Александр Зорин:
Весной я все же решил еще раз попытать счастья. Поехать в Новгород, к самому высокому начальству — первому секретарю обкома. Тем более что в обкоме главным снабженцем работал брат жены моего друга.
Ров под стенами Новгородского кремля зарос бузиной — высокими ветвистыми деревьями. В печальном Волхове отражается хмурое небо. Вдали, за серым заводом, в серой дымке — Юрьев монастырь.
К 1-му секретарю я не был допущен, не сподобился видеть его венценосного лика. Меня принял его сатрап — секретарь по идеологическому сектору, — принял после тщательной проверочной процедуры. Занималась ею секретарша, грудастая румяная барышня. Прочитав мое письмо, содержащее просьбу, она спросила мой адрес, закрыла плотно за собой дверь и долго вела переговоры… с кем? С местной гебухой, что ли, подтвердившей мою личность? Наконец вышла и попросила подождать до 11 часов, для чего отвела в соседнюю комнату, предназначенную для ожиданий. Я переодел брюки, побрился и открыл Священное писание: где, как не здесь, его и читать! https://ahilla.ru/dar-valdaya-chast-8/

Александр Зорин:
«Слава Богу за все», — часто повторяет она, за что Е.М. на нее нападает: «Чего ты Бога благодаришь, ты советскую власть благодари, она тебя от смерти спасла и сыновей помогла вырастить». «Так сыновья мои болеют и худо живут, потому как неверующие». И рассказала случай, который произошел у них в деревне. Хорошая иллюстрация к тому, каких сыновей помогает вырастить советская власть.
Семиклассник стал плохо учиться. Вызвали в школу родителей: не хочет срезать волосы, отрастил до плеч, грубит, нахватал двоек. Отец — к сыну: с увещеванием, с укором, покричал, а тот — ни в какую. «Не буду стричься!» Тогда отец ночью ножницами порезал ему волосы в нескольких местах. Утром парень подошел к зеркалу причесаться и обмер: «Ну, отец, я тебе сделаю». Прошел месяц. Отец вернулся из санатория. Выпили с матерью со встречи. Сын пришел из школы.
«Ну, какие успехи, сынок? Что сегодня получил?» Прилег на диван, соснуть с дороги, сморенный рюмочкой и домашним теплом. Мать куда-то вышла. Храня месяц затаенную обиду, сын отомстил: всадил спящему отцу в спину нож, да не один раз, а дважды. https://ahilla.ru/dar-valdaya-chast-7/

Александр Зорин: О. Арсений сегодня крестил 19 детишек. Неужели и правда Россия крестится… Одна девочка кричала, билась, заходилась в истерике, колошматила всех, кто к ней подступался, начиная с батюшки. Досталось и мне, влепила по носу. Отец в растерянности, мать в слезах. Приехали из далекой деревни, на машине. Когда еще удастся? Отца отправляют на целину. А без отца, то есть без одного из родителей, крестить не разрешается: запрещено законом.

Хоровод из детей улюлюкает, колышется, воркует. Миропомазание, молитва, елеосвящение… И только одна не дается, дьявол, что ли, в нее вцепился. И правда, чего она боится?.. Уколов. Ей три годика, из больниц почти не выходит. Перенесла не одну операцию в паху, на ногах… Делали по тридцать уколов в день. Крещение она воспринимает, как очередную операцию, как втык беспощадного шприца. Первый нервный срыв у нее случился в результате испуга. Напугала какая-то телевизионная передача. https://ahilla.ru/dar-valdaya-chast-6/

Евфросиния Керсновская:
Вот когда я поняла, что рассказ о том, как здесь, в этом самом лагпункте, вымерли все до последнего человека те две тысячи китайцев, перешедшие границу в поисках спасения во время заварухи на Китайско-восточной железной дороге — это не плод больной фантазии и не горячечный бред. Тут же умерли испанцы, спасавшиеся от Франко. Одного я еще застала — звали его Сергей, настоящего имени не знаю, и родом он был из Барселоны. Те, что умирали теперь, были главным образом из улова 1937 года, но было немало и «молодежи» — из Крыма, с Украины, а в конце мая стали поступать новые кадры — из Ленинграда.
Но на этот раз наш час еще не пробил — стрелку роковых часов остановила мужественная женщина, принадлежавшая к отнюдь не геройскому племени колена Израилева, — врач Сарра Абрамовна Гордон, недавно назначенная начальником медсанчасти. Не подчиняясь начальнику лагпункта Лопатину, она — в самое бездорожье — отправилась верхом в Томск на лагерном коне-доходяге, который обычно возил только покойников на наше кладбище, вернее — на наш лагерный «скотомогильник» https://ahilla.ru/dva-tri-dnya-bez-pishhi-i-fitil-umiraet/

Александр Зорин:
На Воздвиженье, в мой день рожденья, поехал в город — исповедаться и причаститься. После службы отец Арсений пригласил в гости. Каково ему, молодому, пышущему здоровьем монаху… От излишних соблазнов он освобождается голоданием — сорокадневным постом, который держит в свой отпуск. Уезжает подальше, чтоб никто не видел, в глушь, к знакомой старушке и кроме воды ничего не потребляет. Чистится, конечно, и не только молитвой. Бескорыстный, по-детски простодушный, разговорчивый. Кроме служения Богу и людям, нет у него никакой цели. Характер крепкий, но резкий. Юдофобия с него сошла — исчезла, как детская болезнь.
Его просветила книга Нормана Кона «Warrant for genocide». «Вы читаете по-английски?» — спросил он меня. Поляки прислали. Кон давно, еще в 1924 году, разоблачил «Протоколы сионских мудрецов», доказал, что это фальшивка, сфабрикованная по заказу Рачинского, начальника Царской охранки. И, наверное, не без ведома Николая Александровича. Я хочу перевести ее, образумить наших «ихтиозавров». https://ahilla.ru/dar-valdaya-chast-5/

Анатолий Кузнецов:
А для тех стреляных и перестрелянных, на кого может не подействовать подстраховка второго этажа, создается иногда третий этаж подстраховки, сквозь которую уже проходят, не клюнув, только единицы.
Создается третья версия той же самой неправды, но отличная в корне и от первой, официально газетной, и от второй, полуофициальной. Совершенно сознательно и планомерно утвержденная теми же идеологическими инстанциями, она пускается в качестве слухов «из первых рук». А называя совсем точно вещи своими именами, используется канал сплетни. Это, кстати, мощный канал. https://ahilla.ru/dezinformatsiya-po-sekretu/

Анатолий Марченко:
Прибежала мать:
— Коля, Коля, что ж ты наделал?! — Только тут он понял, что убил бригадира.
Он сидел дома и ждал, когда его заберут. Пришли, взяли, посадили в машину, повезли в райцентр, а оттуда в Тверь, в тюрьму. Судили Николая закрытым судом; в зале не было ни души; не вызывали ни одного свидетеля. Убийство колхозного бригадира было расценено как террористический акт. Итак, террор, политическое преступление; приговор — двадцать пять лет. Николаю тогда только-только исполнилось восемнадцать. https://ahilla.ru/ubijstvo-kolhoznogo-brigadira-bylo-rastseneno-kak-terroristicheskij-akt/

Александр Зорин:
Что же, так и остаться нам без березового сока?.. Попытаю счастья еще раз. Нашел в лесу два деревца. «Березушки, красавицы, дайте Настеньке своего соку, чтобы она росла такой же чистой и спокойной, как вы». И они поделились своим богатством, хотя и не так щедро, потому что весенний паводок сошел, потому что всему свое время.
Вчера я остановил военную машину и пожаловался лейтенанту, нехорошо, мол: солдаты ваши мародерствуют. А не исключено, что именно он и сидел в кабине. Вечером ведро стояло на месте. Не доходя до березы несколько шагов, я учуял грубый запах бензина, который исходил от ведра… Не ошибся я в своих догадках.
Слышно, как шумит вода на плотине. Словно где-то далеко идет и идет бесконечный товарный состав. Тоскливо кричат чибисы. Прокрякала потревоженная утка. Раздалось еще несколько птичьих голосов, которых я не умею определить. И за всем этим разноголосьем, вбирая его в себя, как в сферу, не смолкает плотный и широченный рокот лягушек. Так рокочет стадион или приложенная к уху океанская раковина. https://ahilla.ru/dar-valdaya-chast-4/

Эдуард Кузнецов:
Я считаю советскую власть законной наследницей этих двух по-разному идеальных русских правителей. Осознав себя евреем, не ощущая в себе ни склонности к властвованию, ни любви к безропотному подчинению, ни питая надежд на радикальную демократизацию исконно репрессивного режима в обозримом будущем, считая себя ответственным — пусть и косвенно — в качестве гражданина этой страны за все мерзости, ею совершаемые, я решил покинуть пределы СССР. Бороться с советской властью я считаю не столько делом невозможным, сколько ненужным, т. к. она вполне отвечает сердечным вожделениям значительной — но, увы, не лучшей — части населения. https://ahilla.ru/ya-rassmatrivayu-sushhestvuyushhij-v-strane-rezhim-kak-raznovidnost-tiranicheskoj-svetskoj-religii-bozhestvom-kotoroj-yavlyaetsya-gosudarstvo/

К столетию Эрнста Неизвестного повторяем материал Ксении Волянской:
Неизвестному дали мастерскую при Художественном фонде, комнату в помещении фонда, где он и жил. Началась работа уже над так называемой рабочей моделью, которая продолжалась два месяца – без всякой оплаты и предоплаты. Эрнсту Иосифовичу помогали скульпторы – Анатолий Гробов и Аркадий Грошев, работу которых Неизвестный тоже оплачивал из своего кармана. В интервью американской журналистке Белле Езерской Неизвестный говорил: «Знаете, у кого-то наверху хорошее чувство юмора – монумент жертвам сталинизма сделал скульптор Неизвестный и его помощники Гробов и Грошев».
Времена были нищие, глину и гипс знаменитый скульптор тоже закупал сам. https://ahilla.ru/imitatsiya-pamyati-ili-vozvrashhenie-sovesti/

Тамара Петкевич:
А метрах в ста от нас, среди копошащейся рабочей массы, кружком сидели преспокойно игравшие в карты уголовники.
Играли они не только на деньги. Ставили и на человека. Проигравший должен был к концу рабочего дня прирезать того, кого проиграл. В жертву «втихаря» всаживали нож и тут же закидывали труп землей. Полагаться на заступничество охраны не приходилось. Конвой и уголовники между собой ладили. Рассказывали: чтобы «рассчитаться» затем количеством людей, конвоир откапывал зарезанного, стрелял в него и сдавал как убитого «при попытке к бегству».
Каждый, кто рыл здесь землю, понимал: в любую из секунд жуткой лотереей он может быть превращен в смертника. Стиснутому страхом сознанию ничего не оставалось делать, как обходиться ухарством: а-а, жизнь — так жизнь, смерть — так кончина. https://ahilla.ru/ya-byla-raspyata-sobstvennym-bessiliem-i-lagernoj-neumolimostyu/

Александр Зорин:
Маша Белонина рассказывает:
— Вчера картошку убирали, смеху было. Мои мужики-то передрались. Весь день друг друга гвоздили. Потом Васька уж свалился. А мой к нему подходит, каменюгу взял: хошь, грит, убью! Стукает его по голове, как по бочке, аж гудит. Убил бы, грит, да сидеть за тебя неохота. Потом сгреб его да в лужу. Васька из лужи вылетел. А он его опять туда, да под кряж поволок. Ну, кино, весь день… Со смеху помрешь!
Та же дачница не выдержала:
— Вот люди! Что же здесь смешного, убивают друг друга… Шестьдесят лет советской власти!
Тут уж я улыбнулся. За советскую власть ей стыдно. https://ahilla.ru/dar-valdaya-chast-3/

Викентий Вересаев:
Мы уж привыкли, — теперь все ругали друг друга. Кавалерия ругала пехоту и артиллерию, пехота — кавалерию и артиллерию и т. д. Солдаты ругали офицеров и генералов, офицеры — генералов и солдат, генералы — офицеров и солдат.
Об окончании войны уральцы не хотели и слышать.
— Как войну кончать! Никогда еще этого с Россией не было. Стыдно домой ворочаться, бабы засмеют, не будут слушаться. https://ahilla.ru/kak-vojnu-konchat-nikogda-eshhe-etogo-s-rossiej-ne-bylo/

Андрей Амальрик:
Наконец, мое поведение было вызовом советским «либералам» — то есть тем, кого властям надо было подхлестывать, в то время как «консерваторов» придерживать, чтоб упряжка шла ровно. Еще более, чем западные журналисты и советологи, они считали советскую систему построенной на страхе, и появление тех, кто словно бы этим страхом пренебрегал, казалось им личным оскорблением: как «они» смеют делать то, что «мы» боимся! Какой-то молодой человек — не к их кругу принадлежащий и никем сходящим в гроб не благословленный — написал ни более ни менее, как «Просуществует ли СССР до 1984 года?» — это было вызовом не только режиму, но и всем, кто примирился с мыслью, что режим будет существовать вечно. Единственное объяснение: агент КГБ!
Постепенно самым решающим доводом становилось: он до сих пор не арестован! https://ahilla.ru/podozrenie-v-osvedomitelstve-i-provokatsii-eto-rzhavchina-razedayushhaya-sovetskoe-obshhestvo/