Ладони Минхо кружат над столом, выискивая детали алмазной мозаики, за которой он проводит какой-то там вечер подряд.
Это не его идея.
Чёрт, Минхо даже не подозревал, что существует подобная дрянь. И не узнал бы, если бы держал эти самые ладони при себе, а не впечатывал их в лица каких-то мудил.
Со сбитых костяшек ещё не сошли следы, несмотря на то, что Чан поцеловал каждый. Болеть меньше не стало и быстрее не зажило — получается, напиздел. Опять.
Мозаику же предложил психотерапевт, помогающий Минхо справляться с тревожащими приступами агрессии.
С агрессией Минхо справлялся по-своему. Например, отбрасывался к заводским настройкам хмурой борзой суки, стоило кому-то не вовремя раскрыть пасть. Как тут поможет мозаика, если после почему-то нельзя расхуячить её молотком? Да и вообще, кого это, блять, тревожит?
Детальки сыпятся на пол. Минхо проклинает всех, включая родимую мать — не свою, правда, а Чана.
Тот, к слову, тоже считает мозаику ерундой.
Ладони Минхо собирают детальки с пола. Ладони Минхо сейчас могли бы быть там, где им самое место — на его члене. Сжимать и поглаживать, доводя до края, вот сейчас, вот ещё чуть-чуть… и в последний миг замирать, чтобы жизнь не казалась Чану слишком радостной.
После встречи с Минхо ему давно такого не казалось, но вдруг, мало ли.
Ещё вокруг его члена могли бы быть губы Минхо, красивые, злобно накусанные, которыми он продолжает чертыхать чьих-то матерей, отцов и прочих, взбираясь выше по генеалогическому дереву.
Чан вздыхает тяжко, с намёком. Его собственные ладони сдавливают диванную подушку, продираясь сквозь длинный ворс.
Минхо такой же мягкий. Минхо тоже можно сжимать — оттягивать кожу на сдобных боках, гладить и пришлёпывать до удивительно чёткой пятерни, отпечатанной на белизне ягодиц. Та быстро сходит, всего за пару часов, но ему несложно оставить её там заново.
Чан ёрзает.
Вокруг его члена мог бы быть сам Минхо. Полностью. Весь. Тёплый и влажный, слабо постанывающий на каждом новом, глубоком толчке…
— Лицо у тебя, конечно, пиздец. Даже глупее обычного, — бурчит Минхо, вжимая очередной кусочек так, как выдавливал бы кому-то глаза. В принципе, нежно. — Страшно представить, о чём с таким лицом думают.
— О тебе.
Минхо невпечатлённо фыркает, но что-то едва уловимое, почти незаметное, если не знать, куда смотреть, дрожит в его зрачках.
— Сильно болит? — спрашивает он, отворачиваясь.
Голос невозмутимый. Так спрашивают о погоде или том, как прошёл день, когда не прям уж интересно.
— Уже не очень, — Чан потирает разбитый нос.
Поперёк него пластырь с когтистой кошачьей лапой — глупо, но действительно помогло. Опять.
— В следующий раз ударю сильнее.
для
зверёныша 🐾
#bangho #зарисовка