Женевьева медленно возвращается на прежнее место, надеясь, что занемевшие пальцы не разожмутся раньше, чем нужно. Прижав добычу к груди, она нащупывает носком туфли опору пониже, а потом соскальзывает с дерева, не давая себе задуматься о высоте.

И все же не рассчитывает: земля встречает Женевьеву неласково, как ее приемная мать, когда она приходила с отцовских мануфактур; не женское это дело — как считать прибыли, так и скакать по деревьям. Будь покорна, мила, услужлива, доставляй удовольствие — и тем заслужи право на существование. Иначе — на твое место встанет другая.

Только Альдевего не надо другой: он ловит жену прежде, чем та бьется коленями о сухую твердую землю, заключает в объятия. Она есть — не для чего-то, но просто так, — и это счастье.

Женевьева разламывает гранат, и сок брызжет на ее кожу и его рубашку, точно кровь, пятная белизну. Вынув пару зерен и раздавив намного больше, Женевьева подает их своему Ацо, проводит пальцами по губам — а потом целует, и не понимает, от сока ли поцелуй так сладок, или оттого, что их было еще слишком мало — и кто знает, сколько будет впереди.