Я сидела на выложенном камнем дне канавы, в которой когда-то жила маленькая речка.
Темной крышей надо мной возвышался небольшой мост. От него пахло теплотой мха и сыростью скользких черно-бордовых булыжников, из которых состояло все его педантичное мостовое тело.
Я сидела в луже, оставшейся от ушедшей куда-то воды, уперевшись руками в грязное илистое дно, и иногда смахивала грязными ладонями скатывающиеся слезы. Моя одежда промокла от непрекращающегося дождя, а кожа стала иссиня-белой от пронизывающего холода.
Сложно было сказать, как давно я сижу в канаве и как я там оказалась.
Подолгу я размышляла, вспоминала, анализировала, умножала и складывала, просматривала покадрово каждый день, чтобы объяснить себе, как я попала на эти ледяные безразличные камни и почему не могу встать и уйти.
Иногда мне надоедало мокнуть под вечным дождем, и тогда я заползала под мост, чтобы немного обсохнуть и согреться.
Он был такой крошечный, что моя голова упиралась в его своды, а руки и вовсе нельзя было развести в стороны, так что приходилось сидеть почти неподвижно, поджав ноги и обхватив руками колени,вот такой это был маленький мост.
От моего дыхания камни становились красными и бордовыми, и тогда мне начинало казаться, что дождь и ветер скоро прекратятся и можно будет вылезти из канавы, не соскальзывая вниз.
Когда я наконец согревалась и решалась вылезти в надежде, что сейчас-то уж точно удастся выбраться, неизбежно каждый раз повторялось одно и то же : небо за мостом замирало в сером тумане, и тогда я тайком, очень медленно, кралась к скатной стене канавы, чтобы сокрее вылезти, пока это самое проклятое небо что-нибудь не учудит. К моему глубочайшему сожалению, когда я принималась карабкаться по плитке, мои ботинки начинали проскальзывать, а пальцы не могли уцепиться за зазоры, так что из раза в раз я неизбежно скатывалась прямо в лужу. Дело в том, что, как только моя нога опиралась на стену, с неба, как по расписанию, начинали срываться тяжелые капли.
Они превращались в ливень так быстро, что я не успевала подняться и до середины стены.
Однажды я сдалась.
То есть совсем.
Перестала залезать под мост, по настроению даже ложилась, ведь надо же чем-то занимать себя, пока ты в канаве.
Между прочим, узнала, что иногда дождь перестает идти, и небо приобретает некоторый теплый оттенок, как в пасмурный августовский вечер. Иногда мне даже казалось, что я вижу за деревьями, как встает и садится солнце.
Прошло много времени, я даже не представляю сколько, но по ощущениям, деревья выросли где-то на 18 сантиметров.
А трава над канавой пожалела трижды.
С тоской я смотрела вокруг себя, рассматривала свои руки, щёлкала ногтями по мокрым камням и слушала собственное моргание.
Иногда мимо проходили люди. Они смотрели вниз мельком, и шли дальше. Некоторые останавливались. Удивлялись, злились, сочувствовали.
Люди спрашивали :
- Зачем ты сидишь в канаве?
И я поднимала голову :
- Я не знаю
Кто-то говорил :
- Нельзя же так! Знал я людей, которые сидели в канаве, и они плохо кончили!
- Тебе нужно вылезти!
- Хорошо, я попробую -
отвечала я, заведомо зная, что это бесполезно.
Кто-то спрашивал :
- Неужели тебе нравится сидеть в канаве? Нет? Если бы не нравилось, ты бы давно вылезла!
”Наверное, так и есть”,- думала я, когда эти люди отходили, и я теряла их из виду.
Иногда я звала на помощь :
- Помогите! Помогите! Я упала! Тут очень холодно и всегда идёт дождь!
Временами я кричала так долго, что кто-то подходил на эти крики и останавливался у края, отделявшего меня от того, что было там, наверху.
- Ты пробовала ухватиться за что-нибудь? - кричали мне сверху.
- Ты точно хочешь вылезти из канавы? Один мой друг не сильно хотел, вот и сидел там, пока не заплесневел! - доносилось до меня.
- Может тебе нужно найти в канаве кого-то ещё и выбираться вместе? - отдавалось где-то вдалеке.
- Когда я была в канаве, ко мне приходили родители и приносили чай и печенье! Я выросла и вылезла из неё! Ты можешь попросить чай с печеньем? - звенело эхо, отскакивая от стен.
…