Военный автофикшн о солдате, который пропал без вести на 70 дней во время второй карабахской войны?
Да, таким обещанием меня легко завлечь.
«Где» Коли Степаняна вышел в Individuum и рассказывает сумасшедшую историю о том, как Коля в тайне от родителей возвращается из Москвы в Армению, восстанавливает гражданство и отправляется в армию. И сразу же начинается война, где он с товарищами попадает в западню, из которой они будут выбираться следующие 70 дней.
Мне было сложно хоть как-то критически читать этот роман, потому что каждый раз, когда я хотела потыкать пальцем, я думала, Валь, парень 70 дней жил на лечо и компоте, а ты хочешь более ветвистое описание дерева?
И я вот что подумала — то, как этот автофикшн отличается от всего автофикшена, что я обычно читаю, так мужское письмо отличается от женского😅
Смотрите, герой лежит в окопе уже несколько ночей. И он видит дерево, которое ему иногда кажется живым конем. И в принципе это всё, что об этом образе сказано. Было у нас там дерево, похожее на коня.
Ждешь сцены, где герой просыпается ночью, видит этого коня, начинает понимать что-то о себе сквозь страх, а потом видит, что это дерево и тд.
Но мужское воспоминание не таково. Было дерево, похожее на коня. Что тебе еще надо об этом знать?!
Или вот Коля придумал, как сварить кашу. Его товарищ говорит, нет, кашу варить нельзя — нас могут заметить. Они долго спорят, и все же идут варить кашу.
Ждешь, что дальше мы будем долго и детально варить кашу, вариться в страхе, вздрагивать от всего и потом ощущать ее вкус, усиленный этими эмоциями.
Но на такие вещи в истории нет времени. Автор говорит: мы поспорили и решили кашу сварить, было страшно, но зато потом вкусно.
И сначала я возмущалась, думала, Коля Степанян, ты жадничаешь!
Но чем дольше мальчишки прятались, тем меньше мне хотелось отвлекаться на сложные образы и глубокие темы, я вместе с ними вошла в режим экономии и просто надеялась, что скоро мы сможем подышать.
Еще одна сложность у меня была с острой позицией героя по сложному вопросу долга перед родиной. Дело не в его выборе этот долг признать и отдать его, несмотря на то, что родители дали ему возможность из этого уравнения выйти. Дело в его остром обвинении в адрес тех, кто на это был не готов или делал это с неохотой. Он прямо говорит, что из-за того, что никто не хочет возвращаться домой и идти в армию, дела дома идут плохо.
И с одной стороны, кажется, обвинение это довольно сильное и сложное, а с другой стороны, оно звучит от человека, который по своим принципам действовал, а потому придал им совсем иной вес.
Мне сложно даже представить, насколько сложным был процесс письма, насколько тяжелыми были воспоминания. И все же герои не ждут от нас ни слез, ни сочувствия. Они шутят, спорят про Марвел, открывают для себя стоиков в ситуации жажды, голода и изоляции, найдя в доме книжку по философии.
Я бы хотела закопаться глубже и потребовать больше объяснить мне, как же это ощущалось — быть исчезнувшим, почти мертвым, брошенным, потерянным, смертельно уставшим. Но возможно, это просто ощущалось именно так — страшно.