классический бэкстейдж: «я не умер, но было больно».

за сегодня я был в сознании от силы четыре часа и приходил в себя только ради одного:

приснилось, что я умер и каким-то непостижимым образом написал об этом сюда, и под пост пришло очень много людей с соболезнованиями — я читал эти комментарии, пока всё не растворилось. проснулся я в лихорадке, с температурой, вкусом крови во рту и невыносимо сильной болью в рёбрах. очень смешно и совсем не давит на психику.

все заинтересованные сторонники этой идеи — мне помереть, надеюсь, а не переписывания — могут написать свои впечатления от изменённой третьей главы, ибо слова дороже денег (это единственное, что меня мотивирует 😛)

2020: «допишу пиратский фанфик по соукоку и помру»
2025: «перепишу полностью пиратский фанфик по соукоку и помру»

в книге «волна огня» джеймс роллинс ссылается на источник, давший ему огромное количество информации об извержении тамборы в 1815 году, а именно на «the year without summer: 1816 and the volcano that darkened the world», которая доступна только в оригинале. если вы по какой-то причине верили в мою адекватность в вопросе некоторых гиперфиксаций — не верьте.

«смерть — сила или слабость?»

это был первый и последний вопрос.

их выбор — гореть.

«надежда, что в загробном мире никто не видит сны».

чуя просыпается в лихорадке — сбитое дыхание, влажная кожа, попытка не сойти с ума, — и прохладная узкая ладонь ложится ему на лоб. счёт до пяти, замыкание в углублении между ключицами.

«не трогай меня».

дазай обхватывает его за талию, плотно прижимая спиной к своей груди, его неразборчивый шёпот — шум прилива, и чуя заходится в кашле, потому что лёгкие наполнены пеплом и угольной пылью, а воздух пахнет серой.

чуя за гроши продал голос, чтобы стучало сердце — загибаясь от боли, как колючая проволока. не хватать с неба звёзд, но сплетать параллели в паутину созвездий, по кусочку скармливать морю луну, признаваться поцелуями в теплоту волос, обнимать ладонями мокрое лицо.

но стакан всегда наполовину пуст — без соли, без сахара.

«я полюбил тебя в кошмаре, и больше не помню, был ли он сном или явью».

тело прошивает неровная дрожь, потому что дазай мягко разворачивает чую к себе и целует в шею, ударом тока в пульсирующую вену пульса, скользит раскалённым лезвием губ по изгибу плеча, по туго обтянутой кожей ключице, по вздымающейся грудной клетке.

препарируя, оставляя сотое по счёту клеймо.

прикосновения к обнажённой коже — статика, объятия — зыбучие пески.

чуя считает собственные пальцы, чтобы убедиться: не сон. дазай целует грубый шов шрама на его бедре.

«что ты со мной делаешь? что я делаю с собой?»

их слияние — это тектоника, глубокий разлом земной коры, обжигающее плавление мантии, поступательные движения литосферных плит. землетрясение, способное за мгновения похоронить тысячелетние города.

и чуя громко закричит, если захочет, чуя обратит слова в острые лезвия, отлитые из плоти и крови, чуя рассыпчато засмеётся, как смеялся когда-то, но в каждом человеке — полигон.

и на своём он — кинестетика тела в эпицентре ядерного взрыва.

никогда не игнорируйте и не списывайте со счетов усталость, потому что у любого самого крепкого стержня есть степень износа. люди говорят: «отдохни», но когда-то мне запрещали спать днём и будили ночью, мне приходилось быть за двоих и за пятерых, мне вбили обязанность превыше отдыха — и я больше не умею отдыхать, либо ничего не чувствую. мне приходится силой вынуждать себя ничего не делать. впадлу жить.

многие видели в описании бессменную строчку «я разорву тебя на куски», но немногие знают, что в продолжении она звучит как «я разорву тебя на куски и соберу заново».

короткий личный гайд, как разъебаться в хлам; если телепорта в прошлое не существует, тогда что делают те самые песни?

южные люди такие яркие, задорные, громкие, экспрессивные, наполненные жизнью, в то время как люди из сибири, решившие заговорить впервые за сутки: «я только что встал из гроба».

в моём состоянии мне вспоминается строчка из одной песни, которая очень больно отзывалась, опять же, несколько лет назад: «я так устал и не верю, что можно сильнее». оказалось, сильнее всегда можно.

собственное творчество для создателя — не только психотерапия, но и хороший хороший способ аналитики. я надеюсь узнать, какие отличия увидели своими глазами читатели, но среди прочего я понял забавную вещь: раньше мысль о том, что жизнь конечна, пробуждала внутри страх и хаос. спустя шесть лет — равнодушие и усталость.

Здесь жарко, как в Аду.

Здесь и есть сам Ад.

Чуя открывает безобразно покосившуюся дверь с громким противным скрипом, и все взгляды обращаются к нему — иглы, камни, потоки грязи.

Он едва сдерживает порыв надвинуть шляпу на лицо — нет укрытия надёжнее самообмана. Но он скрывался досточно долго, чтобы отвращение к собственной слабости вызвало тошноту.

Бесконтрольно Чуя сжимает в кулаке край расстёгнутого пиджака — как и каждый раз, когда боль разбухает до нестерпимой.

Дверь за его спиной захлопывается, обрубая пыльные лучи солнечного света, как последние нити надежды на спасение.

Чуя осматривается, пока его душат стены.

Оплот пиратского бесстыдства, самый шабашный кабак на индонезийском архипелаге: краденый из распотрошённых трюмов британских кораблей алкоголь, азартные игры с мордобоем в награду, дурман табака и опиума, липнущий к потной шее, оглушительная какофония брани и хохота — под соломенной крышей всегда царил безумный кутёж.

Покой в этом месте — апокалипсис близко.
ㅤㅤㅤㅤㅤ « ... »

Чуя прищуривается, отыскивая в полумраке белое пятно, и направляется к барной стойке — обломку сандалового дерева, выщербленному выстрелами, тысячу раз заблёванному, усеянному каплями засохшего воска.

Лейка, бессменный лысый бармен, бросает на него полный отвращения взгляд. Отшвыривает в сторону жирную тряпку, которой тёр грязный стакан.

— Британцы здесь по твою мерзкую душу, — из его рта вылетает капля слюны, и Чуя невпечатлённо поднимает брови. — Годами ссыкливо поджимали хвосты, а теперь прилипли к нашему острову, как стая моллюсков к спине кашалота. Ты смерть приносишь.

Чуя рассекает губы пустой улыбкой, достаёт из-за пазухи самокрутку.

— Да, это моя вина, — после долгого молчания в одиночестве на корабле его голос настолько хриплый, что скатывается в рычание. — И в том, что вулкан скоро сожжёт нас заживо, тоже я виноват.

Он подкуривает прямо от свечи, воткнутой в горлышко бутылки.

Бармен сплёвывает себе под ноги и указывает на дальний край стойки.

— Его не порезали на ленты лишь потому, что он отсыпал мне двадцать серебряных, — морщится с отвращением, которое призвано скрыть ненависть под именем страха.

Неконтролируемая мышечная дрожь проходит по плечам, и в голове Чуи — оглушительная мысль, вбитая в него вместе с болью и чужой плотью: я стою дешевле.

Я не стою ничего.

Чуя не отзывается, отворачивается, отыскивает глазами. Молча идёт по пыльным складкам сброшенного с далёкого прошлого занавеса, за которым — просторная спальня аристократского особняка, британский стяг на стене, дрожащие языки свечей, стёртые в кровь запястья, «помоги мне убить его».

И он.

Живой обескровленный труп с омутами мёртвых вод в глазах.

Он оборачивается либо на звук шагов, либо на зов обострённых в ожидании чувств — безупречно белая ткань сюртука на узкой спине идёт косыми складками, — и Чуя врезается в него так, как неуправляемое судно налетает на зубья скал.

Впаивается в его умопомрачительно живые глаза — в свет ликования, неподдельного счастья.

Сердце бьётся в груди обезумевшей птицей.

— Какого Дьявола ты не умер?

🤍🤍🤍🤍🤍🤍🤍🤍🤍🤍🤍🤍

3. — eight.

8 апреля, 1815 год;

о. Сумбава; море Флорес.

есть несколько новостей: без фанатизма я случайно за день переписал целую главу — и получилось много. эмоции в процессе были странные, но всё-таки положительные. шесть прошедших лет показали ощутимую разницу наглядно. ещё, простите, меня забавляет столь знаменательный день: «апрель» воскресе.

есть у меня идея, гениальная идея: переписать отрывок из старой работы, думаю, в конкретизации нужды нет 😎 проходят годы, ты, как автор, вырастаешь технически и морально, отчего становится интересно увидеть разницу между «тогда» и «сейчас». один лайк — и я занимаюсь авторским садомазохизмом.

скажите честно, вы хотите ещё один фанфик? в своих мыслях я прописывал спектр событий очень много раз, но, если коротко: ничего хорошего.

после побега из аристократского особняка он остался наедине с кораблём и морем, больше года был в китае, где его бесповоротно подсадили на опиум, а затем — опиумная война и британцы. чуя искал самое уединённое и безопасное место, а в итоге оказался на сумбаве без сил на новые скитания. я воображу для вас период жизни, вероломно взятый из личного опыта, когда существование — слепая мучительная серость и поток дней без времени и даты, и именно так прошло несколько лет.

потом, когда чуе было почти двадцать, случилось это (и я не включил эту сцену в основную работу чисто в попытках быть мягче и показать мир лучше, чем он есть). после случившегося он жил на пустом корабле, пока торжественно не проснулся вулкан (тамбора проявила первые признаки грядущего извержения за три года до 10 апреля 1815 года), и чуе стало всё равно на собственную жизнь. он был готов умереть.

а затем — дазай и «какого дьявола ты не умер?», потому что иногда мы не властны над собственной судьбой.

пока я выживаю с бутылкой пива и мыслью «больно-то как ёб твою мать», расскажите мне по секрету, какая работа и/или текст из написанных мной нравится вам больше всего? а я чуть-чуть побуду счастлив и подумаю об айсберге, где на уровне бездны будет «калейдоскоп» 💀

я сегодня уснул на работе — прямо перед компьютером, со звуком в наушнике — и это как не очень хороший знак, потому что в последний раз, когда я стал неконтролируемо засыпать на работе и в транспорте, после мрт у меня нашли патологию мозга и гипоксию 🤒

ㅤㅤㅤㅤ ㅤ🤍🤍
«но пока к нам бог не оглох,
и ты со мной до сих пор —
есть минимум две из трёх
точек моих опор, а значит,

— я устою».

дазай варит для чуи кофе — сироп, молоко, вишнёвый пряник к завтраку, — выращивает апельсиновые деревья в бутылках из-под соджу и приглушает лампу, читая вслух перед сном истории без названий.

«ты сам — будто фантазия. я не верю, что мы настоящие».

счастье — это нарезанные в виде кроликов дольки яблока, три кубика сахара, солнечный блик на щеке.

дазай заклеивает детскими пластырями кровоточащие порезы от осколков стекла, которые возникают из пустоты — и чуя хмурится в тревоге, но они счастливы. чуя расчёсывает дазаю его расстрёпанные волосы, и волнистые пряди пахнут воском и сухой чайной розой, но они счастливы. пальцы дазая неизменно холодны в бледной тонкости, и чуя ругается, заставляя его натягивать перчатки, даже под солнцем, которое не способно ничем помочь, но они счастливы.

они — биение сердца в центре ладоней, паника запертых в тесной клетке птиц, стёртое имя с надгробной плиты — абсолютно счастливы.

чуя нащупывает пульс — ровный стук метронома, не меняющий ритм, и падает в стерильно-белую пустоту: пульса нет.

сердце, скальпелем разрезанное на дольки, будто яблоко в кожуре, давно не бьётся.

«я не верю, что мы настоящие».

дазай склоняет голову набок и улыбается, не размыкая зашитых грубой нитью губ.

«но ты уже поверил».

дазай обнимает его со спины, мягко и иллюзорно, чуя смотрит в зеркало — поклонение пеплу, акт ультранасилия — и видит в отражении только себя.

позади — фото, чёрная рама, расколотое ударом стекло.

«очнись, чуя. меня больше нет».

если я ещё раз услышу уничижительное сравнение писателей с нейросетью, я застрелю человека. «пишешь текст лучше, чем чат gpt?»

искусственный интеллект никогда и ни при каких условиях не будет лучше живого человека, потому что у нейросети нет души, памяти и чувств. а у тех, кто не видит отличий между рукописью и генерацией, нет мозгов.

я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что люди могут меня не понимать, думать: «что за бред?», но, сейчас без драматизации, за всю жизнь было глупо не привыкнуть. да, иногда это грустно и обидно, но это — обида того ребёнка, которому разрешали гулять только в одиночестве в лесу, а потом он пошёл в школу и не понимал, почему с ним никто не общается. несмотря ни на что, я хочу оставаться собой, а не лгать до тех пор, пока полностью не потеряю себя.

откровение для всех: много раз я терял мотивацию и думал замолчать, чтобы не мозолить уже глаза, но именно такие сообщения возвращают меня в мир.

болотная топь омерзительной лаской лижет сломанные в коленях — ветви, мачты, судьбы — ноги, ты глядишь на меня с ужасом, будто на призрака, но если я призрак, то грядущего апокалипсиса.

его парусник плоти — это корабль тесея: он заменил глаза, что видели смерть, заменил сердце, что было накачано ядом, заменил язык, что отпускал на волю слишком искренние слова, заменил каждый позвонок, что треснул под весом всего мира.

но у души нет идеальной копии на замену.

я бы вытягивал кости из их тел, по одной, пока не смог бы свободно дышать.

если жизнь — река, то её течение проходит сквозь или мимо него. он гниёт в сердце бурного потока, рождённого из ледника, из пожизненного стазиса, из клетки вечной мерзлоты, оставив берегам распростёртые в объятиях руки: правую — её кратеры и язвы, левую — её тонкие кости, обтянутые сухим пергаментом кожи.

тело будет стоять до праха, душа будет пылать до зарева, разум будет жить кошмаром — пока горнило мира не захлебнётся волной крови из опрокинутого небесного колокола.

«монстров не существует», но это я — монстр.

есть много вещей, которые меня волнуют, и каждая сводится к мысли, что во мне есть какая-то проблема. спасибо тем, кто видит во мне отдельную личность, кто принимает мои странности, и кто нашёл здесь что-то своё. однажды я перестану так мучаться.

люди, которые говорят «не понимаю, зачем повторно изучать тему, которую уже знаешь» упускают размах единовременности событий, сколько линий пересекается в одну секунду. я досконально знаю историю сингапура и событие кое-какого извержения, но только вчера узнал, что основатель сингапура, стэмфорд раффлз, был не только офицером ост-индии, но и во время извержения в 1815 году находился на яве, затронутой катастрофой. «истории не пересекаются», а ты внимательно смотрел?

простите за крики, но я пытаюсь передать хотя бы часть восторга, потому что эта тема — моя одержимость годами, не только с творческой, а вообще со всех точек зрения. информации по ней в сто крат меньше, чем о похожих событиях: ищешь извержения в индонезии — кракатау, ищешь опасный стратовулкан — йеллоустоун. а здесь — книга, целое произведение, написанное руками другого человека. у меня детский восторг, что я не один такой одержимый.

ТАК НАЧИНАЕТСЯ СЮЖЕТ КНИГИ. ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКОГО ТРИЛЛЕРА ИЗВЕСТНОГО АВТОРА. МЕНЯ СЕЙЧАС РАСЩЕПИТ НА АТОМЫ ОТ ВОСТОРГА.

немотивированная агрессия; «кому рай, а мне — земля».

«ты не выглядишь как человек с депрессией»

хорошо, друг, скажи раскопанным руинам помпеи, что они не выглядят как город, который был погребён под восьмиметровым слоем вулканического пепла полторы тысячи лет.

из-за не очень здорового состояния я не выходил из дома больше недели, поэтому сегодня реакция моего организма на внешний мир — дезориентация, усталость и боль. впрочем, последние два пункта я чувствую постоянно уже многие годы, так что, кажется, единственное, что помогает мне жить каждый день — непомерное, сука, терпение.

я прочитал «бездну» джеймса роллинса за сутки, потому что в один момент повествование затронуло тёмную материю вселенной, и я был бессилен остановиться.

если вам — как и мне, внезапно — интересен жанр научной фантастики, но без пришельцев, суперкомпьютеров и духоты, а в балансе со вполне реальными загадками планеты, такими как затонувшие древние континенты и бермудский треугольник, то «бездна» идеально подходит.

подводные извержения вулканов, землетрясения планетарных масштабов, вспышка солнечной радиации и ядерная война — очень весёлая вечеринка, если в конце кто-нибудь останется в живых.

я радуюсь за людей, которые открыто говорят о своих интересах, без тотального ступора, стыда и тревоги. я молчу о 70% своих увлечений, потому что бóльшую часть жизни слышал в ответ, что они — неинтересная никому чушь. это было:

«мне очень понравился этот фильм!»
«глупая херня, а не фильм»

«я учусь писать тексты, меня к этому тянет»
«лучше займись чем-нибудь полезным, всё равно у тебя ничего не получится»

если сегодня вам ещё никто не говорил, что ваши увлечения важны и ценны, то сейчас это говорю я.

мне нравится идея, что вдохновение — то самое, внезапное и сильное, почти магическое — приходит к автору, потому что где-то есть несколько людей или даже один человек, который хочет это прочитать. что вдохновение — космическая связь между автором и читателем на уровне подсознания.

💢😄 // skk: от 18 до 22.

дазай исчезает с радаров, будто потерпевший крушение авиалайнер, и перевёрнутая, восемнадцатая по счёту страница его жизни — чистый лист. но, прежде всего, чистый лист — это пустота.

половина сердца чуи — вакуум, нечем дышать, нечему болеть, и он отсекает его безжалостно, как неизученную часть космоса. но тёмная материя — копоть после взрыва — уже в его венах.

в девятнадцать чуя ходит по битому стеклу. он ищет дазая на кладбищах — живым или мёртвым, — но находит лишь причины себя ненавидеть. он учится стрелять, представляя на месте мишеней живых людей, а потом зажимает рот ладонью, сдерживая тошноту.

в двадцать они пьют в одних и тех же барах, ни разу не пересекаясь, потому что у судьбы связаны руки и выколоты глаза. в жизни дазая нет прошлого, а в жизни чуи нет дазая и обратного билета до йокогамы.

в двадцать первый день рождения чуя получает поздравление со скрытого номера и ощущает, что боль и разочарование — это бег по внутренней стороне ленты мёбиуса. свободное падение с крыши сингапурского отеля-корабля занимает семь секунд, но чуя больше не подчиняется гравитации.

в двадцать два одним ударом чуя ломает оковы на чужих перебинтованных запястьях, но затягивает петлю на собственной шее. дазай касается его обнажённой кожи, будто мир не успел сгнить тысячу раз, и одна улыбка дарит всепрощение.

потом чуя спускает курок, сквозь алое марево представляя на месте дазая себя, — и последние страницы их истории заливает кровью.

«я не верил, что мы будем счастливы — я загадал, чтобы был счастлив хотя бы один из нас».

лор в ночи: я пишу, если брать оригинальные и фандомные тексты, уже одиннадцать лет. если считать с периода стихотворений, то почти пятнадцать. среди опубликованных фандомных работ были и по «гарри поттеру», и по «оно», но их мир больше никогда не увидит, слава богу.

бсд и соукоку спасли меня и как человека, и как писателя: я писал и продолжаю писать, но отдельно помню спонтанное желание пересмотреть «пиратов карибского моря» зимним вечером, что спровоцировало в моей голове щелчок, а этот щелчок создал работу, в которой живёт половина от меня (эхо никогда не утихнет, друзья).

писатели живут вне времени, и годы моей души — 1815-1816, ищите меня где-то на островах.

тревога номер один: «вдруг я всё потеряю, если наконец решу поставить на первое место себя? вдруг мир меня не выберет?», но мир уже выбрал однажды — именно поэтому ты здесь. это был самый правильный выбор, и в своём решении ты тоже не ошибёшься.

не знаю, какой глас признания у других, но лично для меня, как для писателя, лучший комплимент — встретить свои слова из уст другого. клянусь, когда кто-то цитирует меня, я рассыпаюсь — в пепел — от счастья. для чего ещё я мыслю, если не вдохновлять?

! а давайте пост-знакомство, но с вами. если у вас есть тг-канал, делитесь в комментариях, если же нет, то можете просто рассказать, как вас ко мне занесло 🌹

дазай из тех, кто однажды непременно уходит — без слов, с бесцветной улыбкой и изящным поклоном, со вспышкой и фанфарами, чтобы остаться в чужой памяти.

чуя из тех, кто уходит бесшумно, как затухает пламя, исчезая в тенях и не оставляя ни одной связующей нити, а за его спиной остаются лишь прошлая оболочка и сломанные крылья.

«ты тонешь — я сгораю».

я каждый раз расстраиваюсь и ищу в себе проблему, когда люди отписываются. но, во-первых, никакой проблемы во мне нет, и я однажды в это поверю, а, во-вторых, я думаю, что они прыгают с корабля в открытое море, и мне становится чуточку веселее.

учитывая, за какой промежуток времени я хочу всё это прочитать, можно пожелать только сил и благоразумия (мне?)

Я В ЩЕПКИ. боже, люблю вас всех.

мне жизненно необходимо, чтобы кто-то на уверенности спросил: «твои родители случайно не пираты?», и чтобы я ответил: «без понятия, никогда их не видел. родителей, не пиратов».

плюсы того, что я живой: возможность читать ваши слова и доверять вам свои, и знать, что мне удалось вдохновить многих людей. а, ещё возможность говорить, что я считаю 90% популярных фикбучных работ по соукоку переоценёнными и штампованными, чтобы спровоцировать землетрясение.

минусов нет.

английский поэт джон донн сказал: «человек — не остров», и от правдивости этого факта мне очень грустно, потому что хочется вышвырнуть из своей жизни всё дискомфортное окружение, как за пределы берега, а самому быть, знаете, многовековым немым пластом земли абсолютно без сомнений, тревог и угрызений совести.

«И никогда не утихнет эхо»

Этой катастрофы, двух соединившихся судеб и созданной вами истории, капитан!

10 апреля 1815-го года на индонезийском острове сумбава произошло разрушительное извержение вулкана тамбора, которое повлекло за собой уничтожение трёх островных цивилизаций, первую пандемию холеры и вулканическую зиму.

кто не знаком — знакомьтесь: моя вечная гиперфиксация.

10 апреля.

завидую тем, кто не знает, соболезную тем, кто знает.

когда я говорю, что обожаю неожиданные и приятные встречи, я имею ввиду чернобыль в истории о смертях, призраках и маяках на маленьком шведском острове.

я, видимо, пропустил все моменты в жизни, когда мир хотел пообщаться со мной по-хорошему, и теперь либо он меня не слышит, либо я не хочу разговаривать. всё у нас, писателей, не слава богу.

забавный тайм-лор, что раньше это место было хаосом щитпоста для выплеска плохих мыслей, с которыми не справлялась моя голова, и в то время я был непрерывным потоком речи. прошло время, много времени для моего мироощущения, и я в том состоянии, когда могу молчать несколько дней подряд. «я кашляю каждый день уже полгода» расценивается как неважная вещь, будто в поиске себя и отклика я полностью потерял смысл.

и тьма, и свет — всё возвращалось к маяку.

среди жителей с материка, которые с трепетным ужасом смотрели на далёкий силуэт маяка, будто на обелиск памяти или голгофский крест, жила легенда, что луч становится серебристым, предрекая шторм, кораблекрушение и смерть.

на самом деле, всему виной были ртуть и сто пятнадцать ступеней.

обещаю: я вернусь.

литургия бестелесных голосов и шаги на лестнице — между тридцать третьей и сороковой ступенью, но призраков не существует. жизнь на маяке зачахла и впиталась чёрной плесенью в трещины каменных стен, за которыми не осталось реального мира.

давая обещание, ты знал, что лжёшь?

они сдвинули две узкие кровати вместе, в одну, но между ними была прогалина, не слишком надёжно застеленная одеялом, и дазай клялся: если провалится в неё ночью, то утянет чую за собой.

но, когда ему потребовалось уйти, он не последовал собственным словам.

ангелы вновь прикипели иссохшими губами к родникам воющих труб.

если в полной темноте прислониться лбом к стене под люком на маячную башню, куда никогда не дотягивается пепельно-солёный свет из окна, то, помимо гула пламени в чаше, можно услышать голоса.

их голоса — разговоры, ругань, смех, стоны, — ставшие эхом маяка, запертой бурей в его груди.

время никого не ждёт.

на пальцах чуи была засохшая кровь, пока он перелистывал все книги, вырезая со старых страниц рисунки — то, что осталось после дазая, когда окончательно выветрился запах.

если я погашу маяк, ты обещаешь, что корабль разобьётся о скалы?

штормовое небо — неподъёмное пуховое одеяло. луч тонул и выпутывался из сизых и угольных туч, упорно и бессмысленно, как свет любой путеводной звезды. из окон чуя видел море — море огня, что выплеснулось из башни маяка и заменило собой воду. и световые линзы были стенками бутылки, в которой томился игрушечный корабль с багровыми парусами.

справедливость — это отпускать человека, если ему есть, куда идти.

смирение — это однажды перестать ждать, даже если он обещал вернуться.

отличие в том, что море убивает быстрее.

тебе не повезло, — слияние голосов в громкий гул, смолистое кровотечение из трещин в стенах, — потому что судьба не способна любить всех.

на маяке никто не живёт — только призраки.

«кем ты себя позиционируешь?»

а для чего людям вообще нужны ярлыки? я не фулл-тайм контентмейкер, не развлекательный и не научно-познавательный контент, я — всплывающее уведомление на экране телефона, человек по ту сторону. но, что гораздо важнее, я — создатель места, где вас всегда ждут.

🌹🥀 // skk: от 15 до 18.

иногда они чувствуют себя детьми, иногда — стариками. в пятнадцать лет в памяти уже слишком много белых пятен, на сердцах много ран, на телах — шрамов.

они до поздней ночи соревнуются в игровые автоматы и подворовывают фруктовый лёд с прилавков. чуя начинает страдать от кошмаров, дазай — от бессонницы.

в шестнадцать чуя говорит: «я помню всех погибших и ушедших друзей», а дазай считает, что дружба — пустая трата и без того бесполезных чувств.

чуя разрисовывает балончиками стены трущоб — головокружительный хаос ломаных линий алых и чёрных цветов. он учится загонять гнев под кожу, иглами под ногти, и разбивает пустые бутылки на сотни мозаичных осколков — те рассекают чуе тыльные стороны ладоней. он заливает раны ледяной водой, потому что запах крови, медикаментов и бинтов — это всегда дазай.

ход времени давит их, как опавшие лепестки — в грязное месиво из чувств, страхов и обещаний. отвороты угольно-чёрного пиджака пропитаны вонью табака, потому что дазай начинает курить в семнадцать, чтобы вскоре бросить — гораздо позже курить начнёт чуя, чтобы не бросить уже никогда.

дазай звонит каждую ночь, в один из разов сообщая, что они идеально совместимы по гороскопу — чуя ломает шестую по счёту сим-карту.

когда они целуются в первый раз, в восемнадцать, сталкиваясь зубами, чуя понимает, что это его не спасёт, а дазай — что у него разбита нижняя губа. рана пульсирует тупой пустотой, потому что всю боль дазай завещал отражению, а чуя слишком добр, чтобы отказываться от плохих подарков.

дазай знает, что есть вещи гораздо хуже смерти. чуя знает, что одна из таких вещей — предательство.

«ты действительно верил, что мы будем счастливы?»

к слову, любовь к катастрофам не равна невозможности созидать. любое человеческое увлечение — это способ самовыражения и колыбельная для внутренних демонов, просто кому-то нравятся почтовые марки, а кому-то — падение мира.

кто-то: почему ты любишь апрель?

(авария на чернобыльской аэс, крушение «титаника», извержение тамборы, авария на платформе «deepwater horizon», техногенная катастрофа в техас-сити, теракт в оклахоме, землетрясение 1906-го года в сан-франциско)

я: ерунда, свои причины.

[ `🦋 ]

зависть, — скользит шёпот в голове, глубже, чем колодезная воронка мыслей, — это смертный грех.

для него смерти нет. пятый круг — гнев — это всепрощение для мира, принимающего его исключительно через боль.

на кладбище вместо могильной плиты землю будет вспахивать якорь — и невидимая цепь, длиной в тысячу вёрст, будет тянуться в море.

он построит церковь из солёного камня — без алтаря и креста, выточив на первой ступени «oblitus est puer maris».

он — был, есть, будет — зацикленным повтором сигнала «mayday», озером лавы под слоем льда и вечно слепым маяком, чьё хрустальное око света распахивается, пророча скорое (ненастье) несчастье.

дазай сказал, не показывая лица из тени: «ты — источник тепла и света в эпицентре ледяной бури», поэтому любовь, запертая в сундуке сердца, до пепла сгорала в огне.

меня в своё время надо было беречь не от плохих компаний, а от высоких стандартов. хорошим человеком я всё равно не стал, зато вырос самокритичным до тошноты.

пока я болею и не могу выздороветь, пущу небольшой интерактив; очень интересно услышать ответы 😖

последствия токсичного воспитания — полное обесценивание себя.

когда тебе в голову вбивают, что обязанности важнее самочувствия, в будущем ты ставишь работу превыше здоровья. когда в ответ на «я заболел» ты из раза в раз слышишь «врёшь», в будущем ты не веришь собственному организму. когда за усталость тебя ругают и презирают, в будущем ты панически боишься чужой реакции. ты ненавидишь себя как человека, пытаясь стать роботом.

если человек может физически заболеть из-за переутомления и стресса, то я владыка этого явления: меня не свалит вирус или переохлаждение, но стоит многократно превысить свой ресурс, то организм насильно вырубает меня во всем фронтам, чтобы остановить.

седьмая прочитанная книга за неполный месяц; главный герой, друг мой, я абсолютно тебя понимаю.

давайте сразу проясним несколько моментов: йети и призраков не существует, в тегеранском инциденте с нло не было никаких пришельцев, тунгусский метеорит действительно входил в атмосферу земли, радиация была на планете с момента её зарождения, а люди всего лишь научились превращать её в катастрофы, самое разрушительное и мощное извержение вулкана — тамбора, а не кракатау. теперь мне легче.

я не боюсь темноты или пауков — я боюсь, что никто не запомнит сказанные мной слова, и те продолжат жить из сердца в сердце, но никто не вспомнит их хозяина. я боюсь, что море забудет меня.

клянусь, ничто так не демотивирует и не отравляет, как болезнь сравнивать себя с другими людьми, особенно в плане творчества, и мгновенно вспыхивающая мысль «я делаю недостаточно». недостаточно стараний, мыслей, ауры, сил — всего, что по факту является язвой синдрома отличника и низкой самооценки.

возможно, кто-нибудь помнит это тайно-явное откровение в одной из работ: «чуя — синоним слова недостаточно».

«ты странный» — это комплимент, ведь люди боятся и избегают того, чего не понимают. но, честно признаться, если быть «странным» значит постоянно ощущать себя на берегу реки жизни, а не в её потоке, всегда презирать себя за неидеальность и чувствовать, что делаешь недостаточно, как бы ни старался, — то я совсем не хочу быть странным.

один человек написал: «ваш лор — моя новая римская империя», но редкие воспоминания уже не вызывают во мне эмоций. я помню, как отчим избивал всё живое в доме, выхватывая табельное оружие. помню армейский нож, воткнувшийся в сосну возле моей головы. помню бессилие и кровь изо рта, когда одноклассники столкнули меня с обрыва во время похода. помню питание дешёвыми макаронами без масла и сахара в течение многих недель один раз в день. помню отравление медикаментами, потому что человек, лгавший мне о родстве, решил, что имеет на это право. я помню вид бескрайней тайги с верхнего этажа заброшенной высотки и железнодорожный мост. я помню пустоту.

если ты продолжаешь жить, то истории становятся лишь историями.

«ты ужасно равнодушный жестокий человек без капли эмпатии, которого тянет лишь к разрушению!»

ох, друг, возможно, это спровоцировано несколькими попытками убийства в мой адрес. и, кстати, я предупреждал.

время очевидной вещи: люди с психическими расстройствами — тоже люди, и их нельзя обнулять, игнорировать или относиться предвзято. они ведут свою тяжёлую войну абсолютно каждый день, и, поверьте, вы не хотите становиться их врагами. потому что мы знаем, как сражаться и побеждать.

чуя ненавидит первое апреля с того случая, как в этот день — он даже не обращал внимания на дату — получил уведомление с печатью похоронного бюро, чёртово приглашение на чёртовы похороны.

затем кто-то постучался в дверь его рухнувшего мира, и чуя увидел дазая, с довольной улыбкой, живого и невредимого — но, пожалуй, ненадолго.

«ты подохнешь, придурок без чувства такта и капли остроумия, только потому что я сверну тебе шею за такие шутки!»

мимоходом признаюсь, что меня очень поддерживают и мотивируют реакции и комментарии, любой фидбэк с вашей стороны😭а для анонимных посланий есть почта!

ㅤㅤㅤㅤㅤ────── 🌟:; ──────

руки чуи несут смерть. стоит дотронуться до цветов — те мгновенно иссыхают, коснуться кончиками пальцев свежего яблока — оно покрывается червоточинами. его прикосновения крадут срок жизни у всего живого, и чуя мечтает, чтобы это проклятие подействовало, когда он сожмёт ладонями собственное горло. он не снимает бесполезные перчатки, чья тонкая ткань не способна остановить рвение смерти.

он не может погладить собаку, не может пожать руку близкому другу, не может обнять любимого человека.

любимого человека.

он целует дазая в лоб, сотрясаясь всем телом. кровь влажно булькает в глубине горла, когда дазай шепчет: «обними меня сейчас. мой срок — пара минут, и я хочу умереть у тебя на руках».

чуя впервые ощущает ладонями тепло его тела.

тяжело, что в обществе недомоганием считается только физическая причина, как бы это сказать? если у тебя простуда или сломана нога, это — достойная причина отлежаться в постели, но я не могу сказать: «всю жизнь у меня парасомническое расстройство, и сегодня снова был приступ, из-за которого мой мозг похож на расплавленный металл», чтобы меня восприняли всерьёз. поэтому я вру про кашель или отравление, а потом чувствую себя симулянтом.

будет убедительно, если я голыми руками вытащу из себя пулю.

дазай: мне говорят, что я вездесущ и противен, как проказа или чума, знаешь? очень обидно, между прочим.
чуя: согласен, это оскорбительное принижение тебя. ты как минимум первая пандемия холеры.

в книге дэна симмонса «зимние призраки» сказано: «я погиб ещё ребёнком, но уже тогда выяснил одну важную вещь, касающуюся литературы: чтобы писать хорошо, необходимо двигаться от внутреннего к внешнему. тогда у произведения появится непоколебимый стержень, заключённый либо в характерах героев, либо в сюжете, и всё начнет закручиваться по спирали от этого стержня».

что-то во мне откликнулось этим строчкам. создавая, творец начинает с души, а затем стремится к плоти и контурам тела. потому что стержень, незримое между строк, глубокая сердцевина текста — это обнажённая душа его автора. всё начинается изнутри.

моё отношение к готовке: раз в год и палка стреляет.

«прикоснись ко мне...» — вместо тысяч слов о любви.

чуя // :

прикоснись ко мне — и зефирный силуэт ядерного взрыва на закате обратится в безобидный тугой бутон.

прикоснись ко мне — пальцами из холодного горного хрусталя к ядру пустоты меж церковными сводами асбестовых рёбер.

прикоснись ко мне — оставив химические ожоги на вывернутом наизнанку теле: хрупком, будто соломинка утопающему, посечённом отметинами, словно монолит на пути к вершине мира.

прикоснись ко мне — мой пастор, мой лекарь, мой уроборос, мой патос, мой витражный осколок судьбы.

дазай // :

прикоснись ко мне — и безмолвная сущность свернётся покорным клубком тьмы возле твоих ног, цербером на пороге спальни, поцелуем в ладони.

прикоснись ко мне — если не страшишься падения в вакуум, тюремного заключения средь восьми граней, хохота чертей в ядовитом тумане.

прикоснись ко мне — как к жидкому азоту, как к озеру серной кислоты, как к пылающему ядерному топливу.

прикоснись ко мне — на краю пространства после нашей смерти и в последнюю секунду безвозвратно утерянного времени вместе.

// «прикоснись ко мне так глубоко, как только сможешь».

дазай: ты, случаем, не художник? у тебя такой художественный или поэтичный образ.
чуя: нет, я писатель.
дазай: о, вау, и что ты пишешь?
чуя: каждый день старательно пишу на своём лице «отъебись от меня», но почему-то работает через раз.

я контактирую с обществом, а потом анализирую своё последующее самочувствие и убеждаюсь, что мне будет комфортно не в мегаполисе, не в лесной глуши, не на острове, а в постапокалипсисе.

я действительно считаю, что быть автором, быть писателем — это огромная ответственность, о которой зачастую не задумываются. если ты пишешь о заболеваниях, физических и психических, то ты обязан отразить их суть достоверно. если ты пишешь об исторических событиях, то ты обязан рассказать правду. если ты пишешь про абьюзивные отношения, то ты обязан показать весь ужас и неправильность без капли романтизации.

я никогда не буду уважать работы, которые лгут.

вчера меня впервые за много лет не узнали по фото в паспорте — понимаю, там я ещё в очках, но аргумент «на фото щёки есть»? — сегодня, показав паспорт парню за баром, я рассказал ему эту ситуацию. он, бритый налысо и с пирсингом на лице, показал мне свой паспорт, где на фото — мальчишка с длинными волнистыми русыми волосами.

— а я похож? мне девятнадцать, а все дают двадцать пять.
— у меня наоборот. может, у вас пройдёт чекпоинт, и вы в сорок пять будете выглядеть так же?
— лысым и с партаком на черепе?!

потом он показал мне свою татуировку на предплечье, а я в ответ — свою. дракон у него недурный, мою он тоже оценил.

смотрители делят маяки на три категории: рай, чистилище и ад. «рай» — маяки на континенте, на безопасном берегу. «чистилище» — маяки на островах небольшой площади. «ад» — маяки в глубине моря, маяки-воины в пастях штормов, маяки, из окон которых не видно береговых огней.

кто-то бы добровольно отправился в «ад»?

накахара чуя не воспринимает свой реальный возраст: он знает день и месяц своего рождения, сколько лет его тело физически существует на земле, но это не имеет смысла. накахара чуя говорит: «части моей жизни не существует, часть жизни я провёл в ядре пустоты, часть я выжег из памяти, чтобы не сойти с ума от боли. я живу гораздо меньше, чем говорят цифры».

накахара чуя говорит: «у механизмов нет возраста, у них — срок эксплуатации».

согрешил и прочитал её за четыре вечера, а не за три. я не совсем в адеквате, поэтому после четырёх прочитанных за полторы недели книг я выбрал в качестве отдыха посмотреть три сериала, работая и ведя одинокий быт на фоне. «отдых» будто бы мой антоним.

люди из прошлого были неправы: я справляюсь. я не пустое место, я в силах добиться многого, я могу побеждать. единственная причина, почему люди с пеной у рта кричат, что вы ничего не стоите — понимание, что вы гораздо ценнее, чем они. нет смысла тратить силы на доказательства для кого-то, потому что в пустой башне гуляет только ветер.

меня с ума сводит то, что буквы в словах разъезжаются в стороны, и приходится перечитывать слово десять раз, чтобы убедиться в его верном написании, что через одно лица людей кажутся давно знакомыми, пока я не отвернусь и не взгляну снова. мой мозг уже даже на барахолке не загнать.

на самом деле, боятся не ума. боятся расчётливости, хладнокровия, цинизма, идеализма и осведомлённости, потому что зачастую именно эти качества фигурируют в портрете опасного человека. в первую очередь боятся неизвестности, боятся из-за невозможности понять. ты боишься тёмного безмолвного силуэта в углу? попробуй с ним заговорить.

😑 разъебало сначала с чуи, потом — с маяка на заднем плане. вдох-выдох, всюду вижу его.