дазай: чиби, я достану тебя где угодно! можешь прятаться хоть на потолке, хоть на стене здания — всё равно дотянусь и обнулю

чуя, от безысходности дрейфующий где-то в стратосфере:

извините я больше не буду шутить честно

11 глава «о выборе и спасении» би лайк:

кстати, помадное порно вышло на фикбуке, можно читать целиком

и зеркало ао3 для бедолаг, которых кошмарит неработающий vpn 👉

вот это меня, конечно, мотыляет от стекла к порно и в нежнятину всякую 🤢

Дазай вредит себе — это никогда не было секретом или чем-то удивительным.

За столько лет вынужденного партнёрства Чуя свыкся и со свежими порезами, пропитывающими полоски бинтов, и с отсутствующим, разочарованным взглядом Осаму, лежащим на больничной кушетке под строгим присмотром медсестёр. В такие моменты он обычно был подключен к капельнице против своей воли, а его тело пичкали всевозможными витаминами и восполняющими энергию и силы растворами, которые Мори лично наказывал использовать.

Чуя когда-то пытался с этим бороться, но опустил руки, когда понял, что Дазаю жизненно необходимо истязать себя. Он не хотел копаться в причинах. Это не его бремя.

После подобных «отлёжек» в лазарете Дазай и вовсе становился практически неуправляемым: пыточные камеры полнились покалеченными пленниками, а подчинённые в страхе ходили по струнке, не желая навлечь на себя гнев Исполнителя, которому в очередной раз помешали совершить задуманное. Осаму словно был большим ребёнком, вымещавшим злость на собственных игрушках. Правда вместо оторванных лап плюшевых медведей были вывернутые человеческие конечности, а разбитый по полу конструктор заменяли разлетевшиеся от выстрела мозги.

«Это не моё бремя», — упорно твердил Чуя сам себе, пока годы спустя не решился подпустить Дазая ближе.

Это стало его бременем, и тяжесть осознанного выбора легла на плечи грузом. Он прекрасно понимал, под чем добровольно оставил свою подпись, но по-другому бы и не вышло.

«Перестань, пожалуйста. Ты же видишь, как мне больно», — молчаливо кричал он, когда накладывал повязки на свежие порезы.

«Как тебе помочь? Как это остановить?» — спрашивал тихо сам себя, когда обнаружил, что Дазай стал скрывать новые раны.

«Разве моих чувств к тебе не хватает на нас двоих?» — шипел Накахара, видя виноватый взгляд Осаму.

Дазай правда старался. Однако что-то, сидящее глубоко внутри, присосавшееся к мозгу, словно паразит, продолжало нашёптывать указания. И тогда он, отчаянно ища выход эмоциям, как загнанный зверь, которому не оставили выбора, вредил себе уже по-другому.

Чуя замечал и искусанные в кровь губы, и кровящие заусенцы на пальцах, и осушенные бутылки из-под виски, и покрасневшие от многочасовых раздумий в ночи глаза, и критический недостаток сна. Иногда он просыпался посреди ночи, чтобы найти Осаму бродящим по дому, как ёбаный неприкаянный призрак.

В одну из таких ночей он сгрёб в охапку всё ещё хранящее тепло одеяло и прошлёпал в гостиную. Накрыл им дрожащие острые плечи, присел на мягкий ковёр со спины и окутал конечностями, словно дополнительным коконом. Чуя устроил подбородок на плече Дазая и прошептал тихо-тихо, уверенный однако, что будет услышан:

— Выпусти это по-другому. Не так.

Осаму замер. Затем покачал головой, будто бы не веря, что это и правда сработает.

Накахара крепче обнял его, устраивая пятки между скрещенных ног Осаму и прижался щекой к спине. Тот дышал часто, как человек, который стоит на грани необъятного горя — сделай шаг, и очнёшься с исцарапанными в мясо ногтями предплечий. Зато боль из душевной плавно перетечёт в физическую.

Так привычно. Так понятно.

— Это больше не может продолжаться, — устало сказал Чуя, потираясь щекой о напряжённую спину. А затем спохватился, поспешно добавив: — Нам нужно найти другой выход.

Нам. Всего лишь три буквы, а столько мощи. Стоило произнести вслух, как Дазай разом обмяк и из настороженного, готового к тому, что его прогонят, существа, стал маленьким и совсем ослабшим.

Он вытащил руку из-под мягкого одеяла и переплёл свои ледяные пальцы с чуиными, тёплыми и уверенными.

Чуя не смотрел: лишь тихо слушал судорожные выдохи в темноту гостиной, крепко стискивал дрожащие горечью плечи и размазывал подушечкой пальца солёные капли, падающие на тыльные стороны сцепленных ладоней.

И молча молился, чтобы это как можно скорее вышло наружу и осталось похороненным в ночи.

Ровно как и во все последующие.

Потому что отныне Дазай старался не только ради Чуи, но и для того, чтобы быть сильным за них двоих.

#story

ловите продолжение, крошки 🙂

с добрым утром, с проснутием

прода дописана, кстати 😡

давайте базово сто реакций — и прибудет прода 😴

#story

Дазай никогда не думал, что окажется в такой ситуации, но вот он, перед зеркалом в ванной, смотрит на своё отражение и держит… помаду.

Господи, если бы не тот голодный взгляд Чуи в отделе косметики, когда Осаму просто придуривался, он бы никогда не узнал про этот странный кинк. Хотя… не тентакли какие-нибудь — и на том спасибо. Уж помаду на губах он точно переживёт, лишь бы ещё раз увидеть тот самый взгляд.

От одних лишь воспоминаний тугой узел в низу живота скручивается крепче, а рука с помадой подрагивает. Он не волнуется. Уже немного наловчился до этого и даже оттенок подходящий подобрал (не без помощи Йосано, храни господь её добрую душу). Просто… трепетно как-то.

Дазай бросает взгляд на наручные часы: до прихода Чуи остаётся минут десять.

— Ладно… — бормочет он, выкручивая алый стик. Помада пахнет приятно и ненавязчиво сладко. — Если ты не оценишь, я слиняю в Зимбабве и оставлю твою мелкую тушку тут гнить в одиночестве. — Подумав, он хмыкает. — Всё равно тебя никто, кроме меня, не вытерпит, так ведь?

Осаму смотрит в зеркало и аккуратно ведёт стержнем по верхней губе — вслед за ним ярко очерчивается контур. Он сосредоточенно повторяет то же самое движение на нижней и подтирает пару неровностей ватной палочкой. Акико говорила что-то про, прости господи, карандаши для губ, но он пока ещё не так низко пал. Однако это всё равно не уберегло его дурацких от шуток про косметичку в подарок на день рождения.

Не дай бог кто-то ещё узнает…

Он заполняет губы пигментом и убирает помаду на край раковины. Сжимает, очень сосредоточенно и хмуро трёт одну об другую — видел, как то же самое делала ещё Анэ-сан, когда освежала макияж перед собраниями в мафии. Кто бы мог подумать, что такая мелочь пригодится. А Чуя всегда говорит, что Дазай запоминает только бестолковые факты. Ничего он не понимает.

Осаму берёт сухую салфетку, кладёт её между губ и оставляет отпечаток, чтобы убрать излишки. Мятая салфетка летит в мусорку, а помада — в «суицидный наборчик» под ванной, от чужих глаз подальше. Суицидным его, конечно же, назвал Чуя: правда лезвий там давно не водилось, лишь мотки бинтов и коллекция шпилек для того, чтобы их закреплять.

Дазай смотрит в отражение. Поворачивает голову влево и вправо, чтобы полностью оценить вид. Теперь губы выглядят как-то полнее, но это… по-своему красиво. И довольно вызывающе, чего скрывать. Кажется, он начинает понимать, что такого Чуя нашёл в этой фантазии, от которой сам так завёлся.

Интересно, а он согласится…

Мысль обрывается, когда в замочной скважине скрипит ключ. Дазай бросает финальный взгляд в зеркало, гасит свет в ванной и семенит в спальню, где он уже устроил томный полумрак — чтобы Чуя не сразу заметил свой «подарок».

Он плюхается в постель, берёт первую попавшуюся книгу и ждёт, чувствуя, как сердце подскакивает куда-то к горлу. Это не первый раз, когда они пробуют что-то особенное, но почему-то именно сейчас волнение даёт о себе знать. Глупости какие-то.

— …ты не поверишь, что эти идиоты натворили сегодня, — шипит Накахара, стоит пересечь порог спальни. Он облегчённо сбрасывает пиджак на комод и тянется к запонкам на рубашке. — Блядь, сто раз говорил, что соглашения с синдикатами нельзя… — Чуя обрывается на полуслове. — Что за херня, Дазай?

Осаму показывает глаза над раскрытой книгой и вскидывает брови.

— Что такое, крошка?

— Ты что-то натворил. — Накахара кивает сам себе, оглядывает комнату и, не найдя ничего подозрительного, смотрит на Дазая. — Признавайся, я слишком устал, чтобы…

— Ничего я не натворил, — беспечно хмыкает Осаму. Кончики пальцев, вцепившиеся в книгу, становятся влажными. — Не понимаю, о чём ты.

— Ты держишь книгу вверх ногами, блядь. Думаешь, я совсем идиот? — Чуя скептично выгибает бровь, кладёт запонки на специальную подставку и выдёргивает полы винного цвета рубашки из-под пояса брюк. — Лучше скажи сам.

Дазай на вытянутых руках переворачивает книгу — так, чтобы Чуя не увидел его лица. Хмурится: и правда. Надо же так проколоться.

продолжение в комментариях

как же я люблю их.

чуя за стойкой в «узумаки»: чё-то дазай в подсобке долго торчит, какого хера он там делает…

этот полупокер:

если бы дазай в «о выборе и спасении» снимал тик токи:

христос воскрес, в отличие от меня

тем не менее, новая глава пишется, а это значит, что настало время для #spoiler в виде мемов

дазай — самая большая заноза в заднице. но пьяный дазай… это катастрофа вселенских масштабов. чуя убеждается в этом, когда он заваливается в квартиру почти на четвереньках, приваливается щекой к стене, теребит пальто накахары, висящее на вешалке, и жалобно скулит:

— чу-у-у-уя… ты что, к-куда-то уходишь? так п-поздно?

чуя, морщась, обещает себе дать осаму с утра по щщам, когда сует его голову под струю холодной воды в душе, слушая рассерженное, недовольное ворчание.

он закатывает глаза и раздражённо стягивает с дазая насквозь мокрую одежду, когда понимает, что контрастный душ ни черта не помог, потому что осаму по дороге в спальню чуть не вписался в косяк, запутавшись в своих длиннющих ногах.

чуя зло прижимает его беспокойную лохматую голову к подушке, когда дазай порывается приподняться на локтях и объяснить, что во всём виновата йосано, ведь он был уверен, что сможет её перепить.

накахара устало откладывает на прикроватную тумбу книгу с недочитанной главой, когда понимает, что покоя ему не видать, ведь дазай всё никак не может заткнуться и жмётся к его плечу лбом, словно вымокший под дождём бездомный пёс.

— чуя злой, — бормочет осаму, обнимая его руку холодными ладонями. — оч-чень-оч-чень злой…

— спи уже.

— …но если бы меня з-заставили выбрать между грузовиком к-крабов и чуей…

— блядь, дазай, третий час ночи, сколько можно!

— …я бы в-всё равно в-выбрал чую.

накахара вскидывает брови и опускает взгляд. чувствует горячее дыхание на плече и прохладный кончик носа, трущийся о кожу.

— и почему это? — спрашивает он, мягко зарываясь во всё ещё влажные волосы на макушке осаму.

— н-ну… зач-чем мне грузовик к-крабов? я столько не съем. глупый ч-чуя…

чуя усмехается, качает головой и спихивает дазая на соседнюю подушку. он откидывает одеяло, чтобы встать и дойти до кухни за стаканом воды и таблеткой от головной боли — иначе от стонов и нытья осаму на следующий день никуда не скроется.

но холодные пальцы оплетают запястье и останавливают. накахара поворачивается и ловит искрящийся пьяной нежностью взгляд. дазай улыбается в подушку, приподнимается на локте и пытается кокетливо устроить щёку на кулаке, но у него ничего не выходит. осаму разочарованно вздыхает, когда тяжёлая голова падает обратно на подушку, и невнятно бубнит, что-то о том, ему надо «спросить кое-что очень важное, поэтому чуе придётся подождать».

чуя с насмешливо вскинутой бровью наблюдает за потугами дазая, который пытается перевернуться на спину, запутавшись в одеяле.

когда удобное положение оказывается найдено, осаму облизывает пересохшие губы, хмурится, очень-очень серьёзно смотрит на чую и говорит:

— в-выйдешь за меня з-замуж?

накахара пару раз моргает, а затем смеётся. так громко, что дазай начинает обиженно хмуриться и дуть губы. чуя накидывает на его дурацкую голову одеяло, прислоняется вплотную к мягкой ткани и шепчет:

— ложись спать, идиот. вернёмся к этому вопросу, когда протрезвеешь.

накахара выходит из спальни — в спину раздаётся пьяное неразборчивое бормотание, но он уже не слушает.

только чуть позже, наливая воду в стакан из графина, как-то глупо улыбается и смотрит на поблёскивающее от кухонного света кольцо на безымянном пальце левой руки. точно такое же кольцо, что носит на том же пальце дазай.

катастрофа вселенских масштабов, сопящая под их одеялом в их спальне.

а есть такое что вы себя не контролируете когда их видите

вот я да

``
— Хорошая работа.

tags: #dazai #chuuya
cr: pleucas
https://www.tumblr.com/pleucas/731395852553404416

между тем челлендж с цитатами подошёл к концу! я немного припоздала с последней зарисовкой, но ничего

какая вам больше всех запомнилась/понравилась?

я всё ещё думаю о той, где был книжный магазин 😅

кто там хотел, получайте 🥲

#story

Мягкий луч рассветного солнца пробивается сквозь заколоченные досками окна, в которых давным-давно уже нет стёкол. Чуя щурится, поднимает взгляд на Дазая. Он с удивительно умиротворённым выражением лица следит за тем, как в воздухе танцует пыль. Это злит.

Бетонная стена, о которую спиной упёрся Накахара, давит. Всё в этом чёртовом полуразваленном бараке, блядь, давит. Но больше всего — ебучее смирение Осаму. Чуя сжимает рукоять своего Глока, запястье неконтролируемо бьёт дрожью. Зубы стучат в абсолютнейшей тишине, что нарушается лишь одним тихим дыханием и вторым — частым. Частым от чистейшего ужаса, пробирающего до костей. Он так сильно контрастирует с почти уютной обстановкой укрытия, что тошно.

Уютной, блядь. Всё в этом мире стало настолько ебанутым, что эти развалины, которые пару лет назад были чьим-то домом, кажутся уютными. С этими толстыми слоями пыли, с чужими вещами, валяющимися тут и там, кричащими о сборах в спешке. В прихожей Чуя видел чью-то потрёпанную клетчатую рубашку с грязным следом от ботинка, что выглядела так, будто во второй рукав просто не успели продеть руку и оставили вещь валяться тут.

Их жизни уже давно были как эта рубашка. Потрёпанные, брошенные на полпути. Забытые.

Накахара вытягивает затёкшую ногу и пинает брошенную ранее Рюноске пустую банку пива, что они в общем горе разделили на всех. И когда только заныкать успел? Чуя думал, будто все магазины давным-давно обчистили. Гин жаловалась, что даже мерзких консерв с рыбными потрохами нигде не осталось.

— Помнишь, как мы ездили в Токио? — уголок губ Дазая дрожит в слабой улыбке.

— Заткнись, пока я сам не заткнул, — с судорожным выдохом отвечает Накахара.

Он закрывает глаза и прислоняется затылком к стене. Да как, сука, унять эту дрожь? Это невозможно. Это больно. Это так, блядь, нечестно, что хочется орать в голос.

А Дазай, будто бы не слышал ответ, продолжает:

— Рю тогда так восхитился кампусом токийского университета, что половину дороги до Йокогамы провёл в молчании. Как же он нам завидовал, — Осаму усмехается и пихает Чую плечом.

Накахара открывает глаза и поворачивает голову. Видит этот взгляд, говорящий: «Пожалуйста, хотя бы попытайся». Дазай знает, что просит о невозможном, но Чуя привык ради него идти на невозможное.

— Да, — сухо отвечает.

И засматривается на то, как солнечный свет, бьющий сквозь щели, обрамляет пушистые пряди Осаму, словно нимб. Казалось бы, два года скитаний, а он до сих пор выглядит так, будто они вот-вот вернулись в Йокогаму из Токио. Так, будто ещё чуть-чуть — и начнётся новая студенческая жизнь. Такой же красивый, как и тогда. Сам Чуя себя таким давно не считает. Его щёку пересекает уродливый шрам. Волосы потускнели и потеряли огненный оттенок ещё тогда, когда погиб Тачи. Лицо осунулось от постоянной голодовки.

Но Дазай… Дазай красивый. В груди печёт. Несмотря на подступающую к горлу тошноту, Накахара тихо продолжает:

— Когда мы вернулись, Рю признался, что мечтает о переезде в Токио.

— О, — выдыхает Дазай. Он шлёпает ладонью по своему согнутому колену и горько посмеивается. — Всегда знал, что мой брат любит тебя больше, чем меня. Наверное, это потому что я приёмный. Знаешь, когда всё закончится, благословляю вас обоих…

— Ещё слово, и я уйду, — шипит Накахара, наплевав на немую просьбу.

Он не может, ясно? Как с этим вообще можно смириться? Как Осаму себе это представлял? Что они просто поговорят, вспомнят старое и посмеются, будто ничего не происходит?

Будто ебучие споры уже не отравляют его организм? Будто не его мозг медленно умирает? Будто в считанные минуты не он станет одним из этих сукиных детей, ползающих по улицам в поиске человечины?

— Не уйдёшь, — мягко улыбается Осаму.

— Я, блядь, уйду, — дрожащим голосом отвечает Чуя. Он бьёт рукояткой пистолета по бедру, смаргивая резь в глазах. — Уйду, понятно?

— Из всех только у тебя хватит…

— Не говори, чего мне хватит, а чего нет! — кричит он, вскакивая на ноги.

Заебало сидеть, заебало ничего не делать и просто ждать. Но что он может?

Что

он

может?

продолжение в комментариях

порнушка, за проду которой я наклянчила у вас реакции, вышла на фикбуке. отредаченная, с микро дополнениями 📝

на ао3 без vpn читать тута

кто не успел — бегите, там опять дазай живёт свою лучшую жизнь вот бы стать им

;;

одна из моих любимых деталей, над которыми я люблю размышлять - это родинки.

хэдканоню, что у чуи на безымянном пальце левой руки есть родинка. в японской культуре говорят, что человек с родинкой на безымянном пальце уже был связан с кем-то в прошлом воплощении, и эта связь между ними тянется сквозь жизни невидимой ниточкой.

чуя прячет эту родинку за перчатками, её никогда не видно, да и кто обратит внимание на такую мелочь; но однажды дазай, ходячий сборник вселенских фактов, сказал чуе об этом - просто так, ради шутки, подколоть - «хэй, чиби, где ты потерял свою родственную душу?»

родственную душу он не терял. она всегда была рядом - с того момента, как незримая связь вновь свела их в этой вселенной. родственная душа стояла напротив, улыбалась и жмурилась от яркого солнца.

дазай в шестнадцать смеется.

дазай в двадцать два снимает перчатки чуи и переплетается с ним пальцами.

«я люблю твои руки, люблю силу, которая в них живет, люблю каждый маленький шрам, след от порчи, и эту родинку на безымянном пальце» - прячется в глазах дазая, но вслух он ничего не говорит.

чуя знает, что нашел его и в этот раз. того, с кем связан - нашел ещё в пятнадцать.

``
ААА

tags: #dazai
cr: sagebrry
https://www.tumblr.com/sagebrry/779544615504265216/osamu-dazai-go-follow-my-tiktok-sagebrry?source=share

варианты для названий этой пвпшки принимаю в комментариях, кстати!

так-с, ну что, вот и ваше заслуженное порно 🥰

там даже неожиданно микросюжетец нарисовался, хехе

думаю, позже я эту штучку доработаю и выложу на фикбук, а пока побудет тут

жесть, быстро собрали! ожидайте, ваш заказ принят 😶

100 реакций и я допишу проду 🥺

#story

Ярость сочится сквозь уже потную кожу и стекает к костяшкам пальцев, закованных в тяжёлые боксёрские перчатки. Чуя прислушивается к громко играющей в спортзале музыке — что-то тяжёлое, злое, плотное, — которая идеально попадает в его настроение. Он лупит по боксёрской груше, сжимает челюсть и бьёт снова в такт брейкдауну гитарного риффа.

Хочется, чтобы ярость вместе с сочащимся по коже потом и ударами покинула тело как можно скорее. Он смертельно заебался на работе, а последняя допущенная ошибка в деле, что поручил недавно Мори-доно, ударила наотмашь по роже.

«Какой, сука, из тебя Исполнитель, если твои подчинённые вот уже неделю не могут найти ту тварь, что позарилась на поставку оружия?» — спрашивает себя он, снова и снова ударяя по несчастной груше.

Представляя, будто вместо кожаной штуки, набитой песком, — он сам.

Волосы лезут в лицо. Накахара предплечьем стирает мокрые пряди со лба, разворачивается и впечатывает удар ногой в центр груши. Та едва не трещит по швам, но упрямо продолжает колыхаться под потолком в центре домашнего спортзала. Одно из лучших вложений Чуи, между прочим. Он не любит тренироваться и выпускать пар в штабе — слишком много лишних глаз.

Чуя устало выдыхает и расстёгивает липучки на перчатках. Он измотал себя почти до изнеможения, но всё равно… чего-то не хватает. Не понимает, чего именно, и это изводит только больше. Перчатки летят на маты под ногами. Он зло пинает их, и те бьются о зеркальную стену зала. Рука, замотанная в бинт, тянется к бутылке.

Накахара остервенело глотает воду, едва не давясь, словно наказывает себя за блядский промах. Бросает взгляд в зеркальную стену и щурится. Пучок на затылке совсем растрепался, волосы торчат в разные стороны и завиваются у лба и висков от влажности. Даже спортивные шорты — и те пропитались потом. По голой груди, ровно от шеи до солнечного сплетения, стекает капля и щекочет кожу. Бесит.

Он выплёскивает остатки прохладной воды на лицо и грудь, чтобы хоть как-то себя отвлечь от неутихающей в груди злобы. Тщетно.

Сердито отскакивающая от стен музыка затихает, и Накахара вздрагивает. Оборачивается. Хмурый взгляд утыкается в Дазая на пороге: тот весь в домашнем, немного растрёпанный и сонный, словно только что выбрался из-под одеяла. Ну, или хочет выглядеть именно таким. Его брови лениво-насмешливо подскакивают вверх в немом вопросе.

— Разбудил? — сухо спрашивает Чуя. Он отбрасывает пустую пластиковую бутылку на пол и зачёсывает пальцами пряди у лица назад.

— Да не то чтобы, — хмыкает Дазай. — Если бы можно было в принципе уснуть под эти адские звуки, меня бы здесь не было. — Он отталкивается от дверного косяка и направляется к Чуе. — Ты не очень-то мудро распорядился той кучей денег, что отвалил за свой пентхаус, потому что звукоизоляция здесь, ну… — Осаму слегка морщится. — Скажем так, ни к чёрту.

— Тогда пиздуй спать в своё захудалое общежитие и не еби мне мозги, — шипит Накахара. Липучка на бинтах не поддаётся, и он гневно дёргает её вверх, пока холодные пальцы не накрывают его собственные. И эта прохлада необъяснимым образом совсем чуть-чуть остужает пыл. — Да чё…

— Дай мне, — спокойно прерывает поток ругательств Осаму. Он ловко расстегивает липучку и медленно разматывает бинт на ладони Чуи. Это непривычно. Будто они вдруг поменялись ролями. — Что, всё так плохо? — спрашивает Дазай.

Он как-то совершенно естественно утягивает Чую вниз, на маты. Накахара устраивается напротив, скрещивает лодыжки и вытягивает руки, чтобы Осаму было удобнее разматывать бинты. Упрямо поджимает губы.

— Не твоё дело.

— Конечно-конечно, мистер грозный шляпковый Исполнитель, — насмешливо бубнит Дазай, колдуя над ладонями. — Просто поинтересовался. Ну, знаешь, вдруг найдётся какой-нибудь новенький повод для издевательств…

Чуя скалится. Осаму стягивает последний бинт с руки и шумно вздыхает, когда его крепко хватают за ворот домашней футболки и притягивают ближе. Почти нос к носу.

продолжение в комментариях

ночное дружеское напоминание 🐾

я тихонечко скажу о том, что отзывы и реакция на тексты мега важны для меня и в целом для всех фикрайтеров, поэтому если вы чевото прочитали и вам понравилось, не стесняйтесь написать пару слов! 🥺🤏🏻

тихонечко уползаю обратно

мне стали слишком часто попадаться в тик токе косплееры дазая в образе пирата, так что самое время рандомно порекомендовать вам почитать аушку «Когда пираты сходят на берег» 😶

``
Мори и другие люди постоянно твердят, что Дазай должен быть следующим боссом портовой мафии. Они реально в корне не понимают, что его истинная мечта — быть трофейным мужем*.

tags: #dazai
Трофе́йная жена́ (англ. trophy wife) ― привлекательная женщина, которая является женой богатого и успешного человека и служит символом его социального положения. Трофейный муж ― мужской эквивалент данного термина.

я люблю студаушки. всей душой. во всех фандомах. да, клишированно, да, заезженно, но сердцу не прикажешь

так что, отвечая на первый вопрос: потому что закрываю некий свой гештальт. хотелось своё — я пишу

по второму: не прям по канону, но большая мафиозная ау планируется. дай бох мне сил и терпения до неё доползти

когда отдаю главу бете, я превращаюсь в звук из тик тока: «ну что? ну что? ну что?»

не хватает только звонить ей по ночам и тяжело дышать в трубку

кстати, пока писала, задумалась, по какой причине дазай в свой день рождения решил не опоздать на работу

поняла, что оставаться дома и привычно пинать балду в одиночестве в этот день для него слишком невыносимо. мысли громче обычного

так что шумное агентство — сносный вариант, чтобы не остаться наедине с собой

так он думал, пока не переступил порог офиса. и даже несвойственно разговорчивая кёка, ведущая себя крайне необычно, его не смутила. настолько он был «в себе». при его-то наблюдательности и проницательности

#story

Блядская катастрофа. Чуя понимает это, как только Акутагава присылает короткое СМС: «Вышел».

Дазай никогда не выходил из дома в агентство раньше, чем спустя полтора часа с момента, как должен был оказаться на рабочем месте. И это ещё в лучшем случае. Неужели что-то пронюхал?

— Он в пути, — шипит Накахара и суёт телефон в задний карман брюк.

— Невозможно! — орёт взмыленный Куникида, вываливаясь из подсобки с коробкой украшений в руках. Какого-то чёрта из неё торчит, волочась по полу… поводок и ошейник с шипами. Чуя не хочет знать, откуда он там взялся, зачем или для кого в офисе эта штука. — Я всё просчитал несколько раз!

— Я тоже думал, у нас будет больше времени! — рявкает в ответ Чуя. Он раздражённо высыпает на пол дурацких плюшевых крабов, что купил Ацуши на барахолке и вручил со словами: «Дазаю-сану понравится». — Блядь.

— Не выражаться, — грозит Доппо, всё ещё возясь с коробкой. — Мы успеем.

— Вы ни-че-го не успеете, — лениво тянет Рампо. От того, как он покачивается на стуле, тот противно скрипит: неровен час развалится.

Чуе хочется гравитацией опрокинуть несчастный стул вместе с детективом, да тот ни в чём не виноват, ещё и прав. Они ни хуя не успеют.

Вот как знал: готовить сюрприз на день рождения Дазая вместе с придурками из агентства — хуёвая идея. Надо было бросить этот цирковой кружок самодеятельности ещё в тот момент, когда Куникида создал блядский чат и закрепил в нём таблицу с перечнем обязанностей для всех участвующих. Стоило вежливо отказаться и остановиться на идее об ужине у Чуи дома (конечно, блядь, у него, ведь Дазай всё ещё зачем-то обитает в конуре, что зовёт общежитием).

Нет, ужин, конечно, в планах есть. С отличным алкоголем. И домашними лёгкими закусками. И с продолжением в виде задницы Дазая.

Но почему-то Чуя поддался на уговоры Накаджимы и жалобные тигрячьи глаза в сочетании с нелепым, но тронувшим сердце: «Дазай-сан оценит, если вы тоже поучаствуете». Так что он просто забил и доверил подготовку детективам. Лишь попросил Акутагаву подстраховать и проследить за блядской мумией, что уже совершенно не вовремя тащилась сюда.

Накахара бросает мысли о том, чтобы перевернуть стул вместе с Рампо, и направляет гравитацию во благо: маленькие розовые плюшевые крабы взлетают в воздух. Каждая игрушка тут же находит своё место — на рабочих столах детективов, в полупустой вазочке со сладостями, на подоконниках, в цветах и даже на верхушках шкафов. Всё заполоняют абсолютно безвкусные отвратительные крабы.

Чуя морщится.

Он подоспевает как раз вовремя, чтобы помочь Куникиде не свалиться с шатающейся стремянки, пока тот крепит гирлянду «С днём рождения!» под потолком.

В этот момент дверь офиса хлопает, и внутрь вваливается запыхавшаяся Йосано с бутылкой шампанского, а следом — Кенджи с пакетом, набитым праздничными колпаками и хлопушками.

— Я это пить не буду, — говорит Чуя, бросив взгляд на бутылку. — И вам не советую.

— Можно подумать, кто-то предлагал, — фыркает Акико. Она торжественно ставит бутылку на стол. — Прости, не у всех на счетах лежат кучи денег, чтобы позволить себе дорогой алкоголь тысячелетней выдержки.

— Желудок Дазая и не такое переварит. — Куникида отряхивает ладони и оглядывает пространство, украшенное гирляндой, флажками и кривыми бумажными фонариками. — Остался торт?

— Да! — Кенджи принимается раздавать всем уродские колпаки и хлопушки, но предусмотрительно обходит Чую стороной, бросив боязливо-уважительный взгляд на его шляпу. — За него отвечают Ацуши и Кёка.

Чуя садится на край стола и наблюдает за попытками Рампо отказаться от колпака. В конце концов Йосано ловкими уговорами заставляет его нацепить эту муть поверх кепки, а Кенджи по-доброму посмеивается над тем, как Куникида важно поправляет колпак, глядя в зеркало.

Спустя миг в офисе появляются странные брат и сестра, что демонстрируют всем ужасно нарисованный плакат. На нём едва узнаваемый Дазай подвешен кверху ногами в окружении розовых сердечек, а кривая подпись гласит: «Ещё один год прожит не зря!»

продолжение в комментариях

прекрасная алиса внезапно передала мне эстафету в райтерском челлендже 😎

суть: нужно похвалить себя и перечислить то, что мне самой нравится в моих текстах…

задача не будет сложной, говорили они 😳

ну… я посидела-посидела, подумала. повспоминала то, что мне самой у себя нравилось (как ни странно, такое имеется, несмотря на моё вечное самокопание). что ж

думаю, у меня неплохо выходят эмоции и чувственность? и если эмоции, уходящие в негативный полюс, ещё не так сложно описать, с чем-то позитивным, тонким работать сложнее

раньше я считала, что мой удел — это ангст, но, как оказалось, и в романтике, и в нежности я чувствую себя вполне неплохо

мне нравится находить для каждого отдельного текста свои способы показать чувства между персонажами

главное, чтобы трогало читателя, а остальное не так уж важно 🥺

кхе-кхе, и на этой ноте я передаю микрофон двум замечательным райтеркам:

🟤после северного ливня

🟤ичи пишет

базовый экспириенс фикрайтера

раз уж я вышла из подполья, маякну тут тоже для ждунов: новая глава «о выборе и спасении» написана

остались вычитки, потом отдам бете. когда выйдет — точно не скажу, но скоро 🐈

одасаку всегда мёртв, а у ацуши худший день в жизни

два кита, на которых держится бсд

``
В очередной раз, истина бсд заключается вот в чем:


Никто в действительности не мёртв. кроме одасаку

tags: #odasaku

привет полуночникам 😶

вышло что-то длинное и странное, но с моими нынешними черепашьими темпами в писанине я рада и этому

#story

Лето было невероятно душным, а лавка — безумно скучной. От нечего делать Чуя бродил между покосившихся пыльных полок, до потолка заставленных всевозможными книгами, и мечтал, чтобы колокольчик из розового стекла на двери наконец-то звякнул.

Коё, конечно, рассказывала, что в её магазине довольно спокойно и уединённо, когда уговаривала Чую подменить её на пару недель отсутствия, но коварно умолчала о невыносимой скуке. Накахара всё не мог взять в толк, каким чёртом эта книжная давка всё ещё не разорилась от отсутствия клиентов, если в ней всегда так малолюдно.

Нет, книги покупали. Например, Чуя давно успел приметить мужчину средних лет, что почти каждый день захаживал в отдел с классической литературой. За ним неизменно плёлся парнишка, чьи руки всегда были заняты различными сладостями: то мороженым, то конфетами, то ещё какой-нибудь дрянью, от которой тот однажды заработает диабет. Если это возможно. Не то чтобы Чуя был в курсе.

За пару-тройку дней работы в магазине Накахара изучил и траекторию, с которой эта странная парочка расходилась в разные стороны: мужчина к неизменным классикам, а парнишка — к детективам, которые никогда не покупал, а только окидывал прищуренным взглядом первую страницу и кивал сам себе, будто, блядь, что-то сразу понял. Чуя за ним не следил, вообще-то. Ну, может, только чуть-чуть. Чтобы книги сладкими ладонями не заляпал, окей?

Коё ему башку за книги открутит быстрее, чем Чуя успеет вернуться из этой глуши в родной Токио, что кипел жизнью и манил грёбаной цивилизацией.

Почти все клиенты магазина на возраст были как этот странный мужик в традиционной одежде. Мало кто из молодёжи хотел торчать летом среди пыльных книг, поэтому-то Чуя сразу приметил его спутника — любителя детективов. Однажды даже попытался с ним заговорить и подсунуть какую-то книгу, на что получил презрительный взгляд и высокомерно брошенное: «Да я по одной обложке могу сказать, кто убийца. Совет дерьмовый».

Накахара тогда сжал зубы и развернулся, прижав «дерьмовую» книгу к груди. С тех пор он бросил попытки с кем-то здесь заговаривать, кроме как по необходимости. Пока к нему не обратятся, он будет притворяться ебучей ветошью и молиться, чтобы Коё поскорее вернулась из своей блядской командировки.

Книги тоже довольно быстро стали вызывать отвращение, потому как они были повсюду: в зале; в проходе, ведущем к задней части магазинчика; даже стояли стопками на лестнице, что вела на второй этаж, где находились жилая зона и покои сестры. Чуя всё равно никогда не был поклонником чтения.

Одинокими вечерами после закрытия магазинчика он бродил по немноголюдным улочкам провинциального городка, пытаясь хоть чем-то себя занять и скоротать время, но всё вокруг вызывало лишь бесконечную тоску. Казалось, это место замерло много лет назад, законсервировалось в своих поросших зеленью двориках и железных дорогах; в старых лавках с антиквариатом и чаем; в рисовых полях, над которыми вдалеке туманно возвышались заснеженные шапки гор; в жизни, что останавливала свой ход, стоило стрелке часов приблизиться к восьми вечера.

И какое к чёрту очарование Коё находила в этом месте?

На четвёртый день пребывания в этой дыре книжную лавку посетило «новое лицо». Когда колокольчик на дверью звякнул, Чуя скучающе оторвал свой взгляд от сотню раз пересчитанных в кассе денег. В дверь протиснулся на вид молодой парень и сразу же уставился на Накахару.

— О, — сказал он, вскинув брови. Карие глаза прищурились, разглядывая Чую. Неуютно.

— Могу я вам чем-то помочь? — затолкав поглубже рвущееся наружу: «Чё уставился?» спросил Накахара.

— Ты? — тот, кажется, закончив разглядывать, безразлично пожал плечами и отвернулся. — Очень в этом сомневаюсь.

Чуя даже не успел как следует возмутиться, а этого ублюдка за полками уже и след простыл. Он фыркнул и писклявым голосом с нотками отсутствия интеллекта передразнил его себе под нос:

— Очень в этом сомневаюсь. — Накахара резко задвинул кассу, отчего та жалобно скрипнула. — Тоже мне, блядь.

продолжение в комментариях

p.s. я не забыла про опрос: если выживу после работы, сегодня ночью-завтра днём дропну зарисовку с цитатой

вы чё блин 🥺

дорогие друзья, у меня для вас новости: я наконец-то выздоровела и стала нормальным человеком, так что никаких фанфиков и соукоков тут больше не будет

руки на стол, сегодня день чуи

полайкайте художника блин

абсолютно пиздатая
абсолютно

как же я дурею с артов чуи у этой художницы 😆

cr: pigon_51

держу пистолет у вашего виска, чтобы срочно читали 😑

дорогой дневник,

мне не подобрать слов, чтобы описать всю ту боль и опустошение, которые я испытываю, выкладывая последнюю главу Les Misérables

я писала эту работу около года, выкладывала чуть больше года, и вот мы здесь - в финале, пупупу

мне жаль расставаться с ней, но впереди обязательно будут новые, так что держимся, друзья. спасибо всем, кто следил за всем этим пиздецом, пока он был ещё в процессе😪

(моя дражайшая бета потихоньку приводит всё это дело в приемлемый вид, так что какое-то время спустя LM будет не просто дописан, но ещё и отбечен, тогда и откроем шампанское)

приятного прочтения,
делитесь впечатлениями в отзывах!

🖤🖤

#story

Всё было под контролем. Всё должно было быть под контролем.

С Дазаем и его планами никогда не случалось иначе. Чуя слишком к этому привык, слишком полагался на его огромные мозги, которые почти никогда не подводили, а если что-то шло не так — находили наилучший выход.

Кровавые кляксы Порчи давно исчезли с кожи и если бы не тело, лежащее перед глазами, Чуя бы точно потерял сознание от переутомления и парочки сломанных рёбер. Но он стоит, сжимает голые руки в кулаки и позволяет ногтям впиваться кожу ладоней. Потерял где-то перчатки, впрочем, как и всегда. Как же некстати…

Дазай раздражал всю дорогу до назначенного места сбора: ёрзал на пассажирском сидении и дулся, когда Чуя смачно посылал его куда подальше. Потому что ему взбрело в голову, будто Накахара не умеет озвучивать вслух свои желания.

— Что сложного в том, чтобы просто сказать: «Обними меня», а не устраивать дурацкий спарринг в качестве предлога? Или «Поцелуй меня» вместо того, чтобы доводить меня до инфаркта молчанием и недовольным лицом? — фыркнул Дазай, накручивая на палец каштановую прядь чёлки. — Я, конечно, знаю Чую как свои пять пальцев, но, знаешь, иногда хочется…

— Тебе дохуя чего хочется, — оборвал его Чуя, раздражённо выдохнув дым в открытое окно. — Что, блядь, за приёмчики? Ты вонючих психологических книжек в своём агентстве начитался? — Он усмехнулся. — Что дальше? Семейная терапия?

— Чуя, — терпеливо проговорил Осаму. — Высказывать свои желания вслух — нормально. К тому же, это поможет раскрепо…

— Со мной всё в порядке! — рявкнул он, стукнув по рулю. — Хочешь, чтобы я озвучивал свои желания? Так вот: завали ебало.

Дазай поджал губы и отвернулся к окну, теребя идиотский узелок бинта на запястье. Замечательно. Просто, блядь, прекрасно. Из-за того, что он что-то там себе надумал, Чуя разозлился — и вот результат. Им надо быть в здравом уме и собранными, чтобы завершить миссию, но вместо целей, чьи черепа сегодня ночью должны оказаться раздробленными, Накахара будет думать о том, как Осаму задумчиво кусает губу и пялится в окно, делая вид, что его партнёра не существует.

Чуя ненавидел, когда он становился таким. Сразу же после язвительно выплюнутых возражений приходило секундное облегчение, а следом — стыд, вина и раздражение на самого себя.

Он и сам не мог понять, почему каждый раз так злился, когда Дазай аккуратно заговаривал о том, что ему бы хотелось изменить в их отношениях. Чёрт возьми, это такие мелочи. Но каждая — как удар по лицу, как приговор: «Ты не так уж и хорош». Откуда брались эти идиотские мысли, он не знал. Они просто были. Всегда, наверное, прятались за фасадом уверенности и гордости.

Дазай, в свою очередь, на такие вещи реагировал спокойно. Не обходилось без опостылевших глупых шуточек, вроде: «Чуя, это хозяин должен заниматься дрессировкой своей псины, а не наоборот», но на этом обычно всё и заканчивалось. Осаму старался. А Чуя даже первую защитную реакцию загасить не мог, и это каждый раз выливалось в ссору.

Он хмуро смахнул чёлку с глаз и покосился на Дазая. Тот всё ещё делал вид, что окно неебически интересное, нервозность выдавали лишь пальцы, суетливо разглаживающие складки на бежевых брюках. Накахара вздохнул.

Они обязательно поговорят после. Чуя примет эти новые блядские правила, затолкает подальше свои недовольства и будет говорить словами через рот, потому что так хочет Осаму. Если ему это важно, значит, важно и для Чуи. Он тоже умеет стараться.

План операции пошёл по пизде где-то в середине. Оба без слов приняли единственно верное решение: Накахара сбросил перчатки и открыл врата, а дальше — пустота и знакомая чернь. Из этой тьмы его, как и всегда, вытащили заботливые руки, только вот Чуя не сразу заметил, что кровь на них — не его собственная. После Порчи всегда был сам не свой.

Колени врезаются в разворошённую гравитацией землю. Чуя даже не обращает внимания, как кровь из рассечённой брови заливает глаз, потому что дрожащими руками разрывает блядские бинты на запястьях, чтобы нащупать пульс.

Пальцы не слушаются.

продолжение в комментариях

да, конечно 😶

например, прямо сейчас и последние пару недель точно

помянем………

как будет ощущаться моя жизнь, если завтра выйдет анонс экранизации стормбрингера:

я знаю, что бонсы все заруинят, я просто хочу контент с чуей i’m just a girl 😅

🫀

кое-кто уже меня спалил (не то чтобы я скрывалась), так что закину сюда ссылку на свой тик ток: https://www.tiktok.com/@cherryamortentia 👀

веду совсем недавно, позорюсь, пытаюсь шутить, ну и по своему макси чёто снимаю (а кто если не я!!!!)

соу вэлком если вы такие же зависимые от скроллинга тик токов как и я

а вы драку ждали? а вот 🤗

#story

Чуя много работает. Правда, много. Если бы Дазай активно пользовался его лексиконом, скорее, сказал бы, что его благоверный по самое очко зарылся в дела Портовой мафии.

Мори совсем не щадит своего лучшего Исполнителя.

Лежа в полном одиночестве в спальне, Осаму даже раздумывает над тем, чтобы позвонить Огаю в три часа ночи и вывалить на него все свои недовольства. Он, конечно, будет звучать аки истеричная домохозяйка, чей муж поздно заявляется домой и совсем не уделяет ей время, но сказать, что Дазаю плевать, как это будет выглядеть — не сказать ничего. Осаму усмехается, представляя выражение лица бывшего босса, решись он на такую пакость.

«Мори-сан, это просто бесчеловечно! Он возвращается под утро уставший, злой, совсем не исполняет супружеский долг, сделайте с этим хоть что-нибудь!» — слышит в голове собственный надрывно-капризный голос.

Это бы точно сработало. Дазай не раз проворачивал подобное, чтобы выбить себе и Чуе отгул, когда ещё они были напарниками. Накахара удивлялся внезапным выходным, но, будучи в полном неведении, никогда не отказывался от перспективы поиграть в приставку или сгонять в доки пострелять на спор с Осаму.

Они уже давно не напарники. Так что Дазай сгорает от скуки, потому что в Агентстве работы совсем нет — тишь да гладь. Пропущенные звонки от Куникиды не в счёт: с потерянными котятами и скучными похищениями в состоянии разобраться и Ацуши с Кенджи, а Осаму планирует пользоваться затишьем и пинать балду, пока Йокогама снова не окажется на грани уничтожения. Но вот у Портовой мафии дела совсем ни к чёрту: внутри завелась неуловимая крыса, которая активно сливает информацию на улицы и мешает Мори вести бизнес, поэтому Чуя либо приходит под утро, либо, как сейчас, в ночи горбится над ноутбуком в гостиной и в сотый раз сканирует усталым взглядом кучи досье портовых мафиози.

Все попытки помочь резко пресекаются. Дазай даже пытался проявить инициативу и хитростью вытянуть из Чуи какие-нибудь детали, пока торопливо расстегивал его ширинку и распахивал полы рубашки, чтобы покрыть поцелуями голую грудь. Как только Накахара понял, какого чёрта Осаму расспрашивает его про внутреннее расследование в мафии перед минетом, сразу выпроводил из гостиной и сказал «заняться чем-нибудь, блядь, полезным, а не совать свой ебучий нос в портовые дела».

Осаму вздыхает, переворачивается на живот и смотрит на электронные часы на прикроватной тумбе. Четыре часа ночи. Он злится и срывает своё недовольство на подушке Чуи, которой его голова не касалась уже дней пять точно. Кидает ту на пол. А затем выпутывается из своего одеяльного кокона и плетётся в гостиную, где горит тусклый свет ноутбука.

Ожидает увидеть привычную картину: нахмуренный Накахара в окружении десятка осушенных кофейных чашек. Под журнальным столиком, если наклониться, найдётся и парочка пустых банок из-под энергетиков. Но замечает Чую, мечущегося по кухне с запрокинутой к потолку головой, и замирает в проходе. Тот пытается наощупь дотянуться до полотенца и зажимает пальцами крылья носа. Губы и подбородок — заляпаны в крови.

Дазай хмыкает, и Чуя тут же оборачивается на него, таращась, как застигнутый врасплох на дороге олень в свете машинных фар.

— Что-то потерял? — спрашивает Осаму, подходя ближе. — Голову зачем запрокинул? Так только тошнить будет.

Накахара что-то тихо фыркает и хватает, наконец, полотенце, прижимая к кровоточащему носу. Но голову всё-таки опускает, следя за действиями Осаму исподлобья. Дазай вздыхает и роется в морозилке в поисках льда. Он уже кучу раз останавливал кровь из носа — вызывал её, кстати, чаще всего, как раз чуин кулак.

Дазай выковыривает из пачки лёд, оборачивает кубики в чистое полотенце и одним взглядом заставляет Чую усесться на стул у островка. Осаму подходит к нему, вытаскивает из перепачканных пальцев грязное полотенце и аккуратно прижимает холод к переносице. Накахара шипит — то ли от холода, то ли оттого, что приходится принимать чужую помощь. Осаму зажимает крылья его носа и бормочет:

— Ртом дыши.

продолжение в комментариях

помимо впроцессников вот прям щас читаю «highway to hell» 🚶‍♀️

у меня не очень много ресурса на большие работы. а так мини-миди почитываю иногда

а вы что читаете? делитес срочно

я не то чтобы шарю и основном в тик токе на них любуюсь, так что:

chuchunies — я как только вижу их чую или вай, моментально начинаю гавкать трусы тоже слетают простите

и ещё:
kolyas_coat
miiyako_cos
rashhomons
cxmilleackerman
mellowmesss
vampliu

🤎🤎🤎

а чё ревём в реакциях?..

Жить с Дазаем — это как обречь себя на непрекращающийся радиоэфир из смеси канала Дискавери, тру крайм подкастов и дурацких видео с Ютуба в стиле «10 невероятных фактов о яичной скорлупе».

Чуя мог бы написать двадцатитомную энциклопедию со списком раздражающих качеств Осаму. Но всё равно не может не испытывать щекочущей грудь нежности, когда Дазай в очередной раз открывает рот, чтобы поделиться с ним какой-нибудь чушью.

— Чу-у-уя, — уже привычно тянет Осаму. Он играет помидорками черри в боулинг, пытаясь сбить составленные в ряд солонки на кухонном столе. Ещё и кончик языка высовывает: видимо, для точности. — А ты знал, что мужчины в Древнем Риме клали руку на мошонку, когда давали клятву?

Накахара прекращает резать овощи и долго смотрит на своего парня-идиота, не в силах подобрать слова. Так долго, что Дазай перестаёт баловаться едой, поднимает взгляд и вопросительно вскидывает брови. Чуя бросает нож на разделочную доску, вытирает руки о передник и подходит к Осаму. Тот смотрит так подозрительно и настороженно, словно нашкодивший кот, в любой момент готовый получить по шее.

Накахара кладёт ладони на его щёки так мягко, что глаза Дазая расширяются в непонимании. И целует: невесомо, медленно, нежно. Кончики пальцев скользят по вискам, путаются в каштановых волосах. Чуя чувствует, как ладони Осаму обвивают талию и притягивают ближе, а поцелуй становится более влажным и горячим.

— У Чуи большие проблемы с коммуникацией, — отрываясь от его губ, выдыхает Дазай. — Если он хотел, чтобы я заткнулся, мог просто попросить.

— Можно подумать, ты когда-то реагировал на мои просьбы без подзатыльников.

Чуя улыбается и невозмутимо устраивается на коленях Осаму. Ласково взъерошивает пушащуюся на лбу чёлку Дазая и склоняется, к нему, говоря…

— Только попробуй когда-нибудь заткнуться.

…чтобы снова утянуть в тёплый поцелуй.

#story

Задача была проще некуда: выследить, понаблюдать и устранить. Дазай лениво покачивал ступнёй в лобби отеля и поглядывал на часы, отсчитывая ещё десять минут до прибытия цели. «Проблема», — именно так выразился клиент. Что ж, решать проблемы — его конёк. Не всегда, правда, удавалось завершить дело чисто и не получить парочку усталых взглядов от Мори из-за простреленной башки невинного гражданского или попавшегося под руку полицейского.

Осаму называл эти мелочи издержками профессии. Гонорар киллера с лихвой компенсировал риск оказаться под колпаком у полиции, а доля Мори — неудобства, которые он испытывал от зачистки следов Дазая, когда план шёл не так, как хотелось.

Случалось это, надо сказать, крайне редко.

Накахара Чуя, двадцать шесть лет, не женат, семьи нет — всё, что успел услышать от Мори Дазай перед тем, как махнул ладонью и забрал из его рук папку с досье, даже не удостоив ту вниманием. Профайл так и остался валяться на заднем сидении машины.

Самонадеянно? Может быть. Но Осаму за столько лет успел насмотреться на таких, как он. Знал точно: скука смертная. Наверняка этот Чуя влез в криминальные дела и перешёл дорогу какой-нибудь шишке из мафии. Ну, или был одним из тех сладких мальчиков, которых так любили таскать боссы в подпольные казино и на аукционы, а наигравшись — выбрасывали, предварительно позаботившись о том, чтобы потерявшая красивый блеск игрушка замолчала навечно.

Ску-ка.

Когда часы показали ровно десять вечера, к стойке регистрации подошёл невысокого роста парень. Он поставил чемодан на пол и чётко произнёс имя и фамилию хостес, расслабленно облокотившись о столешницу. Дазай поднялся из кресла, незаметно просканировав его взглядом. Ярко-рыжие волосы были собраны в аккуратный низкий хвост, винного цвета рубашка облегала крепкие плечи, а грудь опоясывала кожаная портупея. Чёрные брюки, сшитые точно по размеру и явно на заказ, начищенные до блеска туфли.

Осаму тихо хмыкнул. Не похож он на чью-то проститутку. Значит, всё-таки оказался не в то время и не в том месте.

Он достал из кармана телефон, набрал Мори и направился в сторону так называемой «проблемы».

На том конце провода спустя пару гудков раздался знакомый голос:

— Да?

Дазай сразу же переменился в лице: его брови обеспокоенно сошлись на переносице, а глаза потерянно заметались по холлу отеля. Походка из уверенной и по-кошачьи мягкой стала суетливой и неуклюжей. Тембр голоса принял взволнованные нотки:

— Ямада-сан, понятия не имею, где я мог потерять его, — намеренно повысив голос, затараторил он. Осаму взъерошил волосы, оглянулся вокруг и попятился спиной прямо к стойке регистрации. — Честное слово, я всё возмещу, только, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, не увольняйте меня!

— Осаму, ты можешь в следующий раз набрать Хироцу или хотя бы Тачихару? Это просто нелепо, у меня куча дел, — утомлённо протянул Мори.

— Я всё понимаю, да-да, конечно! — крайне убедительно лебезил Дазай, прижимая телефон к уху плечом. — Я просто слишком увлёкся…

Три, два, один.

Голени Дазая наткнулись на преграду, и он неловко повалился на пол — прямо под ноги Накахары Чуи. Телефон выпал из рук и шлёпнулся экраном прямо о плитку. Осаму потёр ушибленную ногу и простонал:

— Чёрт… — Ползая в своих дорогущих брюках по пыльному полу лобби, он безуспешно пытался поднять упавший набок чемодан. — Простите, я такой неловкий!

— Ничего страшного, — раздался над макушкой тот самый голос. С близкого расстояния Дазай уловил сексуальную хрипотцу и на секунду успел усомниться в ранее сделанных выводах по поводу мотивов заказного убийства. — Вы не ушиблись?

Осаму подавил усмешку, что тут же приняла вид смущённой улыбки, и вскинул взгляд, наткнувшись сначала на вытянутую ладонь, а затем — на проблему. Ох, этот блядский заказ не сулил ничего хорошего. Потому что проблема ещё никогда не выглядела так чертовски привлекательно.

продолжение в комментариях

что-то я на ночь глядя лазила по пинтересту и опять наткнулась на всякие кринжовые цитатки, как на картинках, но только похуже

похихикала, а потом подумала, что было бы прикольно разогнать свой неписун, и придумала себе очередной челлендж

короче, суть такова: вы выбираете цитату, а я что-то пишу и пытаюсь заюзать её в тексте

можете тоже присоединиться и написать что-нибудь, если интересно 🥺

капетц, смотрите какую красоту ичи в тик ток сделала 🥺

быстренько поставьте лайк!!!

«мы — содействие, мы — предел

мы — абстракция, интертекст

мы — семейство небесных тел

я — реакция, ты — рефлекс»

🖤🖤

такой сегодня вечер

хотелось бы, чтобы была, конечно

но щас я решила сосредоточиться на макси, чтобы дописать его к концу года, поэтому если что-то ещё и будет, в перерывах между главами

я бы хотела себя размножить, чтобы писать всё, что мне хочется, но это невозможно 😶

эта спонтанная штучка должна была выйти на пару абзацев, но я, как всегда, не умею держать себя в руках 😑

#story

Дазай не любил своё тело. Оно казалось ему странным, несуразным, даже после того, как он повзрослел и подростковая угловатость сошла на нет.

Эти длинные конечности, в которых он до сих пор путался. Широкие плечи и небольшие бёдра вовсе казались непропорциональными. А ещё худоба, с которой он сознательно не боролся и с завидным постоянством морил себя голодом, чтобы наказать это глупое тело за то, что оно посмело существовать.

В зеркало Осаму тоже избегал смотреть, как и мелькающего отражения в гладких поверхностях, вроде бутылки виски или отполированного до блеска автомобиля Чуи.

Когда становилось совсем невмоготу, в ход шли острые предметы, которыми он распарывал кожу. Когда под рукой не было ничего подходящего, приходилось царапать короткими ногтями до кровавых полос, а потом кутаться в бинты, лишь бы не видеть своё тело без этой чёртовой преграды.

Поэтому он дёргался в отвращении, когда Чуя оголёнными кончиками пальцев касался его. Тот, конечно, воспринимал всё на свой счёт и только хмурился, уходя в собственные мысли. Дазаю бы раскрыть зашитый нитками молчания рот и сказать: «Всё не так», но он не мог — шов слишком крепок, а он слишком слаб.

Шрамы копились, так же, как и застоявшаяся ненависть к себе. И даже когда он нашёл в себе силы и ответил на чужие чувства в стократном размере, продолжал внутренне содрогаться, стоило тёплым подушечкам пальцев Чуи пробраться хотя бы под край бинтов на запястье.

Потому что… как ему не противно?

Потому что… как можно полюбить что-то столь уродливое?

Потому что… при взгляде в зеркало искажённый болью разум годами заставлял видеть лишь неповоротливое мерзкое чудовище.

Чуя, как и всегда, оказался достаточно настойчив и прямолинеен, чтобы разгадать эту неприглядную загадку. Дазай мысленно готовился к смешкам и подчёркнутому заявлению о глупости, но прогадал.

Потому что в ответ услышал лишь уверенное:

— Ладно.

Что это за «ладно» он сначала не понял.

А потом стал замирать каждый раз, когда Чуя очень деликатно, но в то же время желанно прикасался к нему. Этому «желанно» он сначала почему-то не верил, но со временем привык к тому, как Накахара кладёт ладонь ему на бедро, пока ведёт автомобиль, и не убирает руку вплоть до глушения мотора. Он с изумлением и какой-то больной эйфорией смотрел вниз на то, как Чуя ведёт ладонями и кончиком носа по его торсу, как жадно вдыхает запах марли и с каким упоением знакомится с каждой клеточкой его тела. Будто от этого зависит его жизнь.

Хотя, Чуя всё делал так. Либо всё, либо ничего.

Это же касалось и Дазая.

Губы неотрывно чертили влажные дорожки на запястьях, предплечьях, плечах и спине. Когда тебя целуют так, становится сложным и дальше верить в собственное уродство.

Чуя просто хороший любовник — только и всего, думал он. Но раз за разом проваливался в щемящую нежность, с которой Накахара разматывал бинты. Поскальзывался и падал в теплоту, с которой тот вёл щекой по испещрённой шрамами коже и выглядел при этом так, будто задохнётся и умрёт, если его заставят оторваться.

Накахара не умел делать комплименты, вместо этого он почти сакрально вёл ладонями по впалому животу и любовно задерживался на бугристых, уродливо заживших шрамах на бёдрах.

Как будто в жизни не видел ничего лучше.

Дазай, сглатывая ком в горле, отводил взгляд, ведь смотреть на это почему-то было выше его сил.

— Не закрывайся, — скользил по шее горячий шёпот, чередующийся с поцелуями. А грубые пальцы продолжали гладить и острые ключицы, и лесенку рёбер, и тазовые косточки, и впадинки на ягодицах. — Пожалуйста, Осаму.

Резь в глазах — то ли от распирающего грудь ощущения, то ли от осознания, как сильно он готов постараться, чтобы просто поверить, что это правда.

Дазай тянулся к нему, ловил тёплые мягкие губы своими, как бы говоря: «Ладно». И это солёное «ладно» Чуя стирал подушечками пальцев с уголков карих глаз, чей искажённый болью взгляд старался переломить.

Он любил это тело за двоих, как и самого Осаму, который не понимал, как же это делать. Пока не набрался смелости посмотреть на себя чужими глазами.

я уже писала это на сайде, но однажды я не сдержусь и напишу кроссовер скк и аниме «папаши-дружбаны», и тогда умрут все (я в первую очередь)

наши подпищеки: блин, мы так любим ваши зарисовки, мы любим ваш «писательский тандем»

наш писательский тандем эври дэй:

очередной микро ребрендинг 😒

не теряемся, я всё ещё тут

с праздником, дорогие прекрасные дамы 👀

извините, но это тупо я, когда речь заходит о скк и детях 😡😡😡

я больной сука я больной

Подписчики: мы ждём продолжения омегаверс зарисовки и роуд-трипа.

Я: слишком много думаю о папашах-соукоках и продолжении этой зарисовки 😪