до официальных комментариев, я не знаю что сейчас происходит с Шанинкой. но не могу не думать об этом.
чтобы не метать пустых слов, расскажу анекдот.

———
в середине апреля была самая интересная из крупных конференций этого года. это шанинские Векторы.
Векторы проходят десятилетиями, и иногда эта конференция бывает менее
мощной, а иногда (как в этом году) — то самое место, где происходит наука.

так вот, анекдот.
вышли мы с коллегами из этого места происхождения науки, голодные. вокруг Москва, и заведения либо переполненные, либо дорогущие. мы нашли непримечательный бар, там было неплохо. но меня угораздило заказать блюдо под названием «индийская лепёшка с креветкой», надеясь на что-то вроде пиццы на всю компанию. готовили его минут сорок.
благодаря открытой кухне, я увидела, что лепёшку достали из заготовок Яндекс.лавки (225 рублей/упаковка, итого лепёшка стоит 45 рублей). креветки — примерно оттуда же. креветки — вещь дорогая. стоили они, думаю, рублей 90. ну и соус, зелень (допустим, руккола). итого, стоимость продуктов по расценкам Лавки — около 150 рублей. себестоимость, понятное дело, куда меньше.
блюдо стоило около тысячи рублей. повторю, что заказывая его, я предполагала нечто совсем другое. но мне принесли простейший фастфуд, который я люблю и уважаю, но могу приготовить за десять минут на собственной кухне за двести рублей.
но зачем я рассказываю вам эту историю из жизни буржуазного потребления?

подождите ещё немного.
сейчас объясню, откуда я знаю цены на продукты. вообще, я люблю готовить. я умею готовить разную еду. двадцать блюд из картошки. что-то эдакое с индийской лепёшкой.
когда я ем что-то, то почти всегда понимаю, из чего оно сделано (химически и политэкономически). это понимание не снижает моего удовольствия от еды.
но конечно, не все люди так делают.

——

результат хорошего гуманитарного/социологического образования — способность понимать, из чего сделаны вещи в социальном мире, и какова их ценность. этому учит нас Макс Вебер и Поль Рикёр, Жильбер Симондон, Александр Чаянов и Донна Харауэй, и так далее. этому учили меня в Шанинке. встречаться с классиками помогают те, кто уже освоился в мире, осмысленном прежними поколениями. осмысление там не закончилось, оно всё ещё требуюет ярых усилий.

усилия нужны сегодня тем более, что множество людей вокруг утверждают, будто технологии или там политические реалии — н о в ы е. будто бы нужно раззнать всё, что было и погрузиться в пайплайны изобретения и решения задач, как в школе.

когда образованный человек подходит к тому, из чего состоит большинство «мягких навыков» или «курсов по критическому мышению», он испытывает то же, что и я в случае с лепёшкой.
конечно, бывает великолепный фастфуд. я очень люблю дорожную еду. вопрос лишь в том, где мы ожидаем её встретить. и не заменяет ли лепёшка — пирог на компанию или комплексный обед.

ещё свойство хорошего образования — помнить, кто и чему научил тебя, участвовать в передаче знания. преподавать для нас — так же естественно, как дышать и говорить. в мире, где это не является нормой, люди быстро забывают, из чего сделан шкаф, лепёшка, мост и промпт, а также вещи, жена и страх чего угодно.

——

пожалуй, этот пост и анекдот я рассказываю для того, чтобы напомнить: можно выйти с конференции Векторы, но раззнать то образование, которое получено в Шанинке — решительно невозможно. как невозможно и перестать его передавать и транслировать. это необходимость, сравнимая с тем, чтобы есть хлеб.

«Как минимум для людей своего круга Зомбарт считает чем-то само собой разумеющимся задавать вопросы о ценности технических достижений, а не относиться к каждому новшеству с энтузиазмом современных инженеров».

полезная статья Александра Михайловского про Вернера Зомбарта как критика техники.
спойлер: критика — это не только брюзжание насчёт того, что не годится жить с ежедневным потоком технических изобретений.
критика — это и предложение новых, альтернативных способов устраивать жизнь.


от себя замечу, что новизна — это новый способ жить, а не очередной драндулет.
также замечу, что ценность высшего образования как раз в том, чтобы собирать и образовывать людей, которые считают само собой разумеющимя задавать вопросы о ценности технических достижений. даже если они инженеры.

#rawreading
Михайловский, А. (2024). Вернер Зомбарт как критик техники. Социологическое обозрение, 23(2), 260-282.

не успела я выдохнуть после нашей конференции-загляденья про актуальные ошибки гуманитарных наук — и уже едем на Векторы.

на векторах — огромная программа, 35 событий в разных точках Москвы и интернета. конечно, там можно провести жизнь все четыре дня, но я расскажу про мероприятия, где буду сама и по близким темам:

10 апреля — с 14 и до вечера — говорим про инфраструктуры.
на самом деле там ещё два прекрасных дня на ту же тему и доклад Лёни Юлдашева про ур-инфраструктуры. и ещё Дарья Радченко, и ещё много интересных исследовательниц и исследователей, и докладов, и инфраструктур.
мы с Кариной Никифоровой расскажем о том, что интерфейс цифрового проекта — скрывает инфраструктуру, инструмент и институцию (ещё там могло быть слово «инструкция», но слишком много И).

потому что

13 апреля — с 11 до 13 — будем говорить про сентиментализм платформ и (инфра)структуры чувств. секцию организует брошенка стадиз.
когда-то я оказалась скована ленью (обратная сторона любви к труду) и не подала заявку в их зин, а они сделали вебзин мечты. я залипала в нём часа два и поняла, что юзер — не абьюзер. теперь хочу написать об этом книжку, но для начала — поговорим.

13 апреля — с 14 до 16 — развиваем и продолжаем тему ошибок, на этот раз в образовании и с ИИ. мой доклад будет про то, как поставить/решить задачу, где ИИ не может обнаружить ошибку, и кто может узнать об ошибках с помощью ИИ (на самом деле не все).

а в пятницу, 11 апреля, если успею, попробую послушать секцию с соорганизаторами из SAS и докладами и дискуссиями, превосходящими технические пределы, короче, про философию техники.

короче, векторы — это хронотоп, в котором нужен хроноворот, то есть времяворот как у Гермионы. видимо, так сказывается девиз конференции «Иное всегда дано».

пишу о позоре!

вот у нас завтра предзащиты в магистратуре. одна из студенток сказала об этом процессе: «я могу опозориться». я не сразу нашла, что ответить.

я несколько раз слышала слово «позор» в контексте академической жизни. всякий раз оно удивляло меня. ведь это слово имеет ярко выраженную моральную оценку.
стать источником позора — значит нанести урон чести.
на первый взгляд, это не может иметь отношения к академическим и образовательным практикам. как возможен «позор» на предзащите?
позор существует в культурах чести, а не достоинства. то есть там, где «если надо объяснять, то не надо объяснять», где понятие общей нормы — сакрализовано и не подлежит деконструкции.

а в академии, вроде бы, не так. конечно, у нас могут быть:
- ошибки в исследованиях
- неправильно подобранные теории
- неучтённые интеллектуальные традиции
- неряшливые, невычитанные тексты
- неудачные презентации
- сырые неосмысленные выводы
и так далее.
это всё может показать, что работа сделана без усердия и внимания, впопыхах, автор не понимает, зачем он её делал. публика (комиссия на предзащите, например) может быть возмущена, восхищена, озадачена. она даже может быть обижена. ведь слышать неряшливые, невнимательно составленные слова о важных тебе авторах и темах — неприятно и обидно.
это всё может произойти.
но нет никакого «позора».
за досадой и агрессией со стороны академического сообщества — всегда есть рациональные объяснения: человек может их понять и измениться. так устроено образование.

но с другой стороны, образовательные практики размечают своих и чужих. и развивают ксенофобию.
ксенофобия — слово с отрицательным значением. но доля ксенофобии позволяет отличать чёрное от белого. без различения «свой/чужой» мы можем говорить «да-да, все люди разные, например, некоторые считают нормой женское обрезание и френологию во славу прогресса, но ведь мы не ксенофобы».
в общем, ксенофобия отвечает за то же чувство, что и моральный компас. а мы не можем вырезать у себя ксенофобию и оставить способность ориентироваться в мире, где есть добро и зло.

но мой вопрос — в нормах академического мира.
там (вроде бы) вопрос не в добре и зле, а в учёте и изучении смысла и последствий получаемого знания и того, что создаётся на его основе. для этого работают социальные и гуманитарные науки.
академический мир принадлежит «культуре достоинства». в ней у каждого человека могут быть свои представления о должном, но ради общего блага он принимает общие правила игры. это нормальное европейское лицемерие. хрупкое, ценное, рациональное.

короче, я думаю, что на академическом мероприятии не может быть «позора».
но моя точка зрения исключает из академического сообщества тех, для кого позор — важная часть интеллектуальной жизни. она превращает разговор об этике — в разговор о критике или политике.
такой подход порой непонятен, и вызывает у людей недоумение.
ещё он предполагает, что некоторые темы в академической аудитории можно рассматривать только с мета-позиции. как возможно в таком случае активистское знание? как возможны, в конце концов, сами основания для различия: интеллектуального/политического/этического?
это вопросы, с которыми мы, как университетское сообщество, живём многие столетия. и конечно, тяжело. иногда не справляемся. совершаем ошибки. действуем неряшливо. вызываем друг у друга обиду, раздражение и новые области исследований. не позор.

мы все живём в экспериментальной культуре, но не всегда это понимаем.
прекрасный текст Тимо Керляйн (Timo Kaerlein) объясняет: для того, чтобы делать новые интерфейсы и фичи, разработчики постоянно проводят эксперименты: большие и малые. особенно это любит гугл.

как пользователи, нажимая на кнопки, мы оказываемся участниками и участницами экспериментов. но не всегда это распознаём, ведь нам представляется, что мы «просто» пользуемся какими-то сервисами. а они, гляди-ка, под воздействием наших нажатий — меняются.

ответственность за результаты размыта. а точная задача — часто непонятна. экспериментаторы ищут «инсайтов» или ещё каких-то не обозначенных на входе результатов.
всё это интеллектуально сомнтельно. но «работает», ведь сервисы «улучшаются», хотя о цели и смысле этих улучшений никто с подопытными пользователями не говорит.

текст не только критический. он позволяет увидеть эту экспериментальную культуру как данность наших дней: мы, пользователи — постоянные объекты экспериментов. но ещё и субъекты. можем подумать об этой своей любопытной особенности.

Timo Kaerlein, Cultures of Experimentation: Testing Infrastructures in the Web and Beyond. Interface Critique 4 (2022): 149–158.

#rawreading

посмотрела популярный сериал «Разделение» (Severance).

почитала рецензии и фанатские теории, удивляюсь, что они не касаются четырёх сюжетов, которые меня заинтересовали как социотехническую исследовательницу и человека. опишу их.
текст почти не содержит спойлеров, но интереснее всего будет тем, кто посмотрел оба сезона.

контекст: «Разделение» — сериал, в котором корпорация Lumon предлагает своим сотрудникам разделять свою рабочую и обычную личности, вживляя чип в голову.
люди трудятся, но рабочая идентичность — тоже человек. у «innies» (интро) возникают отношения друг с другом, а также намерение разобраться в том, что за дело у них на работе (отделы трудятся поодиночке, не понимая, чем заняты в соседнем офисе). интрига закручена, сезоны можно посмотреть на одном дыхании, ещё сериал красив, как и другие продукты корпорации Apple.

уже написали про сериал в контексте художественной культуры и критики корпоративных отношений, культа труда, а также научно-фантастических произведений (что вызывает у меня сомнения: ведь техническая оснастка лора не предполагает радикальных изменений, кроме самих разделяющих сознание чипов (которые можно заменить химическими веществами и NDA)).

на мой взгляд, второй сезон сериала недооценён. он выглядит хаотичней первого, но в нём проявляются интересные свойства сериала, отличающие его от потакания общественным прихотям и страхам (типа «Чёрного зеркала» и «Мира дикого запада»)

итак, сюжеты по версии пк:

жизнь — сложнее работы
люди в сериале сбегают в мир труда, потому что он чёткий, понятный, задачи не нужно осмыслять. корпорация Lumon выглядит злобным, но в чём-то более понятным левиафанчиком по сравнению с тем, чему нужно соответствовать в отношениях с семьёй, друзьями, а также коллегами в компаниях, где баланс работы и жизни не определяется сверху.
спойлер: финал второго сезона — это выбор своего рода «свободы» вопреки рабству произвола и ужасу ответственности за влачение социально-личных лямок.

удерживать целостность личности — тоже труд
«техники себя» в терминах Мишеля Фуко — это способы удерживать целостность личности среди разрозненных контекстов её проявления. дневники, общение с друзьями, личные блоги: всё это позволяет человеку оставаться самим собой.
эта целостность — своего рода фетиш в наши дни. но те же технологии, которые её подрывают (, например) — пытаются её же воссоздавать. думаю, скоро за эту работу будут платить.

индустриальный мир — разрушает сам себя
моя любимая линия в сериале — это история самой корпорации Lumon, классической компании из индустриального мира. она адаптируется к ситуации индивидуализированного общества, где it is “dust” in the middle of the industry.
ключевой объект критики — отчуждение. мол, «утомлённые гиганты из плоти и стали» должны сходят с арены, ибо сотрудники их не ведают что творят. правда — не ведают, но вот перекроит ли это обстоятельство разделение труда? ой ли.

мыло — неспроста
сериалы называли «мыльными операми», потому что они прерывались рекламой мыла. сейчас сериалы делаются корпорациями. является ли это чем-то новым для мира кино — вопрос к киноведам.
но размазанный по сериям опыт просмотра сериала позволяет хотя бы спросить себя о том, как изменилась industry, позволяющая миллионам людей в мире поддерживать семейные отношения и пресловутый work-life balance, обеспечивая нас досугом и любопытными темами для обсуждения.
а профессиональный интерес главного героя к химическим разработкам в эпоху Первой мировой — делает этот вопрос чуть более исторически любопытным.


на картинке — моя любимая сцена, где сотруднику поставили в укор то, что он говорит слишком сложными словами. его беседа с начальством, на мой взгляд, полезна для всех, кто изучает английский язык современные управленческие практики.