Во дворах, прямо под окнами хрущёвки, раньше стояли скейтерские рампы. Отрадно, что эти рампы не настигла судьба лавочек рядом со школьным футбольным полем – те стали принимать на себя голодные до градуса задницы чаще, чем на поле ступала нога футболиста. А на рампах квасили редко. Надо сказать, что и скейтеры там собирались нечасто – смысл катать в одного, когда есть классное место под мостом Бетанкура, там и в тусовку можно вписаться.
Зато, когда скейтеры посещали площадку, ты всегда об этом знал. Грохот был такой, будто на заводе с высокими потолками агрессивно швыряют доски. А по ним сверху Тор пуляет молниями. Как следствие, одна из жительниц написала семьдесят семь писем в муниципалитет, чтобы рампы убрали, а хипстеры дали поспать честным работягам. Сработало, но не сразу.
Рядом с рампами были турники с брусьями, я выходил туда позаниматься перед сном. Пройтись в одиночку всегда было в радость. Как говорит мой друг – гигиена. Очень важно, чтобы в одиночестве. Но это не значит, что ты закрыт для встреч.
Так, во время одной из вылазок, на рампах находился скейтер, ровно такой, каким я представлял скейтеров у себя в голове: поношенная толстовка с накинутым на голову капюшоном, белые верёвочки, джинсы regular fit, асфальтовые. Сам худой. Когда я отзанимался, стал смотреть, как тот исполняет трюки. Вид был максимально кинематографичный: середина осени, высокая влажность, изо рта валит густой пар, а на бетон площадки обильно ложится оранжевый свет от лампы накаливания. Он, кажется, сам ко мне подошёл тогда, потому что заметил, что я смотрю на него не отворачиваясь. На вид – под сорок. Выросший хипстер. Лёгкая небритость, высокий лоб, острый нос и впалые серые глаза. Взгляд сознательный, ясный. Может, это от прилива адреналина.
Вообще, как сейчас помню: на рампах никто и никогда не нарушал личных границ и не лез к другому. Если ты занимаешься на турниках, а другой парень катает на скейте – это ваше пространство, и вы ни в коем случае не вторгаетесь в чужую жизнь. Сейчас этого ощущения очень не хватает, и подобного не было на футбольном поле – там территорию часто надо было отвоёвывать.
В общем, скейтер ко мне подошёл, уставший, выдохшийся. Кажется, из-за кофты торчали наушники капельки, то ли Sony, то ли Shennheiser, с переплетёнными проводами. Сами капельки серебристого цвета, блестели, но неброско. Выглядели по-рабочему, такие на стройке двумя болтами втыкаешь в уши, включаешь дэд-метал, и давай кувалдой бетон крушить. Я, наверное, поэтому спросил тогда про музыку:
- А что слушаешь?
Надеялся услышать Alexisonfire, чтобы парень оказался буквально образом из моей головы.
- Так сразу не могу сказать. Послушай Pelican, Meshuggah и Iris.
Название Iris (айрис), пришлось переспрашивать. В тот момент доверился своей голове, не стал записывать, подумал, так запомню. Повезло, что, названия групп, конкретно в той последовательности, в которой произнёс скейтер, очень чётко легли на душу. Упустить было почти невозможно. Пеликан, Мешуга и Айрис.
Так как мне очень давно нравится скейтбординг, я попытался задать ему вопросы, сразу вписав его в наставники. Думал, что сейчас раздаст недурной фактуры. Очень быстро стало очевидно, что за скейтборд я толком и не шарю. Знаю Тони Хоука – и всё. Про него и спросил. На том и распрощались.
На подсознательном уровне я знал, что мы с ним вряд ли ещё раз пересечёмся. Жил он не во дворах, видимо, решил покатать в незнакомом месте, да и правильно – вдруг обретёт место силы. Контактами не обменялись, потому что беседа больше прошла в формате учитель-ученик, не на равных. Я сам так себя поставил, и когда покидал площадку, был благодарен за то, что услышал, развивать дальше эту беседу мне тогда не казалось необходимым. Было ощущение, что разговор, случившийся во время пересечения двух одиночеств – событие очень естественное, но редкое. Пытаться из подобной встречи вытянуть что-то ещё – дело неблагодарное.
Вернувшись домой, послушал через обычные колонки названные мужчиной группы, чистой совести ради. Не понравилось. Принял, но не моё.