Во времена, когда мы с будущим мужем моим ещё не были женаты, он изо всех сил открывал мне глаза на мировое искусство, лелея надежду воспитать из меня что-нибудь приличное. Не будем сразу так, с плеча, говорить «несбыточную», иначе он бы не женился, если бы в это поверил тогда.
Потому что… ну что я видела до момента, пока он не подобрал меня под
Коммунальным мостом? Моей любимой песней была тогда песня Киркорова «Ты, ты, ты…».
(Мммм… Если принять во внимание, что мне она всё ещё нравится, значит ли это, что его надежды не оправдались?)
Короче говоря, искусство лилось в глаза мои и уши.
Я знакомилась с музыкантами мировой величины: Антон Бараховский, Владимир Спиваков, Арнольд Кац, Андрей Лобанов (на тот момент просто «Лобзик»), Владимир Лещинский (он же «Лещ»), с огромным количеством талантливейших музыкантов разной музыкальной направленности, которых мы слушали, с которыми общались, дружили, ходили, выпивали, снова слушали…
Музыкальное цунами накрывало меня с головой. Всё вертелось и кружилось, и неслося кутерьмой: лекции в институте, любовь, музыка (и всё это на фоне девяностых, безденежья, краха и многих других печалей).
Я была влюблена до умопомрачения, поэтому даже на долгих симфонических концертах не зевала, не спала, и, вообще, вела себя прилично, давая тем самым лженадежду, что не безнадёжна.
Однажды мы пришли на ужин к дирижёру оркестра Новосибирского оперного театра, усатому такому дяденьке. Жена его была примой оперной сцены, и дочка-пианистка лет тринадцати (младше меня лет на 5 на тот момент).
В огромной гостиной собрались уважаемые люди, сошедшие с музыкального Олимпа на грешную нашу землю, и где-то среди них затесалась я.
Дочка - юное дарование, играла сложные этюды, мама пела нежным сопрано что-то итальянское (с влюблённости в её голос началась тогда моя любовь к опере). Потом женщины колдовали на кухне.
Я была ещё не совсем женщина, так…, что-то непонятное и чуднОе, фиг знает, откуда взявшееся.
И мне включили фильм.
Надо сказать, что фильмотека у дирижёра была шикарная! Я не видела тогда ещё ровным счётом ничего из голливудской классики.
А это было золотое время американского кинематографа, его яркое цветение, так сказать. Не то, что сейчас – «печальная прибыль седин…»)
И тогда я посмотрела «Привидение», то самое, что с Патриком Суэйзи и Деми Мур.
Пока мы ждали ужин, большая часть фильма прошла шрапнелью через моё сердце.
Гости вели свои беседы. А у меня Молли пыталась оживить Сэма словами: «Не умирай, любимый»!
Сердце моё безудержно кровоточило.
А с момента, когда Сэм и Молли танцевали, слёзы уже шумным водопадом заливали ковёр и всё рядом сущее, по кота включительно.
Когда пришло время садиться за стол, Патрик Суэйзи стал светом.
Светом! Понимаете?
Для него уже не наступит завтра, и никогда не будет рядом его Молли!..
Мир потерял смысл.
Всё потеряло смысл.
Под ногами уже волны плескались солёные, соседей затопило с четвёртого по первый включительно… Вот-вот в дверь постучат: «Вам не стыдно?..»- скажут.
А мне стыдно, ей богу, стыдно, но нет никаких сил остановить поток слёз.
Прекрасные люди подождали титров.
Оглушенная болью, я села за стол. Прикинулась приличным человеком, хотя, уже, наверняка, поздно было пить боржом, когда почки отказали…
И тогда дирижёр сказал:
- А мы с дочерью вчера вот так же рыдали над книжкой.
- Это какой же? – спрашивают его.
- Над математикой 7-го класса.
И все засмеялись:
- Вот видите, Семён Маркович, у каждого - своя Стена Плача!