Иногда Нил смотрится в зеркало и не знает, кого видит.
Дробно, по частям, обрывочно: вот мимические морщинки Алекса, синяки под глазами Криса, сломанный нос Стефана, хмурость Артура, черты лица Джона – выбиваются только шрамы Нила. Весь он как картина со слишком большим количеством деталей, где практически все друг другу не подходят.
Каково отражение, когда зеркало смотрится в зеркало?
Что из поведения Нила заученно, что заимствованно из других личностей, что пережитки изначального сценария, а что – он сам? Кто он сам? Абрам, Натаниэль, Нил? Значат ли эти имена вообще хоть что-то?
Как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Куда, как ни на дно, может плыть многогранник, бесформенная масса склеенных острых углов, зияющая пустотой?
Нил-Абрам-Натаниэль-Безымянный понимает, что всё это в конечном счёте не имеет значение. Едва ли он на данный момент личность, не говоря уже о целостности и самосознании. Нет никаких граней, они все размыты и не имели значения с самого начала. Есть только сухой расчёт, практичность и подстраивание под ситуацию. Насколько честно его реакции?
Насколько всё его на самом деле «его»?
Опускается на дно. Он, Нил, Артур, Крис – не улыбнётся, всё равно. Безлико и тихо, безымянно, черно-клубящеся он думает у зеркала и чувствует маниакальный порыв разрушения. Разбей. Уподобь себе, почувствуй привычную боль, вдохни запах крови полной грудью, собери себя и зеркало по осколкам – по-другому не умеешь. Давай, Абрам, Нил, Натаниэль, Стефан.
Почему вообще мысли об этом посещают его? От истерик он не станет собой, не найдёт и не определит себя, не создаст что-то или кого-то, существующее или существующего вне разговоров с другими людьми. Жизнь, может быть, не только про взвешивание вариантов и разгребание последствий. Жизнь, может быть, про реакции, эмоции, чувства и понимание.
Он. Жил ли «он» когда-нибудь? А жило ли любое из его имён?
Может быть, Натаниэль, слишком маленький для рассуждений о стратегиях выживания в большом доме, знаний о лечении ожогов и том, как правильно закрывать себе рот.
Может быть, Абрам, никогда не параноик, но всегда настороже, сросшийся с пистолетом и тенью-грязью-спиртом. Пылинка против торнадо, смерча, урагана, называйте как хотите. Бессильный.
Может быть, Нил, слишком живой и обливающийся кровью под чужими руками – Рико, Эндрю, Лола. Последний из нескончаемых, самая что ни на есть вещь в себе. Поцелуи, крыши, разговоры, молчание, всё только рядом с Эндрю.
Существует ли Нил только там?
Существует ли «он» только там?
В дверь стучат. Это не смешно – быть таким слабым и беспомощным, беззащитным и обнажённым перед кем-то. Нил отворачивается от зеркала и забывает о бесконечном количестве глаз, скрытых линзами, смотрящих на него оттуда. Он не восстаёт из пепла и не воскресает в акте икигаи, а грубо бьёт едва живое тело, добиваясь рефлекторного вздоха и принимая его за жизнь.
За дверью Эндрю.
Тело безвольно опадает, почуявшее безопасность.
«Он» позволяет себе рассыпаться вновь, отпустив секундную браваду. На нём ощущается столько разных кож, времён и оправданий, что... что? Какая должна быть реакция на это?
Руки Эндрю тёплые, а касания – крепкие.
На какое-то количество секунд достаточно и этого, чтобы существовать.