Под впечатлением от премьеры хочется срочно всех зазвать в башдрам на "Дядю Ваню".
Эта постановка современна в истинно драматическом смысле: исторически драмы отвечали на самые актуальные проблемы, а потому нуждаются в постоянном обновлении. Приглашённый из Петербурга режиссёр Степан Пектеев не следовал каждой букве текста, но при этом остался верен чеховскому замыслу. Вставки из «Чайки» только помогли глубже раскрыть настроение каждого персонажа. А ведь сюжет у Чехова всегда развивается в плоскости не столько событий, сколько настроения.
Удивительно продумано пространство: серое, неуютное, да ещё и перерезано рельсами – вокзал, а не имение: жизнь-то проносится. Обычно в декорациях «Дяди Вани» много дверей (в доме 26 комнат). В оформлении Катерины Андреевой – ни одной, только окна, да и те зарешечены. На поверхности ассоциации с тюрьмой, а ещё такое окно не распахнёшь: напрасно после бурных объяснений обитатели имения подходят к ним в попытке отдышаться. Не было у Чехова и упоминания железной дороги, но она здесь кстати. Судя по всему, по ней приезжают и уезжают супруги Серебряковы, заразившие всех скукой и праздностью. Бедный дядя Ваня, отдавший жизнь, здоровье, свободу лжекумиру, произносит монологи, будучи физически зажатым между рельсами. Мы не видим, откуда они бегут, но видим, где обрываются, – поезд дальше не идёт, и странно ждать от судьбы перемен. Вводит железная дорога и мотив обречённости: в первые же минуты действия доктор Астров рассказывает, как на операционном столе у него умер под хлороформом привезённый с железной дороги стрелочник. Паровозный гудок нагнетает ощущение тревоги, подобно звуку лопнувшей струны в «Вишнёвом саде». А флирт Елены Андреевны, жены отставного профессора, с Астровым на фоне таких декораций вызывает литературные ассоциации с «Анной Карениной». Совпадение или нет, но светло-зелёный палантин, накинутый поверх розового костюма и розового пальто героини, читается как визуальная отсылка к «Трём сестрам»: Наташа впервые появится в доме Прозоровых в розовом платье с зелёным пояском.
Интересна интерпретация образа Астрова. Он единственный в пенсне, что, конечно, сближает его с Чеховым, да ещё и постоянно что-то записывает в книжечку. Среди записей обнаруживается знаменитый монолог мировой души, который в «Чайке» сочинил Треплев и озвучила Нина Заречная. «Я – чайка», – несколько раз слышим мы по ходу спектакля. И самой очевидной чайкой в «Дяде Ване» Пектеева оказывается совсем немолодая героиня. Мы можем посмеяться над комическим несоответствием, а можем посочувствовать вдове статского советника Марии Васильевне, ведь у Чехова каждый имеет право на высказывание, на личную драму, каждый, в конце концов, может быть чайкой – подстреленной, обманутой.
Спектакль идёт на башкирском и сопровождается русскими субтитрами. Уверена, и без них я бы слушала и смотрела не отрываясь. Побочный эффект: захотелось выучить башкирский. На русском языке звучат только вставки из других произведений: как цитаты из классики, включённые в «Дядю Ваню» самим Чеховым, так и упомянутые фрагменты «Чайки».
Знаменитые чеховские диалоги (каждый говорит о своём и не слышит другого) усиливаются невербальными средствами: герои не смотрят в глаза собеседникам, зачастую даже просто в их сторону, обращаясь к произвольной точке пространства. Все действующие лица находятся на сцене одновременно: от тех, кто глух, нечего скрывать. И эта находка прекрасно иллюстрирует чеховский отказ от деления актов на явления.
Мои зрительские симпатии принадлежат, пожалуй, Лилии Галиной в роли Сони (хотя тут же вспоминаются и восхитительная нянька Марина, и дядя Ваня — да все, все!). Можно ничего не знать об этой героине, но всё прочесть по её осанке, походке, мимике, жестам. В пьесе Чехова Соня знает, что некрасива, в премьерном спектакле Соня знает «что…». Слово не названо, мы можем подставить любую характеристику, но это ничего не изменит: Соня знает, что родилась не для счастья, а для тяжёлой работы, а «небо в алмазах» будет ещё очень нескоро.
PS Обязательно послушайте видео — звуковое оформление Евгения Роднянского💔