#пишу | #hyunlix
Хёнджин ловит своё отражение в зеркалах торговых центров, в стеклах витрин и даже в гладкой поверхности прозрачных остановок — он ловит своё отражение везде и всюду, кроме его глаз.
Феликса.
и порой Хёнджину кажется, что его чувства непременно взаимны, но вот оказывается, что Феликс ушёл с тренировки пораньше, не дождавшись его.
или что он не обратил внимание, как на одном из холстов Хёнджин изобразил его лицо.
Хёнджину тревожно. немного — страшно. он поглядывает издалека, запоминает очертания лица, линии глаз, трещинки на губах... он замирает как только видит улыбку Феликса с одной лишь мыслью: “вот бы попробовать на вкус“.
но судьба несправедлива.
и вот Хёнджин видит свое отражение везде и всюду — в каждом сиянии звезды, в блюдце луны, — кроме, разве что, его глаз.
это сводит с ума — разве чувства могут так болеть? — и Хёнджин в один момент думает, что ещё немного — умрет от клокотания сердца каждый раз, когда Феликс рядом. ему мерещится: вот-вот — и окончательно утонет в недомолвках, сомнениях и догадках.
поэтому однажды Хёнджин, набравшись смелости, ловит его сразу после танцевальной практики в раздевалке.
но Феликс не смотрит на него.
даже когда они вместе. даже когда между — всего пару метров, а не десятки световых лет; даже когда Хёнджин зовёт его...
— Феликс.
не смотрит.
Хёнджин хмурится. почти злится, до отчаяния и нетерпения, а затем, наконец не выдержав, хватает за плечи и резко разворачивает к себе.
Феликс напрягается, опускает голову и резко бросает:
— отпусти.
но Хёнджин понимает: если отпустит сейчас — не догонит уже никогда. время утекает сквозь пальцы, как песок, и лишь разделяет их всё больше.
поэтому он набирается смелости и шепчет:
— посмотри на меня.
Феликс молчит. Хёнджин замечает под прядями чёлки, как тот хмурится.
хочется встряхнуть, ударить, хоть подраться — хочется обнять, прижаться и коснуться кончиком носа щеки. хочется сделать хоть что-нибудь — что угодно, — чтобы он обратил внимание.
у Хёнджина сбивается голос, когда он спрашивает:
— почему ты никогда на меня не смотришь?..
он звучит так ничтожно, что чувствует себя унизительно, — Хёнджин сжимает зубы и замирает всего на секунду...
чтобы после, задержав дыхание, склониться и прижаться губами к морщинке между его бровей.
Феликс вздрагивает. он вскидывает голову с явным удивлением — а Хёнджин, потеряв своё сердце, вдруг видит сам себя.
в отражении его глаз.
он видит себя, видит даже свой такой заметный страх — он видит и линии век Феликса, которые рисовал бесчисленное количество раз, и эти веснушки, ставшие крапинками в песчаных часах секунд его жизни.
а ещё Хёнджин видит неназванную эмоцию — её он молча разделял в своём сердце.
Феликс пару раз моргает, словно пытается сдержать эмоции, затем улыбается — Хёнджин боится, что себя больше никогда не найдёт, — и негромко говорит:
— я боялся на тебя смотреть.
Хёнджин отпускает плечо и кладёт ладонь на щёку Феликса.
— почему?
— потому что... — он заминается и отводит взгляд в сторону. — потому что боялся, что ты всё поймёшь.
Феликс замолкает и добавляет секундой позже:
— боялся, что... что я буду тебе омерзителен.
слово “омерзителен“ бьёт Хёнджина, как пощёчина. ему нужно несколько мгновений, чтобы всё понять.
и в этой тишине Феликсу становится ужасно неуютно...
но Хёнджин в итоге так ничего не говорит.
он только, придерживая его лицо одной ладонью, склоняется и целует: сначала осторожно, губами к губам, после — более напористо, мягко и влажно... Феликс задыхается, хватает его за запястье и сжимает, пытаясь унять дрожь, но отвечает с такой страстью — от этого желания у Хёнджина немеют затылок и совесть.
они долго ласкаются в общей раздевалке — губы, щеки, нос, челюсть, шея, ключицы, плечи... до тех пор, пока Хёнджин, заглядывая в его глаза, видит своё отражение — а Феликс, цепляя за руку, принимает его любовь.
они так и не признаются друг другу открыто.
но, кажется, этого и не нужно.
касание, вздох, бесконечная нежность... и крапинки на коже Феликса как секунды песчаных часов жизни Хёнджина.