1791-м году. Вместо обращения к повсеместной гипотезе о «животных силах» или «животных духах» [1, esprits des animaux], за которую выступал Галлер и его сторонники, изучавшие «физиологическую раздражимость», Гальвани противопоставляет этому идею об электричестве, используя лягушек в качестве подопытных.

[1] Понятие esprits animaux присутствует уже у Декарта. Несмотря на возможные мистические коннотации, в большей степени это физический термин, обозначавший тонкую материю, живущую в мозге и нервах человека. Сокращения мышц и различные энергетические процессы объяснялись именно «животными духами».

Тем не менее, идея об электричестве в качестве витальной силы недолго сопротивлялась критике. Хотя Вольта и был обращён в гальванизм, он усомнился в том, что лягушка представляет из себя лишь своеобразную лейденскую банку[2], другими словами, подобно искусственному конденсатору, может накапливать или терять заряд в своих мышцах и нервах. В результате этих исследований Вольта, вставая в оппозицию к Гальвани, пришел к попыткам обосновать способность металлов вырабатывать электричество. Создание гальванического элемента, открывшее путь к новому источнику энергии, обеспечило Вольте и его сторонникам заслуженное доверие и признание, однако отныне электричество трактуется как феномен, восходящий к миру неорганической материи. И хотя оно может сообщаться всему живому, оно не может считаться принципом, лежащим в основе живых организмов. Электричество не составляет суть жизни, но оказывается энергией, которая присутствует как в органическом, так и неорганическом — примерно на таких позициях мы находимся и сегодня, однако не считая его витальной силой. Тем не менее, придя на место эзотеричного месмеризма[3] и компенсировав отдельные недостатки последнего, гальванизм сумел поселить в европейских умах фантазматическую концепцию биологического электричества. Ведь кто знает? Быть может, именно так станет возможной гармония между материей и жизнью.

[2] Прообраз современной батарейки, зачастую действительно представлявший собой стеклянную ёмкость в форме банки. Для заряда подобных банок использовались ранее упоминаемые Гарсией электростатические генераторы.

[3] Месмер также рассуждал о магнетизме, но в то же время предполагал, что на его основе люди могут телепатически общаться. В определённый момент с идеями Месмера боролся медицинский факультет Сорбонны.

Животное электричество или животный магнетизм, другими словами, открытие электрической природы того, что пробегает по нервам организмов, снабжённых чувственностью, доходя даже до мозга, стало Троянским конём интенсивности, которым одарили нашу жизнь и мышление. Будучи чувственной, жизнь пронизывается нервами, но уже поэтому она выступает электрической. В то же время мышление соотносится с работой мозга, следовательно, нервами, и уже поэтому оно также сопряжено с электричеством. Вскоре после описанных событий учёные научатся измерять разность электрических потенциалов на поверхности человеческого черепа, тем самым впервые обеспечивая нам доступ к репрезентации мозговой активности посредством энцефалограммы.

Открытие электричества, околдовавшее Европу, не просто поспособствовало развитию техники, наших способов производства и воспроизводства: электричество преобразовало нашу наиболее отвлеченную идею о мышлении, частично сообщив ему как черты чувственной жизни, так и черты бесчувственной материи. Таким образом, «электричество» стало именем того естественного потока (скорее фантазма, нежели реальности), одновременно объяснявшим магнетизм, чувственную жизнь и работу нашего ума.

Выяснилось, что ещё один инфинитив действительно был в оригинале, но не смог дойти до цифровой версии оригинала из-за каких-то особенностей сканирования, так что приносим извинения Дмитрию Кралечкину за разговоры про английский. Пост не трём, будет напоминанием о поспешности.

Il sait faire FUIR ce qu’il fuit

Слово, пропавшее из цифры, прописали капсом.

P.S. Переводчик сам прислал фото оригинала, которым и пояснил свой перевод, за что мы его искренне благодарим, и ещё раз приносим извинения

P.P.S. Разумеется, респект и за то, что можно прийти и обсудить с другими людьми свой перевод (такое на нашей памяти вообще случается впервые)

Говоря об этом глоссарии) а ты не в курсе, как Гваттари употребляет «синтагму»? Он напирает на прочтение близкое к более или менее буквальному греческому?)

Как революционер и шизофреник трубу чинили или Анти-Эдип, страница 538.

Французский оригинал:

Du schizo au révolutionnaire il y a seulement toute la différence de celui qui fuit, et de celui qui sait faire ce qu’il fuit, crevant un tuyau immonde, faisant passer un déluge, libérant un flux, recoupant une schize. Le schizo n’est pas révolutionnaire, mais le processus schizophrénique (dont le schizo n’est que l’interruption, ou la continuation dans le vide) est le potentiel de la révolution. A ceux qui disent que fuir n’est pas courageux, on répond : qu’est-ce qui n’est pas fuite, et investissement social en même temps ?  

Текущий перевод:

Между шизофреником и революционером вся разница в том, что один ускользает, убегает, а другой умеет заставлять ускользать то, от чего он ускользает, прорывая трубу с нечистотами, устраивая потоп, освобождая поток, перекраивая шизу. Шизик — это не революционер, однако шизофренический процесс (шизик является всего лишь прерыванием этого процесса и его продолжением в пустоте) — это потенциал революции. Тем, кто говорит, что бегство трусливо, нужно ответить: есть ли чтото, что было бы ускользанием и одновременно не было общественным инвестированием ?

Что не так?

Непонятно, как можно прийти от: «celui qui sait faire ce qu’il fuit», к этому: «умеет заставлять ускользать то, от чего он ускользает» (ну кроме того, что так перевели на английский). Механическая калька выглядела бы следующим образом: «умеет делать то, от чего он ускользает». Текущий перевод — «заставлять ускользать» — может напрашиваться, исходя из правой части предложения (труба с нечистотами), но всё же представляется, что «революционер может разобраться с тем, от чего он ускользает, прорывая трубу с нечистотами, устраивая потоп, освобождая поток». Дальше подозрение вызывает «перекраивая шизу». Очевидно, что это крутой панк-перевод, на который нужна смелость (весьма контрастирующая с откровенным конформизмом относительно английского перевода), однако проблема состоит в том, что наша «шиза» и французский «schize» — семантически по-разному наполнены. Schize во французском не означает état delirant (бредовое состояние, шиза), а указывает на disjonction и rupture (разъединение, разрыв). Тогда как можно понимать это? Как завершающий этап истории о трубопроводе. Делёз продолжает свою метафорику: разъебали трубу, выпустили говно, наводнили все вокруг говном, а потом — заделали (и живем в говне😂) брешь (schize). Позволяет ли глагол recouper таким образом перевести себя? В первом приближении — с большой натяжкой, однако у его родителя в виде couper такое употребление вполне можно обнаружить: couper la respiration (перебить дыхание), couper le gaz (выключить газ), couper le courant (выключить ток). В каждой из этих метафор был поток, который впоследствии оказался срезанным (воздух, газ, электричество), и ограничение его циркуляции. Напомним, что в кейсе Делёза — поток дерьма и воды, поэтому coupez le schize вполне может обозначать «заделать пробоину», хотя в сочетании со schize это и смотрится странновато: слово «разрыв» не обозначает ничего потокового в отличие от предыдущих случаев, но оказывается лишь метонимически связано с потоком воды (возможно, что для Делёза этого достаточно, чтобы такое употребление было оправданным).

Таким образом:

Всё различие между шизофреником и революционером кроется в том, что один убегает, протекая*, тогда как другой умеет разобраться с тем, от чего тот убегает, прорывая трубу с нечистотами, затопляя все вокруг, освобождая поток, а затем — заделывая брешь.

*В оригинале: «il fuit», но его можно двояко обыграть: способом бегства (fuite) от кода становится протекание (fuite) крыши/психоз. В официальной версии глагол тоже переведен дважды.

P.S. СМОТРИТЕ ПОСТ НИЖЕ. ДМИТРИЙ КРАЛЕЧКИН ДАЛ ПОЯСНЕНИЯ К СВОЕМУ ПЕРЕВОДУ.

Тристан Гарсия. Что электричество сотворило с мышлением?

Vivre, c’était donc être électrique / Быть живым — значило быть электрическим.
—————————
Нам хорошо известно, какими материальными благами цивилизация обязана электричеству. Но куда реже мы задаёмся вопросом о том, как этот феномен повлиял на мышление и нравственность человека. Возможно, что одно из важнейших последствий его возникновения так и осталось неочевидным: в электричестве едва заметно просматривается возможное воссоединение онтологических доменов, которые стоят для нас особняком: материя, жизнь и мышление, в одинаковой степени пронизываемые электрическим током, вновь могут мыслиться как моменты, составляющие единую непрерывность, а не как последовательность состояний или царства, стоящие полностью особняком друг от друга. Довольно давно стало известно, что неорганическая природа переполнена электричеством, о чём свидетельствуют такие природные феномены, как янтарь или молния. Затем мы обнаружили, что наши тела пронизываются нервами, тогда как сенсорная информация (скажем, об удовольствии или страдании) сообщается в организм через обращение этого неуловимого флюида, дающего о себе знать при натирании янтарной палочки или вспышек в небе во время грозы. Обобщая работы Луи де Ла Казы, статья о «Génération» в Энциклопедии[1] содержит гипотезу об «электрической материи», скрыто действующей в мужском семени и женской матке. В своих исследованиях электричества Марат выносит предположение, что эта электрическая энергия — «главная действующая сила» природы: именно она пронизывает природу и распространяется по всему, что вибрирует, страдает и чувствует. Следовательно, быть живым — означало быть электрическим.
—————————
On sait bien ce que la civilisation matérielle doit à l’électricité, mais on se demande moins ce que l’électricité a fait à la pensée et à la morale de l’homme.Son effet le plus important n’est peut-être pas le plus évident. Il tient à l’image entraperçue de la réunification possible de ce qui avait été séparé par nos savoirs : la matière, la vie et la pensée, également traversées par le courant électrique, pouvaient être de nouveau conçues comme les moments d’une continuité, et non comme une succession d’états ou de règnes absolument distincts. Depuis longtemps on savait que la nature inorganique était gorgée d’électricité, dont l’ambre et l’éclair étaient les symptômes visibles ; mais on découvrait que tout corps sensible était nerveux, et que l’information de la sensibilité, de la douleur et du plaisir était communiquée dans un organisme par la circulation de ce même fluide subtil – l’électricité donc – qui jaillissait lors du frottement de l’ambre et lorsque les orages éclataient. Extrapolant à partir des travaux de La Caze, l’article « Génération » de l’Encyclopédie discute l’hypothèse d’une « matière électrique » cachée, à l’œuvre dans la semence du mâle et dans la matrice de la femelle. Marat estime, dans ses recherches physiques sur l’électricité, que cette énergie électrique est « l’agent général » de la nature : c’est la force qui la parcourt, la met en mouvement et se diffuse dans tout ce qui vibre, souffre et sent.

Vivre, c’était donc être électrique. 

Тристан, интенсивный пацан

Тристан Гарсия. Что электричество сотворило с мышлением?

Современность как детерриториализированный поцелуй
——————————————————————
На смену человеку пришёл металл, но электричество успело проникнуть в человека, производя своеобразное опьянение, которое культивирует дух современности. Подобно крови в венах общества, электрический свет попал в оптику, а затем вынес на экраны те сказочные изображения, которые принёс за собой кинематограф. Так образ разбился на тысячи световых частиц [morceaux de lumière], был разложен и закодирован в виде коротких импульсов, преодолевающих расстояния. Именно так возникает и распространяется телевидение. На электричестве завязана вся информация: образы, тексты, звуки, как и вся электроника. Именно электричество зажгло фонари на улицах больших столиц и ночники над детскими кроватями, а также стало неутомимой движущей силой роста и прогресса. […] Не отдавая себе в этом отчёта, человек стал живым медиумом между многочисленными сущностями, в число которых входят кабели, телефоны, радио, кардиостимуляторы и прочее — вещи, чья электрическая природа постепенно была забыта человеком, хотя идея электричества продолжила с головы до ног пронизывать человека, как если бы лейпцигский поцелуй, скрепивший союз между современным желанием и электричеством, никогда не прекращался.
——————————————————————

Mais l’électricité est passée dans l’homme. Il en restera toujours une sorte de griserie, que cultivera l’esprit moderne. Comme le sang dans les veines de la société, la lumière électrique s’est répandue dans la science optique et a transporté jusqu’aux écrans les images fabuleuses du cinématographe ; elle a cassé l’image en mille morceaux de lumière, l’a décomposée et codée en courtes impulsions transmissibles à distance, et a favorisé la diffusion de la télévision ; elle a investi toute l’information, images, textes et sons, et s’est placée au service de l’électronique ; elle a allumé les réverbères dans les rues des grandes capitales, les lampes au-dessus des lits d’enfant qui lisent tard le soir ; elle a alimenté le moteur infatigable de la croissance et du progrès ; elle a exigé la construction de barrages, de générateurs, de centrales, d’éoliennes ; « elle a mis en mouvement toutes choses ou presque, au point que l’homme, sans même s’en rendre compte, est devenu le médium vivant entre des entités (des câbles, des téléphones, des radios, des pacemakers…) dont il a peu à peu oublié la nature électrique, mais dont l’idée n’a pas fini de le parcourir, comme si le baiser de Leipzig, qui scellait l’alliance moderne du désir et de l’électricité, n’avait jamais cessé. 

Тристан Гарсия. Что электричество сотворило с мышлением?

«Естественное либидо, пронизывающее всякую материю»
—————————

Вместе с преподавателем математики по имени Хаусен и их молодым коллегой Иоганном Генрихом Винклером, специализирующемся в изучении восточных языков, Бозе распалил Лейпциг своими смелыми опытами на грани физики и фокусов. В тот период электрическая фея все ещё была научным развлечением, граничащим с магией, иррациональным обещанием разума. Вскоре игры сменились теориями, но на тот момент веяния этого неуловимого флюида, воспламенившего эфир [1], возбуждали европейские умы и обрисовывали новый образ человеческого желания. «Прямо сейчас, Мадам, вы полны пламени, того чистейшего пламени, что пронизывает пространство, оно не причиняет вам страдания, покуда вы храните его в ваших недрах, но оно причиняет вам страдание, как только вы пытаетесь сообщить его другим». Желанность юной девы отождествляется с внутренним пламенем, одновременно скрытым и, возможно, преступным, — пламенем, которое раскрывается только при соприкосновении с претендентом, мужчиной, который пытается поцеловать её. Таким образом, чувственное желание уподобляется электричеству [puissance éléctrique], тогда как само электричество становится естественным либидо, пронизывающим всякую материю, которая только и делает, что ожидает того, кто будет домогаться неё, ожидает человека, чтобы явить себя. Как и желание электричество сопряжено с определённой опасностью, но оно вызывает в нас дрожь, обещая нам новое и интенсивное ощущение, интенсивность «неуловимого флюида». Нам неизвестна ни природа, ни возможное применение этого флюида, но уже в тот момент человеческое тело стало главным проводником для первых проявлений статического электричества. Итак, некое электрическое покалывание проходит сквозь тела, манифестируя скрытую силу некоторых вещей отталкиваться или притягиваться друг к другу, накалять друг друга, порождать искры, создавая одновременно энергетический и световой заряд. Вскоре человеческое тело оказалось замещено металлом.

[1] В период, когда Бозе устраивал свои шоу в Лейпциге, физика всё ещё пользовалась теорией эфира. Некоторые феномены, связанные с электромагнетизмом, также требовали привлечения теории эфира.

Bose tout comme le professeur de mathématiques Hausen et leur jeune collègue de langues orientales, Winkler, enflamment Leipzig par leurs expériences audacieuses, à la frontière de la physique et du boniment ; à cette époque, la fée électricité est encore un amusement magique de la science, une promesse irrationnelle de la raison. Bientôt les jeux seront remplacés par les théories ; pour l’heure, les effluves de ce fluide subtil qui met le feu à l’éther échauffent les esprits européens et dessinent une nouvelle image du désir humain. « Vous êtes maintenant, madame, remplie de feu, un feu de la plus pure espèce, il ne vous cause pas de douleur tant que vous le gardez en votre sein, mais il vous fait souffrir dès que vous le communiquez à d’autres. » La désirabilité de la jeune femme est identifiée à ce feu intérieur, latent et peut-être coupable, qui ne se révèle qu’au contact du prétendant, de l’homme qui essaie de l’embrasser ; le désir sensuel est comme une puissance électrique et, inversement, l’électricité est comme une libido naturelle de toute la matière, qui n’attend que son prétendant – l’homme – pour se révéler. L’électricité, à l’image du désir, n’est pas sans danger, mais elle fait courir le frisson d’une nouvelle intensité, celle d’un « fluide impondérable ». De ce fluide, on ne connaît encore ni la nature ni les usages possibles. Pour ces premières manifestations de la puissance électrostatique, le corps humain sert de conducteur principal. Quelque chose passe donc, tel un frissonnement électrique à travers les corps, qui manifeste la puissance occulte de certains objets à se repousser ou à s’attirer, à chauffer, à susciter des étincelles, à produire une décharge combinée d’énergie et de lumière. Bientôt le corps humain est remplacé par le métal.

Тристан Гарсия. «Что электричество сотворило с мышлением?».

Рождение интенсивности из уст женщины.

————————————

Георг Матиас Бозе придумал аттракцион, названный «лейпцигским электрическим поцелуем», описание которого было предложено в его поэме Venus electrificata. Прекрасная молодая женщина, заранее изолированная от электрического тока, соединялась с генератором Бозе [1], а ее губы — смазывались субстанцией-проводником. Во время представления из зала приглашали одного из почётных джентельменов, чьей задачей было посодействовать эксперименту: подняться на сцену и поцеловать девушку. Молодой человек двадцати лет, подносивший свои дрожащие губы к устам юной Венеры, поражался электрическим разрядом. Завороженная публика наблюдала, как между устами двух молодых людей вспыхивала молния. Юноша, будто бы на самом деле пораженный ударом молнии, погружается в полную растерянность: сила электричества и пламя, исходящие от девушки, украли его дыхание

[1] Вероятно, генератор Бозе — одна из вариаций на Машину Хоксби, о которой Тристан Гарсия говорит в начале главы. Если машина Хоксби позволяла визуализировать электростатическое излучение, то Бозе пытался показать, что электрический заряд может накапливаться. Подобные эксперименты часто публично проводились на большую публику в салонах.


Bose imagine une attraction appelée « le baiser électrique de Leipzig », dont il offre une description lyrique dans son poème Venus electrificata. Une belle jeune femme, préalablement isolée du courant, est reliée au générateur primaire de Bose, ses lèvres enduites d’une substance conductrice. On invite un honorable membre de l’assistance à se lever et à embrasser la demoiselle. L’homme d’une vingtaine d’années, approchant ses lèvres frémissantes de celles de la Vénus, est alors atteint par une décharge violente : le public médusé voit un éclair fulgurer entre les bouches des deux jeunes gens. L’homme, comme frappé par un coup de foudre littéral, demeure un instant hagard : la puissance de l’électricité, du feu qui émane de la femme, lui a coupé le souffle.

Свершилось!

В следующую субботу, ровно через неделю я начну курс по современной философии. Темное, внешнее, мертвое, призрачное, ужасное, глубинное, плоское, живое, техническое, ползучее, другое и прочее не-человеческое. Одна из главных претензий к современному философской ситуации — отсутствие общей парадигмы, единых оснований, хотя наличие моды, трендов и мейнстрима бросается в глаза. На курсе я попробую все это нередуцируемое многообразие как-то собрать.

Первые февральские лекции будут про постмодерн и его "андед"ность. На не-умирающем трупе постмодерна все еще продолжают ездить политики, псевдоинтеллктуальные гуру, культурные критики и кто только нет. В том числе поэтому это хорошее место, чтобы начать говорить про современную философию. Все вроде бы про это слышали, есть много хороших книг про постмодерн, благодаря московским коллегам теперь уже на русском и с рецензиями: читай, смотри, слушай — не хочу.

Одно из самых крутых описаний современной философии в некотором отталкивается от этого "мифа постмодерна". Гарсия в свежепереведенном Никитой Архиповым называет всех современных философов реалистами, а дискуссии между ними — дискуссии вокруг подходов к определению реального. Внимание современных приковано к внешнему, к тому, что "безразлично" к субъекту, тогда как постмодернисты заворожены порождением человеческой субъективности — языком, идеологией, социальным, сексуальным и т.д.

Я начинал про это писать в Инсоларанс, в тексте про внешнее и про темное. Я писал про это много в своих рецензиях и статьях на НЗ, особенно в последней про Мардера. И я пишу про это прямо сейчас в сразу нескольких текстах (когда-нибудь я все таки допишу книгу, последний раз обещал в феврале).

Но главный водораздел между постмодерном и современной философией — это конечно появление интернета и всякого рода бложиков, переродившихся в социальные сети. Не ТВ, не кино, не диджеинг (пусть и временной) определяют современное мироощущение и, в том числе философию, но генерация и потребление контента. Про это я писал еще больше и тоже все еще пишу много. Особенно хорошо получилось по приглашению Кати Колпинец в теллер блоге.

В целом оптика человека, который ведет тг-канал — это супер важная штука для понимания современной философии. И я расскажу как это работает тоже. Как я, например, устал расставлять бесконечные ссылки на других в этом посте. И как философия живет в этом странном клубке перекрестных ссылок, искусственного хейта, надуманных дискуссий о СУДЬБЕ УНИВЕРСИТЕТА, и вполне реальных срачей.

Короче этот курс нужен в первую очередь мне, чтобы собрать все, что я думаю и пишу последние лет пять в связанный наратив. Что то я прописал уже в книге, что то мне нужно обсудить с людьми, перед тем как я про это напишу. Но вдруг этот курс нужен и тебе. Крч Приходи, билет всего сотка Смена не может это делать совсем бесплатно.

Самсон устал расставлять ссылке в посте! Поэтому обязательно приходите на его курс в субботу! (Не только в эту, но и последующие субботы тоже).

В вышеприведённом рассуждении любопытно, что оно несколько странно трактует отношения автора «После конечности» с университетским дискурсом. Никто так не ностальгирует по этому дискурсу, как Мейясу. Jecrati’я (Эгократия), о которой говорит Лакан, предполагает, что у нас есть «совпадающий с собой субъект» (это в том самом абзаце из «Изнанки психоанализа», на который ссылается автор вышеприведённого текста), который при должных усилиях может непредвзято познавать природу (поэтому Я и стоит на месте господского означающего в этой схеме). Он не подвержен ни желаниям, ни классовым отношениям, ни каким-либо другим вещам, составляющим условия его опыта.

Мейясу же системно плачет, что субъект лишился такой возможности, поскольку корреляционисты выяснили, что он говорит (а поэтому примешивает какие-нибудь метафоры и сам не замечает этого), перманентно погружен в какую-нибудь идеологию, эпистему или сборку, а кроме этого — более или менее произвольно что-то ноэматически наслаивает на опыт (привнося тем самым трансцендентное). Другими словами, выходит, что университетский дискурс-то сломали как раз корреляционисты, а Мейясу этому самому Я пытается былую мощь вернуть (снова поставить его на место истины). В общем, неясно, как можно решить, будто эти два автора борются против одинаковых эгократий.

В поисках подробностей о том, были ли знакомы Лакан и Клод Мейясу, нашли заявления о взаимоотношениях Лакана и Квентина Мейясу. Встречайте: Квентин Мейясу — гроза университетского дискурса! 😁

Перевод:

«Так Мейясу критикует то, что Лакан называет «Я-кратией» трансцендентального субъекта. Другими словами, Мейясу критикует теорию познания, в рамках которой «Я» (je) берётся в качестве господского означающего и размещается на месте истины. Если мы пользуемся лакановской теорией дискурсов, Мейясу критикует конфигурацию, которая соответствует матеме университетского дискурса (см. изображение)»

Квентин Мейясу и его «Логика смысла».

Жак Лакан вновь оказался в доме Клода Мейясу, ведь по субботам старый психоаналитик и антрополог любили выпить. Направляясь в кабинет своего приятеля, Лакан услышал в одной из комнат детский голос, настойчиво повторяющий одно и то же:

- Socrate-Socrate-Socrate (Сократ-Сократ-Сократ)

То был маленький Квентин Мейясу, сын Клода. Всякий раз, когда Лакан приходил, сынишка антрополога спрашивал у отца, скоро ли свалит корреляционист. Лакан и Мейясу-старший пили лишь вдвоём, поэтому старый психоаналитик никогда не мог понять, что за корреляционист обитает в этом доме и не даёт никакого покоя этому пацану. Возможно, корреляционист тоже был собутыльником отца этого мальчишки? Присутствие загадочного третьего тревожило Жака.

— Mais je n'y vois ni soc, ni rat.. (Не вижу тут ни лемеха, ни крысы) - тихо сказал Лакан - D'accord, il faut que j'aille (пожалуй, я пойду).

Поднявшись в кабинет Клода Мейясу, Лакан решил спросить, что в очередной раз творится с сыном его друга:

— Mais Claude, ton fils, il fait quoi? (Клод, чем занят твой сын?)

— Comme d'hab, Jacques. j'n'imagine pas ce qui se passe dans la tête de ce bête. Petit con est sûr qu'apès avoir répété le même, il touche un parcelle de l'éternel (Как и всегда, Жак, я с трудом представляю, что в голове у этого зверя. Пиздюк говорит, что, заведя свою шарманку, притрагивается к частице вечного).

Лакан, уже успевший подвыпить, глубокомысленно задумался о лемехе и крысе в их отношении к вечности. Через пару часов Лакан задумчиво уйдет домой, а маленький Квентин так и не поймёт, что смысловая крупица вечности, о которой он грезил, в тот вечер дала осечку.

Подходя к дому, Лакан затянется сигарой и скажет: "objet, c'est le ratage".

https://teletype.in/@batesong/PcY0KRmAZnj

Квентин нашёл йазык.

Славой Жижек и его тёмный двойник Славой ЖИЖОН


Славой Жижон не склонен много о себе рассказывать, но описывает себя в следующим ключе:


«Однажды мечтает стать бородатым, знаменитым и словеном. Ожидая этого момента, Славой Жижон смотрит фильмы и пытается без особого успеха понять мир, притворяясь другими людьми».

Rêve d’être un jour barbu, célèbre et slovène. En attendant, il regarde des films et essaie de comprendre le monde, sous diverses identités d’emprunt, sans grand succès

Лаканисты, вы готовы? Квентин взял огнемёт и собирается вещать про означающее. Теперь никакого вам «означающее представляет субъекта другому означающему». Отныне: «означающее представляет тождественный смысл». Так что вставайте, выгоняйте своих анализантов и пиздуйте на завод что ли😁

А если серьёзно: Всю «после конечности» читателю не даёт покоя вопрос о том, что же за херня этот «реалистичный смысл», который то и дело упоминает автор. Может теперь станет яснее. Прогноз тут несложно сделать: нас накормят какой-то из так называемых теорий du langage-signe (по сути какая-то версия на просвещенческую теорию языка будет)

Тристан Гарсия о замысле книги «Интенсивная жизнь».

«Быть может, интенсивность обветшала»?

Интенсификация мира и интенсификация нашей жизни — вот великая идея современности. Однако достоверно, что эта идея не несёт за собой ни спасения, ни мудрости. Она не обещает иной жизни или иного мира. В равной степени, это не перспектива, которая разделяется всеми культурами. […]. Интенсивность, которая со всех сторон обещается современным миром, — это этическая программа, которая, основываясь на всех наших удовольствиях и страданиях, шепчет нам: «Тебе обещано ещё больше того же самого, тебе обещано ещё больше жизни».
L’intensification du monde, l’intensification de notre vie. Voilà la grande idée moderne. Ce qui est certain, c’est qu’il n’y a dans cette idée d’intensité, quand nous l’observons de loin, ni salut ni sagesse. Ce n’est pas la promesse d’une autre vie, d’un autre monde. Ce n’est pas non plus la perspective qui existe dans tant de cultures humaines d’un équilibre, d’une rémission ou d’un arasement de soi : l’extinction intérieure des passions et de leurs variations incessantes. L’intensité que tout nous promet dans le monde contemporain est un programme éthique qui chuchote d’une petite voix dans tous nos plaisirs et dans toutes nos peines : « Je te promets plus de la même chose. Je te promets plus de vie.

Задача этого текста — предложить внешний набросок того состояния, в котором оказалась заперта наша душа: перспектива спасения или обретения мудрости сменилась стимуляцией или развитием нашего бытия, доводимого до состояния наэлектризованности. Вот уже несколько веков интенсивность представляется как непреодолимый горизонт для наших ценностей, тайный принцип для наших суждений и наше необъятное, но в то же время скрытое, априори.
Cet ouvrage s’attachera donc à nous figurer du dehors la condition dans laquelle notre âme moderne s’est trouvée enfermée : la perspective du salut ou de la sagesse a été remplacée par la stimulation ou le progrès de tout notre être, jusqu’à son électrisation. Nous nous représenterons cette intensité-là comme l’horizon indépassable de nos valeurs depuis quelques siècles, le principe secret de nos jugements, notre immense a priori caché.

Быть может, это состояние и форма, управляющая всеми нашими идеями, уже обветшала? Разве сама возможность взглянуть на это со стороны не выступает знаком того, что мы одной ногой вышли за её пределы? Однако теперь надлежит понять, как мы некогда сумели войти в такое состояние.
« Peut-être cette condition, cette forme directrice de toutes nos idées, est-elle déjà caduque. Le simple fait que nous puissions nous la représenter du dehors n’est-il pas le signe que nous en sommes à demi sortis ? Du moins faut-il comprendre comment nous y sommes jadis entrés.

Ну как?)

Тристан Гарсия. Интенсивная жизнь: «возможно, что отныне мы способны воспринять только интенсивное».

Представляется, что мы стали человечеством, которое прошло путь от созерцания и ожидания абсолюта — трансцендентности как предельного смысла существования — к своего рода цивилизации, чья этика преимущественно основывается на идее непрерывных флуктуаций бытия в качестве своего жизненного принципа. Возможно, что отныне мы способны воспринять только интенсивное, которое подразумевает рост и уменьшение с их попеременным чередованием. Вероятно, именно это и определяет нас.

Il semble que nous ayons appartenu à un type d’humanité qui s’est détourné de la contemplation et de l’attente d’un absolu, d’une transcendance en tant que sens ultime дde l’existence, pour embrasser une sorte de civilisation dont l’éthique majoritaire tenait à la fluctuation incessante de l’être comme principe de vie.Peut-être ne sommes-nous plus capables de ressentir que ce qui est intense, donc ce qui augmente, diminue, varie. Peut-être même que c’est ce qui nous définit. 

Эта энергия, попеременно чередующая рост и падение, отражает динамику культурной жизни в демократическом обществе: новое сменяет новое, порождая то неслыханное и невиданное, на которые постоянно совершает облаву современный критический [1] ум, следуя предписаниям популярных журналов, блогов, социальных сетей, моде и динамике идей, но в то же время отказываясь от уже виденного, привычного и рутинного. Стрижки и цвет волос, модные аксессуары, размеры, формы и колорит одежды, кулинарные рецепты, алкоголь, романы, сериалы, музыка, комическое, спортивные перфомансы, личная жизнь знаменитостей, политические взгляды, модели машин и другое вовлечены в это движение, чередующее возбуждение и скуку, в движение, которое, словно молнией, поражает человека, наэлектризованного новизной, и сменяется энцефалограммой пресыщенного человека. Эти тенденции, образующие плохо управляемую идеологическую и эстетическую массу, вырисовывают в умах бесконечную синусоиду. Газеты и журналы метафорически выражают её, говоря о взлётах и падениях, о top и flop, in и out, тем самым отражая состояние высокой и низкой интенсивности, присущей современной культуре. Эта культура научилась судить о ценности произведения или идеи не на основе догматики, но ориентируясь на ту относительную силу, что получает своё выражение через построение диаграмм, отображающих как переходящее в разряд «has-been», так и назревающую «новую волну», другими словами, дающих наглядное представление о наскучившем и возбуждающем. Эта переменчивая интенсивность регулирует современную культуру, образуя синусоиду социального электричества.

[1] С некоторой вероятностью говорится не о критичности, а скорее о притязательности ума, избалованного интенсивностью.

Certainement notre vie culturelle démocratique est-elle la mesure collective de ces énergies variables : le nouveau qui succède au nouveau, l’inédit et l’inouï que l’esprit critique moderne traque grâce aux prescriptions des magazines, des blogs et des réseaux sociaux, au fil de la mode et de la vie des idées, en écartant le déjà-vu, l’habituel, le routinier… Coupes et couleurs de cheveux, accessoires de mode, tailles, formes et coloris des vêtements, recettes, alcools, liqueurs et cocktails, romans, séries télévisées et chansons, esprit comique, performances sportives, couples de vedettes, conceptions politiques, modèles de voitures sont exposés au va-et-vient de l’excitation et de l’ennui, du foudroiement de l’homme électrisé par la nouveauté et de l’encéphalogramme plat de l’individu blasé. Ces tendances, ces marées idéologiques et esthétiques dessinent dans l’esprit de chacun une sinusoïde infinie, que certains journaux figurent littéralement par les hauts et les bas, les tops et les flops, le in et le out, la haute et la basse intensité de la culture contemporaine.