Суворов был добрый и весёлый человек не в восторге от дворцовой жизни, всевозможных интриг, переворотов и прочих ударов табакеркой. Посему прикидывался немного сумасшедшим, чтобы не участвовать в подобной камарилье. Это стало притчей во языцех, а потом, спустя энное количество лет, она дошла и до страны восходящего солнца. Японцы восприняли все достаточно буквально, как это зачастую бывает. Культурный барьер не позволяет оценить всю широту русской души и нечто, именуемое za-ka-ru-ka. Им определенно нужно тренироваться, друзья.

И это была заключительная серия нашей киноэпопеи в 47 частях, спасибо за внимание тем, кто осилил эту колбасу текста! Я не сказать, что доволен на все сто написанным, как писал выше, прокололся в нескольких моментах, запорол пару сюжетных веток по причине "как я писать-то буду, если не понимаю, что за задание будет завтра". Но положительные моменты совершенно точно были. Мне понравилось, что я могу себя заставить каждый день садиться и писать нужное, дисциплина, такскзть. Мне не совсем понравился формат проведения и тексты соседей по ивенту: это прям классический палп-фикшн, который я так горячо люблю. Да. Если очень сильно интересны какие-то недораскрытые моменты или откуда я понатаскал идеи для чего-либо, как страдал в процессе и прочее - пишите в лс или комментарии, буду рад пообщаться. Пока худлита больше не хочу, буду писать что-то по истории и искусству. Ждите, контент будет. По крайней мере, мне так сказали.

— Я не знаю, как сложится история наших владений, но я бы хотел, чтобы союз между человеком и зверем был как можно более долгим и плодотворным. Если хочешь, когда они подрастут, а мы начнем доверять другу другу не только как друзья, но и как правители, сможем отправлять их в одно или другое владение поочередно.
— Я... подумаю. Прости, что мало говорю, мне все это ново и непонятно. Надо многое осмыслить.
— Понимаю. Мудрый правитель немногословен, но многоделен.
— Тогда на этом все? Расходимся до следующей, более официальной встречи?
— Нет, не все. Я забегу к тебе на днях, чисто... по-человечески. Не обидишь старого друга?
— Ну что ты, заходи обязательно! Выпьем по кружке эля, вспомним старые буйные дни. Все будет как надо, ха!
— Утешил, утешил. Ну что же, а теперь и правда все. Мы скоро встретимся вновь, ярл Хельге.
— Я надеюсь на это, Хозяин Леса Хьялмар. Гуннар, помахай Гудрун и дяде Хьялмару ручкой!
— И ты помахай, Гудрун!
— Пока, Гудрун! Пока, дядька Хьялмар!
— Пока, Гуннар, пока, дядя Хельге!

— И да, Хьялмар.
— Да, друг мой?
— Я был рад тебя видеть снова. И я рад, что с тобой все хорошо.
— Я тоже. Но я знал, что у тебя все хорошо.
Хьялмар хитро улыбнулся, махнул рукой и зашагал с дочкой обратно в чащу.

Ничто не достигается без жертвы. Ни одна нить не плетется без закаленной иглы. Союз был достигнут без боя, но для этого "без боя" потребовалось столько крови и слез, что и представить страшно. Боги того края никогда не отличались милосердием.

И все же нити были сплетены так, чтобы лишних крови и слез было как можно меньше. Земля Хельге стала богатейшей на всем архипелаге. Многие поговаривали, что он лишь ворожбой и колдовством получил такую щедрую удачу, что с чертями якшается и дома не ночует. Люди говорят всякое.

А где-то там, в глубине леса, новый Лесной Царь (а вне леса его знали как Хьялмара) смог сделать то, что не удавалось ни одному правителю чащоб до него. Он не стал воевать с людьми, не заставил их присягать на крови. Говорили, он сделал немыслимое: договорился с людским правителем на выгодных условиях. Говорили еще, что в юности он сам был человеком, духов леса не почитал, со зверями говорить не умел. Всякое говорят, мало ли.

Нити были порваны в начале нашего рассказа. Но это спасло столько нитей, еще не сплетенных, что "спасибо" попавшим под копыта этого бешеного коня судьбы должны (и будут должны) сказать целые рода и кланы.

Так пусть каждая новая сага имеет столь же счастливый конец, какой посчастливилось иметь нашей. Поднимем же чарки со хмельным медом, друзья и подруги, поднимем за павших и за тех, кто будет жить после нас. Поднимем за счастье, которое выгрызают у судьбы, поднимем за всех нас!

Прошли годы. Не слишком много, но вполне достаточно, чтобы старые владыки отправили свое, а на смену им пришли новые.

На поляне близ старого леса, недалеко от поселения Хольмгард, в солнечный день встретились двое.

Со стороны поселения шел темноволосый статный ярл, чья поступь была легка, одежда роскошна, а меч — добр. Навстречу же, из леса, выходил странный человек с роскошной рыжей гривой, на голове его были увесистые бычьи рога, одет он был в шерстяной зеленый наряд. Обе фигуры вели с собой по ребенку.

— Ну здравствуй, Хьялмар.
— Здравствуй, Хельге. Давно меня так не называли. Мои гонцы добрались до тебя в сохранности, как я вижу.
— Да, я был удивлен, не знал, что вороны умеют носить вести.
— Мои вороны умеют. Много воды утекло, да? Ты стал ярлом взамен отца, чую, не самым дурным.
— А ты? Что с тобой?
— А я теперь хозяин этого леса. И многих лесов вокруг.
— Ты стал Отцом Чащи?
— Нет, куда мне. Я слишком молод, мне нужно больше опыта. Благо, наставники у меня есть. Кое-что, впрочем, я могу уже сейчас. Смотри: небольшой фокус.
Хьялмар горизонтально повел рукой в сторону, и под ней начали появляться цветы, травы и грибы.
— Ох ты! Да ты теперь настоящий волшебник!
— Начинающий волшебник, как ты выражаешься. В лесу говорят "ведун".

— Но ты же позвал меня не только за тем, чтобы показать это, правда? И не чтобы увидеть старого друга?
— Скажем так: не только. У меня к тебе, как к ярлу, деловое предложение. Птицы напели, что после смерти старого Йоргена ты женился на Грете и стал не только вождем своего селения, но и ярлом Кьёпстада.
— Да, все так. Грета оказалась прекрасной девушкой, а Длинному Луку потребовался надежный правитель после... того, что случилось. Мы все еще не полностью восстановились — людей сильно не хватает.
— Отлично. У меня есть идея, которая может тебя обрадовать. Я хочу предложить тебе договор с лесом.
— Что?! Договор с лесом?! Как тот, за который старая Мать Чащи вырезала весь город?!

— Нет, не как тот. Я не хочу никого держать в страхе. Я хочу взаимной выгоды для людей и разумных зверей леса. У нас тоже не все замечательно, животных с разумом почти истребил старый ярл, хотел он того или нет. Мы оба выиграем от союза.
— И что же ты хочешь предложить?
— Вы не убиваете тех, кто обладает сознанием, не заходите в священное сердце леса и не вырубаете деревьев на нашей земле. Вы приносите нам то, о чем попросим мы. Взамен же вы получаете столько еды, сколько вам потребуется. Наши охотники будут добывать вам шкуры убитых животных, а наши собиратели — столько растений, трав и грибов, сколько потребуется. Нам нужны защита и покой, вам нужны ресурсы и мир. Мы дополним друг друга.
— Звучит разумно. Я не хотел бы промахнуться как ярл, даже несмотря на то, что ты мой друг, мне нужны гарантии.
— Как и мне, старина. Я пошлю к вам небольшое, но очень ценное посольство из разных лесных тварей и духов. Оно будет оставаться столько, сколько потребуется. Пусть они станут залогом твоего покоя.
— Я сделаю то же самое, как только вернусь к себе. Но зачем ты попросил привести Гуннара, моего сына?
— Я просто хотел, чтобы он познакомился с моим ребенком. Гудрун, помаши Гуннару!
Девочка с темно-русыми волосами и маленькими светлыми рожками приветливо помахала, а Гуннар — чуть пухлый темненький мальчик — помахал в ответ.

И да, для контекста: это ровно тот кусок текста, про который был гневный пост на днях. Я писал его злой и поздно ночью с единственным желанием: поскорее закончить и больше никогда не трогать вот это вот все. Получилось так, как получилось. На многие боковые сюжетные линии я успешно задвинул, про что-то просто забыл. Я поменял концовку этого отрывка два раза за написание. Для меня это самый тяжёлый (для перечитывания тоже) кусок всей эпопеи. Отдаю на ваш суд.

Новый день был полон болью и страданием дня вчерашнего. Два силуэта были видны в лодке, медленно скользившей по туманной глади залива.
— Слушай, Хьялмар.
— А?
— Я чувствую, что мы ответственны за то, что случилось в Кьёпстаде. Что мы могли как-то это предотвратить. Вокруг тебя же расступались звери. Может, мы могли спасти людей? Может, они погибли из-за нас?
— Хельге, мы не могли знать. Я не управлял этим кругом. Мы должны быть благодарны, что вообще выжили там. Сейчас нам нужно добраться до ярла и Греты, спасти их и вернуться невредимыми. Думай об этом, остальное подождет.
— Не знаю... Надеюсь, ты прав.
— Я тоже надеюсь на это.

Спустя некоторое время на горизонте появился высокий сосновый лес. Деревья в нем сплетались друг с другом, а верхушки уходили высоко в молочный туман сверху.
— Я чувствую. Это здесь. Меня зовут в самое сердце леса.
— Не прислушивайся слишком сильно. Нас зовет наш враг, не друг.
Хьялмар промолчал.

Долго они пробирались сквозь заросли темного леса. Сосны росли настолько близко друг к другу, что иногда приходилось протискиваться между ними, пролезать снизу сплевшихся в тесных объятиях деревьев. Ни единого шороха вокруг: ни крика птицы, ни писка мыши, ни шороха растений. Все вокруг замерло, ожидая чего-то, что вот-вот должно было произойти.

— Ты пришел.
Голос Матери Чащи сложно было с чем-то спутать. Пронзительный, но в то же время нежный, он заставлял замирать от страха и необъяснимой радости одновременно.

— Да, я пришел. Я не знаю, кто ты, но я намерен вернуть тех, кого ты забрала.
— Почему ты не добавил, что хочешь узнать про отца?
— Я...
— Не стоит. Я расскажу сама. Твой отец был последним диким быком. Все его родичи были истреблены людьми, его же я успела взять под свое крыло вместе с остальными зверями, теми, кто пришел в мою Чащу, теми, кто попросил у меня защиты. Но ничто не вечно под луной, и последний дикий бык влюбился в юную дочь человеческую, ребенка тех, кто нас так яростно уничтожал и изводил с тех самых пор, как вы — она показала на Хельге — вторглись во владения леса и моря и начали наводить свой порядок. И она влюбилась в него в ответ. Он умолял меня, чтобы я позволила ему превратиться в человеческий облик хотя бы на одну ночь. Я не смогла отказать и дала им время от новолуния до полнолуния. Они сбежали, а вернулся бык уже один — твою мать нашли и насильно забрали в деревню ее родственники. Но она уже была беременна тобой. Вот откуда у тебя эти рога, вот почему ты так сильно с детства привязан к природе и животным. Ты — один из нас, ты понимаешь нас. Я становлюсь стара, мне нужна смена. Ты — мой наследник.
— Но я не хочу им быть. Мое место среди людей.
— Обезумела?! Никуда он не пойдет, он — человек, и он не присоединится к твоей кровавой власти, ведьма!
— Хельге, стой!
Не слушая друга, Хельге бросился вперед, занося меч для удара сверху.

Одним движением руки лешая бросила его в сторону, где он ударился о дерево и, теряя сознание, сполз по нему вниз.

— Обычай требует, чтобы ты пошел со мной не насильно, а по своей воле. Поэтому я даю тебе выбор. Твой друг и ты уходите сейчас же, но отец и его дочь остаются со мной навеки. Или ты берешь ярла с дочерью, помогая восстановить тот город и помочь выжившим понять, что с клятвами на крови не шутят. Или же и твой друг, и те двое уходят отсюда с миром, а ты идешь со мной.

Гнетущая тишина повисла в воздухе. Немая сцена продолжалась, казалось, целую вечность. Одна фигура стояла на земле, одна — парила над землей, одна — обмякшая лежала у корней дерева. Наконец, Хьялмар нарушил молчание.
— Я не прощу себе другого выбора. Хорошо. Я иду с тобой, только отпусти их.
— Мудрое решение, достойное будущего правителя.
— Хьялмар...
Хельге с трудом приподнялся на руке и слабым движением потянулся вслед другу.
— Я знаю, что делаю. Вот увидишь. Иди и живи, мы обязательно встретимся снова.

— А ты?..
— Я не могу идти против течения, но могу поменять русло. У меня будет шанс что-то поменять. Впервые за всю свою жизнь безродного наемника.
— Хьялмар, ты не понимаешь, это же...
Хельге потерял сознание снова. Последним, что он видел, были два силуэта, удалявшиеся от него. Они шли туда, где деревья стояли стеной, а небо скрывалось за кронами, сплетавшимися друг с другом.

И, внезапно, последний текст в серии кураторы этой шайки-лейки посчитали одним из нескольких лучших. Что бы это значило, как говорится... Немножечко ясно, что их могло зацепить: розовые сопли, которые я, к сожалению, обожаю, когда речь идёт о сколь-нибудь полюбившихся мне персонажах. Посмотрим, будет ли это столь же интересно вам, дорогие мои. А пока что ловите предпоследний текст.

Хотел рассказать вам на ночь про нюанс в библейской цитате про верблюда и игольное ушко, начал читать (делов на пять минут!) и понял, что заблуждался. Да, друзья, именно так. Заблуждался. A very humbling experience.

Звук рожка разделил все на до и после.

Жители города не успели ничего сделать. Всех их смело живым прибоем, затянуло под копыта и лапы пробегающих тварей. Тех, кто чудом увернулся, догоняли волки и рвали на части. Тех, кто забегал в дома, олени и лоси, вышибая двери, забивали копытами, запарывали рогами. Те, кто, догадался залезть на крыши домов, стали жертвами воронов, настигавших и заклевывавших их насмерть. Даже в воде было не скрыться — моржи, морские львы и крупные рыбы тащили на дно, прокусывали кожу и вспарывали плоть бивнями.

И посреди этого кромешного ада лишь одно место оказалось нетронутым. Маленький круг около пристани, животные обходили его стороной, а птицы облетали рядом. Внутри этого круга были двое. Хьялмар и Хельге, потерявший сознание и слегка раненый хищными птицами. Хьялмар сидел, зажмурив глаза и не двигался. Такого страха ему испытывать не доводилось никогда. Рога пульсировали, а шум в голове и рев звериного стада вокруг сливались в два слова:
— Наследник. Чащи.

Когда все закончилось, Хьялмар наконец посмел пошевелиться.
— Хельге. Хельге! Очнись.
— Боги... Что... Что произошло? Все кончено?
— Кажется, да. Мы — единственные выжившие. Все остальные мертвы.
— Нет, смотри.
Хельге указал на несколько кучек на пристани и у домов. Это были дети. Они дрожали от страха, не в силах даже заплакать.
— Смотри, это же Грета и Йорген!
Над землёй по главной улице летела Мать Чащи, ее сопровождали дрозды и чайки. На руках она несла дочь и ярла, истекавшего кровью. Поравнявшись с выжившими, она повернулась к Хьялмару и сказала:
— Ты был избран наследником при рождении. Ты придёшь, когда будешь готов. Я буду звать тебя.

Когда вытянутая фигура исчезла из виду, растворившись в птичьей стае, ставшей ей плащом, Хельге и Хьялмар вышли из состояния шока. Хельге выдавил:

— Боги, какая жестокость, сколько крови, сколько трупов. Даже последний отморозок не решится на подобное.
Хьялмар молчал
— Я не мог себе и представить чего-то подобного. Боги, боги...
— Нам нужно отвезти этих детей в деревушку у маяка. Они одни не смогут.
— А?.. Да, ты прав. Нельзя бросать малюток одних. Боги...
— Боги тут не помогут, горожане нарушили клятву и поплатились за это.
— Ты... Ты что, считаешь, что эти твари были правы? Что они справедливо смели весь город подчистую?!
— Нет, я говорю, что клятвы на крови нельзя нарушать, даже если ты про них не знал. Весь род поплатился. И боги здесь не помогут, клятва заключалась и перед ними тоже. Моя бабка была знахаркой, я немного знаю про это. Но я не думал, что все это... может быть взаправду.
— Никто не думал. Но вот оно. Перед нами.
Хьялмар снова промолчал.

Хельге встал и резко произнес:
— Я вынужден тебя просить об услуге. Мой клан никогда не был достаточно сильным, чтобы самостоятельно обеспечивать защиту от морских разбойников на этом пути. Люди Длинного Лука всегда помогали нам с этим, пусть и не за бесплатно. Моему клану нужно, чтобы в Кьёпстаде сидел ярл. Для нашего выживания. Времени, чтобы поехать в мое поселение и набрать дружину, у нас нет: счёт может идти на часы. Ты можешь помочь мне вернуть старого Йоргена и его дочь из плена этой... этой ведьмы? Мой отец щедро вознаградит тебя за такую услугу.
— Я никогда не гнался за наживой. Я помогу тебе как другу, Хельге. К тому же, я правда чувствую, как она зовёт меня. Даже сейчас.

Кошмарный день кончался. Двое сидели у небольшой лодки, на которой они отвезли в безопасное место до сих пор не заговоривших детей. Хельге пришлось расстаться со своими кольцами: лишних денег на двадцать голодных ртов у селян не нашлось бы при всем желании.

— То есть ты чувствуешь, куда нужно идти, чтобы найти эту Мать Чащи?
— Кажется, так. Мне нужно понять, что значили ее слова. И кем на самом деле был мой отец.
— А мне нужно отомстить этим негодяям, убившим целый клан наших союзников! И мы добьемся своего, во что бы это нам ни встало! Чем бы это ни обернулось!

Они скоро узнают, что обернется это самым неожиданным образом. Может, столько нитей судьбы было разорвано не напрасно? Может, это часть чего-то большего? Может, герои этой истории станут гораздо большим, чем то, на что они когда либо рассчитывали?

Может.

Дописал предпоследнюю часть сейчас. Все это время я работал по некому ТЗ, которое рассылалось в начале каждого дня. Начинаю чувствовать, насколько сильно меня раздражает построение тупейшего стекольного романа для домохозяек. Если в начале фабула была более-менее адекватная и общая для почти любого жанра, то сейчас это просто дурацкие рельсы, которые мешают мне писать. Был вынужден изгаляться над собой и текстом, придумывая, как бы мне так ловко использовать подгониан-коэффициент, чтобы получилось и вашим, и нашим. Не придумал толком, сделал по-своему. Но все равно расстроился. Через несколько дней увидите масштабы совершенного и окончательное утончение линий и скатывание в набросок. А пока читайте что-то более-менее адекватное.

Друзья проснулись хорошо за полдень. В зале еще отсыпались лишь единицы, излишне усердствовавшие на вчерашней свадьбе. Остальных гуляк уже не было, они ушли — широко распахнутые двери болтались на петлях от налетевшего с моря ветра. Хельге чувствовал страшную тяжесть в голове – то ли от пьяной драки, то ли от похмелья. Хьялмар же, напротив, вчерашнего хмеля не чувствовал совсем, но его рога и лоб болели, отдаваясь в виски и затылок. Он вспомнил: такое было, когда в лесу его чуть не подстрелил охотник. И когда он чуть не утонул в детстве, вывалившись из рыбацкой лодки.
— Что-то не так.
— Конечно, не так. Мы пили всю ночь, странно было бы, если бы все было хорошо.
— Я не про это. Что-то будет. Что-то нехорошее. У меня болят рога, это всегда не к добру.
— Вчера тебе их... — икота перебила Хельге — их не обламывали, чего ж они болят? Часто у тебя такое?
— Нет, только когда грядет опасность. Настоящая опасность.
— Да ладно, что может случиться? Эта гавань — одна из самых закрытых и сложных для навигации, а по суше человеку сюда не пройти. Хватит тут торчать, пойдем на улицу.

Над городом висел густой туман. Не было видно ни большей части залива, ни скал с низкорослыми деревьями, ни леса на изрезанном волнами и ветром далёком утесе. После вчерашнего кутежа Кьёпстад будто целиком замер и затих. Только волны нарушали тишину, монотонно разбиваясь о каменистую линию берега.

И вдруг все началось. Из тумана появились сотни животных. Спереди бежало множество белок и мышей. За ними шли Волки, лисы, песцы, медведи, лоси, косули, олени. Сверху летели вороны, галки, чайки и дрозды. Они шли сплошной стеной, волна за волной, нескончаемым потоком. Грохот сотен копыт, лай и рев, гай птиц отдавался эхом по всему заливу.

Все жители удивлённо высыпали из своих домов, оставив дела. Люди были настолько заворожены, что не могли сказать ни слова.
Вдруг над толпой лесных тварей поднялась фигура.Слишком длинная и вытянутая, чтобы быть человеком, она все же была изящно сложена. Это была женщина. Несмотря на расстояние и туман, черты ее облика были прекрасно видны. Длинное платье из перьев и листьев, босые ноги, завершающиеся почти звериными когтями, оголённые руки, напоминающие ветки дерева, вытянутое лицо с впалыми щеками, острыми скулами, глубокими черными глазами, длинные волосы цвета мха и лишайника. Это была женщина, но это точно был не человек.

Раздался громогласный голос.
— Люди клана Длинный Лук! И ты, ярл Йорген! Вы нарушили договор на крови с лесом! Ваши деды вас остерегали, но вы забыли про клятву, принесенную нам! Вы убили столько тех, чья жизнь принадлежит лесу, что кровью невинных можно залить весь ваш город по пояс! Последней каплей стали священные белые олени, последний из которых оказались вчера на столе ярла! И я, Мать Чащи, пришла расторгнуть забытый вами договор. Я пришла забрать кости священного оленя, чтобы достойно его похоронить. И я пришла карать клятвопреступников. Лес заберёт свое сполна.
Она достала рожок и подула в него. Вырвался оглушительный рев, а вместе с ним орды зверей ринулись вперёд, сметая все на своем пути.

Вот ПрОдА (даже иронично это слово вызывает испанский стыд). Читайте на здоровье, делитесь впечатлениями, буду рад послушать).

Остаток пути прошел незаметно. Добравшись до небольшого поселения вокруг маяка, черно-рыжий дуэт (скальд бы сказал: "цвета зорьки с огнем медновласый воитель и черной ночи подобный муж благородный") наконец заложил оружие за пояс (или повесил на перевязь). Они смогли перекусить впервые за сутки, найти новые штаны Хьялмару и достать перевязку для Хельге. Они без происшествий передохнули и отправились на пароме на другой берег фьорда — там и располагался городок Кьёпстад, куда направлялся затонувший корабль.

Сойдя на берег, Хьялмар хотел было распрощаться, но Хельге его остановил.
— Постой, ты куда?
— Знаешь, я лучше пойду. Много дел в городе, к тому же, раз мне не заплатят за рейс, нужно бы найти работу. В кармане, как ты видишь, совсем пусто, хе.
— Погоди, давай со мной — на свадьбу! Ярл Йорген выдает свою дочь замуж, а нашему клану очень нужно, чтобы союз с Кьёпстадом не заканчивался. Это кольцо — он показал на палец - залог безопасности и мира на моей земле. Посидишь немного со мной, может, познакомишься с кем-то полезным!
— Даже не знаю...
— Да брось, чего ты! Может, старый Йорген подкинет тебе работку, рукастые и умные наемники всегда нарасхват!
— Ну хорошо, может, ты и прав. Отдохнуть после такой ночки и такого дня лишним не будет.
— Ну вот и славно. Пойдем, тут недалеко.

Роскошный зал снаружи казался еще больше изнутри. Множество длинных стульев и скамей было расположено вдоль всей длины сводчатых хором, а в противоположном от входа конце стоял трон ярла — крепкое дубовое кресло с мастерски вырезанными узорами. Ярко горели свечи, а люди пировали с самого утра. Некоторые уже лежали мордами в тарелках, некоторые пили и громко хохотали, а некоторые, те, кто сидел ближе к трону, негромко переговаривались. Хьялмар и Хельге прошли к трону, но прямо перед ним путь им преградил хускарл — страж ярла.
— Кто будете? — спросил он недоверчиво?
— Я Хе...
— Я Хья...
— "Хехьяхе"? Шуты, что ли? - недоверчиво покосился на них страж. И тут же рассмеялся.
— Да что ты, Хельге, думал, я тебя не признаю? Я ж тебя вот таким помню, как с папкой к нам в гости приезжал! Ну здравствуй, здравствуй. Проходи, и твой друг пусть проходит.
Хьялмар скосился на подпившего хускарла, но молча прошел мимо.

Ярл сидел на своем троне и ждал, пока к нему подойдут. Это был суховатый старик, все еще сохранивший остатки былой красоты. В руке его был кубок, наполненный до краев - из него еще не пили.
— Хельге, мальчик мой. Сколько лет, сколько зим? Как сам, как отец? И что у тебя с рукой?
— Здравствуй, Йорген! С отцом все в порядке, а вот мы попали в небольшую передрягу по пути сюда - он кратко пересказал все, что с ними произошло.
— Ужас, какой ужас! Я распоряжусь, чтобы у меня в гостях вы ни в чем не нуждались: ни в еде, ни в меде, ни в новой одежде.
— Спасибо тебе. Я бы попросил еще за моего друга - Хьялмар ищет работу, может, он сможет помочь твоим людям?
— Конечно, конечно. Но сейчас не об этом. У моей дочери праздник, веселитесь, гуляйте как в последний раз!
— Спасибо, ярл — Хьялмар наконец заговорил.
— И еще кое-что. Йорген, мой отец передает от всего нашего клана тебе это. Пусть это станет частью приданого твоей Греты — Хельге передал кольцо старику.
— Боги! Это бесподобно! Она будет в восторге! Спасибо, мальчик мой. Пусть узы наших кланов не сможет разбить ни один меч врага.
— Да будет так.
— А теперь идите же, иначе упустите все веселье! И да, не забудьте попробовать оленину! Это последний белый олень на весь архипелаг, мой ловчий выслеживал его неделю! Невероятно нежно, невероятно вкусно!
— Конечно, Йорген. Спасибо тебе.

Первым делом они, конечно же, пошли пробовать оленину. Потом все сорта эля и меда за всеми столами. Потом соленья и копченья. Потом еще раз к элю. Потом...

Потом Хьялмара начало мутить. Кажется, пить столько не стоило. Ему показалось, что весь мир кружится вокруг него, стены зеленеют, а из-под столов лезут какие-то звериные морды. Он вывалился на улицу, чтобы подышать. Звездное небо смотрело на него, а он смотрел в ответ, опершись на покатую стенку.

Его начало отпускать, а потом резко замутило вновь. Маленькие рожки на его голове болезненно запульсировали, но он не придал этому значения — мало ли бывает с перепоя. Так было раньше, когда он ходил в лес, только он никак не мог вспомнить, что обычно происходило после этого.
— Да и черт с ним! Какая разница! Кутить так кутить!
Постояв немного, он нырнул обратно в зал ярла.

Хельге кому-то надел на голову супницу и теперь стучал сверху ложкой.
— Вот такая музыка тут должна играть, а не ваше бренчанье! Вот же, ну!
Хьялмар подошел.
— Да погоди ты!
— А?
— Неправильно играешь! Надо не "та-та-та", а "там-та-та-там, там-та-та-там"! Во!
— А. А-ха-ха-ха-ха! А ты хорош!
— А то!

Потом подошли друзья барда. И завязалась драка. Сначала били их, потом били они. Сначала Хельге бил правой, а Хьялмар пинался, потом Хельге били левой, а Хьялмар пытался подняться из-под туши какого-то недовольного пьянчуги. Но, как водится, через полчаса все уже сидели в обнимку и горланили похабные песни. И пели они долго.

Шутки, море меда, пьяные разговоры по душам, хмельные слезы и улыбки. Чего только не случилось за эту ночь. В конце концов Хельге и Хьялмар, не сговариваясь, завалились на одну и ту же расстеленую в углу шкуру, перевалились друг через друга, да так и заснули — накрест.

И даже сквозь сон Хьялмар чувствовал, как болят его рога. Как будто что-то вот-вот случится.

Опять-таки, снова я прошу вашей финансовой поддержки и оценки. Мне все ещё несколько некомфортно выкладывать свою художественную писанину куда-либо, многие годы я писал исключительно в стол. До меня все ещё доходит, что это может быть кому-то интересно, поэтому ваше мнение о прочитанном (или реакция на него) будет очень ценной для меня. Буду ждать ваших телеграмм счастья, дорогие мои.

Лес дышал жизнью. Птицы почему-то почти не пели. Путники, устроившие небольшой привал, сидели на упавших деревьях и негромко переговаривались. Вдруг тишину разорвал рык зверя неподалеку.

— Хельге, медведь! — Хьялмар вскочил с места и ухватился за палицу.
— Что за бес?! Пусть идет жрать рыбу и мед!
На поляну вывалился отощалый медведь. Его бурая шерсть торчала клочьями, где-то растительности не было совсем. Под кожей явно просвечивали ребра.
— Кажется, этот больно голодный, ни рыбу ухватить, ни до улья не дотянуться — слишком ослаб!
— А мы что, похожи на легкую добычу?.. Ладно, не отвечай, и сам вижу, что да.
Несмотря на физическую крепость, двое мужчин были не в лучшем виде. Оборванная одежда, синяки и голод в глазах были чертовски хорошим напоминанием ночной катастрофы.

— Сейчас не до того, хватай-ка меч, он так не отступит.
В подтверждение слов Хьялмара медведь встал на задние лапы и что было мочи заорал. Хельге спохватился, достал клинок с перевязи и приготовился драться.

Зверь, не дожидаясь приглашения, ринулся в атаку. Он бросился на стоявшего ближе Хельге. Мужчина отпрыгнул в сторону, опередив верную гибель на доли секунды. Тут же он ударил мечом наотмашь по открывшемуся боку твари. Медведь, истошно завопив, повернулся и метнулся в сторону уже занесшего дубину Хьялмара. Последний, хотя и не был ранен, прочувствовал на себе весь вес животного. Толчок был подобен удару лучшего кулачного бойца: рыжего детину откинуло на пару метров назад. Медведь снова повернулся к Хельге, намереваясь попасть один раз, но наверняка. В этот раз мужчина не был готов так же хорошо: не успев уклониться, он получил скользящий удар когтями по левой руке и боку. Зверь воспользовался замешательством, повалил его и начал было рвать, но Хьялмар вовремя оказался рядом. Один удар по голове сверху, еще один сбоку и завершающий — снова сверху.
— Быстрее, пока он не очухался!
Хельге вогнал меч в шею животного по самую рукоять. Кровь медведя медленно закапала и смешалась с его собственной. Туша рухнула набок, а ее место над мужчиной занял Хьялмар. На его голове был виден проступающий огромный синяк от удара зверюги.

— Живой?
— Живой. Вроде как.
— Давай помогу. Садись. Вот так. Ну-ка, посмотрим. Рана неглубокая, пустяк. Поболит немного разве. Замотаем сейчас...
Силач без стеснения оторвал кусок своей штанины и ловко начал накладывать повязку на руку раненому товарищу.
— Быстро ты. Где ты научился такому?
— С самого детства в лес ходил, всякое приходилось делать: и себя перематывать, и товарищей на руках выносить. А у тебя как малолетство проходило?
— Отец был вождем нашей общины, он готовил меня стать лидером деревни вместо него. Я учился бою на мечах, с детства в морские походы со старшими родственниками ходил. Такие... простолюдинские занятия, как по лесу бегать - не для моего рода!
— Но-но, чего взбеленился? Тебе сейчас такой простолюдин почти жизнь спасает, повежливее.
— Так сам посуди. Если я — воин, знать, мой удел — защищать простых людей. Воевать и умирать за вас. Я жизнью отвечаю за свою власть, а поддержание власти — моя жизнь. Разве не справедливо, что те, кто не готов на такие жертвы, должны слушаться тех, кто готов жизнь положить во имя поддержания порядка?
— А вот и нет. Ты шкуру свою и свой статус в первую очередь защищаешь, а не жителей своей деревни. Вы лично решаете проблемы общины и судите нас, но за вами всегда свой интерес. Поэтому я и сбежал из своего поселения — чтобы не терпеть самодуров, таких же, как твой папаша!
— Ни черта ты не знаешь ни про меня, ни про моего отца, пес безродный!
— Много чести, твое величество! Мне не нужно пробовать навозную кучу, чтобы убедиться, что на вкус она — чистое дерьмо!
— Вот и полезла твоя подленькая натура, простолюдин! Молчи — сойдешь за умного!

Спор затих, а Хьялмар и Хельге разошлись по разным концам небольшого пятачка посреди чащи. Обида всегда была тяжелым грузом что для одного, что для второго. Хьялмар нарушил молчание первым:

— Послушай, ты должен признать, что, хотя вы и правите, вы порой ошибаетесь. Никто не может быть совершенным властителем. И да, отца твоего я не знаю, погорячился, извини.
После недолгой паузы Хельге ответил:
— Ладно уж, в этом ты прав. Ярлы и вожди бывают разные, но они — единственные, кто сдерживает нас от разорения и дикости.
— Не поспоришь. Но пусть власть принимают достойнейшие, а не те, кому повезло родиться сыном ярла.
— Хорошо бы так. У меня есть двоюродные и троюродные братья, если они правда будут править — их деревни и владения ждет упадок.
— Вот-вот, я про это. Я был вынужден бежать из дома, когда наступил на пятки сыну нашего ярла. Девчушку одну не поделили. Долгая история.
— Нам предстоит долгая дорога, успеешь рассказать. И да... Извини, я тоже погорячился. Оценивать людей надо все же не по сословию, хоть старики это все время твердят. Ты мне правда спас жизнь, хотя мог просто сбежать. Спасибо тебе.
— Ладно уж, пустое, забыли. Ты вот мне что лучше объясни: как это так вышло, что как только одному из нас прилетало в драке, второму тут же везло?
— Вот уж не знаю. А может, тот старик все же не брехал?
— Этого еще не хватало...
Пока они говорили, Хьялмар успел освежевать медведя и достать небольшую вырезку — "про запас, мало ли".

Они отправились в путь, обсуждая все, что произошло за эти безумные часы, чувствуя себя уже друзьями. К вечеру они надеялись добраться до маяка — теперь не столь далекого. Они не знали, правду ли сказал незнакомец в плаще, было ясно одно: их судьба и удача — общие. До поселения — точно, посчитали они. На гораздо больший срок — решили невидимые зрители этих событий, те, что любуются на причудливо завязывающийся узор судьбы.

По внезапно щедрой реакции (даже во втором часу ночи) и уморительным комментариям я чую, что надо выкладывать часть 2. Вашему вниманию предлагается.

Как я себя чувствую, когда мой текст проанализировали через ИИшку:

Кто угадает, какое произведение мировой литературы должно было стать первоосновой (пока я не передумал) - тому конфетку от меня. Там неявно, но можно помозговать немного при желании. И пишите отзывы (или реакции хотя бы ставьте), если ХоТиТе ПрОдУ, я пока еще думаю, выкладывать остальное или нет.

Через некоторое время после этого Хьялмар и Хельге, собрав все немногочисленные пожитки с пляжа, выстругав увесистую дубину и набрав воды в выброшенные на берег меха, отправились в путь. Но не успели они дойти до леска, как из него навстречу им вышел странного вида старик. Он был в длинном плаще и с резным посохом, и хотя капюшон покрывал тенью почти все его лицо, им двоим показалось, что глаза его блестят во тьме как в самый яркий солнечный день.
— Кто ты, старец? Жрец? Что ты делаешь в таком далеком месте? - спросил Хельге.
— Можно сказать и так. Я приносил здесь жертву. Вы, как я вижу, тоже? Или вы все еще готовитесь ее принести?
— О чем ты говоришь? Разве мы похожи на служителей богов? Мы потерпели кораблекрушение и не помним толком, кто мы такие.
— Ах, вот оно как. Вы еще не успели понять. А я немного испорчу вам сюрприз и скажу вот что: на ваших лицах написано, что выжить должен был лишь один. Вы связаны вдвоем навеки. Ваша судьба - одна. Ваша удача - ваш же провал. Делать что-то вопреки лишь ухудшит ваш жребий.
Хьялмар не выдержал:
— Старик, да ты переел грибов в лесу! Или выпил испорченной браги! Поди-ка прочь, пока твои злословия не услышал кто-то из местных духов!

Оставив загадочную фигуру в плаще позади, они прошли в молчании недолго. Хельге спросил:
— А может, он прав? Может, все это не просто так?
— Да глупости, дойдем мы до поселеньица, выпьем в корчме и разойдемся друзьями. Вот увидишь.
Из чащи за ними смотрели несколько пар глаз.

Ни один из них и представить себе не мог, чем обернется это путешествие. И на сколько на самом деле их свяжет вместе это кораблекрушение.

Какие-то нити рвутся, но взамен сплетаются новые...

Было это давно, в век славных героев, могучих воинов и сказителей легенд. Тогда народ с северного края земли еще поклонялся старым богам и жил по их завещанию — тем, что могут добыть или отнять сами.
Но и в замыслах всемудрых случаются ошибки — случайные или намеренные. И нити судьбы смертных путаются и переплетаются, создавая потрясающие узоры.

Начинался очередной серый день на севере. Тусклое солнце вставало из-за горизонта, слеповато освещая берег моря, только затихшего после шторма. На берегу лежали две фигуры. У самой воды лежал мужчина в простой рубахе и штанах, его обувь была разбросана по пляжу неподалеку. Он выглядел невероятно крепким и жилистым, огромная копна рыжих лохматых волос и борода венчала его голову. Под прядью, упавшей на лоб, виднелись небольшие рога.
Чуть дальше по берегу находился некто совсем другого облика. Он был высок и статен (даже когда он лежал ничком, это бросалось в глаза). Черные, аккуратно стриженные волосы струились по его плечам, он был богато одет, шторм не унес его роскошных перстней, а на перевязи чудом остались короткий меч и охотничий нож.

...наконец, волна окатила их с ног до головы, и они очнулись. И у них страшно болела голова. Рыжий заговорил первым:
— А-а-ах, что со мной? Все, что я помню: мы плыли на свадьбу ярла, тут налетела гроза, а дальше все как в тумане: крики, ветер, обломки корабля...
Черноволосый, вторя ему, сказал:
— Черт, я вообще не могу вспомнить ничего, кроме своего имени. Я Хельге.
— А я Хьялмар. Кажется, мне кусок мачты по голове прилетел, память как отшибло. - в доказательство слов он показал на кровоподтек над правым глазом.
— Это... рога? Это как?
— А, это-то, это от рождения у меня так. Мама всегда шутила, что отец от нас в лес убежал. Я его и правда не видел, всякое может быть.
— Хм, ладно уж, пусть будет. На человека ты походишь достаточно, больше мне и не надо. Ты говоришь, мы плыли на свадьбу какого-то ярла?
— Ну да, кажется, так. Больше не знаю - да и не знал, поди.
— А я вот кое-что вспомнил. Я помню, как отцу своему обещал, что доеду до ярла (как же его звали...) и подарю вот что. - он показал на один из перстней на своей руке. Это была тончайшая работа: красный камень, оправленный в золото, по всей длине была расположена странная, филигранно выделанная вязь. Северянам на берегу далекого моря было невдомек, сколько это колько прошло, прежде чем добраться в их страну.
— Ох как. Никогда такой красоты не видывал. Добраться бы надо, да только куда идти? Где мы вообще?
— Знать бы, знать бы...
— Смотри-ка! На том берегу залива!
Через водяную гладь от них расположился отвесный утес, который возвышался над местностью вокруг на высоту птичьего полета. Или так им показалось. Там, далеко, тяжелое небо прорезала башня. Это был маяк - из него валили последние клубы дыма, он горел всю ночь, освещая путь кораблям в шторм. Прямого пути до него не было - скалы и залив надежно преграждали путь - но был другая, долгая дорога. Песчаная коса пляжа уходила направо, плавно переходя в негустой лес, берег все поднимался, пока не смыкался с каменной стеной где-то там, в утреннем тумане.
— Вижу. Делать нечего, отправляемся туда. Там нам должны помочь, если не за так, то хотя бы за то, что на мне надето.
— Ага, как еще. Двигаться в одиночку неразумно, сам знаешь, времена неспокойные, люди от голода в леса уходят и за кусок хлеба готовы голову отвернуть. Да и зверям впроголодь живется, они из леса-то повадились выходить и скотину всякую утаскивать, а то и на людей норовят броситься. Это уж из своей головы я достать могу, поверь.
— И то правда. Тебе бы тоже оружие раздобыть. Меч я отдавать не готов, но могу поделиться ножом.
— Я ножом твоим обстругаю какое-нибудь деревце, и будет у меня добрая палица.

Лирическая пауза в канале. Выложу вам на посмотреть то, чем занимаюсь уже несколько дней подряд. Вписался в странноватую тему - марафон худлит текстов, которые в конце концов должны образовать некое подобие костяка романа. Там почему-то хотят, чтобы акцент делался на романтической фантастике, но я уклоняюсь. Представляю вашему вниманию кусок 1/n.

Тетеньки бальзаковского возраста, кажется, являются солью земли русской. Это какой-то странный период для людей, когда они еще вчера совсем зеленые, общаются на около-молодежные темы, но стоит копнуть чуть глубже - открывается тьма веков, люди помнят времена очаковские и покоренье Крыма (какое из четырех именно - не уточняется), они пережили три дефолта и четыре смены власти, участвовали в постройке и взятии Зимнего, задействованы они и в прочих прелестях жизни (таких, что появляются после того, как возможность попасть в "клуб 27" отпадает по технической причине).

С этим классом женщин можно поговорить про все на свете, это очень радует. Они - главная тягловая сила нашей нелегкой экономики.

Почему я говорю именно про тетенек? Очень просто. Дяденьки (многие, не все) себя слишком высоко ставят, это последствие тяжелого детства в годы Гражданской. Безотцовщина.

Небольшая заметка для вас в самый весёлый день года. Давно хотел куда-то ее привязать, но информации по теме маловато, а источник у меня один, да и тот устный. Пусть будет здесь.

Камчадалы - коренные жители Камчатки - с давних пор христиане и крещёные, с тех самых пор, как до них дотянулась рука русских колонистов. Но при этом камчадалы - первобытные материалисты и анималисты, верили и верят они в духов природы. И тут случается интересный случай синкретизма.

Насильственно религию навязать им почти не смогли, пришлось действительно посылать миссионеров на Камчатку. И так сложилось, что христианство они поняли по-своему, в меру своей (не)испорченности.

Наравне с Христом встал Николай Чудотворец, он же Микола Угодник. И Микола с Христом каждый год ходят по земле, творя чудеса и неся добро простым людям, в частности, ненцам, так как христианские рок-звезды их особенно любят.

И каждый год люди убивают и Христа, и Миколу. Потому что в нашей природе убивать и ненавидеть непохожих на себя. Мы каждый год убиваем сына божьего и посланца божьего, зарубаем на корню всю святость, которая у нас есть.

И тут происходит главное чудо. Каждый год они воскресают вновь, чтобы снова нести добро нам, несчастным и несовершенным детям человеческим.

Эта немного жестокая интерпретация мне нравится гораздо больше, она меня впечатляет. И камчадалы мне нравятся, о, как я их люблю! И людей в целом люблю, но чуть меньше.

Я всю свою жизнь прожил в городе. Хуже того - я всю свою жизнь прожил в городе Москва. Я не приучен к поеданию холодной еды, принятию немолочных ванн, к добыванию огня из подручных средств, столь частых в нашей стране за МКАДом. Таких, к примеру, как сухожилия лани, березовые щепки, формой напоминающие идолов забытых давно у нас богов, дубовые палки, окропленные кровью ядовитых кроликов, которых пришлось забоксировать насмерть в борьбе за оные палки, и прочая, и прочая.

Каждый раз, когда я выезжаю за город, меня бьет мандраж, а ментальный канал связи с малой родиной засоряется помехами от недобро смотрящих местных настолько, что давление мое стремительно падает, тонкие, непривычные к труду ручки начинают дрожать, а кровь подступает к горлу.

Но я страшно влюблен в эту дикую, еще неизведанную, дремучую страну. Россию без Москвы.

Я стремлюсь исследовать ее. Я беру дедову берданку и удочку, ранец настолько большой, насколько моя немощная, не испробовавшая ничего тяжелее (обязательного с некоторых пор для всех москвичей в добровольно-принудительном порядке) ЛФК спина может унести, и отправляюсь в путь дорогу, предварительно подкрепившись соевым молоком и эко-френдли тофу.

Я уже побывал в Туле, Владимире и Суздале. Дальше Мостелепорт свои пути еще не успел построить, так что я пребываю в томительном ожидании.

Я понимаю свою роль вне столицы очень хорошо. У меня есть деньги, я должен ими делиться с местными во что бы то ни стало. В конце концов, проценты с офшоров надо куда-то тратить, мне не жалко. Часто жители ННска просят меня поделиться за символическую услугу, вроде дарения мне десятитысячного магнитика из исконного векового дерева (удивительным образом сочетавшего в себе два качества - уникальность и абсолютную заменяемость, как так складывается - загадка) или продажи алкоголя высокой крепости, который с некоторым шансом будет изготовлен дальше 20 километров от Москвы.

Но есть и категория совершенно иная - она процветает как в собственном ареоле обитания, так и внутри моего города, последнее как-то связано со сбившимся внутренним компасом, как у птиц при зимовке. Это тяжелая аудитория, страшно неблагодарная. Когда я зачитывал им стихи Шиллера или Кольриджа, мне отвечали не аплодисментами, как это принято на светских вечерах в московском обществе, а презрительным взглядом и хорошо, если цензурным осуждением подобного поведения. Вслед же мне кричат что-то про некую "Murque". Дикий, дикий народ!

Лишь вспоминая о подобных ужасах бескультурья, благородных дикарях и бескрайних просторах, я исхожу холодным потом. И падаю ничком, потеряв остатки сознания.

Знаю, в подобные вещи непосвященному читателю тяжело поверить, но я подготовился. Документальное подтверждение моим словам можете зреть ниже.

рис. 1 - юный Патрик в ар-нуво
рис. 2 - католический витраж
рис. 3 - православная икона

В целом, Патрик отличный пример раннего святого. Это уже не раннехристианские мученики в Риме, это еще не унылые позднейшие святоши. У него было еще одно имя - Суккет, "бог войны". И он прекрасно оправдывает это имя в, скажем, не официозной "Исповеди" 6 века, якобы за собственным авторством, а в его же житии, написанном примерно в то же время. Оно ссылается на утерянную, более раннюю "книгу Ультана, епископа Дал Конхобайр".

Патрик жжет напалмом, первого своего друида он убивает телекинезом, подкинув в воздух и ударив об землю. Потом, конечно же, в качестве жертвы обстоятельств, Патрик, будучи вынужден защищать себя и свою свиту, убивает еще 49 человек за раз, натравив их друг на друга. Итого счет "Патрик - язычники проклятые" становится 50:0. На следующий день Катрейх выигрывает соревнование с главдруидом, после чего убивает его к чертовой бабушке. К этому моменту местные поняли, чем дело пахнет, и под дулом изогнутого посоха приняли пrавильную веру. Наш святой чуть остепенился, и в дальнейшем уже не клал людей штабелями, так, для профилактики, парочку валил время от времени. У него появился свой приход, и он прекрасно себя чувствовал до глубокой старости.

Мы смотрим на пример деятельного христианства, все тексты о Патрике нам кричат: "иди и делай, обращай в веру, миссионерствуй, насаждай, не стесняйся ничего, убивай, если надо, твой Бог все простит". Это достаточно интересный временной период, когда христианство, будучи уже государственной религией, то есть представляя интересы Римского государства (по-хорошему, в такой ситуации нужно быть ручной собачкой империи и особенно от линии партии не отклоняться), не стеснялось миссионерствовать и насаждать в первую очередь себя, а не римскую государственность. Как это в дальнейшем будет видно, католическая церковь всю свою историю будет бороться за свое первенство над государством.

Это у нас получился портрет типичного варварского королевства конца античности и начала темных веков (Патрик жил в 5 веке, а житие и "Исповедь" писались уже в 7). Религия - ключ к новому этапу европейской цивилизации, с ней будут связаны следующие несколько веков, она станет двигателем (а в дальнейшем и тормозом) этого времени. И, по заветам Патрика, тем, кто окажется в неправильном лагере, будет очень и очень больно.

Раннее средневековье, друзья. Оно уже близко.

С днем Святого Патрика, дражайшие лепреконы и им сочувствующие!

Это будет славная охота тьфу, достойное начало для серии постов про мир раннего средневековья. По доброй недавно сложившейся традиции, начинаем издалека.

Патрик вообще личность достаточно неоднозначная и полумифическая. Годы его жизни по самой большой амплитуде достигают 120 лет, сам он то ли один человек, то ли собирательный образ из бритто-романского миссионера Патриция, епископа Палладия и папы Льва I. В общем, полурак-полукельт.

За свою жизнь, как говорится в источниках, Патрикей (в православной традиции) успел побывать в рабстве и погорбатиться на друидов. То ли на одного, то ли на четырех по очереди, такой вот многостаночник был. Отсюда и одно из его имен - Котиртиак - "четыре дома". Что, конечно, неправда, хоть и красивая. Имя Patricius (что тоже издевка - человек с именем "благородный" провел 7 лет в рабстве) трансформировалалось в Cothraige (звучит примерно как Катрейх). В древнеирландском не было звука "p", он менялся на "q". Еще было пришествие к вере, чудесное спасение из рабства, которое немного перекликается с жизнью ветхозаветного Моисея, и обращение в добро каждой твари на острове Гиберния, она же Ирландия.

Мотивационный пост. Не расслабляйтесь, скоро контент.

буквально я

Всех сногсшибательных дам с 8 марта! Две левые тётеньки, именами Клара и Роза, сто с гаком лет назад вывели демонстрацию за избирательные права женщин, эмансипацию и равенство полов. И, как это редко бывает, у них многое получилось. С тех пор этот день - ваш. Желаю вам помнить, откуда растут ноги у вас и у праздника, никогда не прекращать бороться за себя и сиять ещё ярче (хотя куда уж ярче). Спасибо, что вы есть, разбавляете атмосферу тяжёлого запаха пота и немытых портянок данного канала своим неповторимым флером.

иллюстрации к нашей какофонии:
рис 1: положняк по городам раннединастического времени
рис 2: шайтан-колесница
рис 3: якобы "маска Саргона", но, скорее всего, это маска его внука, Нарам-Суэна

Саргон - аккадец, то есть семит, он царь Аккада, гигант мысли и отец месопотамской деспотии. Так сложилось, что на севере региона авторитарная власть зарекомендовала себя более эффективной, нежели система независимых городов, это было связано с отсутствием выхода к морю (читай "невозможностью морской торговли и следующей ограниченностью ресурсов"), более засушливым климатом и... бог знает чем еще, наука с трудом говорит о чем бы то ни было из этого времени, а особенно о специфике формирования того или иного политического строя.

Шарру-кен с аккадского примерно переводится как "законный властитель", что, конечно, в первую очередь говорит нам о не самом легитимном способе получения власти. Он все время говорил, что он сын простой жрицы, которая пустила его в корзине по течению реки, был выловлен водоносом, воспитан им, стал садовником, а потом (по милости Аллаха Иштар в славном городе Астрахань Аккад Альхамдуллилях) стал божией милостию приспешествующим. (первое упоминание подобного тропа, дальше таким же путем пойдет Моисей). Заигрывание с народными массами - попытка легитимизации себя "снизу", так как родовая аристократия всегда косо смотрела на Саргона, хотя в лицо что-либо осмотрительно не говорила. За свою жизнь царь присоединит к своим владениям огромную территорию: родную Ниневию, Шумер на юге, Элам на востоке, Мари на северо-западе. Он создал государственные магистрали, сухопутные и морские, ввел единые меры длины, веса и площади, централизовал органы управления, слил храмовые и царские (государственные) хозяйства, поставил бюрократический незнатный класс чиновников выше власти родовой знати, в общем, сделал максимально прогрессивные для своего времени вещи. Даже грудининский пунктик про кандидата от народа выполнил. Но главное - он создал первую в мире империю. Он правил долго, 55 лет. К сожалению, за это время его государство стало трещать по швам и, недолго протянув после его смерти, с тем же характерным треском развалилось. Много будет еще империй, но это была первая.

На этом я хотел бы поставить точку с запятой. Мы прошли гигантский путь длиной в... много, не подлежит описанию, но как минимум с начала 4 тысячелетия до последней трети 3 тысячелетия до нашей эры, полторы тысячи лет, да еще какие. Спасибо всем, кто дожил до этого момента, я знаю, вас немного, можно пересчитать по пальцам одной руки неудачливого токаря. Я очень ценю обратную связь, лично ли, здесь ли, в комментариях, как хотите. Нужны ли еще посты такой длины? Лично я сильно припух, пока писал эти бесконечные абзацы. Было ли интересно, или это вообще не тот формат, и надо все менять? Пишите, друзья, я очень жду этих писем счастья. Следующие посты будут моим отдыхом от древнего мира, я бы хотел написать пару слов про раннее средневековье и еще про что-нибудь бесконечно далекое от бронзы. За сим прощаюсь, ваш Ося.

Рождается первая аристократия, к началу 3 тысячелетия они скупили огромную часть от всех наделов, имели наемных рабочих и рабов, могли себе позволить даже ходить к портному, тогда как граждане победнее ходили в шкурах или набедренных повязках из листьев.

Устройство государства было... разным. Но сначала везде было так. Шумерские города идут по пути наименьшего сопротивления и не отделяют богов в какую-то заоблачную даль, по крайней мере, еще нет. Бог живет вместе со своими почитателями, он живет в конкретном городе и занимается вполне конкретными вещами - как раз теми, которыми занимается город, надо же, как удобно совпало! А отсюда следует простой вывод: жрецы, как ближайшие к богу (и ближайшие к знаниям, несомненно) и будут заниматься важной административной работой. Самовыдвиженцы, получается. Храм является деловым, торговым, религиозным и культурным центром города, всесторонним социальным хабом, а весь город - продолжение храма. Жрецы - первые правители, что примечательно на фоне бесконечного варлордизма любой другой эпохи.

Вся земля делится на храмовую (позже она станет храмово-государственной, т.е. храмово-царской - ее банально скупят цари/вожди - крупнейшие землевладельцы) и общинную, если с храмовой все понятно (там работают государственные полурабы и рабы, то есть долговые временные рабы и инородцы), то как вообще трудятся на землях общины? Родовые общины в начале действительно были, было в этом смысле даже равенство. Но социальное расслоение быстро набрало обороты: у кого-то земля не такая плодородная, где-то солнце жарило сильнее, а где-то наоборот - все выросло в десятикратном объеме, на земле не было междоусобиц, работали чуть больше, в конце концов. В итоге мы видим, что наиболее богатые родовые общины превращаются в элиту и первую аристократию, о которой речь шла выше.

Где аристократия, там и дележка земли - главного ресурса Шумера. Где дележка земли, там копится сила. Где копится сила, там и война. Война шла безостановочно все время существования Шумера как самобытного государства, эдакая сшибка всех со всеми в изначальном бульоне протогосударственности. Города-государства брали друг друга под контроль, завоевывали друг друга и отступали назад, вели экспансию, пытаясь присоединить соседние территории, добивались успеха или шли зализывать раны. Опытным путем появляется тактика ведения войны, если сначала стратегическая мысль не доходила даже до присоединения города к своим владениям (в результате победы происходил частичный геноцид мужского населения и частичное порабощение женского), то в конце раннединастического периода у нас появится полноценная тактика ведения боя, боевые построения, легкая и тяжелая пехота в более-менее современном понимании, даже кавалерия (!).

Правда, она пока в самой зачаточной стадии, лошади еще не представляют из себя генетических монстров под полтора метра и весом в половину тонны, поэтому катаются на ослах и помесях ослов с лошадями. Сбрую, удило, стремена и все прелести современной жизни еще не изобрели, поэтому это строго колесницы. Только хардкор. Колесницы несбалансированные, поэтому они тяжелые и четырехколесные, в целом, вся эта махина пригодна только на "приехал, выстрелил из лука, уехал". Скудно, но что поделать. Я уделил друзьям человека целый параграф, чтобы акцентировать внимание на том, насколько еще длинный путь предстоит пройти, даже до античности. У человека не было ничего, но за несколько тысяч лет он получает все.

О чем это я? А, да-да, дорассказать, разжать впившиеся намертво в ваше плечо пальцы и отпустить с миром.
Ранний Шумер будет жить свою странную жизнь около 500 лет, занимаясь тем, что я описал выше, до 24 века д.н.э., где страдания страны, которая не хочет вести политику централизации, прервет Саргон Древний.

В начале было слово. И слово было "грязь".
Где-то там, далеко-далеко, на озере Чад... на берегу Персидского залива (который, кстати, был значительно больше, на треть минимум), в такой бездне веков, о которой откровенно страшно думать, на границе 4 и 3 тысячелетий до нашей эры появляются ОНИ. ОНИ - повелители моих снов, заноза в заднице для моего окружения и просто первая в истории цивилизация с большой буквы Ш. Шумеры, дорогие друзья.

Мы пришли сюда чуть раньше, чем начнется постановка, на дворе 4000 год до рождества Христова (кто такой Христов?) пока здесь ничего нет, только какие-то люди сидят и что-то лепят из грязи и глины. До горизонта одна лишь болотистая почва, деревьев нет. Достаточно печальная картина, не так ли? Но уже скоро все сильно поменяется. Кончается энеолит, то есть медно-каменный век, за углом с ножом из соответствующего металла ждет бронзовый век. Время меняться.

Происходит климатическая катастрофа - засуха 3900 года до нашей эры. Все, что было не рядом с водой, забирает себе пустыня. Все, кто не смог добраться до воды, останутся в песках навечно. Люди оказываются вынуждены сплотиться перед лицом смерти. Вынужденно в срочном порядке изобретается ирригация, Вынужденно пастухи и земледельцы из периферийных поселений перебираются во влажные и удобные места в низинах, где суждено появиться первым прото-городам.

И вот, спустя тысячу лет здесь, между Тигром и Евфратом, в низинах и вдоль высохших русел рек, что наполняются весной, живет Шумер - первая цивилизация. Настает конец доисторической эпохе, время начинает учитываться, появляются первые учетные документы, списки и религиозные начертания. Пока это не государство, скорее кучка крупных (на тот момент) поселений и центров торговли.

Плодородные реки орошают и удобряют землю так хорошо, что появляется избыточный продукт. Людям есть, что менять - времена все же ещё не денежные. Временное преимущество в цивилизационной гонке здесь с лихвой компенсируется: вокруг нет ничего, кроме глины и ила. Деревья не растут, залежей руды толком нет, да ничего нет. Идти продавать свою собачку на улицу - читай "торговать с не-шумерским населением за пределами ареала обитания" - единственный выход, который остается saggiga - "черноголовым", как они сами себя называли.

Земледелие приносит сам-десять или сам-двадцать (каждое посаженное зерно приносит десять/двадцать новых, для сравнения, в родных пенатах мы почти всю историю получали сам-третий, то есть жили откровенно впроголодь). Избыточный хлеб - а это ячмень, в большинстве своем, про классический образ красивой белой булки забудьте вообще тысячи эдак на три с половиной лет - отправляется на внешнюю торговлю, то же относится и к керамике. Керамика есть первое доступное средство обмена, близкое к благам цивилизации. Каждый дурак мог из ближайшего оврага налепить себе кривой бытовой посуды, а вот красиво кинуть понт получалось только с покупной узорчатой (и ровной, гончарный круг как раз появляется в это время) утварью. Это и были основные статьи экспорта.

В обмен саггига хотели многое, но в первую очередь это металл и дерево, с этим были гигантские напряги. Как мы все помним, древнейший эпос о Гильгамеше примерно на треть состоит из похода в далекую страну (ныне Ливан) за, внимание, кедром.

Кстати, Гильгамеш оказался не промах и без мыла проскользнул и в список царей I Урукской династии. Каков нахал! Это все шуточки, было наоборот: царь Бильга-Мес, буквально "предок героя", действительно существовал, а честь стать героем эпоса и притчей во языцех заслужил тем, что объединил под своим началом Нижнюю Месопотамию и сделал родной Урук матерью городов шумерских. Но это будет чуть позже.

Наш гордый "Варяг" заносит на поворотах моих извилин, но он, как мы все понимаем, не сдается.
Долго и мучительно набирается начальная критическая масса средств, медленно общинные наделы уходят в небытие, появляются роды богаче других, те, кто трудится активнее и больше (и в более удачных местах!), получают право обрабатывать еще больше земли, и еще больше земли, и еще больше земли...

Небольшая поправка вот сюда: вероятно, что приехали микенские греки туда все же за оловом для бронзы, а остались уже по большой любви к ископаемым, то есть в целом там было, что добывать, дальнейший перезахват Анатолии в целом и Троады в частности бесконечным потоком империй и царств тому подтверждение, конечно, было там и железо, но в дальнейшем. На момент конфликта это вряд ли было ключевой задачей, так как соответствующая технология выработки только-только появилась. Потенциально мы можем себе представить ветерана войны, чудом выжившего при Трое и спустя лет так 20, в глубокой старости, в возрасте 40 лет напялившего на себя комбинированный из бронзовых и железных пластин экспериментальный доспех ВС МГ (Микенской Греции), с экспериментальным МЖ-1 ("Мужское-женское" с Гордоном Меч железный, модель 1) и ЩЖ-1 (щит, конечно), но не более. Это все же из разряда "а что, если". Это пост-дополнение, авторский косяк и недосмотр. Администрация канала приносит извинения всем ветеранам войн бронзового века и тов. Энею в частности.

Боль в зубах потихоньку утихает, щека становится нормального размера, то есть как у дородного румяного младенца, а это значит, что можно ожидать следующего поста на историческую тематику. Ищите, и обрящете.

Всегда чувствовал в себе приязнь к разным маргиналам, людям, которые не то, чтобы отвергнуты обществом и выгнаны в лес, но просто находятся где-то на обочине жизни. Это бомжи, пьяницы, странные люди в метро, старики ночью в центре, калики перехожие, кафедры социальных наук и иностранных языков в техническом вузе. Я чувствую в них жизнь, мне интересно смотреть за тем, как сильно они отличаются от всех вокруг, но при этом остаются внутри родного загона, хоть давно уже стали настолько другими, что впору открывать собственный загон, с чудиками и бытовой инвалидностью.

И! Самое забавное! Все эти чудаки тоже тянутся ко мне, их как будто ведет по кратчайшей траектории в моем направлении при любом возмущении в пространстве. Подозреваю, что они чувствуют вибрации вселенной, которые сферическими волнами исходят из моей головы, оснащенной специальными антеннами (поэтому я так редко стригусь). Я ни разу им не крикнул "Нет, я не чудик, я другой!", каждый раз провожу полноценное взаимодействие с ними, каждый раз это взаимодействие приводит к каким-то новым результатам. И на ход ноги отдать рюкзак с тетрадями просили, и перестать называть стариков стариками требовали, и покормить на ближайшие вырученные с мошенничества деньги обещали. Чего только не было.

Странно ощущать себя человеком-магнитом для таких людей, что-то в этом есть такое... мистическое, что ли. Что мне и нравится. Лишь раз я видел подобную силу, но там у личности пунцово-синячная аура, аура цвета потопления своих детских страхов и комплексов в этаноле и торчеве.

У меня другая аура. Красивая, переливчатая. С блестками.