С тех пор, как детству стали уделять много внимания (а произошло это совсем недавно, в XIX веке), к проектированию игровых пространств подключилось множество архитекторов, дизайнеров и художников. Но самое крутое, что в этом все чаще напрямую участвуют дети. Так работают, например, в KENGURU.PRO — российской компании, которая недавно создала детский канатный комплекс LIANA. Это не просто оборудование для активных детских игр, а архитектурный элемент, который органично вписывается в современное городское окружение.

Чтобы создать LIANA, разработчики пригласили в офис детей разных возрастов, дали им макет комплекса и предложили придумать, как бы они хотели играть: какие канаты соединить, где сделать сетку, а где — маятник. Так появилось пространство, в котором не только безопасно, но и интересно — в отличие от классических детских комплексов с горками и домиками, LIANA не диктует игровой сценарий. В представлении ребенка сегодня это могут быть джунгли, завтра — волшебный корабль, послезавтра — что-то еще.

В свою очередь, взрослые не воспринимают это место как типичную детскую площадку. LIANA притягивает не только детей — она вызывает желание двигаться, пробовать, исследовать и у взрослых. При этом визуально конструкция воспринимается как современный урбанистический объект, который органично вписывается в городской пейзаж.

Остается позавидовать детям и почитать о LIANA и других объектах (в том числе для взрослых) на сайте и в телеграме KENGURU.PRO.

Это партнерский материал

К игровым площадкам часто относятся по остаточному принципу, и очень зря. Авторы книги «Playgrounding. The playground as a symbolic form of society and design culture» пишут, что наряду со зданиями детских садов, школ и лагерей, площадки служат символической моделью взрослой среды и учат ребенка строить отношения с собой, миром и обществом. Дети «несколько часов проводят в самоуправляемой коммуне, уже не под таким пристальным вниманием взрослых и достаточно далеко, чтобы иметь возможность участвовать в первых уроках социализации».

По такому случаю не могу не показать здешние интерьеры 1968-70 годов — это сканы из книги, которую выпустили вскоре после завершения строительства. Забавно, что при всей авангардности интерьеров живопись на стенах строго реалистическая, абстракцию допустили только в мозаиках. Ретроградность в мелочах отличает послевоенную среду в СССР от других стран

Осторожно радуюсь вместе с Айратом, Ксюшей и всеми причастными: «книжку» СЭВ, возможно (!), все-таки сохранят, избавив город от очередного уродования модернизма. Пока об этом пишут источники РБК в правительстве Москвы. Нужно дождаться официальных подтверждений от мэрии — не спугнуть бы.

Щемящий сайт-специфик* «If We Lived Here» («Если бы мы жили здесь»), в основе которого личная история американской художницы Паулы Ребсом. Много лет назад из-за суровой зимы ее родители покинули ферму в Северной Дакоте и сдали дом паре, которая держала его в таком беспорядке, что люди уже не могли там жить. Тогда в нем поселились деревенские ласточки, кролики, еноты и мыши — и в детстве Паула несколько раз приходила туда, чтобы увидеть новые норы и гнезда. Затем пол возле входной двери обвалился, перекрыв доступ внутрь. В 2009 году родители Паулы сожгли дом из-за проблем со страховкой. Все, что осталось от усадьбы — два небольших элеватора.

В декабре 2010 года художница построила на том же месте копию дома, ориентируясь на последнюю фотографию до поджога. Эта конструкция похожа на рекламный щит — «призрачное напоминание о том, что было, чего больше нет и чего, возможно, никогда не будет». К изнанке прибиты 20 скворечников, из которых складываются слова: «Если бы мы жили здесь, я бы уже был(а) дома».

*произведение искусства, тесно связанное с местом; иногда оно буквально вырастает из пространства.

После поста об интерьерах в Домах мастеров Баухауза — еще немного о том, как привнести яркий цвет без ощущения искусственности. В канале «Та самая дверь» (его ведет команда фабрики Sofia) наткнулась на текст об окраске шпона, увлекательный и смешной (на удивление, для такой-то темы).
Сам шпон — очень классный натуральный материал: одновременно сколь угодно яркий и при этом тактильный за счет натуральной деревянной поверхности. Сделано человеком, текстурировано природой.

В статье есть наглядная схемка об этапах окраски. Самый важный — это браширование, то есть придание текстуры с помощью специальных щеток. Мягкие делают поверхность более гладкой, жесткие создают рельеф и текстуру. Затем шпон шлифуют и заливают пигментом, который не закрывает поры, а наоборот, подчеркивает их, создавая эффект глубины и объема. Следующая стадия, как пишут авторы, похожа на процесс салонного маникюра — только лампы гораздо мощнее. А вот так выглядит в интерьерах результат.

Записывайтесь на ноготочки подписывайтесь на канал — там еще много внутренней кухни про работу с материалами и фактурами

В детстве «Церетели» было чем-то ругательным и из фильма «Жмурки». Но это в основном потому, что я росла в Москве 1990-х. Злую шутку с монументалистом Церетели сыграла именно монументальность, и вне Москвы у него есть неплохие вещи. В 1983-м, например, на Военно-Грузинской дороге он создал Арку Дружбы вместе с архитектором Чахавой — автором того самого тбилисского Министерства автодорог (ныне Банк Грузии). Проект для своего времени совершенно пропагандистский, по случаю двухсотлетия «покровительства» Российской империи над Грузией. Но теперь, спустя 40 лет, это выглядит безобидно, почти лубочно. И знакомо каждому, кто хоть раз проезжал от Казбеги до Тбилиси.

Если ищете короткие курсы, обратите внимание на 3-дневную программу-марафон «Быстрый старт в дизайне интерьеров» от школы U design. Расскажут, как не просто вдохновляться чужими работами в Pinterest, а создавать такие проекты самостоятельно.

Что вы получите за эти три дня:

✔️ Создадите свой первый проект спальни и освоите Homestyler — программу №1 для дизайнеров
✔️ Освоите основы сочетания цветов, подбора мебели и декора, чтобы всегда выглядеть уместно
✔️ Узнаете, как дизайнеры находят клиентов и зарабатывают от 100к/месяц удаленно

🎁 А еще вас ждут полезные бонусы: чек-лист по обмерам и самым распространенным ошибкам новичков, методичка «Эргономика жилых помещений», гайды по колористике и работе с клиентами

👩‍🎨 Формат: Онлайн-уроки в удобное время, проверка домашних заданий, поддержка кураторов и чат единомышленников

Не откладывайте мечту!

Записаться и узнать подробности

Это партнерский материал

Жизнь побеждает, а цветы прорастают даже в зараженной земле — и этот проект архитектора Питера Латца в Дуйсбурге явный тому пример. Его построили после воссоединения Германии на месте угольно-сталелитейного завода, который забросили в 1985-м из-за загрязнений. Чтобы санировать почву, здесь разбили ландшафтный парк — и в частности использовали бункеры, где прежде хранили руду, уголь и известь. В эти пространствах прорубили входы и высадили сады, похожие на монастырские. Сами архитекторы сравнивают их с horti conclusi — садами, которые изображали на средневековой и ренессансной иконографии Девы Марии.

И еще одно ситуативное — для тех, кто уже успел пожарить шашлыки в этом сезоне: свежий проект общественной площадки The Communal Barbecue в Каталонии. По первоначальному тз архитектурное бюро H30 Architects должно было превратить это в обычное общественное пространство с выходом к популярному маршруту, но потом архитекторы заметили, что местные жители приносят сюда гриль. И тогда проект переориентировали на них: поставили удобные столы и очаг с ярко-бирюзовой перголой. А для поиска нужной формы «поиграли с отсылками, включая шляпу ведьмы, домик Гензеля и Гретель и странное влечение людей к огню».

В предпасхальную пятницу смотрим «глазастую» Часовню рыбаков, расписанную Жаном Кокто. Находится она на юге Франции, в местечке Вильфранш-сюр-Мер, где художник любил отдыхать. Часовня долгое время пустовала, а после Второй мировой рыбаки вообще хранили там сети. Кокто убедил их забрать скарб и нанес фрески с рыбами, морем, сетями. Глаза, которые можно разглядеть как на фасаде, так и повсеместно в интерьере, — намек на талисман, который в Средиземноморье с древних времен наносили от сглаза, в том числе на лодки. В апсиде «водный» сюжет из Нового Завета — чудо хождения по воде. Рыбаки на фресках тоже конечно есть — часовня, кстати, до сих пор принадлежит им

Это история из «Кода архитектора» — вдохновляющего канала про тренды и лучшие проекты в России и мире. Ведут его две подруги: архитектор Татьяна Александрова, которая больше 20 лет в профессии и обладает международным опытом проектирования, и Ольга Шибкова — генеральный директор архитектурного бюро с десятками реализованных проектов.

Татьяна и Ольга рассказывают не только об интересных объектах, но и о настоящих буднях архитектурного бюро, факапах, о которых молчат другие и о карьерном росте без боли: как презентовать идеи, общаться с заказчиками, искать работу, прокачивать навыки и выживать в профессии:

- 3 совета начинающим архитекторам: не теоретические фантазии, а личный опыт;
- Как убедить работодателя, что ты лучший: лайфхаки для прохождения собеседования;
- Почему важен авторский надзор: риски и аргументы

Реклама. ООО "ДУИТПРОДЖЕКТ" ИНН 6671243002. Erid: CQH36pWzJqMv5No33oFtVNabccRDCLLh4acnUQa9jURE2S

Очень люблю сюжеты о том, как архитектура объединяет людей. Вот одна из них: в немецком Хиллерсхаузене силами обычных людей построили часовню по проекту Кристофа Гессе. Это пространство без стен, уединенное и открытое одновременно, — одно из девяти в рамках инициативы Open Mind Places. Ее цель — вовлечь сельские общины в создание живописных пространств для встреч. В Хиллерсхаузене под руководством архитекторов люди сложили 12 каменных колонн из 3960 камней, плотники сделали лавки, а кузнецы крышу.

Ливанка Лина Готме — один из самых интересных архитекторов в медиаполе сейчас. Причем известна она в основном по временным объектам. Во-первых, на Венецианской биеннале в следующем месяце покажут ее павильон Катара — первый за 30 лет постоянный объект в Садах Джардини. Во-вторых, в Осаке буквально на днях представили ее павильон Бахрейна. В-третьих, в позапрошлом году она работала над павильоном для галереи Серпентайн. В-четвертых, (и это уже о капитальном строительстве) Готме проектировала Национальный музей Эстонии — очень красивую работу на тему преодоления темного прошлого, подробнее о которой я писала здесь.

Ну, а в-пятых, в родном Бейруте у нее есть в хорошем смысле странный жилой проект Stone Garden — он на фото. В пояснительной записке Готме объясняет, что воплотила «пространственный опыт детства во время Ливанской войны». Дело в том, что дом стоит в центре, который был сильно поврежден боевыми действиями 1975-90 годов. После окончания войны эту часть города намеревались полностью «расчистить» и застроить безликими высотками. Людям это не нравилось, поскольку они были сильно привязаны к этим местам и не хотели, чтобы память о них стерлась.

Готме стремилась передать рукотворность и несовершенства, свойственные народной архитектуре: на башню нанесли смесь цемента и местной земли, а затем вручную «расчесали». Балконы создавали настолько большими, чтобы там можно было выращивать сады — это компенсировало отсутствие зелени, которую невозможно было уместить на маленьком участке. Позже в интервью архитектор рассказывала: «Здание „заговорило“ обо всех этих изрешеченных фасадах, уничтоженных войной. А проемы между ними стали местом, где может появиться новая жизнь и природа, которая станет частью архитектуры».

На выходных проходила Chants of Sennaar — инди-игру, основанную на истории о Вавилонской башне. По сюжету, нужно расшифровать языки пяти народов и помочь им объединиться.

Почему я пишу об этом в архитектурном канале? Да потому что к своему восторгу обнаружила там достаточно подробную цитату Школы искусств в Глазго. Это один из важнейших проектов Чарльза Ренни Макинтоша — о сохранении его же Hill House я писала пару лет назад. В игре повторяются не только детали интерьеров Школы с характерным модерновым геометризмом, но внешняя структура, в том числе знаменитые огромные окна. Асимметрию фасада, хорошо заметную на чертежах, создатели игры убрали, но в обоих случаях к главному входу ведет мост — Макинтош проектировал его, используя перепады рельефа на участке.

У реального здания не самая простая судьба: его создавали почти 15 лет и денег все равно хватило только на часть проекта, а в XXI веке было два пожара, причем второй, в 2018-м, был очень сильным и произошел на последних этапах реставрации после первого в 2014-м. Школу до сих пор восстанавливают.

Говорят, архитекторам не время думать над проектами для Марса и Луны — на Земле проблем хватает. А я говорю, что человечество ориентируется по звездам еще с тех дремучих пор, когда у небесных светил не было названий, а астрономию не выделили в науку. Не сосчитать, сколько древних памятников построены по положению планет и для наблюдения за ними. С тех пор мы, мягко говоря, продвинулись в изучении внеземной среды — так что и архитектура ищет ответы на совсем другие задачи. И спасибо всем, благодаря кому космос ближе и реальнее.

На фото любимый многими Институт «Физика-Солнце» в Узбекистане и стеклянная скульптура «Гимн Солнцу» литовской витражистки Ирене Липене, рубеж 1970—1980-х

Продолжая тему японской архитектуры: онлайн-журнал A.H.Mag человеческим языком написал об основных пространственных концептах в Японии: про ваби-саби и «заимствованный пейзаж» вы возможно слышали, но есть например oku (奥) — глубина восприятия. Этим словом описывают пространство, которое раскрывается не сразу, а по мере движения, и его глубина может быть как физической, так и ментальной.

Почитайте, очень интересно. Не хочется обобщать, и все же видится весьма неслучайным, что именно Япония — лидер по числу притцкеровских лауреатов. Их там аж девять.

Интерес ребят к этой теме тоже не случаен — перед тем как основать медиа, авторы успели поработать в бюро Кенго Кумы в Токио. A.H.Mag вообще много пишет про восприятие — не только в архитектуре, но и в кино, фотографии, искусстве. И не только про Японию: вот классный, почти вернакулярный офис в Рио-де-Жанейро, фотографии из нью-йоркского метро 1980-х и смешные круглые дома Bolwoningen в Нидерландах — пример архитектурной утопии, которая удалась.

На фото иллюстрации концепций oku (сад храма Рёан-дзи), ma (Часовня Света Тадао Андо) и wabi-sabi (императорская вилла Кацура в Киото). Больше архитектурных снимков — в инстаграме

Это партнерский материал

Пока все сходят с ума по ИИ с Миядзаки, вот вам немного настоящего беспримесного безумия в духе студии Ghibli (спасибо, @fuvmap!): архитектор Кэйсукэ Ока уже 20 лет вручную строит в Токио четырехэтажное здание Arimaston. Чертежей нет, команды нет, крана нет. Только бетон и импровизация.

Выглядит так, как будто вот-вот рухнет, но ирония в том, что здание Оки — единственное, что сохранилось во время масштабной реконструкции этого района. Правда, из-за соседней стройки его собираются перенести на 10 метров, используя традиционный метод хикия; с помощью которого в Японии уже 400 лет перемещают дома без сноса (вот ютубный ролик об этом — на японском, но с наглядным видеорядом).

Архитектор уверен, что бетон, который он смешал сам, настолько качественный, что прослужит более 200 лет. В опалубку он встроил повседневные предметы — например, подносы с едой, — и с помощью них создавал тонкие узоры и текстуры.

По мнению Оки, проект «в основном» завершен. Он планирует жить на трех верхних этажах, а первый сдать под коммерцию. Еще все эти годы архитектор издает ежемесячный зин, где рассказывает о последних новостях строительства этого дома.

«Писать каждый день. Строить каждый день. Повторяя это снова и снова, дать читателю возможность наблюдать за процессом создания».

Самарский элеватор, несколько лет назад приговоренный к сносу, на прошлой неделе включили в перечень выявленных объектов культурного наследия. Расслабляться пока рано, нужна новая историко-культурная экспертиза и статус ОКН. Но новость все равно отличная.

На фото — выставочный проект бюро NOYD 2022 года, кокон из кирпича ручной формовки. Внутрь встроен прозрачный макет элеватора с зернышками — символ исчезающей архитектуры. Форма кокона вдохновлена оболочкой, которую во время Второй мировой войны возвели вокруг статуи Давида и других скульптур во Флоренции.

Фото из инстаграма n_o_y_d

Когда я говорю, что нас похоже ждет новая интерпретация постмодернистского «less is bore», то имею в виду, например, это: лондонцы David Kohn Architects спроектировали для студентов Нового колледжа Оксфордского университета общагу с горгульями и гротесками; последние в виде панголинов. Один из комментаторов Dezeen назвал это «когда Гауди встречается с Гарри Поттером».

Запоздало-дурашливое к 1 апреля: сюрреалистический отель Maison Heler Филипа Старка в Меце, Франция. На крыше современная интерпретация шато XIX века, с облицовкой из метала. Проект рассказывает «историю Манфреда Хелера — воображаемого человека, чей особняк взлетел на девять этажей вверх». Слово автору:

«Манфред Хелер унаследовал от родителей прекрасный дом. Он оказался совсем один в этом особняке, окруженном большим парком. Все было хорошо, пока ему не стало скучно. Чтобы справиться со скукой, он творит — человек необычайно аккуратный и изобретательный, он не всегда преуспевает во всем, за что берется, но всякий раз подходит к делу умно и поэтично, руководствуясь наивным желанием творить со скрупулезностью.

Однажды весной Хелер дремал в кресле. Внезапно земля задрожала. Он не понял, что произошло, но потом огляделся и, к своему ужасу, понял, что взлетает в воздух вместе с парком, домом и креслом. Потом наступила тишина. Дом Манфреда воспарил над городом».

Судя по чудаковатости и общему нарративу, это какой-то новый виток постмодернизма. И сейчас проект проклянут, а лет через 40 признают классикой наряду с другими странными домами Старка

Если ваша работа связана с архитектурой и строительством, не проходите мимо «Движения». Сейчас эта команда организует самый большой форум недвижимости в стране, а также развивает отраслевой ресурс Движение.ру и закрытый клуб для нетворкинга и образования девелоперов и отраслевых компаний.

Большая часть мероприятий клуба недвижимости «Движение» проходит онлайн, но есть и офлайн-мероприятия в разных городах: 28 марта в Москве проходила совместная с Kerama Marazzi встреча в рамках практики «Архитектура, строительство и продукт». Участникам показали новую коллекцию Kerama Marazzi, специально подготовленную для Гранд-фестиваля дизайна и технологий 2025, затем основатель и креативный директор Pergaev Bureau Сергей Пергаев и бренд-стратег студии Артемия Лебедева Олег Питецкий поделились своими взглядами на архитектурный брендинг.

Сто лет назад основатель Баухауза и первый директор школы Вальтер Гропиус настаивал, что человекоцентричность и функциональность — один из важнейших столпов современной архитектуры. Судя по тому, что участники «Движения» продолжали озвучивать эту мысль, она ничуть не устарела.

Больше подробностей, условия вступления в клуб и форма заявки — на сайте и в телеграм-канале

Это партнерский материал

Весна вызывает у меня ассоциации с открытками «С новосельем!», тоненькими оттепельными шрифтами и счастливыми людьми с пименовских полотен. Короче говоря, это лучшее время, чтобы подарить себе и другим что-нибудь красивое на тему панелек. У моих друзей из Friend Function множество вариантов: хотите — ночники в виде реалистичной пятиэтажки и домов серий II-18 и II-68; хотите — кубик Рубика 3×3 и кусочек хрущевки из набора «Тот самый Петербург» — с ночным ларьком, красной «девяткой» и обстриженным тополем.

Еще больше вариантов ищите в этом разделе, на целых пяти страницах.

Это партнерский материал

Помните Центры помощи Мэгги для онкобольных? Истории их появления в Великобритании и некоторых других странах посвящен этот пост. Если коротко, то это пространства, где консультируют и подбадривают людей, которые столкнулись с раком. Ключевую роль уделяют архитектуре и ее влиянию на самочувствие; в разное время с организацией работали Фрэнк Гери, Заха Хадид и другие звезды.

В Лондоне два Центра Мэгги. Один из них в лондонском Сити, при Больнице Святого Варфоломея, или Бартс. Его автор — Стивен Холл. Как и во многих проектах американца, первую скрипку здесь играет матовое стекло — из него целиком состоит внешний слой здания, нанизанный на скругленный бамбуковый каркас. В некоторых частях цветные вставки, которые, по замыслу архитектора, напоминают нотный стан с невменной нотацией (основной вид западных и некоторых восточных систем музыкальной нотации до изобретения современного пятистрочного варианта).

В средневековой Европе невменную нотацию использовали, например, в григорианских хоралах. Ее базовый элемент, невма, происходит от древнегреческого pnevma (πνεῦμα). В философии, медицине и позднее богословия у термина есть несколько трактовок; Холл использует для проекта ту, где пневма — жизненная сила, наполняющая человека вдохновением.

Объяснение концепции и рисунки с отдельными нотами (последнее изображение) видела в чобановском Музее архитектурного рисунка в Берлине — сейчас там выставка с графикой Холла аж на два этажа.