Официант
С трудом осознавая реальность, Арсений, словно завороженный, смотрел на Катю и прохрипел: “Скажите… в какой больнице… где сейчас Антон?” Ему нужно было увидеть его, прикоснуться к нему, убедиться, что он жив.
Катя, вытирая покрасневшие от слез глаза, продиктовала адрес и номер палаты. Лена, все это время молчавшая и поддерживающая Арсения, о чем-то тихо беседовала с Катей. В ее глазах читалось сочувствие и понимание. Катя, слушая Лену, иногда краснела, словно смущенная комплиментом.
Арсений не слышал ни слова из их разговора. В его голове царил хаос, в ушах стоял оглушительный звон, словно после взрыва. Окружающий мир словно перестал существовать. Он не видел ни огней вечернего города, ни спешащих по своим делам прохожих. Он не слышал ни гула машин, ни музыки из близлежащих кафе. Все звуки слились в один сплошной, раздражающий шум, не достигающий его сознания.
Время словно остановилось. Он не понимал, сколько прошло времени с тех пор, как Катя рассказала о случившемся. Минуты казались вечностью.
Как только они вышли из бара, Арсений, бросив Лене натянутое “Пока”, бросился к своей машине. Он не заметил ни ее обеспокоенного взгляда, ни ее попытки что-то сказать. Он просто должен был увидеть Антона. Ему нужно было убедиться, что он жив, что он дышит, что он все еще есть в этом мире.
Лена, понимая его состояние, не стала его задерживать. Она знала, что сейчас для Арсения существует только Антон. Она лишь вздохнула и проводила его взглядом полным сочувствия и надежды. Она понимала, как важно Арсению сейчас увидеть Антона, как важна эта встреча для них обоих. Она надеялась, что эта встреча станет началом выздоровления Антона, что она даст Арсению силы пережить это тяжелое время.
Запрыгнув в машину, Арсений, не обращая внимания на правила дорожного движения, сорвался с места. Вечер вторника, казавшийся таким обыденным несколько часов назад, превратился в кошмар, из которого он никак не мог проснуться. Он мчался по улицам города, словно пытаясь убежать от своей боли, от своего страха, от своего отчаяния. Но он знал, что от себя не убежишь. Он должен быть сильным. Он должен быть рядом с Антоном. Он должен помочь ему.
Преодолев расстояние до больницы за каких-то двадцать минут, Арсений, словно безумный, метался между полосами, игнорируя сигналы светофора и возмущённые крики других водителей. Правила дорожного движения, штрафы, лишение прав — всё это казалось ему сейчас такой мелочью по сравнению с тем, что случилось с Антоном.
Выскочив из машины и оставив её прямо на обочине, он, словно раненый зверь, бросился к приёмному покою. Он бежал, спотыкаясь и задыхаясь от волнения, не замечая ни людей вокруг, ни ярких огней вечернего города.
Подбежав к стойке регистратуры, он, задыхаясь и с трудом выговаривая слова, спросил про Антона, его палату и состояние. «Пожалуйста, скажите мне, как он?» — умолял он, глядя медсестре в глаза.
Медсестра, уставшая и безучастная, взглянула на него поверх очков и, равнодушно пролистав какую-то книгу, ответила: «Приём посетителей закончился в восемь часов. Сейчас уже половина девятого. Приходите завтра».
Мир Арсения рухнул в одно мгновение. Он почувствовал, как подкашиваются его ноги, как замирает сердце в груди. «Нет! — закричал он, хватаясь за стойку. — Вы не понимаете! Я должен увидеть его! Ему нужна моя помощь! Я его… я его люблю!»
Он умолял, плакал, кричал, просил, пытался объяснить, как много Антон значит для него, что он готов на всё, лишь бы увидеть его хотя бы на мгновение. Он говорил об их первой встрече, об их прогулках по парку, об их планах на будущее. Он рассказывал о его улыбке, о его смехе, о его глазах, в которых он видел целый мир.
Медсестра, увидев его искреннее отчаяние и неподдельную боль, смягчилась. Она с сомнением посмотрела на него и, вздохнув, сказала: «Ладно, я вас пропущу. Но только на десять минут. И никаких скандалов. Поняли?»
Арсений, не веря своему счастью, бросился к ней и крепко обнял. «Спасибо! Огромное вам спасибо! Я никогда этого не забуду!» — прошептал он, не в силах сдержать слёзы радости.