Воспоминания музыканта и радиоведущего Игоря Филипченко из проекта "Был такой город" 1980-90-гг.
Дед мой Василий Филипченко – из терских казаков, родом из поселка Нижнее Лебяжье. Каким образом он попал в Махачкалу – сейчас уже точно и не узнать, но прожил он тут большую часть своей жизни. Был моряком, капитаном, но в образ сурового морского волка, который курит трубку, чертыхается и пьет ром – совершенно не вписывался. Соседи по улице Пушкина вспоминали о нем, как о мягком, добром человеке. Может, я путаю что-то, я был маленький, когда его не стало, кажется, хоронили его с воинскими почестями, прямо как в фильмах. Моряки, залп в воздух у могилы.
Так что я коренной махачкалинец и город свой знаю наизусть. Но только вспомнить мне хотелось бы не об улицах-домах-площадях, а совсем о другом.
Настоящих «хипповых флэтов» в Махачкале никогда не было, как не было и настоящих хиппи, но время от времени народ начинал где-нибудь активно тусовать. Это были дома, куда можно было заявиться хоть среди ночи, если вдруг одолела тоска. Мобильников еще не было и шли без созвонов, зная, что наверняка там уже сидит компания, что впустят, покормят, нальют, если нужно и поговорят, конечно.
Например, можно было пойти к художнику Жене Голику. Жил он на маленькой улице между Гагарина и Калинина на втором этаже двухэтажного дома. Туда желательно было идти с какими-то продуктами, у Женьки была семья. Хотя он выкручивался, выходил на балкон и стрелял голубей из самодельного арбалета. Голуби ощипывались, запекались в духовке и называлось это блюдо «голубцы». Очень хорошо шли под спирт, разбавленный фантой, а спирт у Жени был всегда. На стенах висели Женины работы, какие-то «мистические сортиры», как он их называл, а в его малюсенькой комнате была огромная фонотека и бас-гитара с комбиком. Я как-то забрел туда в три ночи. Приложил сначала ухо к двери, слышу – разговаривают двое, причем, разговор интересный, «про баб». Постучал, Женька впустил. А там пир горой! Посреди большой комнаты ковер, на нем клеенка, на клеенке огромная сковородка с жареной картошкой, пластиковая полуторалитровка со спиртом, слегка подкрашенным фантой, и кардиолог Саша Скороваров полулежит, опираясь локтем на подушки. Как падишах! Жаль, что разговор «про баб» тут же прекратился, и эти двое заговорили сначала о политике, а после о философии, о Витгинштейне и Дерриде.
А вот на Горького, у Мадинки Хуршиловой о политике и философии не говорили. Там все болели поэзией, магией и оккультизмом. Практически каждый из этой компании мог рассказать о своем предыдущем воплощении и предъявить хотя бы одно четверостишие собственного сочинения. Там гадали на картах Таро, охотно трактовали сны и любили черные свечи, мистику и Николая Гумилева. Сама Мадина писала стихи, очень неплохую прозу в жанре фэнтези и выглядела вполне инфернально. Высокая, тонкая, с копной черных волос, с яркими глазами на бледном лице, она еще и одевалась преимущественно в черное и красное. Ну и как завершающий штрих – черный кот, для которого специально закупались и варились куриные шеи. Правда, шеи эти иногда сжирали голодные гости. Жила Мадина на первом этаже, и если кто шел к ней – обычно еще с улицы стучал в окно, мол, вот он я, открывай, а потом уже топал к подъезду. Ну, а в летние вечера собирались во дворе у Пепелаца. Так окрестили закуток между их, хуршиловским гаражом, забором и каким-то сарайчиком. На самодельном мангале жарили шашлыки, пели под гитару Новеллу Матвееву и рок-баллады. Местная шпана интересовалась, заглядывала во двор через ворота, но наезжать не рисковала.
Были еще Сундуки. Эта тусовка обреталась на Калинина, в доме напротив 9-го магазина. Там жил мой друг Артур Будаев, некоторое время он был басистом моей группы, и его братва собиралась на пятом этаже в его подъезде. Там, кстати, и стоял сундук, в честь которого эту компанию и назвали. Слушали пацаны преимущественно русский рок, «Зоопарк», «Крематорий».