В продолжение разговора о состояниях мозга и других факторах, мешающих пониманию на слух, вспомнила еще одну историю из «армейской практики».

Помимо многочисленных документов и совещаний по планированию учений, мы переводили всяческие званые ужины. На самом деле, почти все они так или иначе были зваными, просто иногда звали прямо всех, а иногда — только руководство. Для сопровождения генерала с небольшой свитой обычно отряжали двоих переводчиков — из гуманитарных соображений, чтобы успевали по очереди поесть.

Но мы были молодые и сумасшедшие, просто так сидеть и жевать нам было скучно, поэтому решили работать как на высшем уровне: один переводит на русский, другой на английский.

Кстати, раньше я думала, что мидовские переводчики по всему миру переводят не «своего», а «своему», то есть чутко прислушиваются к каждому слову противоположной стороны, даже сказанному шепотом, и чуть что — гнусавят на ухо принципалу: «Он назвал вас земляным червяком!». Это было бы логично: ведь в таком случае переводчик работает на родной язык, что соответствует одному из принципов ООН.

Но нет. В официальной коммуникации донести свою точку зрения важнее, чем понять чужую. Есть и еще одна неочевидная причина — материалы для подготовки. Ведь даже на публичных мероприятиях речи первых лиц, цитаты из которых уже через час появятся в интернете, зачастую приносят в кабину синхронистов лишь непосредственно перед выступлением — и то если порученец не переборщит с секретностью и не съест бумажку по дороге. А уж сдавать вражескому переводчику все свои внутренние документы — дураков нет. Вот и переводят оба на иностранный язык…

В нашем случае понятия «свой» и «чужой» были несколько размыты. Платили нам американцы — но не столько, чтобы продать за эти деньги родину. Так что мы руководствовались исключительно собственным удобством. Мой напарник окончил Оксфордский университет и своим произношением вгонял слушателей в экстаз. Я прилежно его копировала, но, по собственным ощущениям, до совершенства мне было еще далеко. Поэтому он переводил на английский, а я на русский. Все были очень довольны, и на ужин в компании офицерского состава двух стран мы могли рассчитывать почти каждый вечер.

Однажды нас повели в ресторан, расположенный на верхней площадке какого-то относительно высотного здания, и в лифте у меня внезапно заложило уши. Я не то чтобы оглохла, но слышала все словно через вату. И в силу неопытности побоялась признаться в своем плохом самочувствии, решив, что уж со светской беседой как-нибудь справлюсь.

Поначалу действительно всё шло неплохо. Но потом сквозь гул в голове прорвалась фраза американца о том, что на войне надо «save your body» («спасать свою шкуру»). Я несколько удивилась такой откровенности и попыталась переосмыслить сказанное в широком и узком контексте, но резона тянуть паузу у меня не было — чай не во МХАТе.

— На войне, как ни крути, каждый сам за себя, — постаралась я смягчить сентенцию.

Но по ужасу в глазах напарника поняла, что выстрел был мимо. В принципе коллега мог бы меня поправить, но это неизбежно подмочило бы мою репутацию. В переводе, как и во многих других профессиях, можно долго работать безупречно, а потом ошибиться один раз — и навсегда утратить доверие.

Русский генерал пробормотал что-то насчет воинского братства и общей боевой задачи. В переводе моего напарника на английский эта фраза звучала так:

— Да, мы тоже говорим: «Сам погибай, а товарища выручай».

И только тут до меня дошло, что американец сказал не «body» («тело»), а «buddy» («друг»)! Разумеется, я учла это при переводе следующей фразы, так что стороны расстались довольные друг другом, и никто не заметил клеветы в адрес Вооруженных сил США.

А напарнику респект: спас и ситуацию, и мою девичью профессиональную честь!

Ниже вот повседневный пример из Google-календаря. Получается, обе кнопки отвечают на один и тот же вопрос и прояснять их функционал нужно эмпирическим путем. Хотя что — «да», тоже не вполне ясно. Так и хочется спросить:

«А вы перестали пить коньяк по утрам?»

Про эксели

Одна из самых мерзких вещей в письменном переводе — это перевод в Экселе. Поднимите руку, кого миновала чаша сия. Вы очень, очень счастливый человек и переводчик.

Эти прыгающие ячейки!.. Этот риск пропустить какую-то строку, потому что она скрылась из виду в результате одного неосторожного движения!.. Эти формулы, которые при переводе не дай бог прогнать через «кота» — обязательно недосчитаешься какой-нибудь кавычки, и всему конец… Эти опечатки, которые нужно выверять с лупой!..

Но самый ад — это перевод там сайтов, ИТ-приложений и прочей айтишной штуковины. Ауы. Всегда хотелось спросить, чем руководствуются люди, которые дают переводчикам просто список слов/команд в столбик в Экселе без какого-либо контекста, даже без скриншотов. Сайт в этом случае, как правило, еще не сверстан, а приложение — не вышло. То есть посмотреть негде. Но зато потом, если в переводе обнаруживаются косяки, виноват, знамо дело, переводчик. Он как-то телепатически должен был догадаться, что вот тут «set» — это не «установить», а «настроить». Или наоборот. «Это же просто слова»...

Мы очень старались, и вот теперь всё должно заработать. К сожалению, это потребовало ампутации старого чатика вместе со смайликами и сердечками: такова цена уничтожения ботов вместе с их грибницей. Зато комментарии удалось сохранить, мы бережно собрали их обратно в кучку и проложили папиросной бумагой для сохранности.

Всех, кто был в предыдущей группе и не бот, тоже перенесли на новый берег, не замочив им ножки, ничего дополнительно делать не нужно.

Уважаемые все-все-все!

Мы вынуждены были временно закрыть комментарии, чтобы побороться с ботами и некоторыми техническими сложностями. Постараемся всё оперативно устранить и допилить, а потом с радостью и удвоенными силами возобновим общение! Просто интерактив мы любим, а ботов — не очень, хоть они к нам и со всей душой (которой у них нет).

Вот наглядный пример из свеженького. Все новости Воронежа в одном заголовке, ничего не упустили. Отличное название для романа-фэнтези, например, про попаданцев. Начать его можно фразой про старинный особняк, сразу интрига.

Как я люблю читать заголовки и анонсы в современной прессе! Это какое-то новое слово в журналистике — как написать так, чтобы никто не понял, о чем речь, кто участники событий и что произошло. А если вдруг понял, то уж наверняка неправильно. И вообще, чем абсурднее, тем лучше, а если при этом нарушаются хотя бы две-три нормы русского языка, то победителю приз ковер и телевизор!

Вот навскидку дайджест заголовков за прошлый год в качестве наглядной иллюстрации.

«Карликовый бегемот из Таиланда предрекла победу одному из кандидатов  на  выборах  США»

Хитрый бегемот из Таиланда что-то зналА про теорию вероятности. Надо полагать, остальные бегемоты — не такие карликовые — прогнозировали, что победят сразу все кандидаты, и не угадали.

Или вот интригующий заголовок, который вопрошает: «Как восстановить вес после диет?»

Ну я прям даже не знаю... Эклеры? Не только восстановят, но и преумножат, в этом вопросе на них можно твердо положиться.

«В Белоруссии поймали бобра, напугавшего водителя BMW во  дворе  дома»

Статью можно было уже и не писать (и не читать). В одном предложении сразу и завязка, и кульминация, и развязка. И даже реклама BMW!

«Полиция Испании задержала планировавших отвезти на автобусе во Францию 38 кг наркотиков подозреваемых»

Это так здорово, что даже не знаешь, как и прокомментировать. Эти 38 килограмм наркотиков развили какую-то невероятно бурную деятельность: и планы построили, и на автобусе во Францию собрались, и под подозрение попали. Хорошо, что испанская полиция успела их задержать!

«Гигантский сом 15 минут катал рыбака по Волге,  пока  не  устал»

Как-то быстро ты сдался, гигантский сом, вот что я скажу. Мог бы и поднапрячься. Слабак и нюня.

«Исследование показало, что психика акушеров отличается крепкостью  и  стабильностью»

Да неужели? Интересно, с чем это связано? Наверное, просто совпадение…

«Ученые нашли прямую связь между процессом глотания и удовольствием»

«Гусары, молчать!» Гусары зажали рот ладошками и судорожно сглотнули. Впрочем, не без удовольствия.

«В Новой Зеландии большая белая акула откусила голову карликовому кашалоту на глазах у людей, пытавшихся  помочь  киту»

Похоже, что пока люди пытались помочь некоему киту в непонятной беде, большая белая акула воспользовалась всеобщей суматохой и откусила голову карликовому кашалоту. Очень много участников, масса вопросов, ни одного ответа. Понятно только, что карликовые и гигантские животные всё время в гуще событий.

«В Токио открыли самый большой закрытый парк Гарри  Поттера»

Да что ж это такое, нигде ему нет покоя. Только закрылся — нет, нашли и открыли. Ничего святого у людей!

«Автомобиль столкнулся с цементовозом. В аварии пострадали дети и водитель Лендровера»

Это очень печальная новость, но всё же нельзя не задаться вопросом. Откуда у Лендровера дети?

Один из наших читателей затронул интересную тему — имена собственные в художественном переводе. Об нее сломано немало копий, почему бы и мне не потыкать карандашиком?

Исторически, как водится, было два лагеря. Одни топили за русификацию. Коля вместо Клауса, Лизонька вместо Бетси, а вместо Жоффрея — ну почему бы и не Павсикакий, в самом деле! А раз Зины и Алёшки в ихних парижах не водятся, действие следует перенести в Тульскую губернию. И диалоги подправить — наши так не говорят. Да и сюжетец какой-то уж больно чужеродный — переписать! Звучит довольно бредово, но, по сути, благодаря примерно такому подходу у нас появились «Буратино», «Волшебник Изумрудного города» и набоковская «Аня в Стране чудес» (до сих пор помню, как меня восхитил в детстве «дворянин Кролик Трусиков»).

Другие ходили под знаменем транскрипции и транслитерации: имена и есть имена, зачем их переводить? Да и прочие приметы иностранной жизни вроде гондол, корриды и спагетти трогать не следует — пусть остаются как есть. В целом это кажется разумным, если не идти дальше и не калькировать всё подряд: мол, англичане едят по утрам не то же самое, что русские, поэтому их утреннюю трапезу следует именовать брэкфастом, а не завтраком.

Победу одержал второй лагерь, но с некоторыми уступками ревнителям чистоты родного языка. Во-первых, нельзя забывать о благозвучии. Заменив всего одну букву, переводчица Лилианна Лунгина добавила популярности историям о Пеппи Длинныйчулок — в оригинале-то она Пиппи. А иногда замена продиктована… половой принадлежностью. Вы вот знали, что Гаечку из мультика о Чипе и Дейле по-английски зовут Гаджет? Да, сейчас это слово нам уже известно. Но ведь оно мужского рода!

Во-вторых, в художественных произведениях имена часто бывают говорящими. Мадам де Займи, мистер Чадомор — сразу кое-что понимаешь про персонажей… А порой без замены не выходит игра слов, как в случае с Полумной («полоумной») Лавгуд, которую в оригинале зовут Лу́на («loony» — «псих»). Впрочем, чрезмерно увлекаться переводом говорящих имен тоже не всегда хорошо. Должно все-таки сохраняться представление о национальности героев. Например, хоббит Бильбо Бэггинс превратился в Торбинса, а не в Мешкова (хотя для меня он всё равно Бэггинс, уж извините!). Да и международному обсуждению активный перевод говорящих имен не слишком способствует. Мол, какая еще Хельга Хаффлпафф? Пенелопа Пуффендуй, что ли?

Но наш читатель поднял еще более сложный вопрос: насколько уместны в русском переводе прозвания вроде «папаша Гобсек» и «дядюшка Клоше»? Признаться, раньше я как-то не обращала на это внимания — видимо, сказалась привычка. Но ведь действительно в русском языке эти слова не употребляются так активно, тем более в сочетании с фамилией. «Дядюшка Соколов» — ну бред же! Даже наш дядя Степа все-таки не дядюшка и зовется по имени, как у нас и принято звать дядьев.

Этот вопрос сродни тому, что делать в тексте со всякими «мистерами» и «мадамами». Вариантов тут три: оставить как есть, перевести как «господин»/«госпожа» или вовсе пропустить. Может показаться, что русофилы обрадовались бы «господину» и «госпоже» как родным. Но на самом деле в большинстве случаев такое обращение тоже выдает переводной текст. К примеру, много мсье и мадам встретилось мне в пресловутом сериале про больницу. А теперь вспомните, часто ли вас называют господином/госпожой в российских медучреждениях!

Так что «папаша» и «дядюшка» в данном случае — это сохранение примет зарубежности. Просто «сэр» и «фрау» у нас уже на слуху, а «онкль» как-то не очень, поэтому приходится подбирать русское слово.

Оправданно ли это — другой вопрос. Но подобные заимствования (кэбы, флики, синьоры) наряду с характерной флорой, фауной и кухней вполне успешно используются и русскими авторами, когда они пишут о другой стране и хотят создать соответствующую атмосферу… Так почему бы и переводчикам не пойти по их стопам?

Читала я недавно совершенно замечательный роман «Поменяй воду цветам» («Changer l'eau des fleurs») авторства не менее замечательной Валери Перрен и зацепилась взглядом за строчку, где героиня, 18-летняя девушка трудной судьбы, обнаруживает в витрине книжного магазина книгу, которую под влиянием какого-то странного порыва немедленно покупает. По причине трудной судьбы девушка эта читает, по ее собственному признанию, примерно как шестилетний ребенок и название книги осилить не в состоянии, слишком сложно — зато на обложке красивое красное яблоко, как такую не купить. Книга с красным яблоком оказалась романом Джона Ирвинга, но его французское название и впрямь озадачивало: «L’Œuvre de Dieu, la part du Diable» (если дословно, то «Божье творение, дьявольское участие»).

«Что это за роман такой причудливый у Ирвинга?» — немедленно стало любопытно мне. Не то чтоб я была таким знатоком и любителем его творчества, но переводческий зуд заставляет человека проверять всякую фигню, когда надо, и особенно — когда вообще незачем.

Спасибо технологиям, любопытство сегодня утолить можно за пару кликов, и вот мы уже знаем, что это был знаменитый «The Cider House Rules», и яблоко в качестве иллюстрации там вполне по делу, потому что сидр же. Но тут-то и притаилась подстава для переводчика, которому пришлось переводить эту красоту на русский (я специально купила русскую бумажную версию, чтобы это выяснить, чертова профдеформация!). По всем нормам и канонам ему полагалось подставить сюда то название, под которым этот роман известен в России, что переводчик честно сделал, но получилось почему-то не очень хорошо. Дело в том, что на русском оно звучит как «Правила виноделов», что несколько абсурдно как с точки зрения содержания этого романа (там никаких виноделов нет и в помине), так и применительно к нашей малограмотной девушке. Во-первых, такое название даже она смогла бы понять — чай не бином Ньютона. А во-вторых, что там делает яблоко, если речь идет про виноделов? Причем и эта книга, и яблоко дальше упоминаются многократно, потому что они в жизни бедняжки сыграли не последнюю роль. И каждый раз всплывают злосчастные виноделы.

Прелесть в том, что и переводчик Ирвинга тоже не виноват, как сообщают нам в интернетах. Оказалось, что сначала в российский прокат вышел фильм по этой книге, и вот ему-то и дали такое странное название. Наверное, на афишах смотрелось наряднее. Книгу перевели уже следом и переименовывать не стали — видимо, в надежде таким образом повысить продажи за счет узнаваемости. Ну а смысл — что смысл. Кому он там нужен, этот смысл. Так она у нас и прижилась с неправильным названием. А что делать переводчику французского романа в такой ситуации — вопрос открытый. Наверное, это тот случай, когда надо давать сноску с пояснением. Она там даже есть, но почему-то в сноске просто рассказывается, кто такой Ирвинг и что он написал, а это ситуацию не очень проясняет.

В общем, это еще одна из тех задачек про козу, волка и капусту, которые переводчики то и дело вынуждены решать в процессе работы. И выкручивайся как хочешь!

«Золотая рыбка», она же карась китайский, переводится на английский просто — «goldfish».

Но у русскоязычного человека это название ассоциируется с исполнением желаний. А остальным здравомыслящим людям в голову не приходит просить у карася денег, титулов или чего там они хотят. Благодарить за это опять следует наше всё. Сюжет сочинил не Пушкин, но идея заменить камбалу на золотую рыбку и легкий слог, обеспечивший сказке популярность, — его заслуга.

При переводе на английский рыбку в этом смысле приходится менять на джинна.

И когда Майкрофт Холмс говорит: «I am living in a world of goldfish», — он не имеет в виду, что окружен добрыми феями, готовыми исполнить любой каприз. Вокруг него сплошь тупые и медленные создания. Вариант «я живу в мире золотых рыбок» тут не годится. К счастью, переводчик сериала это сообразил (не всё же косячить!) — в русской версии они стали «аквариумными рыбками».

Хорошо, кстати, что их не заменили, например, на баранов. А то русскоязычная публика не смогла бы оценить картинку.

Я это не слышал, я переводил

Есть такая шуточная история среди устников. Выходит синхронист после рабочей смены из кабины и спрашивает у коллег, находящихся в зале:
— Во сколько мы завтра встречаемся? Я не слышал, я это переводил…

Так вот, это ни разу не шутка. И это подтверждают не только коллеги, но и мой личный опыт.

АнПална уже рассказывала о нашем походе на яхте. Но чтобы в 2019 году это, как говорят у них, «стало возможным», в 2015-м я решила получить яхтенные права. Практическая часть обучения и финальный экзамен проходили в Турции, а инструктором был шотландец. Его нам выдали внезапно ввиду форс-мажора у русскоязычного экзаменатора. Если кому-то доводилось иметь дело с шотландским акцентом, вы понимаете всю радость. Poll dead loin (Pull that line) и прочие волынки, которые в шуме ветра, волн и дизеля фиг разберешь.

Переводчиком наша компания будущих русских гардемаринов шкиперов четырьмя голосами «за» и одним моим «воздержался» назначила меня. Это в принципе был единственный рабочий вариант, поскольку остальные члены команды английским владели недостаточно хорошо. А тут еще шотландский флер. Проблема в том, что я-то туда приехала учиться, а не переводить. Но волею судеб вынуждена была совмещать в голове эти две субличности.

В Москве у нас был прекрасный инструктор по теории и навигации (Юра Кузнецов, если ты вдруг каким-то образом это читаешь, поклон тебе!), поэтому еще до поездки вся терминология была вызубрена на двух языках. И первые три дня всё шло неплохо — разве что мозг, находившийся в режиме двуличия с утра до поздней ночи, постепенно закипал, а трули ёрз становился всё более самовозгораем. Однако на четвертый день запустились процессы деградации: местами я перестала понимать, чего от меня хочет наш шотландец.

Он мне говорит: «Теперь идем на тот мыс, держи острый курс, следи по флюгеру». (Потому что цифровые приборы — для слабаков, нужно уметь пользоваться теплым, ламповым ветроуказателем на мачте.) А я стою за штурвалом и не понимаю, чего делать-то надо. Ветер потеряла, паруса захлюпали. Инструктор мне: «Увались». Я на него глазками мырг-мырг. Хотя на теории про это «увались» сто раз говорено, а за три дня практики — энное количество раз сделано. Но вот зависла и не пойму, в какую сторону штурвал крутить, чтобы всё нормализовать. Флюгер танцует танго. Шотландец орет: «Вот а ю дуинг?! С какой стороны ветер?!» Я туплю. Народ сердобольно начинает мне подсказывать. А я и по-русски уже не понимаю.

Сколько раз потом вспоминала эту ситуацию, сколько раз стояла за штурвалом, — столько же раз не понимала, как можно было впасть в такой ступор? Ну ясно же, с какой стороны ветер. По парусам же видно, в конце концов.

В общем, в оставшиеся три дня меня периодически вот так заколбашивало на простейших совершенно вещах. И перестало — как только отпала надобность в почти круглосуточном переводе. Хорошо хоть, что во время экзаменационного прохода не перемкнуло, а то бы, конечно, никакой шкиперской лицензии никто мне не дал.

Поэтому, если переводчик говорит «я это не помню, я это переводил» — он не лукавит. Мозг настолько «перегревается», что выполнять одновременно функции «переводить» и «запоминать», как правило, не может. А если его насильно заставлять (как я), то никому от этого радостно не станет.

Берегите мозги!))

И снова наше прямое включение из Австрии. Систер Евгения, ответственная за рубрику "межкультурная коммуникация и как с этим теперь жить", рассказывает про разницу чатиков. У родителей точно должно откликнуться и нервно задергаться.

В нашем австрийском классе 24 ученика и одно чудо. Чудо состоит в том, что общий родительский чат преимущественно молчит. Иногда кто-то интересуется, чью вещь по ошибке принес ребенок, владелец отзывается и снова воцаряется тишина.

А еще в школе запрещены подарки учителям, что прекрасно, и к тому же ни Дня учителя, ни Восьмого марта не предусмотрено. Поэтому даже законные поводы развести срач как будто отсутствуют.

И вот перед Рождеством дзынькает сообщение от активистов класса: «К Рождеству разрешено сделать небольшой символический подарок учителю. Мы можем подарить сертификат в книжный магазин, на который учитель купит что-то для класса. Вот счет, кто хочет, пожалуйста, присылайте не более 20 евро».

«Ага! — думаю. — Сейчас-то бездна и разверзнется. Ща все истинные сущности и покажут. Вот сейчас, сейчас-то огонь пойдет!»

Обязательно же кто-то должен написать, что надо не сертификат, а вазочку с гравировкой. Нет, не вазочку, а набор чая. Нет, чай она не пьет, кто вообще пьет в Австрии чай? Надо что-то рождественское и небольшое! Светящийся олень в натуральную величину — очень празднично, но по 20 евро мало. Нет, мы вообще сдавать ничего не будем, у нас трое детей и хомячок! Вы еще с прошлого раза за хомячка не сдали! А где отчет за прошлый сбор?! Вот все такие умные — сами и собирайте! Вазочку! Чай! Олень! Сам олень!

В реальности чат бесшумно лайкнул сообщение и ответил тишиной. Через три дня активисты поблагодарили за сбор, превзошедший ожидания, отчитались, на что будут потрачены лишние деньги, и снова чат ушел в спящий режим.

Я бы так и не познала силу родительского чата, если бы мой ребенок не ходил дополнительно по субботам в русский класс, где еще шесть таких же бедолаг пытаются изучить родную, по мнению родителей, и совершенно инородную — по мнению самих детей — русскую письменность.

Дзынь: «Я мама Изабеллы из 1Б...»

Позывные и вводные были те же: подарок учителю, а давайте подарим сертификат. Только мама Изабеллы явно знала толк в родительских чатах. Чат не уступал ей в профессионализме.

По количеству сообщений мне казалось, что в обсуждении подарка нашему учителю участвуют родители как минимум пары школ по соседству в полном составе, районный футбольный клуб и приглашенные гости.

Мама Изабеллы писала просто и доходчиво, в каждом сообщении не собирая разом больше трех слов. Чат на каждое сообщение реагировал многоголосыми «отлично!», «прекрасная идея!», «супер!».

За пару минут мой телефон увибрировал прочь со стола, не подозревая, что ему жить в таком режиме еще пару дней. Два дня ушло на подробное обсуждение цвета, вида и формы подарочного пакета, бантика, надо или не надо добавить конфеты.

«Конфеты, она, наверное, не ест — потому что она очень стройная! Но у нее есть дочка, дочка наверняка любит конфеты! А я своей конфеты не даю, мы не едим сахар! Ну что вы, иногда можно немного, это же дети!»

Я перевела деньги и пошла осмысливать свой опыт со школьными чатами. То ли в австрийском классе случайно собрались 24 пары родителей-интровертов, у которых каждое слово стоит тысячу фунтов, то ли всё же это какое-то культурное различие, и для широты родительского чата нужна особая  широта  души...

А выдам-ка я вам чужой секрет. Мало кто знает, что наша КсеньСергевна не только «переводчик, редактор, преподаватель, йог, каратист и вокалист», но и самый настоящий капитан. («Маломерных судов!» — дотошно поправляет она.) И мне даже выпала честь ходить под ее началом вдоль побережья Турции.

Больше всего я боялась оказаться балластом. От природы я человек не очень ловкий, да и плаваю немногим лучше топора. Поэтому честно тренировалась вязать узлы, запасалась таблетками от морской болезни и утешала себя тем, что могу мыть посуду и, например, драить палубу или что там делают неопытные юнги. Но у кэпа были другие планы. Меня назначили радисткой. Памятуя о своем опыте с радиосвязью на вертолете, я запаниковала еще больше, но приказы капитана не обсуждаются, а исполняются…

Арендованная нами яхта называлась «Локи». Имя скандинавского бога озорства и коварства легло на нее как влитое. Капризная лодка моментально истребовала кровавую дань, порезав какой-то железякой одного из членов команды, — благо перевязочные материалы были с собой, как положено. В первый же день у нас вышла из строя якорная лебедка, а по всей кают-компании расплескалась полная бутылка пахучего оливкового масла (потому что кто-то не закрутил крышку — и это была не Аннушка!). На второй день в зажигалке закончился газ и обнаружилось, что вместо спичек мы с КсеньСергевной приобрели в местном магазине колоду карт. Для меня до сих пор загадка, как два гиперответственных взрослых человека, умеющих читать на нескольких языках, умудрились перепутать спички с игральными картами. Но Локи наверняка что-то об этом знает!

Я наравне со всеми ставила паруса, тянула канаты и вешала кранцы. На посуду нашлись конкуренты, а палубу мы не драили вообще. Но главная моя и почетная обязанность заключалась в переговорах с берегом. Я довольно быстро привыкла к тому, что «хррр, пшшш, рахат-лукум, бамбармия кергуду, давай-давай, Наташа» означает «„Локи”, можете заходить, швартуйтесь на причале D». Наверняка мой изысканный английский звучал для турок примерно такой же белибердой. Но результат коммуникации неизменно был положительным.

Пока в последний день мы не оказались в заливе, кишащем судами всех форм и размеров. Капитан озабоченно глянула на детишек, рассекавших на плавсредствах, прозываемых «Оптимистами» (еще одно говорящее название: как по мне, чтобы сунуться в этот суп в эдаком решете, надо быть твердо уверенным в своем бессмертии).

— Анют, тут обязательное сопровождение, вызови, пожалуйста.

Я бодро помчалась к радиоузлу. Разобрав ответ с полухрипа, доложила, что велели ждать, сочла свою миссию выполненной и пристроилась загорать.

Поднялся ветер. Нас начало сносить то на малышню, то на угрожающего вида катамаран. Капитан вцепилась в штурвал, то и дело корректируя наше место в «супе», а команда начала подозрительно на меня поглядывать. Спустя минут двадцать кто-то не выдержал и поинтересовался, уверена ли я в том, что всё поняла правильно. Я не была уверена уже ни в чем и робко спросила, можно ли связаться с берегом еще раз. Ксения кивнула, и я поплелась связываться.

Свою просьбу я изложила чуть ли не по буквам. В ответ рация жизнерадостно изрекла:
— La vita è bella! —
что в переводе с итальянского значит «жизнь прекрасна!».

Зашибись вы шутники, ребята! У меня тут капитан нервничает, а вы мне «травка зеленеет, солнышко блестит»! От злости я пальнула в эфир зарядом сарказма:
— Really? (Правда?)

Ответа не последовало. Зато я услышала, как на палубе забегали наши «матросы», — сопровождение таки пришло. Подойдя к причалу, Ксения виртуозно вписалась между тесно стоявшими судами, мы завязали все приличествующие такому случаю узлы, в изнеможении попадали на скамейки, и мой взгляд уперся в соседнюю яхту, на борту которой было выведено: «La vita è bella!».

Никто надо мной не издевался. Просто выкликали следующего в очереди. Светило солнце, дул теплый ветер, в ближайшем ресторане нас ждал осьминог на гриле. По большому счету, турки были правы: жизнь действительно хороша!

Сегодня в порядке исключения мы решили опубликовать не собственный текст, а с благодарностью вспомнить, как прекрасно писал Слава Сэ — один из лучших авторов Рунета, который сегодня праздновал бы свой очередной день рождения, если бы не проклятый коронавирус. Слава Сэ не был переводчиком, но, судя по всему, про перевод он кое-что понимал.

В детском саду с немецким уклоном наняли воспитательницу из Германии. В ней всё было прекрасно — опыт, фигура, хлыст, знание военных маршей. Из недостатков, она не знала русского. А родители не знали немецкого.
Собственно, рассказ окончен. Понятны коллизии, предслышится и развязка, в которой знамя победы втыкают педагогу куда заслужила.
Но я всё равно изложу весь рассказ, ибо наибольшее потомство оставляют самые нудные мужчины, а это как раз я.
Матери одного мальчика казалось, что воспитатель не должен так клацать зубами в приветствии, даже с учетом немецкой фонетики. Ощущение было, словно Димочкой недовольны. Для уточнения контекста наняли мою дочь Марию. Она знает почти весь немецкий, русский и многое из мата. Стороны сошлись на нейтральной полосе, в песочнице, под грибком. Воспитательница напала первой, совсем как 41-м.
— Ваш сын не умеет себя вести! — сказала она — На уроках он прячется под стол, катается по полу и визжит. Это неприемлемо! Вон из нашей немецкой культуры!
Мария чуть смягчила перевод. Она сказала так:
— Ваш Димочка — чудесный, умный мальчик. Настоящий жизнелюб. Не легче ли ему будет в русском садике, среди себе подобных?
Димина мама тоже пришла в песочницу не ради поцелуев с языком. Она была готова взять рейхстаг, унести и потом смонтировать у себя на даче. Она сказала:
— В том-то и дело, что Дима умный! Это у вас занятия тупые! Ребёнку скучно!
Дочь Мария не выносит ругани. Она и эту фразу смягчила. Сказала:
— Нам очень нравится ваш садик. Посоветуйте, как развить усидчивость!
Разговор длился целый час. Мария в одиночку, как скользкий Штирлиц боролась за мир, переводя педагогику с языка десантно-штурмовых бригад на язык играющих в траве щеночков. Приведу ряд примеров.
Сначала реплики немки:
«Его боятся даже психиатры» — «Мы очарованы его харизмой».
«Бить горшком детей, это что?!» — «Он несомненный лидер».
«Он всех достал, он идиот!» — «Его смех как колокольчик»
«У него руки, голова, поведение, всё из ж…пы» — «Ему с трудом даются прописи».
Реплики мамы:
«Ваше место в лагерной охране!» — «Мы благодарны за терпение!»
«Я плачУ по шесть сотен в месяц не затем чтоб слушать этот бред» —
«Кто ищет — вынужден блуждать, как сказал великий Гёте».
Постепенно мать убедилась, дело всё-таки в фонетике. У немцев даже слово «бабочка» (Schmetterling) звучит как Panzerkampfwagen IV, средний танк. И выражение лица под стать. А над прописями правда, надо поработать.
Немка тоже подметила, как много скрыто теплоты и смирения за суровым обликом восточных славян.
Маша получила за работу вместо двадцати евро пятьдесят и шоколадку. Стороны почти полюбили друг от друга. Разве что Димочка был выпорот на всякий случай тем же вечером.

Ради красного словца переводчики бывают готовы на многое. Даже заменить одну часть тела на другую. Даже в медицинском сериале (да, пока всё в том же).

Новый поворот сюжета: один из пациентов в реанимационном отделении, слегка очухавшись, начинает проявлять интерес к дамам в белых халатах. Выйдя из его палаты, старшая медсестра делится с коллегой мужского пола своими опасениями: как бы сейчас не разбежался весь временный персонал, нанятый через агентство на период отпусков. Медбрат не вкуривает, в чем проблема, и философски пожимает плечами: мол, на то он и временный, пусть себе бежит. Но для его собеседницы это настоящая беда: именно она отвечает за расписание работы медсестер и регулярно огребает за то, что персонала не хватает. Поэтому за своих временных девочек она держится зубами и когтями:

— Пока мы в такой заднице, я их не отдам. Кстати, о заднице… Может, ты сам ему капельницу поменяешь?
— А при чем тут задница? — недоумевает медбрат.
Дама бросает на него выразительный взгляд, и тут до жирафа наконец доходит, о чем вообще сыр-бор:
— А-а-а, еще один любитель пощупать?

Это тот случай, когда сохранить игру слов совсем легко. В оригинале, правда, было «пока они спасают мою задницу», но, на мой вкус, это калька, поэтому я ее заменила. Проблема в другом. При переводе сериалов на русский язык заказчики часто просят убирать не только мат, но и вообще всё, что представляется им грубым. (Много и других неочевидных запретов: например, нельзя упоминать названия наркотических веществ — это в медицинском-то сериале!)

«Задница» могла не пройти. Поэтому пришлось поиграть с анатомией. Если слегка сместить фокус, диалог получается таким:
— Пока у нас не хватает рук, я их не отдам. Кстати, о руках… Может, ты сам ему капельницу поменяешь?
— А при чем тут руки? А-а-а, еще один любитель их пораспускать?

Только вот «распускать руки» все же чаще означает «драться». Этого пациент, при всей своей одизности, всё же не делал (да и сил у него на такой подвиг вряд ли бы хватило). Снова меняем оптику:
— Пока мы сбиваемся с ног, я их не отдам. Кстати, о ногах… Может, ты сам ему капельницу поменяешь?
— А при чем тут ноги? А-а-а, еще один любитель пощупать?

Ноги вполне годятся как объект сексуального интереса. Но вот беда: старшая медсестра, которая только что подверглась домогательствам и не жаждет повторить, — коренастая пышечка. Ноги не ее козырь. Пришлось изобретать четвертый вариант:
— Пока у нас не хватает людей, я за них грудью буду стоять. Кстати, о груди… Может, ты сам ему капельницу поменяешь?
— А при чем тут грудь? А-а-а, еще один любитель пощупать?

Между прочим, в итоге редактор написал, что с учетом взаимоотношений между героями сериала слово «задница» в виде исключения разрешено к употреблению. Но я ни о чем не жалею.

Как некоторые знают, у меня есть прекрасный единоутробный систер, и систер этот уже пятый год проживает в не менее прекрасной Вене, откуда время от времени шлет нам репортажи на злободневные темы. Поскольку некоторые из этих репортажей имеют некоторое отношение к межкультурной коммуникации, мы решили цитировать их прямо здесь:

Коллектив нашего австрийского офиса представлен почти двумя десятками национальностей со всего света, где сами австрийцы составляют национальное меньшинство.

Все коллеги на разные лады коверкают английский (и только британец всегда тактично извиняется за то, что говорит непонятно), а параллельно пытаются победить немецкий. Разумеется, мы регулярно делимся страданиями впечатлениями на языковые темы и обсуждаем культурные различия в целом.

Венесуэлец, который семь лет выживал прожил в Тамбовской области и неплохо освоил там русский, возмущается:

— Вы, русские, постоянно меняете мне пол! Вы говорите ГуставА, а я ГуставО! С окончанием «-а» я становлюсь женщиной, и это мне противоестественно! Но при этом вы так трепетно относитесь к правильности звуков в собственной речи — один неверный звук, и русские сразу морщат лоб и говорят, что ничего не понятно!

— Ха-ха! — смеются в ответ австрийцы. — Зато мы позволяем себе с немецким любые шалости и непристойности. Мы оглушаем, озвончаем, отрываем или прибавляем, тянем или обрубаем, добавляем шипящие, игнорируем шипящие, меняем корни, меняем смыслы, интонации и произношение, солим, перчим и называем готовое блюдо диалектом. И в каждом регионе мы готовим его по уникальному рецепту. Если вам кажется, что вы еще недавно понимали немецкий, а теперь вдруг резко перестали, — вероятно, вам не кажется, просто ваш собеседник из Каринтии или Бургерланда. Друг друга они тоже не очень понимают, кстати. Ну не прелесть ли? У нас даже в районах Вены есть свои речевые особенности и особое произношение, например наш двенадцатый район Вены славится особой «майдлингской „л”». А разве в такой большой России не так?

— Э-э-э. Ну вообще-то нет. Житель Камчатки, скорее всего, не распозна́ет по речи калининградца. Более того, в Беларуси, Украине и Казахстане говорят на таком же русском. Н-ну, кое-где акцент, где-то на даче растят викторию, а где-то — клубнику, парадная и подъезд держат флаг источника мемов двух столиц, но даже если все это собрать вместе — один русскоязычный человек поймет другого. Русский — сложный язык, но если уж его освоил, то тебя не ждет сюрприз, что надо выучить теперь еще двадцать его модификаций! У вас же даже в супермаркете подвох: хочешь вот, например, творог купить. Рядом на полке тебя ждут Topfen и Quark, которые автопереводчик идентифицирует как творог. Может, разная технология? Состав? Вкус? Нет, просто Quark изготовили в Германии, а Topfen — в Австрии, и каждый производитель подписал на своем немецком!

— Да, ребята. Вы бы уже как-то договорились со своим немецким, — вторят испанец и аргентинец. — Мы даже с разных континентов понимаем друг друга без труда. Кстати, давайте потроллим каталонцев. Они не различают звуки «б» и «п»!

— Не надо задевать за больное! — подхватываю я. — Вероятно, во всех присутственных местах в Австрии сидят каталонцы, так как мою фамилию, которая начинается на букву «П», еще ни разу не искали в правильном разделе алфавита, как бы четко по буквам я ни пыталась произнести. Даже уточнение, что «„П” — как „папа”», никого не смущает, и меня снова и снова не находят в списках  на  букву «Б».

Попалась мне тут книга Ребекки Куанг «Вавилон». Фэнтези про переводчиков — звучит неожиданно и заманчиво. И наверняка издатели сообразили, что в целевую аудиторию входят сами переводчики — строгие ценители чужих текстов. В общем, была надежда на то, что русская версия книги окажется если не хорошей, то хотя бы приличной…

Надежда, конечно, умерла от ужаса прямо на первой странице, дальше меня вел чисто спортивный интерес — раз удовольствия не вышло, хоть для блога что-нибудь нарою. И вот в рассказе о том, как студенты читают «Метаморфозы» Овидия, мне бросилась в глаза фраза: «Иов умолял Ио не бежать».

Один библеист как-то посетовал, что люди часто путают Иова (который многострадальный) с Ионой — в довершение всех бед помещая несчастного в чрево кита. Но чтобы еще и в древнегреческий миф его забросить — это надо было постараться!

Вообще-то за прекрасной Ио ухлестывал Зевс, который потом превратил ее в корову, чтобы спрятать от своей ревнивой супруги. А Иову было совсем не до амуров: он разорился, потерял всех детей и заболел проказой. (Не скрою, у меня все же мелькнула абсурдная мысль, что все несчастья Иова — месть соперника-громовержца.)

Как переводчик умудрился перепутать Иова и Зевса, на самом деле понятно. Овидий жил и работал в Римской империи, где Зевса звали Юпитером. По-английски «Юпитер» (не планета, а бог с Олимпа) — «Jove». А «Иов» — «Job» (да, как «работа», но читается «джоуб»).

Но вот почему переводчик недрогнувшей рукой скрестил Библию и античную классику — это уже другой вопрос. А главное, ведь книга вышла в крупном издательстве, у которого наверняка имеются и редакторы, и корректоры. Неужели никто из них не читал если не Овидия, то хотя бы «Легенды и мифы Древней Греции»?

Что ж, Зевс им судья!

Честно говоря, не думала, что когда-либо буду ссылаться на этого персонажа, потому что сейчас про него не упоминает только ленивый (а мне по большей части лень), но судьба распорядилась иначе. На днях мне попался кусочек его интервью, который настолько впечатлил своей причудливой логикой, что очень хочется это куда-то ретранслировать. Почему бы не сюда? Речь, если что, про Илона нашего Маска и его борьбу с тщетой всего сущего.

Этот товарищ доверительно признался аудитории, что где-то примерно в 11—12 лет его настиг, ни много ни мало, экзистенциальный кризис. Вероятно, отчасти это связано с тем, что читать он начал примерно сразу же, как только ему перерезали пуповину, и к обозначенному возрасту заглотил весь библиотечный запас ЮАР и прилегающих территорий. «Познание умножает скорбь», — предупреждал что-то знавший про это Экклезиаст, но юный Илон слишком поздно спохватился. И задумался, естественно, о том, в чем смысл жизни, куда без этого. Жизнь ему сразу показалась довольно бессмысленной, но сообразительный малый не спасовал перед трудностями и пошел искать ответ на вопрос у древних и мудрых.

С этой целью он детально изучил Библию, Коран, Тору и еще некоторое количество разнообразных религиозных текстов, до которых смог дотянуться. Довольно логично, что на такой плодородной почве экзистенциальный кризис расцвел и обильно заколосился, потому что предлагаемые решения пытливого Илона не устроили. Тогда он решил нарастить обороты и взялся за Ницше и Шопенгауэра. Вообще, как по мне, это верный рецепт того, как отрастить себе экзистенциальный кризис, если у вас его нет, а, к примеру, очень надо. И глядеть бы Илону в бездну до полного изнеможения, но спасение пришло откуда не ждали. Среди всех этих седобородых мудростей в списке его чтения на лето вдруг затесался фантастический роман Дугласа Адамса «Автостопом по галактике», где суперкомпьютер ищет окончательный ответ на «главный вопрос жизни, Вселенной и всего такого» и после 7,5 млн лет тщательного анализа сообщает, что этот ответ — 42.

— Сорок два! — взвизгнул Лунккуоол. — И это всё, что ты можешь сказать после семи с половиной миллионов лет работы?

— Я всё очень тщательно проверил, — сказал компьютер, — и со всей определенностью заявляю, что это и есть ответ. Мне кажется, если уж быть с вами абсолютно честным, то всё дело в том, что вы сами не знали, в чем вопрос.

— Но это же великий вопрос! Окончательный вопрос жизни, Вселенной и всего такого! — почти завыл Лунккуоол.

— Да, — сказал компьютер голосом страдальца, просвещающего круглого дурака. — И что же это за вопрос?

И вот аккурат в этом месте, как объясняет товарищ Маск, его и отпустило. Он вдруг понял, что задача не в том, чтобы найти ответ, а в том, чтобы задать правильный вопрос. «О, — утешился Илон, которому к тому моменту было уже 13 лет (он явно с пользой провел эти два года экзистенциальных изысканий), — это мне подходит. Этим я и займусь». И, собственно, всю дорогу с тех пор занимается.

Зато теперь точно известен ответ на все эти вопросы про то, почему Илон Маск такой гений, миллиардер, задира, бретер и визионер. Потому что 42.

Когда ты переводчик, привыкаешь к тому, что худо-бедно можешь объясниться в любой ситуации. И забываешь, как это: мучительно подбирать слова, складывать их в предложения, отчаянно жестикулировать и понимать по реакции собеседника-иностранца, что снова мимо. А ведь такое может случиться с каждым!

Как-то раз, приехав на Давосский форум, мы застряли в горах. (Во время форума найти жилье даже в двух часах езды от Давоса — настоящий квест, поэтому пришлось лезть наверх.) Ночью сошла лавина, поезда тут же перестали ходить, на месте арендованной машины вознесся сугроб, но нам надо было как-то добраться до площадки. Лавина лавиной, а перевод все равно нужен!

— Я сбегаю за ключами и документами, а ты пока договорись с кем-нибудь, чтобы нам машину откопали! — распорядился шеф.

Заприметив мужика с лопатой, я рванула к нему. Спустя минуту выяснилось, что его родной язык — немецкий (которого я не знаю), и ни по-английски, ни по-французски, ни по-испански он не понимает.

— Parla italiano? («Вы говорите по-итальянски?») — без надежды на успех спросила я. Он внезапно закивал, и я было обрадовалась, но тут же сообразила, что это почти единственная фраза, которую я способна изречь на языке Верди и Паваротти. Но делать было нечего.

— La nostra macchina («наша машина»), — бодро начала я. Черт, я ведь не знаю, как сказать «засыпана снегом»! Пришлось ткнуть пальцем в ближайший сугроб.

— Questa è la vostra macchina? («Это ваша машина?») — спросил мой визави с сомнением в голосе. Видимо, владелец упакованного в этот конкретный сугроб автомобиля был ему известен.

Жестами я попыталась объяснить, что «ла ностра маккина» во-о-он там, и на ней во-о-от столько вот этого (слова «снег» я не помнила, но его вокруг хватало, было во что ткнуть пальцем). Мужик неуверенно кивнул. Видимо, пантомима вышла не слишком убедительной, но с меня хотя бы сняли подозрения в намерении присвоить чужое.

Теперь предстояло объяснить, что машина нам очень нужна, чтобы на ней уехать. Так, «мы» в итальянском можно пропустить, надо только вспомнить, какое окончание приделать к глаголу. Точно, «-iamo», первое лицо, множественное число, ну не молодец ли я? Вот только глагол-то какой? К чему приделывать? Внезапно меня осенило:

— Dobbiamo andare! («Мы должны ехать!») Nach Davos! (Предлог «в» вспомнился только на немецком, ну да и шут с ним, немецкий он знает.)

Мужик хихикнул и спросил:

— Quando? («Когда?»)

Знаете, я всегда посмеивалась над людьми, которые начинают говорить громче в надежде, что от этого их русский станет понятен всем иностранцам на свете. Видимо, за это мне и прилетела обраточка. Я вполне способна сказать «сейчас» и по-итальянски, и даже по-немецки (тысячу раз слышала в итальянских операх и немецких поездах). Но именно в этот момент, за одно слово до взаимопонимания, оба варианта вылетели из головы, и я непроизвольно заорала по-английски:

— Now!

Мужик развернулся и ушел. Я села в снег и заплакала. А через пару минут он появился откуда-то уже с двумя лопатами и буркнул (по-итальянски, но я поняла каждое слово):

— Зови парня, с которым ты шла, вдвоем быстрее откопаем.

И пока они с моим шефом откапывали машину, я бестолково прыгала вокруг, пыталась смахивать снег варежкой и повторяла:

— Grazie! Scusa! Non parlo italiano! («Спасибо! Извините! Я не говорю по-итальянски!»)

Переводчик ты или нет, а в критической ситуации «мама!» кричать будешь по-рязански…

Поскольку в нашем полку нонче прибыло, хочется поприветствовать всех, кто к нам заглянул, и, как это принято в «этих ваших интернетах», вытряхнуть горстку публикаций за истекший период. Так будет проще понять, куда вы попали и чем мы тут промышляем. Вот этим примерно! Добро пожаловать на борт!

Про Жоффрея

Про Борьку

Про Анжелику

Про тоннель

Про запятую и абсурд

Про судмедэксперта и метлу

Про викторианскую школу

Про судмедэксперта и любовь

Про вертолеты

Про избинг

Рубрика #беззанудства

Пришлось тут поредактировать про спа-салоны и прочий «китайский спа головы» (так называется одно заведение в Москве, между прочим). В русских орфографических словарях указано, что в значении «sanus per aquam» нужно писать «спа» со строчных. До сего дня я не задумывалась, почему так. Но, похоже, нашла объяснение.

Потому что с заглавных «СПА» — это «самоходный плашкоут с аппарелью»)) А целый салон таких штук — точно не про здоровье, пусть и вода тут тоже присутствует!

Наша рубрика «Занимательное рядом», или снова смотрим французские интервью, чтобы оттуда почерпнуть и озадачиться. Такого добра, разумеется, и на других языках хватает, но эти ребята уж больно задорно излагают, грех не поделиться.

На сей раз меня удивлял совершенно очаровательный представитель парижского подразделения police scientifique, которая по-русски, наверное, должна называться «экспертно-криминалистическая служба». Проще говоря, это такие товарищи, которые отправляются на место преступления в защитных комбинезончиках и масках, собирают улики, проводят экспертизы и задействуют все доступные (и некоторые недоступные) технологии для поимки и изобличения правонарушителей. Такие хорошо экипированные силы добра в бахилах.

Так вот, отвечая на вопрос интервьюера о том, есть ли у него какая-то особая специализация, которой он славен, красавец-эксперт белозубо улыбнулся и сообщил, что да, не без того. Он специалист по ушам. В этом месте я решила, что проблемы с ушами, вернее, с аудированием тут у меня, но мне сейчас пояснят, что́ я там по-французски не разобрала.

— Я даже проходил специальное обучение в Швейцарии, — незамедлительно отозвался красавец. — Например, у нас есть специалисты по ДНК и по дактилоскопии. А я вот — по ушам.

Час от часу не легче. Отоларинголог-криминалист? «Следствие ведут ухо-горло-носы»?
Впрочем, его собеседник тоже сидел с озадаченным лицом и всем своим видом хотел пояснений.

— Вы вот знали, что у человека уникальными являются отпечатки не только пальцев, но и ушей?

Мы с интервьюером не знали и дружно уставились на эксперта круглыми глазами. Повисла мхатовская пауза, в течение которой воображение рисовало мне психоделические картины в духе ИИ: как преступник, забывший надеть шапочку, хватает все подряд голыми ушами и выдает себя с головой.

Наконец, интервьюер пришел в себя обратно и осторожно поинтересовался, каким образом этот потрясающий факт из устройства homo sapiens может помочь в раскрытии преступлений.

— Вы не поверите, как часто люди, которые планируют совершить кражу со взломом или еще зачем-то проникнуть туда, где их совсем не ждут, норовят сперва прильнуть ухом к двери и послушать, что за ней происходит. А потом приходим мы, эксперты по ушам, посыпаем дверь специальной пудрой и получаем красивый отпечаток, по которому можно идентифицировать злоумышленника (если найдешь его ухо).

Затем красавец привел реальный пример из практики, когда трое нехороших людей в масках и перчатках пробрались в дом к пожилому парижанину, угрозами и насилием отобрали у него всякие нужные ценности и скрылись. Но перед этим один из них любезно оставил на входной двери отпечаток уха, а затем не менее любезно связал богатому старичку руки пластиковыми стяжками, по которым его потом и вычислили. Спустя несколько месяцев подходящие стяжки со следами ДНК одного из товарищей обнаружились в багажнике машины во время проверки по другому делу, но их владелец заявил, что работает во «Франс телеком», а эти штуки — его рабочий инструмент и к парижским старичкам отношения не имеют. Тут-то в игру и вступил эксперт по ушам, который взял у него отпечаток, сверил с оскверненной дверью и уличил. Так французские криминалисты в очередной раз победили зло с помощью научно-технического прогресса.

Правда, подозреваю, преступный мир, который не лишен доступа в интернет, теперь тоже узнал про уникальные уши и про то, что подслушивать не только нехорошо, но и чревато. Будем ждать дальнейшего развития событий!

Говорят, переводчику не надо думать: все слова записаны в словаре, знай себе выбирай из вороха вариантов и подставляй. Вообще-то выбрать тоже надо уметь, но сегодня я не об этом. А о том, что в словаре есть не все слова. Точнее, не все значения.

Перевожу с французского канадский сериальчик про больницу — миленький и не слишком медицинский. И вот в одной сцене пациентка внезапно начинает задыхаться и закатывать глаза.

— Elle va coder! — озабоченно восклицает врач.

Если руководствоваться словарем, получается: «Она сейчас начнет писать код / шифровать сообщение». Очевидно, это последнее, что будет делать человек, находящийся при смерти, даже если он крутой программист. Но других вариантов словарь не предлагает.

Чтобы понять, о чем тут речь, надо знать, что в больнице существует система кодов, обозначающих различные экстренные ситуации. Например, переданное по громкой связи сообщение «Код синий!» значит, что возникла угроза жизни пациента и требуется реанимация. И каждый в бригаде понимает, что ему в связи с этим делать.

Имея эту информацию, легко догадаться: глагол «coder» в данном случае означает, что девушка того и гляди примется помирать и придется объявлять код. Вот такой внутрибольничный жаргон!

Кстати, разумеется, в этой сцене встретились и сакраментальные слова «on la perd», которые у нас любят переводить как «мы ее теряем». Благодаря КсеньСергевне и ее маме-хирургу я выяснила, что суровые русские медики так не говорят (не исключаю, что и веселые канадские тоже, но сценаристы во всем мире обожают эту фразу). Вместо этого неинформативного восклицания настоящие врачи чисто конкретно сообщают, что происходит с пациентом: «давление падает», «фибрилляция» и так далее. Страшный смысл этих слов понятен им между строк.

Надо ли говорить, что об этом в словарях тоже не пишут!

Вот так воюешь-воюешь за чистоту и красоту родного языка, но кто-нибудь участливый непременно спросит: «Чего вы так убиваетесь и никак не убьетесь, если все равно никто, кроме вас, неугомонных, разницы не видит? Главное же что? Чтоб даже ежу было понятно. А еж — чувак покладистый, он не возражает». Подумаешь, калька с английского. Подумаешь, неестественно звучит. Да, газетный заголовок типа «76-летний супервайзер мерчендайзеров убил себя в Сыктывкаре» выглядит немного странно, но если ежи приноровились такое читать, то и остальные как-нибудь справятся. А русский язык — он могучий, кипучий, никем непобедимый и переварит любые гвозди, отстаньте уже от него.

И вот ты уже готов смириться, отложить в сторону транспаранты, вилы и сборник Розенталя, умыть натруженные ладошки, но тут из маминой из спальни из недр интернета на тебя набрасывается текст такой мощи и силы, что даже еж замирает, оторопев от ужаса. Не сочтите за рекламу, потому что это нисколечко не она. Я просто оставлю это здесь (с): https://izbing.ru/

Как говорили в свое время перед началом каждой новой серии «Доктора Хауса»: Viewer discretion is advised. То есть виждь и внемли, но на свой страх и риск. «Пэпи, то, что мы сейчас с тобой увидим, — так лучше б мы с тобой не видели!»

Тем, кто с разбегу не понял суть предложения, автор рекламного текста ласково поясняет:

«Избинг — это глэмпинг, адаптированный для применения на территориях исторических поселений, малых городов, сёл и деревень, в границах охраняемых ландшафтов».

А, ну если так, то, конечно: охрана ландшафта — это святое.

«Избинг — убедительная альтернатива глэмпинговым сферам, А-фреймам и барнхаусам», — не унимается докладчик. Вдруг мы собрались испортить ландшафт малого города А-фреймом (что бы это ни значило) или, не приведи боже, барнхаусом? Только избинг, только хардкор.

В этом месте ошалевший еж предпринимает попытку побега, но его ловят и разоблачают, попутно сообщая, что: «Избушки стоят прямо на берегу Волги, на Шаляпинском лугу, при этом они без фундаментов, на металлических опорных рамах, с солидными запасами воды и с большими ёмкостями-отстойниками, ничего никуда не сливают, экологически безупречны и визуально дружелюбны по отношению  к  пейзажу».

Визуально дружелюбны, но в глубине души питают вражду? Не допускают утечек, имеют звание не ниже майорского, лишены фундамента, зато маршируют на куриных ногах, к лесу держатся задом, а к Ивану по возможности передом?

Напоминаю на всякий случай, что это не перевод. Это написал русский человек для русскоязычной аудитории и явно остался доволен произведенным эффектом. Ведь какой слог! «Избинги-глэмпинги — модульные отели из быстровозводимых некапитальных избушек». Тут русский дух, тут Русью пахнет. И немножечко Dolce & Gabbana — для пущей убедительности.

Вот что делают с людьми многочисленные плохие переводы рекламных текстов и иллюзия, что если у тебя в школе в седьмом классе была пятерка по английскому, то ты сам себе Шекспир и золотое перо современности. А так-то задумка хорошая, просто визуально недружелюбная и лингвистически ущербная… «Мы идем с ежом, по полю с ежом, мы идем с ежом по полю и рже-о-ом…» Извините, не удержалась!

Я уже рассказывала о своем «военном прошлом», а тут вспомнилась еще одна история.

К тому моменту я была уже не салагой, а опытным бойцом, меня всё чаще ставили сопровождать главу российской делегации, носившего звание генерал-лейтенанта. Следующей ступенькой карьеры я видела в мечтах какие-нибудь авиационные учения: дедушка мой в войну был летчиком, и я унаследовала от него любовь к полетам.

И тут прошла информация, что генерала повезут куда-то на вертолете. Конечно, за право его сопровождать я готова была порвать любого, но хватило одного проникновенного разговора с боссом. «Хорошо, езжай», — пожал он плечами. Мол, не о чем говорить.

К площадке подскока мы подкатили на генеральской машине. В вертолете нам напялили наушники, объяснили, куда нажимать, чтобы говорить. Ремней моего размера не нашлось, поэтому меня втиснули между главами делегаций — оба мужчины хоть куда — и попросили сильно не дергаться в надежде, что это предотвратит выпадение мелкого переводчика из вертолета. Потом оно всё затрещало, загудело, и мы поднялись в воздух. Ничто, буквально ничто не омрачало моего восторга!

До тех пор, пока не заговорил экскурсовод, которого я должна была переводить. В наушниках слышался треск, гул винта, переговоры пилота с землей и куча других посторонних шумов. Разобрать, что говорит сидящий прямо напротив меня человек, было попросту невозможно! Я попробовала читать по губам. Ничего не вышло (это вообще-то отдельный навык, которому почему-то в институте не учат). В отчаянии я глянула на единственного русскоязычного пассажира — нашего генерала — и вдруг поняла, что мы с ним два сапога пара. Он был счастлив, как ребенок, высовывался из вертолета, и ему было решительно наплевать на экскурсию.

Я приободрилась, вспомнила всё, что знала про полигон, и начала сочинять на ходу — вплоть до перечисления зверей, которые водятся в лесах. Генерал радостно кивал, дергал меня за рукав и тыкал пальцем в малюсенькие домики внизу, и вскоре я, забыв про незатянутый ремень, тоже высовывалась и тыкала куда-то пальцем. В общем, мы оба получили массу удовольствия, а что у меня седых волос прибавилось, так я блондинка, это не очень заметно.

На земле ко мне подошел начальник:
— Молодец, отлично переводила! Даже не ожидал. Немного с тепловыми мишенями напутала, ну так ведь слышно было плохо.

Я опешила:
— Погоди, а откуда ты знаешь, как я переводила? Ты что, слышал?

— Конечно, слышал. Все слышали. Трансляция же во все вертолеты идет.

Я обернулась. За спиной обнаружилось еще несколько вертолетов, из которых вылезали русские военные и мои коллеги-переводчики.

— Покататься-то всех звали. А переводить в вертолете любителей нет — слышимость ужасная. Но ты ж сама попросилась…

Рубрика #беззанудства

Люблю нашу профессию за бесконечное расширение кругозора. Причем иногда самым неожиданным образом.

Ну ладно, когда в процессе редактирования вдруг узнаёшь о том, что технология придания поверхностям искусственной шероховатости называется «бучардирование» (сначала полируем, потом искусственно шершавим… не спрашивайте!), а процесс хронологической записи данных — «журналирование» (есть такое слово).

Бог с ним, когда выясняешь, что в Гражданском кодексе РФ, оказывается, предусмотрена ответственность за внезапное и неоправданное прекращение переговоров о заключении договора (ст. 434.1). Ну, то есть просто так кинуть другую сторону переговоров — это дорого и неприятно. Шотландские судьи тоже очень удивлялись: как можно такие законы придумать, ужас какой.

Не так важно уяснить, что латинское название одной из форм комара обыкновенного — Culex pipiens pipiens.

Но когда у немецкого автора читаешь легенду о том, что:
1) св. Антоний
2) приплыл
3) в Новгород Великий
4) из Рима
5) на камне!

Вот это я понимаю — мощь!

Смотрела на днях интервью с французским астрофизиком и с изумлением узнала оттуда, что во Франции аж 9 % населения, или 6 с лишним миллионов человек, sont les platistes, то есть являются последователями теории плоской Земли. Им, как мы видим, даже специальное название придумали — les platistes (не путать с platypus, да простят нас любители утконосов! 😁). Терри Пратчетт со своим Плоским миром умылся бы светлыми слезами. Франция, понятное дело, не одинока в своей беде, и адептов этой концепции везде хватает, несмотря на обязательное всеобщее образование. Но попутно выяснился еще один занимательный статистический факт: во Франции насчитывается всего около 1000 астрофизиков, а всего в мире их популяция не превышает 10 тысяч! Впору заносить в Красную книгу. Соотношение этих двух показателей — les platistes vs. les astrophysiciens — наводит на некоторые неутешительные мысли об их обратной взаимозависимости.

Впрочем, как доступно объяснил печальный французский астрофизик, желающих податься в эту профессию ничтожно мало, потому что нужно быть увлеченным фанатом, очень хорошо и долго учиться, любить хитрые и сложные расчеты, чтобы потом обнаружить, что свободных вакансий нет и никто тебя на работу не ждет. И пока в государственной обсерватории на пенсию или на тот свет не отправится твой старший коллега, можешь любить свой космос безвозмездно, то есть даром. Но если уж вдруг местечко чудом нашлось, то ты счастливчик, которому будут платить 2000 евро чистыми, что лишь ненамного выше французской МРОТ. К тому же, как оказалось, у астрофизиков тоже имеются профессиональные риски для здоровья. Ну, помимо угрозы свалить на себя телескоп весом в кучу тонн и стоимостью в триллиард денег.

По мере более пристального изучения предмета своего интереса — ни много ни мало Вселенной и ее окрестностей — многие вдруг отчетливо осознаю́т степень собственной ничтожности в масштабах бесконечного космоса и начинают испытывать приступы паники или даже погружаются в депрессию. Наверное, они и раньше подозревали, что человек не центр всего этого великолепия, раз уж подались в астрофизики, но, видимо, питали какие-то надежды. Работа с телескопом и царица наук математика лишают этих людей последнего утешения. Смею предположить, что в других странах дела обстоят не лучше, а то, может, и похуже, потому что обсерватории и прочие центры космических исследований имеются далеко у не всех. Зато число желающих поверить в плоскую Землю неуклонно растет!

P. S. Да, а герой интервью в итоге зарабатывает на жизнь блогингом. Делает фото космических красот при помощи айфона и телескопа, который установил у себя дома на балконе, и выкладывает их в интернет на радость любознательным согражданам и прочим примкнувшим. А в ответ получает тонны ненависти от platistes, которые обвиняют его в работе на НАСА, рептилоидов и инопланетян и в популяризации ереси. Так что на фоне французских и прочих астрофизиков мы, переводчики, просто отлично устроились, скажу я вам. Нам хотя бы не надо доказывать, что иностранные языки существуют.

Я из тех, о ком в шутку говорят: «Всё красивое надену сразу». Наверное, поэтому и стала работать в переводческой компании. И не только переводчиком. И не только там. Но обо всем по порядку.

Меня зовут Аня, и я сова. Будильник у меня звонит в 7:30, но я несколько раз уговариваю его подремать. А потом, наплевав на рекомендации ВОЗ (хотя это один из моих любимых заказчиков), утаскиваю ноутбук под одеяло и начинаю рабочий день прямо там. Переписываюсь с коллегами и клиентами, пишу тексты для телеграм-канала и корпоративных соцсетей или перевожу что-нибудь.

Беззастенчиво пользуясь свободным графиком, к 11 еду на балетный класс. Отличный способ наконец проснуться! Кстати, там тоже пригождаются навыки перевода. Иногда к нам забредают иностранные танцовщики, и даже если они знают русский, фразы «Верни плечи!», «Колено за ухо!» и «Пятку на нос!» гарантированно сбивают их с толку. 

После занятия отправляюсь в офис — чаще пешком. Получасовая прогулка помогает привести в порядок мысли, а иногда и найти решение какой-нибудь заковыристой задачки.

Примерно с 14 до 20 сижу в офисе. В переводческой компании востребованы все рабочие языки и самые разные темы. Вот сейчас мы с нашим штатным британцем переводим на английский шпионский роман. Он делает перевод, я сверяю его с оригиналом, вношу предложения и пояснения, а потом мы вместе думаем над тем, как лучше выразить ту или иную мысль автора. В процессе возни с долгостроем коллеги могут подбросить срочный перевод для ООН, юридический документ, рекламный буклет или статью с одного из моих рабочих языков на русский.

Если я не перевожу, то ваяю какую-нибудь сложносочиненную смету, колдую над управленческой отчетностью (хирургия финансы — это моё хобби), придумываю презентацию для клиента или обсуждаю со звукоинженером оптимальную конфигурацию оборудования для синхронного перевода на ближайшую конференцию. Умение переключаться — важный навык для переводчика!

Кстати, об умении переключаться. Если мы работаем на мероприятии, день строится принципиально иначе. Совиные перья отправляются в шкаф, откуда на свет божий извлекается пиджак и прочие атрибуты деловой женщины. Встаю тогда, когда нужно, еду (или лечу) туда, куда скажут, и получаю от этого огромное удовольствие!

Приезжаю на площадку за час до начала: проверяю оборудование, воду и стулья (их любят утаскивать из кабин!), провожаю переводчиков по местам. Конечно, мне помогают коллеги-координаторы, но я люблю и сама держать руку на пульсе. На мероприятиях возникает масса непредвиденных ситуаций: кто-нибудь внезапно заявляет, что будет выступать не на английском, а на испанском (а то и вовсе переходит на родной язык без предупреждения!), кому-нибудь срочно требуется переводчик на интервью и так далее. Когда удается разрулить внеплановые запросы, чувствую себя настоящей волшебницей!

Но главная моя задача на конференциях — перевод. Синхронно работаю только с напарником, в свои полчаса отдыха успеваю проверить почту, пообщаться с коллегами, пробежать глазами материалы (если есть), а в идеале еще и выпить чаю. Если докладчик сложный, остаюсь в кабине — помочь напарнику и сориентироваться самой.

Дорога — тоже рабочее время. В метро мне работается продуктивнее всего: за 40-минутную поездку успеваю больше, чем за те же 40 минут в офисе.

Вернувшись домой, считаю свой официальный рабочий день оконченным. Но моя внутренняя сова щелкает клювом и объявляет вторую смену! Я давно хотела попробовать себя в кинопереводе и несколько месяцев назад стала брать заказы в студии дубляжа. Так что с 21:30 и до упора у меня перевод канадского сериала.

Если перед сном организм заявляет, что его недокормили впечатлениями, могу почитать или посмотреть что-нибудь на одном из рабочих языков (включая русский).

Для того чтобы держаться в графике, стараюсь соблюдать три простых правила.
1. Перед синхроном обязательно высыпаться. 
2. Рассчитывать дневную норму выработки письменного перевода с запасом.
3. Не брать работу по темам, которые неизвестны И неинтересны.

Работа должна приносить радость!

Приняла участие в проекте #одинденьпереводчика. Делюсь результатом!

Давненько мы не писали ничего про «Шерлока». А ведь там еще много такого, что можно было бы изменить к лучшему!

Вот, например, серия «Пустой катафалк», в которой знаменитый детектив буквально восстает из мертвых. Джон дуется на друга за то, что тот два года водил его за нос. А создатели фильма используют ссору для достижения комического эффекта, совмещая обрывки фраз Шерлока, окопавшегося на Бейкер-стрит, и Джона, который ведет прием пациентов у себя в кабинете. (Примерно как в игре, когда все сочиняют историю по кругу, не видя предыдущих фраз, а потом зачитывают получившуюся белиберду вслух и дружно хохочут.)

Обращаясь к мошеннику, разбившему сердце собственной падчерицы, Шерлок гневно произносит:
— Мистер Уиндибэнк, вы поступили как настоящий…
— …мочесборник! — припечатывает Джон, протягивая пациенту баночку для анализов.

Странноватое оскорбление, если подумать, ну да ладно. Гораздо хуже получился другой эпизод:

Джон (даме, страдающей молочницей): Обычно я рекомендую лекарство…
Шерлок: … обезьяньи железы.

Не знаю, как вы, а я пришла в недоумение. Лекарство «Обезьяньи железы»? После какого слова смеяться? Мне пришлось погуглить, чтобы выяснить, что «Monkey Glands» — это не только пресловутые железы, но и коктейль на основе джина (эх, бездарно я все-таки провела юность!). Но вот беда — в русский язык он вошел под названием «Гланды обезьянки» (sic!). От Шерлока трудно ожидать подобной чуши, поэтому требуется замена объекта. К счастью, никакой привязки к сюжету и визуальному ряду здесь нет, так что можно похулиганить и предложить страдалице что угодно — хоть «Секс на пляже», хоть «пересадку яичников обезьяны» (пасхалочка для фанатов профессора Преображенского).

А еще в одном случае переводчик и вовсе потерпел полное фиаско. Миссис Хадсон переживает из-за ссоры и нудит, чтобы Шерлок поговорил с Джоном. Детектив сообщает ей, что Ватсон изложил свою позицию совершенно недвусмысленно, а именно:
— F…
— Cough! («Покашляйте!») — командует в этот момент Джон пациенту.

В сумме это звучит как «fuck off» («отвали!», но несколько грубее), и миссис Хадсон, издав возмущенный возглас, оставляет попытки помирить квартирантов.

Что же мы слышим в русской версии?
— Ф…
— Опухоль!

И совершенно непонятно бедному русскоязычному зрителю, почему эта не известная науке «фопухоль» вызывает у миссис Хадсон такое негодование.

Не претендуя на шедевр, рискну всё же предложить свой вариант:
— Чтоб ты с…
— (В)дох!

Тем более что Шерлок только что «воскрес», и это возмутило Джона до глубины души. Хотя сам же просил в прошлой серии: «Будь, пожалуйста, живым!». В общем, бойтесь своих желаний…

В общем, вы сейчас присутствовали при сеансе психотерапии, когда человек безнаказанно избывает детские травмы об ни в чем не повинных посторонних людей, да еще и рассчитывает на их поддержку и деятельное участие. Такова великая сила литературы, ничего не поделаешь.

Одной из главных, если не ключевой книгой моего детства были «Три мушкетера» Александра нашего Дюма, которые произвели на мою неокрепшую психику такое интенсивное впечатление, что отдельные пассажи я до сих пор помню наизусть. Зачитаны «Мушкетеры» были не то что до дыр, а до полной прозрачности, потому что с них день начинался и ими же и заканчивался. Но каждый раз, когда я доходила до разговора четверки в главе «Семейное дело» и конкретно до реплики Портоса, что-то внутри меня недоуменно кривилось и морщилось. Может, конечно, в организме уже тогда завелся переводческий вирус с сопутствующими фанабериями, но я склонна все валить на прихрамывающую логику. Там д’Артаньян жалуется приятелям:

— …Мне надоело каждый раз, когда я раскупориваю новую бутылку, опасаться, не из погреба ли она миледи.

И дальше следуют их слова:
— Вы уж очень разборчивы, — сказал Атос. — Она такая красивая женщина!
— Женщина, отмеченная людьми! — неуклюже сострил Портос и, по обыкновению, громко захохотал.

Это классический перевод В. Вальдман, Д. Лившиц и К. Ксаниной, и большинство соотечественников, читавших книгу, знают мушкетеров именно по нему. Он, без сомнения, прекрасен. И если там и есть недочеты и несостыковки, об которые было сломано немало шпаг на тематических форумах, так и сам Дюма был, мягко говоря, не без греха. Любим мы их всех не за это.

И только странное заявление Портоса слегка омрачало своей корявостью мое в остальном совершенно безоблачное детство. Нельзя настолько неуклюже острить, даже если ты Портос. Что еще за «женщина, отмеченная людьми»? Это, по-вашему, смешно?

Не оставалось ничего другого, кроме как учить французский, добывать первоисточник и погружаться туда, чтобы наконец выяснить: три прекрасные дамы-переводчицы не виноваты, виновата игра слов. Кто бы мог подумать?

– Vous êtes bien difficile, dit Athos, une si belle femme !
– Une femme de marque ! dit Porthos avec son gros rire.

Une femme de marque во французском одновременно означает «знатная дама», «выдающаяся женщина» и «женщина с клеймом». Так что острота Портоса была весьма недурна, а в России его незаслуженно оклеветали. Но как передать эту игру слов в переводе?

Раз уж этот незакрытый гештальт преследует меня с малолетства, я попыталась сперва найти версию Михаила Лозинского, но не преуспела: в открытых источниках этого перевода уже нет. Разве что в букинистических магазинах его добывать по цене, выходящей за рамки разумного, не говоря уже о добром и вечном. Впрочем, насколько мне известно, прекрасные дамы этим переводом располагали и его при работе учитывали, так что, если бы там была переводческая находка, мы бы о ней знали.

Поскольку с тех пор появились еще два перевода, авторства И. Лаукарт и В. Строева, я заглянула и туда в надежде на чудо.
В варианте И. Лаукарт Портос отвечает на слова Атоса: «Она красивая женщина» — репликой: «С прекрасным клеймом на плече!»
В переводе В. Строева этот разговор выглядит так:
— Вы слишком разборчивы, — сказал Атос. — Она такая прекрасная женщина!
— Прекрасная женщина с цветком лилии на плече! — пошутил Портос и захохотал своим громогласным смехом. (Перевод В. Строева.)

В общем, задачка осталась без ответа, а страдания мои не только не прекратились, а наоборот, заиграли новыми красками и обрели привкус недосказанности.

Не то чтобы у меня в итоге родилось гениальное решение, которым я намерена победоносно размахивать в воздухе, нет. Это скорее воззвание к коллективному разуму. Вдруг у кого-то из читающих есть идеи получше?
Пока более-менее приемлемым вариантом, который мог бы прозвучать из уст Портоса и хотя бы слегка передать задумку Дюма, представляется «красотка высшей пробы». По крайней мере, концепция клейма там смутно просматривается.
Еще можно было бы похулиганить и усилить двойственность намека, пусть и уйдя слегка в сторону:
— Вы уж очень разборчивы, — сказал Атос. — Она такая красивая женщина!
— Особенно эти лилейные плечи! — разразился хохотом Портос.

Язык ― это немножко геология. На протяжении его жизни в грамматике происходят тектонические сдвиги, значения слов дробятся и стираются, до неузнаваемости меняется фонетика… Процессы эти обычно идут медленно, и большинство из них мы можем проследить только ретроспективно, по книгам. Тем интереснее, когда изменение происходит буквально на твоих глазах.

Одно из первых слов, появившихся в лексиконе моего четвертого племянника, ― «кока-ноль». Это авторский неологизм, состоящий из двух частей: «кока» ― «соска» и «ноль» ― «вторая». (Не спрашивайте! Выглядит так, будто младенец считал в обратную сторону от единицы, хотя от годоваса трудно ожидать такого развитого математического мышления.) Дело в том, что одной пустышки ребенку было мало, для спокойствия требовалось засунуть в рот сразу две (а то вдруг одна потеряется!). Значение этого слова было предельно конкретным: соска имела право носить гордое название «кока-ноль», только если становилась второй.

Со временем тревожность младенца снизилась, потребность во второй пустышке отпала и значение слова расширилось: теперь оно означало любую соску.

На днях племяш укладывал спать любимого робота, потом вдруг разразился длинной тирадой и убежал. Дедушка младенца озадаченно посмотрел ему вслед и спросил:

― Ты что-нибудь поняла?

― Конечно! ― спокойно ответила я. Вообще, когда ты переводчик, то быстро учишься понимать даже невысказанную мысль автора, а тут в моем распоряжении было целых два знакомых слова ― «ёбот» (простите!) и «кока-ноль», ― а также богатая мимика, интонация, несколько звукоподражаний и визуальный ряд. ― Он сказал, что сейчас сходит за соской и вернется проверить, заснул ли робот.

Ребенок действительно вскоре вернулся, но без соски. В руках у него были какие-то пластмассовые детальки, которыми он начал заботливо укрывать робота, качая головой и приговаривая что-то вроде «что же ты, глупышка, не спишь», но на своем младенческом. Дедушка поднял брови. Я смутилась:

― Э-э-э, Матюш, ты вроде за кокой-ноль ходил, нет?

― Да, ― закивал Матвей. ― Вот кока-ноль!

И гордо указал на пластмассовое «одеялко». А до меня дошло, что мы наблюдаем переход от конкретного значения слова (соска) к абстрактному (спокойствие, уют).

Для чего же еще нужна кока-ноль, как не для спокойствия!

Разбираем со студентами очередной текст, они зачитывают варианты. И тут я слышу:

— Стратегия от фермы-давилки.

Что?! Оказывается — стратегия «От фермы до вилки» (from farm to fork). И это, между прочим, утвержденное на уровне международных организаций поименование. Представляю, как оно воспринимается в синхроне...

Поэтому приходится помнить не только о том, как слова выглядят на письме, но и о том, как они звучат.

Такие ситуации встречаются на практике чаще, чем кажется. Иногда это что-то рекламное, иногда — комментарии к презентации, которые будет начитывать диктор. Но этот самый диктор может не знать никаких иностранных языков и прочтет, например, английскую аббревиатуру как бог на душу положит. Значит, нужно всё расшифровывать или транскрибировать. Ну и вообще хорошо бы уделять внимание вопросам благозвучия и недвусмысленности текста.

А иначе на выходе может получиться не совсем то, что ожидалось) 👇

• Индекс ДАЛИ-КАЛИ (DALY-QALY — годы жизни, скорректированные на инвалидность и качество).
• Сдав, можно не беспокоиться (с Dove).
• Закройте кредиты зараз (за раз).
• Бальзам-маскодав (бальзам-маска Dove).
• Переводы в три тапа (и в одну шапу).
• Вода «Блю-вота» (Blue Water).

Делитесь смешными примерами в комментариях!

Прекрасный Филипп Боксо (если кто пропустил предыдущие серии, то напомним, что это выдающийся бельгийский судмедэксперт, автор книг, человек и пароход) в интервью заодно, между делом, выдал весьма примечательный совет, который к лингвистике отношения не имеет, зато весь про межгендерную коммуникацию. Вдруг кому пригодится!

Любознательные ведущие спросили его, не доводилось ли Филиппу за многие годы самоотверженного труда на ниве вскрытия трупов иметь дело с товарищами, которые скончались в разгар любовных утех от, так сказать, чрезмерного усердия. Вообще, как показывает опыт просмотра франкоязычных передач, ничто так не интересует французских ведущих, как промискуитет и гурманство. Или, говоря по-простому, беспорядочные половые связи и обжорство.

Г-н Боксо энергично закивал головой и подтвердил, что сплошь и рядом такое встречается, просто поголовно мрут неугомонные сластолюбцы, потому что никакой ведь меры люди не знают, а ему их потом вскрывай. Ведущие встревожились и осторожно уточнили, нет ли, часом, каких способов профилактики, чтобы избежать такого неприятного развития событий. Неужели только воздержание? И зачем тогда жить?

— Нет-нет, — ехидно заулыбался судмедэксперт. — Даже если вы пережили несколько операций на сердце, это вовсе не повод отринуть все мирское и предаться целибату. Секс можно. Но при одном условии, это я сейчас как врач говорю. Заниматься им надо только с женой, потому что la madame, elle ne vous excite pas trop. В смысле, с женой не перевозбудишься, а значит, и риски минимальны. А вот любовница, особенно не приведи боже новая, — это лишние волнения и верный путь в могилу. Таких, — уточнил Филипп, — ко мне чаще всего и привозят: счастливых, но уже остывших.

Женская часть студии встретила этот совет мрачной тишиной. Правильная со всех сторон рекомендация прозвучала почему-то весьма обидно. Впрочем, мужики тоже насупились. Ничем им не угодишь, короче. Возможно, стоит начать с профилактики сердечно-сосудистых заболеваний, чтобы потом не приходилось себя искусственно ограничивать и усложнять жизнь судмедэкспертам. У них и так забот хватает.

В приступе ностальгии перечитывала старый польский детектив в русском переводе и наткнулась на дикое для современного уха (и глáза) словосочетание «коротковолновая плита». Книга издана в 1994 году, поэтому переводчику можно было бы и простить этот косяк. Микроволновки (СВЧ-печи, как их тогда называли) появились еще в СССР, но в массовую продажу поступили лишь в середине девяностых.

Впрочем, даже в условиях дефицита бытовой техники у переводчика был шанс избежать ошибки (конечно, если накосячил не автор, — польского я, увы, не знаю и оригинал текста не видела). Достаточно было обратиться за консультацией к физику. Дело в том, что короткими называются волны длиной от 10 до 100 метров, а у микроволновки длина волны составляет около 12 сантиметров, то есть это уже ультракороткие волны и сверхвысокие частоты (СВЧ). 

Вот так чужие ошибки помогают расширять кругозор. А ведь можно было просто опустить слово «коротковолновая», и никто бы ничего не заметил: чай, детектив не поваренная книга!

Про фактчекинг проверку фактов

Говорят, сейчас никто никаких фактов не проверяет. Говорят, постоянно публикуется непроверенная информация. А вот, говорят, ра-а-аньше-е...

Редактирую перевод — выдержки из старой книги середины XVIII века. Автор пишет про некоего товарища «именем Рус, коий четвертый сын Иафета суть».

Не то чтобы я большой знаток Книги Бытия. Уж явно меньший, чем европейский автор трехсотлетней давности. Но редактор обязан проверять такие штуки. Если в переводе будет замечена ошибка, бить будут точно не автора исходника. И эта проверка многократно спасала как нашу репутацию, так и репутацию заказчиков.

Обращаюсь к интернету благословенному и выясняю, что не было у Иафета такого сына. Ни «счетом четыре», ни даже «один». Зато был у него такой внук (в некоторых версиях — правнук).

Я понимаю, в Европе 1740-х годов интернета не было. Но Библия-то, поди, в каждом доме была. А уж у ученых мужей и подавно.

Но один где-то сказал, другой без проверки подхватил, и вот. А вы говорите!..))

У Рене Жирара в книге «Козел отпущения» наткнулась на любопытный пассаж, который наглядно показывает, что человечество веками пользуется одними и теми же языковыми приемами, чтобы заклинать всякое страшное и неприятное. Мол, если мы эту штуку как-то по-другому назовем, нам будет не так противно иметь с ней дело; глядишь, все как-то и рассосется. Обычно противная штука, или, простите, денотат, все равно побеждала любые уловки и хитрости, потому что как ты ее ни обзови, все всё равно знают, о чем идет речь, и внутренне ежатся. Но от этой схемы не отказываются, потому что надежда — тварь живучая.

В частности, тов. Жирар рассказывает про поэму «Суд короля Наваррского» авторства некоего Гийома де Машо, который сочинил ее аж в середине XIV века и живописал там разные бедствия, включая массовую гибель от чумы.

Средневековые сообщества до того боялись чумы, что их пугало даже само ее имя; они старались как можно дольше его не произносить и даже не принимать необходимых мер. <…> Можно, впрочем, спросить, до какой степени поэт вообще признает присутствие чумы, поскольку он до самого конца уклоняется от того, чтобы написать роковое слово черным по белому. В решающий момент он торжественно вводит греческий и, кажется, еще редкий в те времена термин «эпидемия». Это слово, очевидно, функционирует в его тексте иначе, чем функционировало бы в нашем; это не настоящий эквивалент страшного термина, это, скорее, своего рода суррогат, новая уловка, чтобы не называть чуму по имени, короче говоря, новый козел отпущения, но на этот раз чисто лингвистический:

Не было ни врача, ни целителя,
Который сумел бы сказать причину,
Откуда она явилась и что она такое,
Ни дать от нее лекарство,
Лишь, что это была болезнь
Прозываемая «эпидемия».

С тех пор, правда, заклинание перестало действовать, греческий мы подучили и знаем, что «эпидемия» ничего хорошего нам не сулит. Несите другие синонимы, которых пока никто не боится!

В этом месте сразу хочется вспомнить, что в своих недавних руководствах ВОЗ настоятельно рекомендовала не использовать словосочетание «оспа обезьян», потому что оно обидно звучит и вообще как-то стигматизирует (то есть человеку можно произойти от обезьяны без ущерба для репутации, а оспе уже нельзя!), а вместо него подставлять аббревиатуру «mpox». Аббревиатура как бы отменяет все неаппетитные ассоциации и делает новомодную болячку не такой неприличной. Но это не точно.

Короче, со времен поэта Гийома ничего не поменялось, потому что постоянство — признак порядочности.

Одна из основных сложностей синхронного перевода связана с неопределенностью. Докладчики далеко не всегда готовы делиться материалами своего выступления, а зачастую беседа и вовсе идет в свободном ключе, направляемая лишь модератором. 

Поэтому, когда замечательно восторженный представитель одного учебного заведения сравнил его с Хогвартсом, заявив, что студенты обучаются там настоящему волшебству, я выбрала максимально нейтральное слово — «magic».

— Но не магии! — тут же добавил докладчик и начал пространно рассказывать о том, как полезно волшебство и как вредна магия, не объясняя причин такого размежевания.

Мысленно чертыхнувшись, я стала соображать, как обозвать «неправильное волшебство». В отпущенные на раздумья две секунды в голову пришел только вариант «sorcery», которым обозначают колдовство и черную магию. Он и пошел в ход как символ всего плохого против всего хорошего. Параллельно я остро жалела о том, что не ухватилась за подсказку «Хогвартс» и не сказала, что студенты учатся чародейству — «wizardry». Тогда можно было бы спокойно переводить «магию» как «magic», не давая повода уличить синхрониста в жульничестве. Но фарш, увы, назад не провернешь…

Жалеть пришлось недолго. Спустя пару минут оратор наконец объяснил, в чем же, по его мнению, состоит разница между магией и волшебством. Оказывается, магия совершается из корыстных побуждений, то есть ради денег, а волшебство — исключительно из любви к искусству. Оставив за скобками вопрос о том, на какие шиши живут лучшие выпускники заведения, я возблагодарила небеса за то, что все-таки не повелась на подсказку. Потому что одно из значений слова «wizardry» — «отличные профессиональные навыки». А где профессионализм — там и заработок! Разумеется, вкупе с любовью к искусству, куда ж без нее. 

Так что в профессии переводчика тоже есть место волшебству!

Дорогие сэры

Рубрика #режимзануды

В комментариях задали вопрос, как корректно перевести «Dear Sir/Madam», если это обращение в письме. Вариант «Уважаемый(-ая) г-н/г-жа» справедливо кажется неудачным, поскольку в русском «г-н»/«г-жа» в формальных контекстах не употребляются без дополнения.

Здесь есть несколько вариантов.

1. Самый простой: «Уважаемые господа!» (почему не «дамы и господа» — будет в конце поста*). Это абсолютно легитимный вариант в современной русскоязычной переписке. И он же подходит для перевода «Dear Sirs», которые, конечно, никакие не «дорогие».
2. Посложнее: если мы знаем, что это переписка между коллегами, то логично будет написать «Уважаемые коллеги!». Если нам известно из шапки письма, что адресат, например, председатель, тогда подходящим вариантом станет «Уважаемый председатель!». Если известен пол, то корректно будет написать «Уважаемый г-н председатель!» или «Уважаемая г-жа председатель!». Формула «Уважаемый(-ая) г-н/г-жа председатель!» тоже существует, но не слишком приветствуется, т. к. выражение уважения в ней превращается в некоторую иронию.
3. Самый сложный: узнать ФИО того, кому адресовано письмо, и обратиться по всей форме: «Уважаемый Иван Иванович!» (без «г-н») или «Уважаемый г-н Иванов!». Вообще, если речь идет о носителях отчеств, обращение по имени-отчеству — оптимальный вариант. Но иной раз никакой возможности узнать эти данные нет. Кроме того, иногда этот вариант не ложится в контекст: при очень большом официозе «г-н Иванов» подойдет больше.

Ремарка. Предпочтительно ставить после обращения восклицательный знак и начинать текст на следующей строке с заглавной буквы:

Уважаемый Иван Иванович!
Настоящим письмом сообщаю…

Однако, если мы поставим вместо восклицательного знака запятую, на следующей строке мы должны будем начать текст со строчной:

Уважаемый Иван Иванович,
настоящим письмом сообщаю...

Типографика в русском языке отличается от таковой в том же английском. «Англичане» после запятой начнут на следующей строке с большой буквы. А мы — нет.

* И про «дам». В русском языке слово «господа» относится одновременно и к женщинам, и к мужчинам. А формула «дамы и господа» — это калька с иностранных языков, где принято разделять ladies and gentlemen, mesdames et messieurs, Damen und Herren. В русском языке такое разделение — языковая избыточность. Тем не менее некоторые дамы, будучи незнакомы с этими нюансами, могут изрядно оскорбиться, поэтому про экстралингвистический фон и здесь не стоит забывать))

Мне тут напомнили про вопиющее упущение: мы же забыли рассказать, откуда взялся ник нашего канала, а история-то отличная. Кто ее не знает, тот пусть сейчас узнает и умилится. А если этот «кто» — собрат по переводческому цеху или еще какой текстоид, то еще и вспомнит похожий бесплодный диалог с заказчиком и украдкой смахнет скупую слезу.

История изначально не наша, а одного коллеги, так что пересказываю с его слов с небольшими купюрами.

События эти разворачивались в одной транснациональной корпорации, которая в числе прочего проводила учебные мероприятия для всяких уполномоченных лиц. Вечерело, рабочий день давно закончился, все разошлись, и руководитель местной лингвистической службы доделывал какую-то текучку, наслаждаясь одинокой тишиной. Внезапно эту тишину прорезал совершенно неуместный в такое время телефонный звонок. «Никого нет дома», — огорченно подумал руководитель, но, как человек ответственный, трубку всё же снял и сказал динамику: «Алё». Оттуда быстро и напористо заговорили по-английски с характерным американским акцентом:

— Здрасьте, это из головного офиса в Нью-Йорке с вами говорят. Завтра в 9 утра к вам прилетает делегация полевых хирургов. Они будут проводить мастер-классы. К 8:30 организуйте им четырех переводчиков.

Руководитель лингвистической службы, разумеется, уже три раза пожалел, что снял чертову трубку, но деваться некуда, эти люди уже знают, что он здесь и что он их слышал. Теперь надо как-то очень корректно — доходчиво, но без урона для субординации — объяснить, что они взыскуют несусветного.

— Понимаете ли, какое дело, уважаемый человек из головного офиса, это категорически невозможно. У нас тут давно вечер, я физически не успею к 8:30 утра собрать аж четверых переводчиков, да еще по такой теме. Полевая хирургия, на минуточку! Вы бы хоть за пару дней позвонили, что ли…

На том конце провода повисла озадаченная пауза. Видимо, начальство тоже вспоминало, как бы повежливее сообщить этому нахалу, что таких капризов от него не ожидали, а привередничать нехорошо. Но не слишком преуспело и смогло выдавить из себя лишь эпическую фразу, которая и ушла в переводческий народ:

— C'mon, dude. Those are just words!..

Мол, чувак, ты чо. Это ж просто слова, чего вы всё так усложняете? Совесть-то надо иметь!

Переводческие трансформации, уровни эквивалентности, экстралингвистические факторы… C’mon, those are just words!

«И то верно», — дружно подумали мы и вписали этот тезис в скрижали телеграм-канала, чтоб увековечить. Не пропадать же такому хорошему добру.

Любовь по-библейски

В Библии есть масса мест, которые вызывают недоумение. Ну, по крайней мере, у меня. 

В послании св. апостола Павла к римлянам Бог говорит: «Иакова Я возлюбил, а Исава возненавидел». Если кто не помнит, речь о близнецах, старший из которых (Исав) продал свое первородство брату за миску похлебки. Не очень понятно, как вообще можно такое провернуть, ну да ладно. В любом случае этот поступок не выглядит настолько ужасным, чтобы за него ненавидеть. Особенно на фоне не слишком славных деяний других библейских героев — взять хоть царя Давида.

Причем инициатива сделки-то исходила от Иакова! Нет бы просто накормить голодного брата, который весь день впахивал на поле, пока младшенький кашеварил! Но Иаков заявил, что супа нальет только в обмен на старшинство (а мы жалуемся на цены в ресторанах!). Да потом еще и отца обманул, назвавшись его первенцем. За что, спрашивается, любить такого пройдоху?

Более того, в тексте упоминается, что любовь и ненависть возникли у Бога еще до рождения братьев, пока они «не сделали ничего доброго или худого». И где, скажите мне, справедливость?

А дело в том, что древнееврейский глагол «ахав» — «любить» — обозначает вовсе не эмоцию, а действие. Нет, не то, про которое вы подумали. «Возлюбить» по-библейски означает сделать выбор в пользу объекта любви, заключить с ним договор, проявить о нем заботу. Бог просто решил, что отношения будет строить с Иаковом, а не с Исавом, хоть тот и родился первым. Причем жребий был брошен еще до рождения братьев, то есть их поступки тут ни при чем. Накосячили оба, но дальше в нашей программе остается Иаков, а Исав, увы, покидает шоу, давайте ему поаплодируем.

Дело есть дело, а эмоции побоку!

Вы/вы

Рубрика #режимзануды

Это моя боль. Потому что на «вы» замыкает 99 % людей. Даже моих коллег, с которыми мы съели уже пуд грамматики и столько же — стилистики. Вроде бы, имеются простые правила. Но дело в том, что эти правила регламентируют не всё. А еще есть «гадский узус». И еще есть традиция.

По правилам «Вы/Ваш» пишется с прописной буквы, если это обращение к ОДНОМУ (и только к одному!) человеку в
а) переписке (деловой и личной) и в официальных документах сходного типа (например, заявление, ответ на запрос) как уважительная форма;
б) анкете;
в) рекламных флаерах, листовках;
г) обращении к титулованным особам в официальном контексте (Ваше Величество).

Если это обращение хотя бы к двум людям или к неопределенному кругу лиц — «вы» со строчной.

Если это сайт, объявление, протокол, публицистика, художественная литература и любые иные материалы, не перечисленные в пунктах а)—г) выше, — «вы» будет со строчной независимо от числа.

Но есть парочка случаев, в которых правила зыбки и многое определяется традицией и/или узусом.

1) Интервью. Нужно ли в письменном интервью писать «Вы» и «Ваш»? Ведь по структуре интервью похоже на анкету? Грамота.ру отвечает на этот вопрос аж тремя способами: «да», «нет», «не знаю» «на усмотрение автора». На самом деле, единственный верный вариант — третий. Потому что и в той же переписке с одним человеком «Вы» с большой употребляется на усмотрение автора. Просто некоторые адресаты могут не понять, не выкажи мы им «должного уважения». Тем не менее автор письма имеет право писать «вы» во всех контекстах, кроме случаев официального титулования «величеств».

Что же до интервью, то все крупнейшие издания пишут в интервью «вы» со строчной, так что это уже можно считать традицией.

2) Мессенджеры. Ведь это переписка? Переписка. Но в те времена, когда создавались правила (1950-е), никто о мессенджерах и подумать не мог. А при пересмотре правил в 2009 г. тоже как-то не заострились.

Сейчас переписка в мессенджере узуально приравнивается к разговорному стилю. А прописное «Вы» в разговорном стиле выглядит как нечто совсем чужеродное. Поэтому не просто можно, а даже желательно писать «вы» со строчной в «Телеграме», «Вотсапе» и проч.

Короче говоря, простая рекомендация выглядит так: написать «вы» с маленькой буквы там, где правила регламентируют «Вы» с большой, не будет ошибкой (кроме обращения к титулованным особам), а будет усмотрением автора. Это усмотрение может вызвать неудовольствие адресата, поэтому нужно учитывать экстралингвистический фон. А вот писать «Вы» с прописной там, где по правилам прописная не нужна, — это уже ошибка и довольно грубая.

Может быть, кто-то вспомнит и другие «неудобные» случаи? Делитесь в комментариях)

В очередном приступе самообразования посмотрела тут чрезвычайно познавательное видео прекрасной Рут Гудман про устройство английских школ во времена королевы Виктории. Может, конечно, все давно про это знают и я одна до сих пор прозябала в невежестве, но все равно поделюсь. Знания рвутся наружу, вдруг кому-то будет интересно. Рвутся они, собственно, потому, что концепция этих школ поразила меня в самое сердце своей простотой и элегантностью.

В 1837 году, когда королева Виктория впервые уселась на троне поудобнее, читать и писать умела примерно половина всего населения Англии, а к 1901 году, когда викторианская эпоха закончилась вместе с самой государыней, грамотность была уже практически поголовной. То есть чуть больше, чем за полвека, в Англии обучили кучу народу, что изменило в стране примерно всё, причем по большей части в лучшую сторону.

Поскольку учителей в ту пору было чрезвычайно мало, а количество учеников, наоборот, зашкаливало, умные британские головы придумали, как обучить разом минимум триста-четыреста, а то и пятьсот юных тугодумов силами одного несчастного учителя. Их собирали в одном огромном помещении, которое выглядело как обычный класс, но с некоторыми нюансами. Учитель действовал не в одиночку, ему помогали маленькие гномики ученики постарше, «окормлявшие» мелюзгу. Мелюзгу при этом делили на группы исходя из уровня ее знаний, и за каждую группу отвечал чуть более осведомленный подросток, который подчинялся учителю и выполнял его инструкции.

Так, на первых рядах сидели те, кто не знал и не умел совсем ничего: им в качестве инвентаря выдавались исключительно лоточек с песком и щепочка. С помощью этого нехитрого скарба они должны были освоить первичное написание букв. Прелесть такой конфигурации заключалась в экономии ресурсов: песочек не расходуется, испортить его практически невозможно, амортизация щепочек тоже минимальна. Те, кто победил лоточек, могли уже пересесть на пару рядов назад, где сидели такие же знатоки, и получить маленькую грифельную доску, огрызок мела и нового наставника-тинейджера. Это был уже существенный апгрейд по сравнению с песком.

Продвинутые пользователи, которым удалось овладеть искусством работы с доской и мелом, пересаживались еще на пару рядов вглубь зала и переходили в новую категорию: им разрешалось писать чернилами на бумаге. Каждый получал ручку, которую полагалось макать в чернильницу, и собственно чернильницу — микроскопический стаканчик с драгоценной жидкостью. Жидкость каждое утро доливали, и расходовать чернила следовало экономно. Эта наука была посложнее и таила в себе немало угроз, потому что за кляксу или чернильные брызги на бумаге или, паче чаяния, еще где-то полагалась немедленная кара в виде распухшего уха: телесные наказания в ту пору были главным способом поддержания дисциплины, бережливости и трудового пыла. Отрок, которого пару раз оттаскали за ухо, сразу всё понимал про ценность ресурсов и преимущества аккуратности, потому что эдак никаких ушей не напасешься. И начинал выдавать чудеса каллиграфии и сообразительности, невзирая ни на что. Впрочем, в те времена к таким суровым мерам и дети, и родители относились весьма лояльно: неученье, как ни крути, сплошная тьма, а поддерживать порядок в помещении, где одновременно учатся 400—500 детей разных возрастов и степени осознанности, исключительно любовью и лаской мало кому под силу.

Зато для подростков-тьюторов, или monitors, как их тогда называли, открывались практически безбрежные карьерные перспективы. Они получали не только адресную подготовку, чтобы потом нести знания в массы сверстников, но и небольшую денежку за труды, а самые смышленые и ответственные в дальнейшем сами становились учителями и существенно повышали свой социальный статус.

Потом вся система, конечно, была постепенно пересмотрена и доработана из соображений гуманизма и во имя общей эффективности, но со своей задачей эти школы справились: к началу XX века неграмотных в стране практически не осталось.

Помните шутку о том, что в русском языке два утверждения подряд («Ну да, конечно!») означают отрицание? Так вот, друзья, мы не одни такие внезапные и противоречивые!

Во французском языке есть замечательное слово «terrible», которое обычно означает «ужасный». Логично предположить, что в отрицательной форме — «pas terrible» — оно должно было бы значить «не ужасный», правильно? А вот и нет! В отрицательной форме оно тоже значит «ужасный». Потому что у этого замечательного слова есть еще одно значение — «прекрасный». И принцесса, и погода — обе «terrible». Правда, удобно устроились франкофоны? Разобраться, что имеется в виду, можно лишь по контексту (конечно, если он есть). Спасает только отрицание: «pas terrible» — это всегда что-то плохое. А в утвердительной форме придется догадываться самим. 

Нам-то еще ничего, а вот каково бедным англоговорящим? У них ведь тоже есть слово «terrible», которое, в отличие от своего ветреного французского братца, всегда значит «ужасный»! Как тут не запутаться?

Впрочем, у англосаксов и у самих полно таких же слов, сочетающих в себе взаимоисключающие значения (по-научному они называются «контронимы» или «автоантонимы»). Взять хотя бы «off»: фраза «alarm is off» может означать, что сигнализация отключена, а может — что она включилась и воет во всю ивановскую.

Да и мы сами, что греха таить… Не понаслышке знакомое нам слово «санкции» (то есть, по сути, «запреты») имеет и обратное значение. Например, «санкция прокурора» — это «разрешение». Впрочем, это как раз не мы придумали, в других языках тоже так: «to sanction» переводится и «применять санкции», и «санкционировать».

Диалектика — наше всё!

Узнала тут страшно любопытную штуку. 

Оказывается, европейским писарям в стародавние времена платили не за количество знаков или слов, а за графический объем, который текст занимает на листе. Соответственно, им было выгодно использовать более широкие в начертании буквы, из-за которых слова становились визуально больше и, ergo, потребляли больше места на бумаге.

Поэтому сии деятели, например, предпочитали писать букву «y» вместо «i» там, где эта замена была возможна. И именно благодаря писарям «y» стала популярна у широкой публики.

Как отмечают исследователи, особое расположение букве «y» оказывали менее образованные слои населения, дорвавшиеся до дефицитных пера и бумаги. В то время как ученые мужи, сведущие в латыни, всячески «y» избегали, утверждая, что буква сия — суть один из величайших пороков письменной речи. И даже вполне преуспели в изгнании оной — но лишь в странах континентальной Европы.

Почитать об этих замечательных изысканиях можно в работе Густава Муста: Gustav Must. The Symbols for /i/ and /j/ in German Orthography: An Historical Survey. MLN, Vol. 80, No. 5, General Issue (Dec., 1965), pp. 584-595 (http://www.jstor.org/stable/2908482).

Довелось мне тут смотреть интервью с прекрасным бельгийским деятелем по имени Филипп Боксо, который по основному роду занятий — судмедэксперт, а по призванию — еще и писатель. Он с завидной регулярностью публикует книги с историями из своей профессиональной жизни, которые, как водится, чрезвычайно духоподъемны, поучительны и пользуются немалой популярностью. За долгие годы труда на почве судмедэкспертизы тов. Боксо таких историй накопил немало и теперь изливает их посильно на благодарную публику, в том числе и в формате интервью.

В частности, он рассказал об интересном случае из практики, который сопровождался забавным лингвистическим казусом. Заранее приношу извинения за малоаппетитные и скабрезные детали, но такова специфика работы патологоанатома: хорошему аппетиту она не слишком способствует.

Итак, вызвали г-на Боксо как-то раз для осмотра подозрительного трупа, который явно стал таковым не от естественных причин. Мужчина средних лет лежал на полу без признаков жизни, рядом — перевернутый стул и разбитое зеркало. Накануне был свеж и здоров, а потом внезапно не пришел на работу — как впоследствии выяснилось, в связи с собственной кончиной. Поскольку осмотр на месте к разгадке не приблизил, было принято решение делать вскрытие, в ходе которого внутри покойного обнаружилась неуставная ручка от швабры. Она же его, очевидно, и сгубила: внутренности человека плохо приспособлены для такого соседства. В общем, историю про зловещего преступника-убийцу пришлось отложить до следующего раза, ибо в этом конкретном случае череда событий была восстановлена без труда. Джентльмен вечером заскучал, из доступных развлечений в его распоряжении оказались, увы, лишь швабра и зеркало, и из этого скудного набора он выжал всё, что мог. Запихнув ручку от швабры в не самое подходящее для этого отверстие, он решил полюбоваться на получившуюся красоту в зеркало, но оступился и упал аккурат на саму инсталляцию. Итог был закономерен и плачевен: затейник довольно быстро отправился к праотцам, которые вряд ли его похвалили за такое нецелевое использование предметов домашнего обихода. Не так они его воспитывали!

А в чем тут лингвистический казус, спросит с брезгливостью недоумевающий читатель. А в том, что когда г-н Боксо рассказал об этом в своей очередной книжке, которую он, по понятным причинам, писал на французском языке, то на родине этого языка, в прекрасной Франции, люди не поняли, от чего, собственно, мужик умер. Потому что «швабра» на бельгийском французском называется «une brosse», тогда как французы под une brosse, если нет уточнений про ее предназначение, по умолчанию понимают небольшую щетку или туалетный ершик. А швабра на родине Мольера и, простите, Макрона зовется «un balai», о чем Боксо выяснил несколько запоздало, когда озадаченные французские читатели начали донимать его расспросами. Мол, что у вас за слабаки живут в Бельгии, если от эдакой ерунды норовят на тот свет отправиться? Что вы нам, г-н Боксо, не договариваете про ваши бельгийские щетки? Не пора ли их запретить на уровне ЕС?

Пришлось ему объясняться перед почтенной публикой и впредь взять на себя обязательство вычитывать свои книги специально обученным редактором, который владеет обоими французскими — настоящим и бельгийским.

Всё, всё идет в переводческую копилочку, потому что никогда не знаешь, где пригодится то или иное дурацкое знание. Пусть даже оно про бельгийский туалетный ершик.

Наверное, у каждого есть своя собственная история самого вопиющего столкновения с бюрократией. Моя носит международный характер.

В 2012 году Россия председательствовала в АТЭС. В это объединение входит 21 экономика (не «страна», потому что одним из членов является Тайвань, и за выражение «государство-участник» там можно схлопотать). Кстати, сама Ассоциация не особенно бюрократизирована — у нее даже нет устава. Но отдельные товарищи стремятся компенсировать отставание по уровню зарегулированности.

Как-то раз мне довелось переводить встречу, единственной целью которой было утверждение резолюции. Документ был подготовлен и разослан участникам заблаговременно, свои комментарии они тоже направили заранее. Казалось бы, всё должно было пройти быстро и безболезненно. Но председатель оказался чересчур добросовестным. Он зачитывал каждый пункт из талмуда жалоб и предложений, просил высказаться делегатов от каждой экономики и скрупулезно подсчитывал голоса. Поэтому заседание шло до часу ночи (мы неплохо заработали на сверхурочных, да) и примерно по такому сценарию.

Председатель: Папуа — Новая Гвинея внесла предложение поставить запятую после третьего слова в пятой строке второго абзаца. Слово предоставляется Чили.

Представитель Чили: Благодарим вас, господин председатель, за то, что вы предоставили нам возможность высказаться по этому важному вопросу. Делегация Чили благодарит Папуа — Новую Гвинею за внесенное предложение. В духе сотрудничества и добрососедства считаем необходимым поддержать предложение Папуа — Новой Гвинеи и поставить запятую после третьего слова в пятой строке второго абзаца. Спасибо за внимание!

Следующие делегаты повторяли примерно такой же текст, добавляя к нему витиеватые благодарности в адрес каждого из предыдущих докладчиков и кратко пересказывая услышанное ранее. Предпоследним слово наконец получил давно рвавшийся к микрофону американец, который тут же нарушил привычный порядок.

Представитель США: Коллеги! Зачем это было обсуждать? Мы с делегатом от Австралии тут единственные носители английского языка и мы оба понимаем, что запятая не нужна категорически! Почему нельзя было просто спросить нас и сэкономить полчаса?

Представитель Австралии: Поддерживаю коллегу. По правилам английского языка запятая не требуется. 

Председатель: Благодарю всех выступавших. Большинством голосов — 19 из 21 — принято решение поставить запятую. 

Фейспалм. То есть, простите, занавес. 

Про Робера нашего Годдара — 2

Рубрика #режимзануды

Вновь к именам латиницей в научном стиле. В комментариях оставлю пару ссылок на современные аутентично-русскоязычные научные статьи как пример.

Всё, что написано ниже, основано на ГОСТах (как минимум ГОСТ Р 7.0.5-2008, ГОСТ Р 7.0.11-2011 и ГОСТ 7.36-2006).

В английском языке принято при первом упоминании в тексте называть полное имя (Robert H. Goddard) или использовать перед фамилией титул/звание/должность (Mr. Goddard, Dr. Goddard, President Goddard и т. д.), и при таком первом упоминании в переводе обычно используется стандартный принцип: Роберт Годдард (Robert Goddard). О нюансах и критериях добавления имени латиницей в скобках говорится в ГОСТах. Однако в том случае, когда упоминаются только фамилия с инициалами (или без них) и дата: «R.H. Goddard demonstrated», «Goddard, RH (1914) demonstrated» или «Goddard (1914) demonstrated», — это индикатор внутритекстовой краткой библиографической ссылки.

В конце документа в списке литературы, как правило, будет полная ссылка именно на эту работу именно с этим годом публикации.

Например: Goddard, Robert H. "On ponderomotive force upon a dielectric which carries a displacement current in a magnetic field", Physical Review, Vol. 6(2), pp. 99–120 (August 1914).

☝️Здесь (если это вхождение в библиографию или сноска) не переводится ничего, даже дата. Потому что русской версии работы не имеется. Есть парочка нюансов для «языков со сложной графикой», и в ряде случаев допустимо дать в скобках русское название работы, но это не общее правило.

Стандарты одинаково касаются внутритекстовых и затекстовых полных и кратких ссылок. Так что в массиве текста корректно будет написать как раз «Goddard (1914) продемонстрировал». Иногда внутритекстовая ссылка может быть с полным именем: Robert H. Goddard et al. (1914), — хотя и очень редко. Оформляться визуально такие ссылки могут несколькими способами, но это тема отдельного занудства.

Понятно, что мы не применяем этот принцип к Макиавелли, Аристотелю и другим «историческим» авторам, но к современным исследователям в научных статьях — вполне. Пруфы в комментариях.

Такие стандарты обусловлены не только простотой поиска источника в полной библиографии или на просторах интернета, не только упрощением работы с источниками и их единообразием в массиве научных материалов, но и стремлением избежать сложностей с транскрибированием (когда ссылок сотня-другая — это критично).

В свое время, когда мы были молоды, прекрасны и учились в МГЛУ, наш любимый педагог и, безо всякого преувеличения, фея русской словесности рассказала нам на занятиях одну чрезвычайно поучительную историю. Мне кажется, ею стоит поделиться с широкой общественностью, ибо она того стоит.

История выглядела следующим образом. В одной чрезвычайно гористой и скалистой пластилиновой местности (вроде бы, это был какой-то американский штат, но это не точно, потому что за давностью лет память услужливо стерла мелкие детали) власти решили проложить автотрассу, прорубив тоннель непосредственно сквозь скалу, которая препятствовала прямому сообщению с соседним районом. До тех пор всем приходилось этот горный массив объезжать, тратя массу времени, сил и топлива, и без прямой дороги жизнь народу была не мила. В скале проделали дыру, и всё, вроде бы, хорошо, но возник нюанс: из-за нехватки денег и чрезвычайной твердости породы тоннель получился низенький и узкий, и въезжать в него надо было медленно и аккуратно. Кто этому правилу не следовал, тот прямо на въезде и застревал. Естественно, этому правилу не следовал примерно никто, потому что люди на изрядной скорости неслись по пустынной автостраде и про такие глупости, как притормозить перед въездом в узенькое отверстие в скале, не задумывались. А потом они застревали, и у них появлялась масса времени на раздумья, но что толку?

Местные власти, выковыряв из скалы пару десятков автолюбителей, тоже заподозрили неладное. Почесав в коллективном затылке, они поставили у въезда в тоннель здоровенный щит, на котором большими яркими буквами предупреждали про обязательное снижение скорости и пагубные последствия для лихачей. Дальше происходило следующее. Люди по-прежнему неслись по автостраде, не сбавляя темпа, влетали в зев тоннеля, застревали и только после этого с интересом изучали содержание предупредительного плаката. То есть видели-то они его издалека, но осмыслить не успевали, потому что ехали слишком быстро. Замкнутый круг.

Тогда чиновники решили, что плакат недостаточно заметен, увеличили его до таких исполинских размеров, чтобы он стал виден космонавтам на орбите, но местные водители чаще притормаживать всё равно не стали. Они по-прежнему летели по трассе, видели плакат, застревали в тоннеле и лишь затем читали написанное. Последовательность действий не менялась, хоть умри.

Поняв, что не справляются с упрямством подопечного населения, власти привлекли экспертов, среди которых нашлись и лингвисты с психологами. Те сели в кружок, посовещались и выдали решение, которое наконец сработало. Теперь текст плаката содержал несколько грубых (настолько грубых, чтобы напрягся даже пятиклассник) орфографических ошибок. В результате очередной водитель, проносясь по автобану, издалека видел щит, понимал, что с ним что-то не то (но что, что?!), пытался понять, что его смущает, машинально сбавлял скорость, чтобы прояснить ситуацию, и плавно въезжал в тоннель, успевая не только ознакомиться с предупреждением, но и освежить в памяти программу начальной школы.

Наверняка этот метод стоил местным пуристам и учителям словесности парочки нервных срывов и с десяток истерик, но им-то не привыкать, а бюджетные средства были спасены. Вот так лингвисты и манипулируют сознанием людей без их ведома!