Он внимательно развернув подушку в своих руках. В его глазах не было ни малейшей искры сомнения — он точно знал, что ищет. Его пальцы мягко разглаживали ткань, и вскоре взгляд его зафиксировался на первом подозрительном признаке. Пух, который когда-то был безупречно белым, теперь приобрёл жёлтоватый оттенок. Это было едва заметно, но достаточно очевидно для того, кто искал нечто большее, чем просто следы времени. Он осторожно сдвинул слой пуха, и перед ним открылась едва уловимая пыльца, едва заметная, как утренний туман, но именно она стала разгадкой.
Холмс, не медля, поднёс подушку к носу. Вдох был почти неощутимым, как дыхание ветра. Но для него этого было достаточно. Он почувствовал запах, который был скорее не запахом, а ощущением — едва заметным, но смертоносным. Яд. Тот самый яд, который не спешит, не бросается в глаза, а действует медленно, ускользая от глаз обывателя, скрываясь в повседневных деталях. Линса Табренкид, скорее всего, не подозревала, что её каждое дыхание, каждое движение головы во сне приближает её к смерти. И всё это время её подушка была молчаливым спутником, проводником этого скрытого убийства.
Шерлок опустил подушку на кровать с небрежностью, которая была характерна только для того, кто уже точно знал ответ на вопрос, который мучил всех остальных. Он осмотрел комнату, её обстановку, каждую деталь, которая казалась совершенно обыденной. Впрочем, для него не было ничего обыденного. Всё, что было здесь, от брашного стула до тени на стене, теперь стало частью сложной головоломки.
— Это не было убийством в традиционном смысле слова, — произнёс Холмс, будто отвечая самому себе, — убийца не был груб и не оставил следов насилия. Это было похоже на долгую, почти невидимую борьбу с дыханием, с жизнью. Он выбрал путь, который оставил бы все следы в пределах самых тонких материй, где ни одна рука следователя не могла бы их найти.
Он подошёл к окну, позволяя своим мыслям укрыться за мгновением тишины. Смерть этой женщины, которая так долго оставалась скрытой, казалась результатом долгого и продуманного плана, где каждая деталь была рассчитана до мелочей. И всё же, даже в столь совершенной схеме, было что-то, что можно было бы обнаружить, если только поискать немного тщательнее.
Холмс вернулся к столу, на котором лежали письма и прочие бумаги, оставленные Линсой. Её жизнь, как и её смерть, была сплетающейся паутиной, и теперь, когда он знал, что именно искал, он чувствовал, что разгадка близка. Мелкие следы, которые другие могли бы не заметить, для него становились крупными зацепками. Он перевёрнул несколько листов, их содержание не давало чётких ответов, но каждое слово, каждый взгляд на эти бумаги уже начал рисовать картину.
Планы, подобные этому, всегда оставляют следы, пусть и самые крошечные. И тот, кто так тщательно спланировал это убийство, явно думал, что он избегает любой ошибки. Но Холмс знал: ошибки всегда есть. Он почувствовал её в этом деле — какую-то деталь, которая выбивалась из общего замысла. Именно эта ошибка и приведёт его к преступнику.
Он снова взглянул на подушку, на те мельчайшие следы, которые она скрывала. Всё, что было нужно, чтобы найти ответ, было здесь. Мгновение истины уже наступало, и Холмс чувствовал, как его разум с каждым шагом приближается к решению. Время, как всегда, работало на него, и не было сомнений, что он разгадает этот преступный замысел с его коварными тайнами.
Шерлок Холмс, казалось, был поглощён своими мыслями, но Ватсон знал, что его ум не оставляет ничего без внимания. Вскоре его взгляд переместился на стол, где среди бумаги, книг и чернильниц лежали обрывки сгоревших листов. Это была странная деталь — сгоревшие края бумаги, как будто кто-то пытался избавиться от важных сведений, но не сумел до конца выполнить свою задачу.
— Обратите внимание на это, Ватсон, — произнёс Холмс с лёгким придыханием, указывая на края обрывков. — Эти бумаги были подожжены. Но посмотрите, как они сгорели, — как будто свеча стояла слишком близко, и огонь лишь коснулся их краёв.