Преподаватель по экономике всегда убеждал нас: «новости — это драма». Но, по правде говоря, я не особо то и сопротивлялась, в конце концов, точные цифры очаровывают. Поэтому, вместе с трезвостью я ввела эмбарго на ввоз следующих продуктов: поэзии, любви, театра и дурацких имен. Ну, конечно, Алексей Лихачев звучит убедительнее Вуди Аллена. По той же причине были прогуляны пары по философии, куда им до РЭН, белых воротничков и пилатеса.
Но об этом потом, речь идет о фильме «Другая женщина». Старческая драма, учитывая то, что свой второй десяток я все еще не разменяла, могу позволить себе обзываться. Если бы у этой картины был цвет, то непременно белый. Концепция чистого листа слишком переоценена, белый цвет всегда отдает больницей. Думаю, герои тайком мечтали, чтобы это был последний чистый костюм. Старость всегда тянется к юности, хотя бы потому что она не носит белый. За неимением красок, дряхлость начинает извергать из себя нечто, слабо напоминающее цвет, а потом с ужасом обнаруживает, что это ее собственные потроха.
Недавно мой знакомый рассказал мне, как умирал его дед. Мужчина был романтиком: служил в авиации, бил жену и имел страсть к водке. Но стоило бедолаге попасть на больничную койку, как он разучился складывать буквы в слова. Уставшие губы могли пропускать сквозь зубы только черную слизь. Буйность и выбор цвета извиняет старость, но не смерть. Да и вообще, сколько стихов вы знаете, где хорошо бы заменить глагол на прилагательное, но творец так жалеет своего лирического героя, что внезапно вместо более подходящего «мертв», труп шевелится словом «умирает». Откровенно говоря, поэты редко щадят наши уши, но это другой разговор.
В конце концов, мне просто страшно просыпаться без литературы и всех тех вещей, которые охраняют меня от белых скатертей реанимаций. Да и глагол всегда лучше существительного.