Взревели медные трубы — долго и протяжно, с неясной угрозой и тоской подраненного чудовища. Волной прокатился по океану толпы то ли вздох, то ли стон восхищения и страха. Гулом прилива зашуршали полы халатов, пока люди торопливо опускались на колени и падали ниц. Медлительных поторапливали стражники, орудуя алыми древками копий.
Наконец шорох затих, угас, иссяк, как последние крупицы в песочных часах. Воцарилась благоговейная тишина. Ее не нарушали ни шепот, ни покашливание, ни неуместная возня. Все ждали явления воплощенного Эрлика и всесильного беклярбека.
Ждала и Алтынай, глядя на выбоины и щербины в нагретых солнцем плитах. Мела иссиня-черными косами горячую пыль. Сызмальства внушали ей, что никогда, ни в коем случае нельзя смотреть на процессию, покидающую дворец. Но любопытство жгло, распирало грудь, заставляло осторожно коситься по сторонам. Да и разве обуздаешь юность запретами?
Снова протяжно застонали трубы. Внутри дворцовых стен, в запретных недрах, скрытых за лазурной чешуей изразцов, гулко запел огромный гонг. С лязгом отворились высокие створки ворот, на которых по темному металлу змеились золотые нити священных надписей.
Из прихотливой арки показались всадники. В звенящем мареве полуденного жара их силуэты плавились и дрожали. Солнце зажигало нестерпимым сиянием наконечники копий и островерхие шлемы.
Алтынай смотрела. Украдкой, исподлобья. Над темной излучиной бровей поблескивали капельки пота.
Под малиновым зонтом, расшитым золотом, покачивался в седле Хумаюн. Царь царей, великий и милостивый владыка, воплощенный Эрлик. Царю царей было всего девять лет. Усы еще не начали пробиваться над его верхней губой. Детское лицо со смугло-жарким румянцем излучало высокомерное спокойствие.
На самом деле, воплощенному Эрлику ужасно хотелось пить. И меньше всего он желал отправляться в степь на охоту, покидая прохладу дворца. Но ритуалы власти требуют жертв, поэтому мальчик держал осанку и старался не ерзать в седле. Он знал, как быстро обрывается линия жизни тех, кто забывает о долге. И перечит мудрому беклярбеку, отцу отечества.
Беклярбек пережил уже три династии, пять крупных междуусобиц и бессчетное число заговоров и мятежей. Переживет он и нынешнего царя царей.
Ведь беклярбек Кощей бессмертен.
Девушка перевела взгляд на Кощея, следовавшего на вороном жеребце чуть позади Хумаюна. Беклярбек чуть сутулился и совсем не выглядел как блистательный вельможа. Никакого великолепия. Ни золота, ни бирюзы, ни шелка. У седла — длинный кончар в простых ножнах, обтянутых потертой кожей. Облачен беклярбек в старый, не раз бывавший в бою стеганый доспех с пластинами, вшитыми между слоями плотной темной ткани.
Взгляд Алтынай скользит выше, к шлему с личиной. Вороненой маской в форме человеческого лица. Брови и усы вызолочены, рот щерится решеткой, на щеках тускло блестят неведомые символы.
На эту личину, забывшись и уже открыто задрав голову, уставилась юная Алтынай. И поняла вдруг, что в отверстиях маски не блестят белки глаз, не двигаются пятна зрачков. Вместо них там живет тьма.
Прорези личины разрослись, обернулись мглистым провалом, на краю которого внезапно оказалась Алтынай, перегнувшись вниз. Хотела было вскрикнуть, хотела отпрянуть, только тьма уже мягко обхватила за плечи, потянула к себе. И поглотила, отправив в бесконечное падение внутри бездонного черного колодца.
Продолжение следует
Иллюстрации взяты с Pinterest
Panfilov FM#творческое_фм #макабр_фм