. . ♬ #тейк
Даже сквозь монитор, отображающий нечёткое изображение, Эна могла наблюдать за аккуратными пропорциями нежного, бледного лица.
Её подруга сидела по ту сторону экрана, совсем далеко. Иллюзия чьего-то присутствия совсем близко вызывало лёгкое покалывание в сердце. Должно ли так быть? Шинономе расшифровать свои чувства было не легко. Картины не могли передать то, что испытывала отчаявшаяся художница. Значит ли это, что она недостаточно старается? Её работы слишком часто подвергались критике, обесцениванию. Эна почти не сердиться, ведь каждый художник терпит этот период в жизни, как испытание—проверка на прочность. Вот только сдают у неё уже нервы, стоит затронуть тему собственного не превосходства. Канаде удостаивает чести быть запечатлённой на холсте у тысячи лучших художников мира. Шинономе, разумеется, остаётся растирать руками слёзы злобы и отвращения ( то ли к себе, то ли к окружению) и ломаться под неудавшимся изображением лица композитора. Её картины никогда не ценили. Она не ценит себя тоже. Не верит, что может что-то значить в лице художника. Пустая трата. Но так ли это?
на разбрасывается художественными причиндалами, с горечью и силой метит прямо по стене, пачкая ту свежей краской бледно-синих тонов. Шинономе, чьи слёзы безостановочно капают на недавно законченный портрет, прячет солёные капли в рукаве. Ещё несколько таких срывов в ближайшее время, и её глаза точно обретут нездоровый вид. Неудавшаяся, забытая картина лежит по правую сторону от художницы. Эна не удостаивает её и взглядом. Ей бы работать над задумкой новой иллюстрации к уже готовой демо от Йоисаки. Она снова всех задерживает. В который раз даёт понять, что неспособна в заданные сроки справиться с задачей, посильной каждому художнику. ( И какой она, тогда, иллюстратор?) Телефон включен, валяясь где-то в рухле разбросанных кисточек, карандашей и прочего, так ненавистного девушке хлама. Однажды она избавиться и от пролитых слёз перед этим мольбертом, от кистей, непрофессионально двигающихся в её руке, от хостов, ещё незапятнанных в эмоциях, растекающийся ручьями отчаянья и параллельно надежды. Экран сотового уже долгое время высвечивает одно и то же изображение: светлые глаза, излучающий доброжелательность взгляд, длинные волосы, имеющие небесно-пепельный оттенок, приподнятые уголки губ— Йоисаки безупречна, какой бы измученной её не выводил старый отцовский фотоаппарат Мизуки. Эна помнит, казалось бы, все незначительные детали этой уставшей девушки. Синяки под глазами, уже спутанные с течением времени волосы, всё такая же нежная и искренняя улыбка. Она цепляет своим изяществом, силой духа. Всем тем, чего так не достаёт Шинономе. Она не завидует, вовсе нет.
Неожиданным было, что камера эта у Акиямы вообще оказалась. ( Вот шарлатанка! Как из под юбки вытащила.) Эна помнит, как фотографии тогда отправить просила. Не только с Канаде. Пускай о них и заговорила в первую очередь. Акияма в привычной манере уголки губ приподнимает, глаза щурит, будто ими тоже пытается нарисовать всезнающую улыбку. Шинономе взгляд этот не нравится, будто догадывается Мизуки о чём-то потаённом, сокровенном внутри Эны, не желающей делиться с бурей необычных чувств и недавно закравшихся мыслей о том, что улыбка Йоисаки вызывает у Шинономе жар да неловкость только от взгляда, направленного прямо на её, на художницу. ( Мизуки всегда была чертовски проницательна!)
Раскиданные вещи Эны напоминают ей, что давно пора успокоиться. Холст, размазанный небесно-голубыми тонами наблюдает прямо за ней, за каждым действием. Аккуратная линия губ искривлена, зрачки у портрета поплыли от очередного наплыва выступающих слёз. Точно не иллюстратор этой солёной водой давиться. Словно картина сама горюет о провале художницы.
Эна бессильно смотрит на неудавшееся изображение с расплывчатой Канаде. Иногда появляется желание бросить всё это, заняться чем-то другим, в чём будет получаться. Но чаще всего хочется занять чьё-то место. Стать кем-то другим и никогда не помнить о той Шинономе Эне, что может ронять слёзы от горькой обиды и мечтать о композиторе, возглавляющей их музыкальную группу.