Джон вошел в палатку Сайриссы, словно тень, крадущаяся в сумерках. Его лицо… Сайрисса никогда не видела его таким. Обычно жизнерадостное, с легкой усмешкой в уголках губ, сейчас оно было искажено гримасой глубокой печали, даже отчаяния. Вся его привычная болтливость и неугомонность словно испарились. Он казался не просто подавленным, а раздавленным, словно на него обрушилась гора.
Сайрисса, погруженная в чтение какой-то древней книги, сначала даже не заметила его. Она поглотила её целиком, заставляя забыть об окружающем мире. Однако, когда взгляд случайно скользнул в сторону входа, она слегка отшатнулась от неожиданности. Джон Дейви Харис, этот надоедливый, как муха, вечно болтающий и сующий нос во все дела, сейчас выглядел так… ужасно. Это вызвало у неё одновременно и удивление, и неприятное предчувствие.
"– Джон Дейви Харис, уже вернулся? Хах," – произнесла она, стараясь скрыть под маской равнодушия свое внезапное волнение. Сердце почему-то бешено заколотилось в груди. "– Как прошла ваша миссия с Лололошкой? Помню, с вами ещё тот ворон был. Как его там? Ам, Невер, верно?"
Она намеренно назвала имя Лололошки, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, попытаться вернуть Джона к его привычному состоянию. Она специально упомянула Невера, рассчитывая на его обычную реакцию – шутливое ворчание на "эту летающую занозу". Но в этот раз ничего не произошло.
Когда Сайрисса произнесла имя Невера, лицо Джона помрачнело еще больше. Невозможно было не заметить эту резкую перемену. Даже сквозь темные стекла очков было видно, как побледнели его губы, как напряглись челюсти. В глазах мелькнула тень боли, такой глубокой и неподдельной, что Сайрисса невольно поежилась. Что же там произошло, в этой проклятой миссии? И почему имя Невера вызывает у Джона такую реакцию? Что-то ужасное, наверняка.
"– Джон? Что случилось?" – тихо спросила Сайрисса, наблюдая за его окаменевшим лицом. Она уже знала ответ, видела его в его глазах, полных боли и отчаяния. Слова были не нужны.
Он молчал, продолжая смотреть на неё своим измученным взглядом. Но даже это молчание было красноречивее любых слов. Сайрисса ощутила, как ее сердце болезненно сжалось.
Она медленно села на край кровати и, не отрывая взгляда от Джона, легонько похлопала по бедрам, предлагая ему утешение. Ее жест был простым и искренним.
В ответ Джон машинально закрыл вход в палатку, опуская плотную ткань, отгораживаясь от внешнего мира. Словно ему нужно было убежище, где он мог бы раскрыться и показать свою боль, не боясь посторонних глаз. Затем, без слов, он рухнул на Сайриссу, полностью отдаваясь в ее руки.
Она ощутила тяжесть его тела, но не оттолкнула. Лишь осторожно приобняла его, запустив пальцы в мягкие волосы. Медленные, успокаивающие движения ее рук скользили по его затылку, словно стараясь вытянуть из него всю боль и страх.
Тишина в палатке казалась оглушительной. Лишь редкие звуки ветра, проносящегося мимо, нарушали эту гнетущую тишину. Сайрисса не знала, что произошло, что заставило Джона сломаться. Но сейчас это не имело значения. Ему нужна была поддержка, утешение, и она готова была ему это дать.
Вдруг, среди тишины, Сайрисса услышала тихое шмыганье. Она инстинктивно напряглась, прислушиваясь. Да, это точно. Подняв руку, она аккуратно сняла с Джона очки, и ее пальцы замерли в воздухе.
Он плакал.
Искренние, беззвучные слезы катились по его щекам, оставляя влажные дорожки на ее одежде. В этот момент что-то перевернулось в душе Сайриссы. Она, обычно такая холодная и отстраненная, увидела Джона совсем другим, без маски надоедливого шута, без привычной болтовни. Она увидела его уязвимым, сломленным, нуждающимся в помощи.
Сайрисса наклонилась и нежно поцеловала его в лоб, большим пальцем вытирая слезы с его щек. Она не ожидала от себя такой нежности. Неужели ей стало его жаль? Да. Несмотря на свою глубоко укоренившуюся ненависть к людям, Джон был для нее… особенным. Он был единственным, кто, казалось, видел ее настоящую, не судил и не боялся. Пусть и надоедливый, и болтливый, но по-своему… дорогой.