Был ли счастлив Пушкин?
«Я женат – и счастлив; одно желание моё, чтоб ничего в жизни моей не изменилось – лучшего не дождусь».
2 марта 1831 года в церкви Большого Вознесения в Москве Пушкин обвенчался с красавицей Натальей Николаевной Гончаровой.
Известие о женитьбе Пушкина было встречено его близкими с удивлением и недоверием.
В книге «Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя» Юрий Лотман отмечал, что «при всём разнообразии мнений господствующий мотив был таков: Пушкин – поэтическая натура, а в браке заключается нечто прозаическое. Брак, и особенно счастливый брак, казался несовместимым с романтическим ореолом, который, по мнению даже близких Пушкину людей, он, как поэт, обречён был нести в жизни».
Решение Пушкина жениться, завести свой дом было продиктовано многими, весьма различными соображениями: «на первом месте – любовь, страстное увлечение, жажда обладания любимым существом и надежда на счастье. Играли роль и житейские соображения: усталость от холостой беспорядочной жизни, потребность углублённого, спокойного труда, который сулил упорядоченный семейный быт. Но решение это связывалось и с глубокими общественными и историческими размышлениями Пушкина, поисками независимого и достойного существования – дома. Здесь смыкалась тоска по тому, чего он был лишён с детства, – теплу родного гнезда, и глубокие теоретические размышления, убеждавшие его, что только человек, имеющий свой дом, «крепок родной земле», истории и народу».
«При таком взгляде дом становился средоточием и национальной, и исторической, и личной жизни. И это был не абстрактный «дом вообще», а свой собственный дом – единственный и реальный. Если помножить силу этих идей на силу подлинной страсти, которую испытывал Пушкин к своей жене, то сделается очевидным, какое место занимала в жизни Пушкина Наталья Николаевна, Натали, как её называли в свете, Таша – по-домашнему».
Став женой Пушкина, Наталья Николаевна достойно исполняла свою нелёгкую роль. «Пушкин был гениален не только как поэт, но и как человек – полнота жизни буквально взрывала его изнутри: ему нравилось течь, как большая река, одновременно многими рукавами – быть и поэтом, и светским человеком, и учёным, и уединённым меланхоликом, и любителем шумных народных гуляний (непременно с дракой!), и семьянином, и карточным игроком, беседовать с царём и с ямщиками, с Чаадаевым и светскими дамами. Его на всё хватало, и всего ему ещё не хватало. Того же он хотел и от жены: ему нравилось, как она домовито хозяйничает, расчётливо спорит с книгопродавцами из-за денег, рожает детей одного за другим, блистает на балах. Он хотел бы её видеть тихой хозяйкой в деревенском доме далеко от столицы и петербургского бала, ослепительной и неприступной. Он не задумывался, по силам ли это ей, московской барышне, вдруг ставшей женой первого поэта России, первой красавицей «роскошной, царственной Невы», хозяйкой большого дома – всегда без денег, с дерзкими слугами, болеющими детьми, всегда или после родов, или в ожидании ребёнка. Чувство своей «взрослости» оглушило её, успех кружил голову. Но она была неглупа и добродетельна. Недаром Пушкин писал ей: «Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, <ч>то с твоим лицом ничего сравнить нельзя н<а све>те – а душу твою люблю я ещё более твоего лица».