Коинсидентальная теория антоса.

В романе Яцека Дукая «Иные песни» (одном из самых интересных текстов, прочитанных мною за последнее время), описывается (очень подробно) мир, функционирующий по законам физики Аристотеля - во всех областях, начиная с астро-физики и геологии и до культуры и политики. В области политического одним из основополагающих понятий этого мира является антос: цвет, или блеск, сияние, расходящееся от центра. Истоком его являются кратистосы, сильные - властители, и именно это свечение и является опорой их власти. Оно делает невозможным (за исключением крайне редких случаев, одним из которых как раз и является главный герой романа - кратистобоец Иероним Бербелек) даже простое неповиновение им, но также воздействует и на физические свойства живущих под их властью (подпадающие под влияние антоса Навуходноссора становятся смуглокожими, а у живующих в пределах распространения антоса Семипалого появляются дополнительные пальцы).

Впрочем, на самом деле антос есть у каждого - просто у кратистосов он распространяется повсеместно, «обволакивает, как горячий смрад», морфирует землю, сталь, растения и животных, а у других распространяется не дальше вытянутой руки. Иногда меньшие кратистосы могут основать свою власть, войдя в зазор между антосами соседних сил, а исламские теологи этого мира ожидают окончательного схождения всего сущего к антосу абсолюта: «“Все мы живем в Его антосе, вся вселенная пребывает внутри Его ауры, и с каждым мигом она становится все ближе к Форме окончательной, становится все более конкретной, сообразной, совершенной, божественной. В конце концов, будет существовать лишь одна-единственная субстанция: Он.” При этом важно также, что антос может оказаться гораздо старше своего носителя и предшествующим ему.

Думаю, что это может быть неплохим проясняющим понятием для к-теории. То простое знание, к разворачиванию которого она стремится, во многом может быть охарактеризовано как борьба за имманентизацию антоса. Именно эти «пункты свечения» являются теми точками, вокруг которых выстраиваются коинсидентальные ряды. Столкновение между ними - это всегда столкновения между «кратистосами» нашего имманентного спектакля, весь сюжет которого, собственно, и сводится к борьбе между этими силами, претендущими на нашу судьбу: определение того, в каком мире мы будем жить. В этом отношении всякий такой спектакль также является материалистической формой учения о переселении душ (Каин и Авель в лурианской теории гильгуля - это перво-кратситосы, точки притяжения, определяющие линии столкновения всей дальнейшей истории).

Важно, однако, что эти «свечения», вокруг которых возникают миры, не являются неделимыми атомами: вся суть коинсидентального учения о перенарезании рядов сводится к тому, что мы можем быть активными по отношению к этим «точкам притяжения». Здесь негативной способности главного героя Дукая уже недостаточно: кратистобоец может уничтожить источник притяжения - но не овлдаеть самим механизмом свечения изнутри. Коинсидентальная теория, скорее, является знанием о том, как в зазоре между антосами найти точку, опираясь на которую мы можем проводить операции внутри самого свечения - для того, чтобы увеличивать его мощность (опираясь - собственно, означает, перенося в это увелечение центр тяжести, так что оказывается, что мы сами и являемся ничем иным, как таким увеличением - или самоприравниванием к субстанции).

Восемь тезисов о чистом и грязном [2/2]

5. Эти метания представляют из себя Египет и теснину гендерного - а также всемирной истории. Безнадежна ли она? Прежде всего надо положительно ответить на этот вопрос. Только дав такой положительный ответ, можно начать движение к тому избавлению, которое всегда приходит из самого средоточия безнадежности. Трансгрессия загрязняет, резонанс очищает - однако обречено ли это оставаться тщетным круговоротом и бегом белки в колесе? Нет - если только стороны смогут “обернуться лицом друг к другу”. Такое “оборачивание”, совокупление лицом к лицу, однако, не может быть результатом простого этического усилия. Для него необходимо место - а это онто-экономическое место, как следствие своего наличия, может создать возможность видеть друг друга и возможность говорить.

6. Мир прояснения, приходящий на смену мирам Имманентного Невозможного - это мир совокупления: для него Трансгрессия и Резонанс (то есть вся история) приобретают значение предварительных ласк. Центр тяжести смещается от абстрактного к конкретному. Главное уже не грязь и не чистота, но «проясняемое», убъект: то, что остается после того, как отброшено все, что можно отбросить. Не «первоотбрасываемое» генитального, не его следы - но оно само.

7. Этот переход от отбрасываемого к остающемуся смещает почву под ногами - и делает возможным пересмотр всей системы отношений. Если бы не было грязи, было бы нечего прояснять - но если бы не было очищения, не было бы и прояснени: грязь и чистота перестают быть абсолютными полюсами. Они уже не диктаторы, детерминирующие все поле жизни вокруг себя, а используемые элементы. Не слишком ли мало проясняемого, не надо ли добавить еще, где и как очистить, правда ли, что это дальше очистить уже нельзя, а что, если все же попробовать - таковы вопросы, реально разрешаемые во всяком «совокуплении лицом к лицу», ответом на котоыре является размыкающий оргазм, и порождение нового как его следствие.

8. Мессианский мир Исхода Из Теснин - это мир товарищескго совокупления слицом к лицу, о котором становится возможно говорить. Конфликт сохраняется - но он перестает быть антагонистическим: как следствие того, что и резонанс, и трангсрессия обретают свое место в качестве атрибутов удерживания-вместе-разделенного, а мужское и женское, грязное и чистое перестают быть отделенными друг от друга абстракциями, соединяемыми лишь диахронически, и возвращаются на свое место в процессе абсолютного совокупления. Женщина - оргазм мужчина, мужчина - оргазм женщины, превращение же этих позиций в прозрачные друг для друга делает возможным иметь дело с реальностью как оргазмом оргазма: порождающим всемирную грязь и всемирное очищение как моменты нарастающих степеней прояснения, и сбрасывающим с себя одежды и того, и другого. Трансгрессии нет дома, она ушла в гости к своему товарищу Резонансу; Резонанса нет дома, он ушел к Трансгресии: такова формула этого всеобщего и конкретного исхода из одежд, космического “праздника Господа”.

Восемь тезисов о чистом и грязном [1/2]

1. Одним из важных аспектов противостояния трансгрессии и резонанса является конфликт между чистым и грязным. Само по себе это не является онто-экономической основой конфронтации, однако представляет из себя один из наиболее заметных ее эффектов. Трансгрессия, по самому своему внутреннему устройству, инвестиции онтологической весомости в треск разрываемой ткани реальности, предполагает также “клочки по закоулочкам” - разлетающиеся по сторонам брызги, щепки, ошметки. Резонанс же оставляет все целым, для него необходимо, чтобы удерживаемые им несовозможные миры оставались герметично замкнутыми - и потому он всегда сопровождается требованием чистоты. Для трансгресии эта чистота - блок и барьер, перекрывающий доступ к настоящему, лишающий жизни. Точно таким же барьером является грязь для резонанса.

2. В этом смысле разворачивающееся в последние годы “восстание трансгрессии” безусловно, может быть охарактеризовано также как восстание “новых грязных”. Резонанс всех достал своей манией чистоты - в самых разных сферах, не в последнюю область этической, но не только. Пандемия и карантин стали апогеем этого “мира чистых”, попыткой сделать “отсутствие загрязнения” в буквальном уже смысле центром всей общественной и личной жизни. Это и подорвало окончательно власть резонанса - не только “низы” этого не хотели, но и навзяывающие чистоту “верхи” перестали по настоящему мочь, так как и они также задыхались. Трансгрессия же несет с собой власть грязи - как в буквальном смысле (война “грязное” дело, не только из за ошметков плоти, на которые она кромсает тела и страны, нарушая их неприкосновенность и целостность, но и потому, что она является наиболее радиклаьной противположностью карантину, предполагая максимальное проникновение и соприкосновение как “на земле” - никто не проникает в тебя глубже чем тот, кто хочет тебя убить, так и в культурно-политических “небесах” - не существует больше “суверенный стран”, в дела которых никто извне не вправе вмешиваться). Чистота резонанса с точки зрения трансгрессии воспринимается как ханжество и лицемерия - и потому господствующим стилем в политике становится трамповский “рил ток”.

3. Физиологическое устройство мужской и женской сексуальности располагает к тому, чтобы отождествить мир “грязи” с миром мужским, а мир “чистоты” - с миром женщин (как, собственно, и происходит в традиционной культуре: мужчины воюют, женщины хранят чистоту очага). Мужской оргазм всегда оставляет за собой “грязь” - внешние следы, брызги, пятна. Женский же сохраняет все внутри. Мир трансгрессии изначально мир мужчин, мир резонанса - женщин. Однако следует сразу же обратить внимание, что речь здесь идет не о самом оргазме, а о его последствиях, пусть и самых ближайших.

4. Без грязи нет жизни и рождения, стерильность убивает - говорит трангсрессия резонансу, и она права. Всемирный потоп грязи стирает с лица земли все живое - говорит резонанс, и он также прав. Вся история Нового Времени, а на самом деле, и вся история в целом, состоит из этого двойного настаивания. Невозможность выбрать в нем сторону разрешается не разрешаясь в переходе от одной позиции к другой. Это - “мета метания” истории человечества, война полов, в которой они не могут друг без друга, но и друг с другом не могут также.

10-11 апреля — очно

10 апреля — 506 аудитория
11 апреля — 508 аудитория

Язык: русский, английский
Организаторы: Варвара Денисова (студентка SAS ТюмГУ), Таринa Иптышева (студентка SAS ТюмГУ), Екатерина Асташова (студентка SAS ТюмГУ), Злата Пикуло (студентка SAS ТюмГУ), Неустроев Захар (студент SAS ТюмГУ)

Ключевые спикеры:

Вангерт Девин Митчелл, PhD по визуальным исследованиям (Гарвард, США), преподаватель SAS.

Синди Ли, PhD-кандидат по направлению истории сознания (Калифорнийский университет в Санта-Крузе, США), преподаватель SAS.

Александра Танюшина, кандидат философских наук, арт- консультант и цифровой тренд-аналитик, преподаватель МГУ.

Анастасия Гачева, доктор филологических наук, заведующая Отделом новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья ИМЛИ РАН.

Александр Ветушинский, философ, научный сотрудник философского факультета МГУ, руководитель профиля «Гейм- дизайн» в Институте бизнеса и дизайна, автор книг «Во имя материи» (2018) и «Игродром» (2021).

Йоэль Регев, философ, доцент центра практической философии «Стасис» ЕУСПб, PhD (Еврейский университет в Иерусалиме).

Евгений Кучинов, философ, историк, переводчик, кандидат философских наук, заведующий лабораторией философских исследований будущего БФУ им. И. Канта.

Евгений Быков, философ, независимый исследователь внештатный докторант НИУ ВШЭ.

Придумал термин «мета-метания» (когда не просто мечутся, а мечутся между метаниями и героическим стремлением гнуть свою линию и выходить за пределы выхода). Собственно, в этом и состоит суть современности как «смерти от поцелуя» (а также делезовской философии как ее идеологии, состоящей из постоянных переходов от мира трансгресии к миру резонанса). О том же, как превратить эту смерть от поцелуя в росу воскрешения надеюсь поговорить завтра на «Векторах».

https://images.app.goo.gl/NgYGoP8r6Kf5AJG58

Приснилась молодежная субкультура под названием «недоволы»

В первом классе я подружился с мальчиком по фамилии Горланов. Дружба наша основывалась на том, что мы оба хотели стать моряками. Мы читали книжки про море, строили планы на морское будущее и сидели за одной партой.

Все закончилось в тот день, когда в класс пришла мама нашей одноклассинцы, сказала, что есть билеты на спектакль в ТЮЗе, и спросила, кто хочет пойти. Я поднял руку. Горланов после этого отсел от меня и сказал, что дружить больше не будет. Потому что настоящие моряки в театр не ходят.

Все время вспоминаю о нем, читая Греле. Горланов, конечно, был тогда настоящим одиночным мореплавателем и анти-философом, радикально противостоящим борделю мира. А я вот им не стал: завтра обсудим почему.

(Только уже написав все это, понял, что с точки зрения костяка согласных, фамилии Горланов и Греле почти совпадают. Люди в спектакле нашей жизни выстраиваются в серии: эта отмечена знаком «грл» - возможно, горла?)

Уже в пятницу - новая лекция курса о совпадениях и несовпадениях. А запись первой теперь доступна онлайн.

Побеседовали с Семеном Лариным о материалистической диалектике совпадений. Кажется, вышло довольно любопытно.

Представим себе человека, не знающего букв, но тем не менее все же пытающегося прочитать то, что ими написано. Увидев буквы “п” и “н”, он сразу же задается вопросом: автор вообще как, за то, чтобы черточка была сверху или посередине? Дальше возможны варианты. Если по каким-то причинам автор вызывает отторжение и ненависть - заявить, что весь его текст это пустой и противоречивый набор высказываний, бессмысленная мишура, что он путается и сам не знает чего хочет. Либо, если автор нравится, наоборот, сказать, что это у него такая принципиальная, не тривиальная и глубокая позиция, что и не должно быть различия между черточкой сверху и черточкой снизу, а думать, что оно должно быть - это метафизический предрассудок, а тут различие, или диалектика, или смещающий и сдвигающий границы читательского “я” монтаж аффективных атракционов, призванный показать, что “то, что внизу - то и вверху” и ввергнуть нас в потоки становления и декодифицированного желания.

Именно таким образом устроено большинство существующих “прочтений” (ненавижу это слово, но они его заслуживают) Делеза. А, впрочем, и всякого другого философа. Однако в этом философия - “школа жизни”: поскольку в нашем отношении к реальности мы также имеем тенденцию вести себя именно как такого рода “прочитывающие”.

Конечно, надо добавить, что и в философии, и в жизни - в противоположность нашему примеру - алфавит никогда не известен заранее. Великие философы, также, как и реальность, пишут буквами, которых раньше не было - и которые обретают контуры именно в процессе написания (и это единственная стоящая причина для того, чтобы что-то вообще писать). Поэтому по настоящему важным вопросом является вопрос о том, могут ли существовать протоколы и принципы распознавания букв. Собственно, такое знание и есть единственно необходимое.

Жиль Делез как зеркало
(4 простых правила для чтения)

1. Для понимания делезовской философии прежде всего необходимо принимать в рассчет, что вся она представляет собой последовактельность высказываний "а и b", причем "а" и "b" указыавют на два разных языка. Делез - как животное, которое сначала говорит "мяу", а потом "гав", и так несколько раз подряд (три).

Уточнение:
- Делез говорит не на множестве языков - он говорит на двух. Он говорит о множестве разных вещей - но о всех этих вещах он говорит то на одном языке, то на другом.
- Описание всего этого в лингвистических терминах является некоторым компромисом: различие языков является следствием различия миров, то есть различия онто-экономических прицнипов. Однако, поскольку речь идет о текстах, такое описание приемлемо.
- Попытка формулировки грамматик этих языков (или онто-экономических принципов миров) предпринимается Делезом в "Представлении Захер-Мазоха". Здесь они описываются как языки перверсии: садизм и мазохизм (что, как мы увидим, является истиной философии Делеза, однако ложно по отношению к самим этим языкам). В качестве базисных структур миров, на которых основаны эти языки, выявляются трансгрессия и резонанс. Таким образом, можно сказать, что Делез говорит то по-садистски, то по-мазохистски, или располагается то в мире трансгрессии, то в мире резонанса.

2. Делез говорит "а и b" для того, чтобы сказать "и". Два мира нужны ему, для того, чтобы указать на возможность третьего - однако эта возможность для него осуществляется только в соединении мира-1 и мира-2. Это становится причиной того, что третий мир постоянно коллапсирует во второй (прежде всего просто потому, что для того, чтобы сказать "и", необходимо "b", но также и из-за того, что сутью второго мира, мира резонанса, является именно утверждение дизъюнктивного синтеза", "и", как основы реального). Этот коллапс является подлинным двигателем возобнволения выскаывазний "а и b": каждое следующее пытается удержать то, что было упущено прежним. Именно поэтому философия Делеза действительно является философией перверсии: как и перверсия, она основана на попытке оглянуться назад.

Дополнение:
- Это приводит к тому, что, несмотря на все стремление к унивокации, философия Делеза оказываеется фундаментально эквивокальной, или, как минимум, основанной на анологии: внутренний резонанс мира b зеркально отражается в мета-резонансе между мирами. Это - одно из основных внутренних противоречий делезовской мысли.
- Для того, чтобы сказать "и", "а" необходимо не в меньшей степени, чем "b". Книга Бадью о Делезе остается одной из важнейших именно потому, что она обращает внимание на эту простую истину. Мета-резонанс подменяется мета-траснгрессией. Проблема "коллапса третьего" от этого не исчезает - но делается куда более видимой.

3. Именно пункты 1 и 2 делают Делеза главным философом современности. Постоянные переходы от мира трансгерсии к миру резоаннса для того, чтобы в промежутке между ними появился третий - суть всего Нового Времени (а, так как новое время отменяет старое, ретроактивно подсоединяя его к себе - и всего времени вообще). Делезовская философия - единственная, обладающая достаточной мощностью для того, чтобы вобрать в себя не одну, другую или третью ступень этого мира третьего завета, но все их сразу. Эта мощность делает возможной артикуляцию "проблемы третьего" как задачи - а также подготавливает понимание того, что оно может быть удержано только как четвертое: то есть толкьо при условии формулировки автономных онто-экономических оснований и отдельного языка того мира, который в современности третьего завета может быть дан только как "и" - то есть только как всегда упускаемое. (В делезовской философии это понимание смутно пристутствует в виде вопроса о "третьей книге", а также в фигуре /безуспешно/ пытающегося противостоять миру перверсии "человека знака").

4. Краткий трактат о методе коинсидентальной философии.

Всякое избавление всегда осуществляется по библейской формуле «взять народ из народа». Собственно, именно в том, чтобы отделить «народ» от «народа» избавление и заключается: нечто представляется монолитным, но в нем есть внутренний непокой, то, что в этом монолитном «больше и сильнее», чем оно само - и с силой и величиной чего это «само» не справляется. «Не справляется» проявляется прежде всего в стремлении подавить (загрузить работой), заставить «строить города-склады». Однако подавление вызывает контр-подавление (египетские казни): монолитность начинает трясти, от этой тряски в ней появляются трещины. И, наконец, становится возможным «выход из теснин»: выявление причины тряски, сбрасывание змеиной кожи. Этим, впрочем, дело не заканчивается: сброшенное отказывается отсутступать и преследует - а освободившееся всегда освобождается в облаке пыли и праха, великого смешения, которое оседает лишь постепенно.

Замечательная формулировка у Галковского:

«Достоевский: романы – гениальны, статьи – талантливы, письма – посредственны. Исходя из писем (только) непонятна его высокая самооценка (а ругань на Тургенева вообще выглядит мелко и пошло). Но это ещё легкий случай. А если мои произведения – не центр моего «я», и я чувствую, что это не главное, что по ним нельзя судить обо мне? Если это проза Блока, музыка Грибоедова, письма Чайковского? Может быть, гениальна у меня сама моя жизнь, ритм жизни. Как же это со стороны почувствовать? Если только долго, годами, всматриваться в меня (и всматриваться благожелательно, любовно), знать мою жизнь, то иногда, может быть на какой-то пожелтевшей фотографии, случайно попавшейся на глаза, промелькнёт ускользающая тень этой гениальной гармонии. Промелькнёт трагическое величие моей жизни. Но как же это «доказать»? Как вообще чудовищна идея доказательства, оценки… красива и величественна моя неосуществлённая жизнь. То есть, собственно говоря, мой центр, суть моего «я» находится почти в ничто…

Юноша 17-летний – удивительно красивый. В этом центр его бытия. Вот другой юноша, некрасивый, но трогательно влюблённый и любящий. А вот третий – гениальный в своём желании любви, гениальный своим состоянием предлюбовного опьянения. Как это видно в последнем случае? Он может рисовать, писать стихи, петь. А если этих прорывов в реальность нет?! А он мучается, чувствует, что что-то тут не то, что он чем-то удивительно хорошим отличается от окружающих. А чем – и сам толком не знает. И начинает что-то бормотать. Ему говорят: «Каша это, которая сама себя хвалит. Где документы? Вы докажите…

Может ли такая жизнь проявиться, сбыться? Конечно. В любви. Любимый и любящий человек поймёт, угадает. Но для любви нужна актуализация. Можно продолжать любить вдруг потерявшего красоту. Но полюбить такого человека невозможно. Буквально «не за что». А любят всегда за что-то. Отсюда обречённость на одиночество. Ведь собственно моё «что-то» почти ничто…

А может быть как раз самые гениальные гении остаются незамеченными и навсегда непризнанными? А?»

Вот именно проблему такого «доказательства» и решает прежде всего коинсидентальная философия. Коинсидентальное общество - это общество, где именно «непроявляемое» делается проявленным и не принуждено больше существовать как «ничто», как болезненно-ускользающее и обреченное, а может быть исчислено и доказано.

Главный «тупик» у Галковского - именно в отказе от доказательства. Есть еще интересный момент попытки отсылки к абсолютному взгляду: «Зачем же мне еще доказывать? Бог знает обо мне, видит» - которая через сотню страниц натыкается на лаконичное: «В том-то и дело, что не видит и не знает». Ни любовь, ни божественное знание, ни жизнь не спасают. Освобождения надо добиваться своею собственной рукой.

Собственно, сам отказ от «доказательства» уже предполагает, что мы согласны с противостоящим нам «обществом производительности» в самом главном: в том, что лишь «продукт» может быть проявленным и исчисляемым. Подрыв гегемонии Имманентного Невозмозможного - это прежде всего размыкание отождествления «произведения» и «прорыва в реальность». Однако для этого необходимо изменить базисное понимание того, что означает «быть реальным».

На самом деле еще о заводном апельсине думаю ну и карнапе заодно тоже

Еду в Сапсане. Думаю о том, что фраза "контент может содержать" по английски звучала бы как "soderjanie may content". Далее думаю о том, что и содержание, и контент - это по сути со-держание. Удерживание вместе разделенного может удерживать вместе разделенное. Далее уже не думаю.

Благодаря информационному шуму вокруг "сигма-боя" ознакомился с творчеством Betsy и открыл для себя много нового. Вот, например, "Я не пон" идеально иллюстрирует тот момент, который меня всегда зачаровывал больше всего в теориях Поршнева. Человек разумный возникает именно благодаря непонимания (контр-суггестии): конкретно в тот момент, когда неанедратлец говорит тебе "Ну ка давай сюда своего ребенка, я его съем" - и ты вообще-то устроен так, что не можешь ослушаться приказа, ты на него реагируешь своего рода нервным тиком "взять ребенка и понести", и вот ты уже почти взял его и понес, и вдруг открываешь в себе эту сверх способность остановиться и отвеить: "Чо? Что-то я не понял. Что точно ты сказал?"

Этот момент начала человеческой истории тут замечательно зафиксирован. Но помимо этого, думаю, вообще важна очевидная притягательность в нынешней ситуации связанного с этим "я не пон" "минимально семантического", на котором, кстати, и остановился спекулятивный поворот. Мейассу дошел до знака лишенного смысла и молчит уже десять лет - потому что не может сказать ничего о тайне "Мегафон, телефон, Жанлуиджи Буфон": а между тем эта тайна оказывается сверх-востребована массами.