В некоторых людях нет ничего интересного, что уже само по себе делает их крайне притягательными.

Герменевтическая несправедливость – это когда у вас не хватает слов или концептов, чтобы выразить некий опыт. Тестимониальная несправедливость – это когда вашим словам не доверяют просто из-за того, кем вы являетесь. Но могут ли эти два признанных вида эпистемической несправедливости сочетаться?

На ум сразу приходит аргумент против такой возможности. Всё-таки, если на субъективном уровне не хватает слов, то, вероятно, нет и того, к чему коллектив мог бы проявить необоснованное недоверие. Вместе с этим возникает мысль, что порой недоверие к коммуникативным свидетельствам может проистекать именно из того, что, по мнению сообщества, субъект выражает свой опыт как-то невнятно. И уже эта риторическая непривлекательность может быть следствием недостатка герменевтических ресурсов.

Попробуем разобраться на примере. Допустим, что Стив получил такое воспитание, которое не поощряло проявление эмоций. Но во взрослом возрасте он узнает, что повальное подавление эмоций до добра не доводит, а в близких отношениях ценится эмоциональная открытость. Соответственно, Стив может захотеть научиться тому, что другие люди естественным образом осваивали в ходе своего взросления. Оставим в стороне вопрос о том, можно ли полноценным образом восполнить недостаток опыта, значимую роль в приобретении которого, возможно, играет сам период жизни, когда он был приобретен.

У Стива точно не возникнет проблем с герменевтическими ресурсами. Обращаясь к современной психологии, он даже может приобрести концептуально более совершенные инструменты для выражения собственных эмоций, чем те, к которым люди обращаются интуитивно. Однако, как я считаю, кое с чем проблема может возникнуть – полагаю, что Стив может оказаться не так убедителен в выражении своих переживаний по сравнению с людьми, которые привыкли это делать, воспитывались с иными установками и имеют банально больший опыт в подобных социальных взаимодействиях.

Проблема в том, что мы в первую очередь реагируем на то, как на презентуются переживания, а не на то, насколько они тяжки для человека. Памятуя о всех известных доводах из философии сознания, мы не имеем доступа к тому, каково это – переживать нечто, будучи именно этим человеком. Но к чему мы имеем доступ? К тому, как человек выражает свои переживания.

Наверно, в фолк-психологии мы ожидаем, что рассказ о переживаниях будет как-то коррелировать с их тяжестью, но гарантии нет. Получается, что возможен вариант эмоционального паразитизма, когда человек излишне убедителен в выражении своих эмоций. Думаю, что всем знакомы такие люди, которым просто хочется сочувствовать или за которых просто хочется радоваться, чтобы там с ними не происходило.

Возможна и ситуация Стива, когда он неубедителен в выражении своих переживаний. Вдобавок к этом Стив может обнаружить и то, что его рассказы, относительно рассказов других людей, не вызывают сравнимой реакции. А тут уже недалеко до петли негативной обратной связи, когда недостаточная реакция на попытки человека быть эмоционально открытым подвигают его к соответствующей закрытости.

Что мы в итоге имеем? Свидетельства Стива о его эмоциях воспринимают не с той же степенью доверия или эмпатии, как свидетельства других людей. Невозможность ожидаемым образом использовать герменевтический ресурс мотивирует отказаться от него. Получается интересное сплетение – тестимониальная несправедливость может быть вызвана риторическими трудностями, что в свою очередь создает обратную связь, характер которой может порождать индуцированную герменевтическую несправедливость. Назовём это петлёй герменевтического саморазрушения.

Позитивная новость: видимо, только что в мире стало чуть меньше герменевтической несправедливости. Общий вывод: пожалуй, иногда стоит вспоминать о том, что сочувствия заслуживают и те, кто не имеют эффективных способов воззвать к нашему сочувствию.

Знакомьтесь, болотный человек – ближайший родственник философского зомби. Пока зомби пирует в угодьях философии сознания, его болотного брата примечают в других местах – в эпистемологии, обсуждениях природы личности и т.д. Но обо всем по порядку.

Представим себе Петра, который любит бродить по болотам, за которыми закрепился статус мистических мест силы. Во время одной из прогулок он останавливается у дерева, чтобы укрыться от дождя. Только Пётр успевает достать телефон, чтобы запечатлеть момент, как вдруг в дерево рядом с ним ударяет молния. К сожалению, тело Петра испепеляется до мельчайших частиц. Одновременно с этим по воле случая разряд молнии перетасовывает атомы ближайшего дерева так, что оно становится физической репликой Петра.

Домой возвращается именно этот болотный человек. Он ведёт себя ровно также, как Пётр. Окружающие узнают в болотном человеке своего товарища. Он даже сделал фото, которое не успел сделать Пётр, и выложил в «свой» телеграм-канал. Никто не замечает подмены. Вопрос в следующем: что отличает болотного человека от Петра?

Дональд Дэвидсон, придумавший этот мысленный эксперимент, считал, что болотному человеку не хватает опыта познания от первого лица. Появляясь в ходе мистического происшествия, болотный человек получает актуальный срез личности Петра как результат его жизненных решений и обстоятельств, но не опыт принятиях этих самых решений и нахождения в этих самых обстоятельствах. Согласно Дэвидсону, болотный человек, несмотря на то что в его голову подгружены все пропозиции, в которых был убежден Пётр, заранее не знает, что именно является содержанием этих пропозиции. То есть, болотному человеку известно, что у него есть друг Валентин, но вживую он Валентина не признает, пока тот сам не сообщит, что именно на него и ссылается пропозиция «у меня есть друг Валентин». Если принять, что значение языковым выражениями придаёт в том числе контекст их изучения и употребления, то болотный человек в конце концов банально не знает значения большинства слов, хотя и знает соответствующий набор символов со звуками.

Болотный человек – это человек, который всём идентичен натуральному, но не имеет какой-либо каузальной истории. В этом смысле он аналогичен философскому зомби, который тоже такой же, как и мы, но без субъективных переживаний. И в той мере, в которой каузальная история имеет значение, болотный человек отличается от обычного человека. Если знание о том, что у тебя есть друг Валентин – это по сути своей только знание пропозиции «у меня есть друг Валентин», которое не подразумевает опыта распознавания Валентина вживую, то тогда болотный человек знаёт всё то же, что и Пётр.

Разумеется, есть и те, кто отстаивают право болотного человека быть Петром в полном смысле слова. Тут уже Дэвидсон допустил неточность в начальной формулировке мысленного эксперимента, когда одновременно допустил два условия, что болотный человек на уровне поведения не отличается от обычного, но при этом болотный человек не узнает тех же друзей. Дело в том, что когда мы что-то не узнаем, то это как раз и создает разницу в поведении. Но это лишь небольшая неточность, потому что ничто не мешает болотному человеку научиться узнавать людей, которых он и без того считает друзьями.

Если этот момент поправить, то история приобретает налёт хоррора. Пётр возвращается с болота, какое-то время ведёт себя странно и после «приходит в себя». Соответственно, если за отведенный период странности мы не распознаем в Петре другое существо, то из этого следует, что для нас не так уж принципиально, являются ли окружающие теми же персонами, что и днём раньше. Но если мы посчитаем странность в поведении легитимным поводом подозревать человека в том, что он – это уже не он, то тогда и без магических молний можно подозревать, что окружающие могут быть уже не теми существами, что и днём ранее.

В общем, осторожнее с прогулками по болотам.

Жизнь бывает искристой и ослепительной. Тому и посвящен новый сингл, с которым уже можно ознакомиться там, где вам удобно.

Как и всегда, рад вашим откликам и прослушиваниям ✨

Призраки бродят по эпистемологии — призраки профессора Василия и эзотерика Андрея. Михаил Хорт здесь проводит опрос для исследования в формате экспериментальной философии. Вам будут предложены различные сценарии, в рамках которых вы и проявите свои интуитивные представления о том, что считаете знанием и обоснованием.

Неплохой повод не только помочь философам, но и задуматься о собственной позиции. Как можно было догадаться по первому предложению, в опросник включен и мой сценарий из этого поста, в котором предлагается оценить надежность двух источников информации. В общем, дерзайте!

Будь то дружба, большая любовь или вражда до почтенных седин – это явления, которые в значимом смысле случаются внезапно. Да, так бывает, что тучи каузальных сил толкают участников межличностного взаимодействия по направлению, которое кажется предсказуемым и всем понятным. Вместе с этим, что остаётся не совсем ясным, так это то, как, когда и в какие именно отношения кристаллизуется то или иное общение.

Когда и так кажется, что всё ведёт к крепкой дружбе, то порой всё равно ничего не случится без «того самого вечера в баре». Аналогичным образом это же событие может стать не только поворотным, но и роковым. Так бывает, если некий значительный фактор все это время был скрыт за туманом менее значимых фактов, которые задавали направление социального взаимодействия, но не само место назначения. Одно дело – идти к победе, другое – побеждать.

О чем-то похожем в своё время писал Юн Эльстер. Он обращал внимание на то, что есть состояния, которые по сути своей являются побочными продуктами, а поэтому их нельзя достигнуть намеренно. Например, нельзя спланировать удивление, поскольку это состояние подразумевает, что вы не намеревались его испытать. Схожим образом попытка вести себя естественно и непринужденно может быть разрушительно неестественной. Есть и более тонкие случаи, когда слишком явное намерение произвести впечатление никого не впечатляет, но, если это намерение в достаточной степени сокрыто, то оно всё-таки может поспособствовать достижению поставленной цели.

Эльстер предлагает учитывать саму возможность, что иногда мы хотим или не хотим того, что вообще-то не находится в прямой зависимости от наших планов, намерений и желаний. И это интересно пересекается с культурными императивами того, что сейчас именуют обществом достижений. Современному человеку предлагают видеть свою жизнь в качестве череды проектов по достижению чего-либо. Из-за этого может казаться, что достижимо всё или многое, если только обеими руками взяться за дело. Но если некоторые достижения по своей сути являются побочными эффектами, то попытка достичь их заведомо проблематична. Более того, порой мы не достигаем определенных состояний именно потому, что не верим, что что-то ценное может быть в первую очередь получено, а не достигнуто.

Так и с той же дружбой, которая в некоторых случаях возможна только как эффект, но не как проект. Это только в играх можно выполнять квесты и гарантированно получать плюс к репутации у фракции. В жизни, по-видимому, так случается, что желание выполнить квест именно ради плюса к репутации лишает возможности этот самый плюс заработать. Вероятно, всё это даже более понятно с конфликтами, которые обычно не достигаются намеренно и не проектируются, но случаются, да и нередко из-за какого-то пустяка, заимевшего в специфическом контексте огромное символическое значение.

Как итог: иногда полезно позволить вещам случаться, несмотря на огромное желание их достигнуть.

Почти каждый скандал – это необычное напоминание о том, что в глубине души и в конце концов большинство людей являются моральными реалистами. Если бы люди не считали, что в действиях обвиняемого есть что-то объективно плохое или неправильное, то никакое обсуждение не было бы возможно, кроме как в формате «у вас такая точки зрения, у меня такая, я не считаю, что есть людей правильно, но желаю вам приятного аппетита».

Вероятно, даже само понятие «жертвы» не было бы полностью осмысленным, если бы оно не подразумевало моральных коннотаций, связанных с представлением об объективной несправедливости положения, в котором жертва оказывается. Кто-то может подготовиться к закусыванию пуль, сказав, что жертва в первую очередь определяются по факту нанесенного ей физического или психологического урона. Такое соображение – это только оттягивание неизбежного. Моральный реализм вернётся ровно в тот момент, когда будет поставлен вопрос о том, а что плохого в нанесении урона?

Последовательный релятивист, нон-когнитивист или теоретик ошибок, видимо, должен взбунтоваться против самого использования слова «плохое». Практическое следствие здесь понятно: не будучи (хотя бы интуитивным или «квази») моральным реалистом довольно трудно последовательно сочувствовать жертвам, осуждать какие-то действия и, видимо, даже считать проблематичным нанесение какого-либо вреда.

Возможно, вы тоже заметили, что этот дух морального реализма, который пробуждается в людях в скандальных ситуациях, как-то не очень сочетается с популярными формами культурного потребления. «Мораль относительна» и «у каждого своя правда» раз за разом воспроизводятся в качестве почтенных тропов тех или иных произведений массового и не очень искусства. В каком-то смысле использование этих тропов понятно: с их помощью сюжетные перипетии становятся более запутанными и любопытными. Наверно, на фоне однозначных оценок и суждений кому-то менее однозначные оценки и суждения могут показаться чем-то более взвешенным, хотя никакой необходимой связи между одним и другим здесь нет.

Мне видится, что одно из объяснений этого парадокса (того, что люди любят, когда им репрезентуют один подход к морали, но в ситуациях, где они могли бы проявить свою деятельную симпатию к этому подходу, предпочитают другой) состоит в том, что моральный релятивизм – это удобная позиция «на всякий случай». С одной стороны, в нем нет явной нормативной составляющей – не так уж и ясно, что должен делать или не делать человек, считающий, что мораль относительна. С другой стороны, на тот случай, если моральное долженствование и претензии будут направлены конкретно по отношению к вам, то удобно (хотя бы психологически) занять позицию, что в этих требованиях нет ничего существенного и на вас просто ополчилось общество со своими нормами, которые когда-нибудь сотрет история.

Разумеется, интуитивное обращение к дискурсу морального реализма не означает, что оно того стоит, как и не означает, что скандалы (и то, как они обсуждаются) говорят в пользу этого метаэтического воззрения. Интересно скорее то, что ряд вполне популярных интуитивных позиций по морали, которые люди с удовольствием выскажут вам в спокойной обстановке, фактически задвигаются на задний план в острых публичных дискуссиях (видимо, как слишком подозрительные). Вместе с этим на первый план выходят воззрения, которые подразумевают позицию, которую не так уж и часто услышишь в менее напряженной обстановке.

Тут ещё на различных музыкальных площадках вышло три новых трека. Вас ожидают коты, Сатоси Кон, сломанная электроника и другие странности.

В общем, буду рад вашим прослушиваниям 🦇

Здесь вышел текст, в котором я рассказываю о мереорганической преемственности. Напомню, что статья выходит в рамках дискуссии, которая возникла после публикации моей другой статьи по проблеме тождества личности. Основной вопрос, который исследуют стороны, — это состоятельность критерия или принципа этой самой мереорганической преемственности, о котором я и решил рассказать отдельно, показывая, что он делает осмысленной разницу между реконструкцией и реставрацией.

Но о каких сторонах дискуссии идёт речь? Так, вместе со мной пропонентом мереорганической преемственности является Константин Морозов, а критиками выступают Роман Кочнев и Андрей Нехаев. На данный момент критики заняли позицию, согласно которой мереорганическая преемственность — это анималистский концепт, то есть предполагающий, что личность имеет биологическую природу. Наверно, это «обвинение» уместно по отношению ко мне, поскольку мне действительно близки анималистские интуиции, но не по отношению к Морозову, который считает обсуждаемый концепт важным и за пределами анимализма. Собственно, в новой статье я также пробую показать, что дело не только в том, какой из подходов к тождеству личности лучше.

Как мне видится, всё это представляет собой редкий случай академической философской дискуссии, которая случилась спонтанно, длится уже целый год и хотя бы в частном порядке нарушает стереотип о том, что русскоязычные философы не читают друг друга.

Как зарождалась интернет-философия и как она выглядит сегодня? Для кого создается философский контент? И что мотивирует людей организовывать философские проекты в интернете?

https://youtu.be/DXVQCvoJ87k

Второй сезон подкаста Insolarance начинается с большого разговора об интернет-философии с 8-ю людьми, которые повлияли на неё и сделали это по-разному. Выпуск уже доступен на Бусти и Патреоне. Соответственно, гостями выпуска-альманаха стали:

Евгений Цуркан — кандидат философских наук, ведущий самого популярного подкаста о философии на русском языке и создатель легендарной «Сути философии».

Old Arselov — автор одноименного ютуб-канала, посвящённого всему тёмному и странному в современной философии.

Андрей Леман — академический философ, автор медиа-проекта LS Philosophy, философский консультант.

Евгений Сычев — создатель и главный редактор вебзина Spacemorgue, прославленного множеством уникального контента по современной континентальной философии.

Тарас Тарасенко — автор канала с интервью с философами, виновник «Первой войны Тараса» и тот, кто подал идею для записи этого альманаха.

Алексей Соловьев — кандидат философских наук, редкий философ, который сначала завоевал популярность своими текстами и только потом завел ютуб-канал.

Олег Деррунда — автор неповторимых эссе, лекций и мемов «Выхинской критики французской мысли».

Антон Кузнецов — кандидат философских наук, ведущий подкаста «Неискуственный интеллект» и ваш любимый философ.

Исключенность — цена исключительности.

Я не хотел этого делать, но обстоятельства вынуждают. Тридцатое тысячелетие. Вы – один из потерянных примархов. Так сложилось, что вас воспитывал наставник, который никогда и ни при каких обстоятельствах вам не сообщал ложной информации.

Наставник рассказывал, что один из врагов человечества – это бог хаоса Тзинч, которому известны буквально все истины о физическом устройстве мира, но в 8 из 10 случаев он врёт своим адептам, сообщая ложную информацию. Также наставник рассказал об Императоре Человечества, который не имеет степени профессора физики, да и совсем другим в жизни занимался, но если о чем-то и говорит своим последователям, то в 8 из 10 случаев сообщает верную информацию. Когда вы спросили, почему же в 2 из 10 случаев Император ошибается, то наставник порекомендовал забыть об этом вопросе и впредь никогда больше не поднимать его.

Однажды с помощью астральной телепатии с вами связывается Тзинч, который сообщает, что физический мир устроен так, что p. Следом телепатическое сообщение вам отправляет сам Император, сообщая, что физический мир устроен так, что ¬p. Кого в такой ситуации считать более надежным источником информации о том, как устроен физический мир?

Буря утихла, а поэтому настало время рассказать, о чем же было упражнение, которое привлекло столько внимания на прошлой неделе. В нём предлагалось определить, кто является более надежным источником информации, полученной из личной беседы. По условиям в личном общении Василий в 8 из 10 случаев сообщает ложную информацию, а Андрей в 8 из 10 случаев сообщает истинную информацию. На этом важные для выбора вводные заканчиваются.

Всё остальное – отвлекающий маневр. Поскольку на момент написания этого поста 51% (294 из 572) голосов был отдан ненадежному Василию, то вынужден признать, что я, видимо, выбрал весомое сочетание смущающих факторов. Во-первых, Василию был выдан престижный ярлык профессора физики. Во-вторых, Андрею был выдан не самый престижный ярлык эзотерика. В-третьих, была выбрана познавательная ситуация, где оба агента сообщают информацию в личной беседе (и мы знаем, насколько они надежны в этом отношении по условиям), но это информация о физике, то есть она тематически связана с ярлыком, выданным Василию.

Подчеркну, что это даже не философский мысленный эксперимент в обычном смысле этих слов, поскольку здесь нет какого-то открытого вопроса. Ответ уже дан в условиях. Всё, что нужно – это идентифицировать важные входные данные и не позволить неважным отвлечь (и тем более увлечь) себя.

Если вдруг кто-то ещё не понял, как же так получается, то представьте, что всё это время с Василием и Андреем в личных беседах вы говорили только о физике. Следовательно, Василий сообщал вам верную информацию о физике в 2 из 10 случаев, а Андрей в 8 из 10. «Профессор физики» и «эзотерик широкой специализации» — это не взаимоисключающие ярлыки. Как говорится, может, и хотелось бы, но... Из того, что кого-то назвали «эзотериком», с необходимостью не следует, что он точно не разбирается в физике, черпает знания о ней из мистических источников и в целом плох в познании. Тут важно обуздать аффективную эвристику, чтобы из негативного отношения к определенной практике не вывести суждения о том, что ей занимаются только «какие-то не такие».

Если и делать какие-то выводы, то можно заметить, что неважной информации придается различное значение в зависимости от её конкретного содержания. Когда выбор был не между физиком и эзотериком, а между более крутым и менее крутым физиком, то только 35% проголосовавших посчитали надежным источник, который ненадежен, но более престижен.

В случае же, когда была дана возможность отдать свой голос источнику с неизвестной надежностью, 54% проголосовавших сделали это. Возможно, тут происходит принятие желаемого за действительное, если учесть, что можно было выбрать источник, который и так в 80% случаев сообщал верную информацию. Справедливости ради, в этой формулировке надежный источник чаще предпочитали ненадежному, чем в прошлых формулировках. Вероятно, здесь не было особого давления от престижа ярлыков. Если «профессор физики» — это для многих однозначное «ура», а «эзотерик» — «фу», то «фуд-блогер», «турист» и «таксист» — это «🤷».

Когда же было предложено выбрать между одинаково надежными источниками с практически идентичным описанием, то 59% проголосовавших оценили их как одинаково заслуживающие доверия. 27% решили никому не доверять, что, возможно, связано с тем, что наличие неважной информации уменьшает уверенность людей в значимости важной. Ну и надежного мужчину посчитали более заслуживающим доверия 10%, а женщину только 4%.

Как кажется, такие результаты можно было предсказать, ориентируясь на имеющиеся наработки когнитивной психологии, поведенческой экономики, экспериментальной философии и т.д. В общем, повеселились и ладно.

Как зарождалась интернет-философия и как она выглядит сегодня? Для кого создается философский контент? И что мотивирует людей организовывать философские проекты в интернете?

Второй сезон подкаста Insolarance начинается с большого разговора об интернет-философии с 8-ю людьми, которые повлияли на неё и сделали это по-разному. Выпуск уже доступен на Бусти и Патреоне. Соответственно, гостями выпуска-альманаха стали:

Евгений Цуркан — кандидат философских наук, ведущий самого популярного подкаста о философии на русском языке и создатель легендарной «Сути философии».

Old Arselov — автор одноименного ютуб-канала, посвящённого всему тёмному и странному в современной философии.

Андрей Леман — академический философ, автор медиа-проекта LS Philosophy, философский консультант.

Евгений Сычев — создатель и главный редактор вебзина Spacemorgue, прославленного множеством уникального контента по современной континентальной философии.

Тарас Тарасенко — автор канала с интервью с философами, виновник «Первой войны Тараса» и тот, кто подал идею для записи этого альманаха.

Алексей Соловьев — кандидат философских наук, редкий философ, который сначала завоевал популярность своими текстами и только потом завел ютуб-канал.

Олег Деррунда — автор неповторимых эссе, лекций и мемов «Выхинской критики французской мысли».

Антон Кузнецов — кандидат философских наук, ведущий подкаста «Неискуственный интеллект» и ваш любимый философ.

Подкаст длится три часа.

Надеюсь, что вам будет так же интересно слушать этот подкаст, как мне было интересно его записывать. Вообще, изначально я планировал делать десятичасовой альманах, но, к сожалению или скорее к счастью, прагматические соображения внесли свои коррективы. Возможно, позже поговорю на схожие темы и с другими деятелями интернет-философии 🌚

Недавно рассказывал здесь об эпистемологии добродетелей. Так, глобально сторонники аретическиго подхода к знанию делятся на два лагеря. С одной стороны, на релайабилистов добродетели, которые связывают совершенства интеллектуального характера с их тенденцией приводить нас к когнитивному успеху. С другой стороны, на респонсибилистов, которые связывают эпистемическую добродетельность с ответственностью в познании. Как и полагается, привожу подборку литературы, с которой можно начать своё знакомство с этим направлением современной эпистемологии.

1. Э. Соса. Зная наверняка [RU].
Редкий случай, когда автор довольно сложносочиненной концепции смог написать текст, в котором изложил всё максимально кратко и понятно. Собственно, именно Соса и считается тем, с кого начинается современная эпистемология добродетелей и её релайабилистская версия. В статье излагается его AAA-теория знания, которую он впоследствии существенно дополнял, что мы и обсуждали на стриме.

2. А. Каримов. Эпистемология добродетелей [RU].
Не менее редкий случай, когда по теме имеется целая монография на русском. От себя скажу, что если вы +/- знакомы с современной эпистемологией, то можно начинать со второй главы.

3. J. Turri, M. Alfano, J. Greco. Virtue Epistemology [ENG].
Куда же без SEP'а? Но вообще статья хороша тем, что в ней проясняется, как эпистемология добродетелей связана с мейнстримной эпистемологией и в каких аспектах она от неё отклоняется.

4. J. Turri. A New Paradigm for Epistemology: From Reliabilism to Abilism [ENG].
Интересная попытка вывести эпистемологическую теорию из x-phi. Как мне видится, дизайн эксперимента не то, чтобы настолько сильный, чтобы делать из него долгоиграющие выводы, но сама находка о том, что упоминание способностей способствует атрибуции знания — это любопытное наблюдение о фолк-эпистемологии.

5. L. Code. Toward a 'responsibilist' epistemology [ENG].
Классическая статья о респонсибилизме от самой Лоррейн Коуд, которая и начала эту ветвь эпистемологии добродетелей.

6. D. Pritchard. Anti-Luck Epistemology and the Gettier Problem [ENG].
В статье хорошо подчеркивается важное разделение, которое сам Притчард и ввел, на слабую и сильную эпистемологию добродетелей. Если краткой, то слабая эпистемология добродетелей допускает, что добродетель может быть не главной причиной, по которой субъект достигает знания, но при этом какая-то активность с его стороны, конечно же, обязательна.

7. L. Zagzebski. Virtues of the mind: an inquiry into the nature of virtue and the ethical foundations of knowledge [ENG].
Загзебски примечательна тем, что она уделяет большое внимание самому понятию добродетели и развивает гибридных подход. Из релайабилизма добродетелей она берёт связь совершенств интеллектуального характера с достижением когнитивного успеха, а из респонсибилизма — внимание к мотивации познающего субъекта.

Составляем тир-лист эпистемологических теорий

https://www.youtube.com/watch?v=JyCdzE2Yx1s
https://www.twitch.tv/team_yalda

Ладно, ещё один опрос и закругляемся. Представим, что ваш знакомый столкнулся с депрессией. Выбирая психотерапевта, он в какой-то момент остановился на двух специалистах. Не зная, кого именно выбрать, он решил посоветоваться с вами.

Про Вячеслава известно, что он дипломированный специалист, который работает уже более 10 лет и его методы помогают 8 из 10 клиентов. Однако так случилось, что он недавно расстался со своей женой из-за того, что изменял ей. Об Ольге известно, что она имеет релевантное образование, практикует уже более 10 лет и её методы помогают 8 из 10 клиентов. Но так получилось, что она недавно рассталась с мужем из-за того, что изменяла ему.

Ваш знакомый просит подсказать, какой из психотерапевтов, с вашей точки зрения, заслуживает большего доверия?

Ошибка конъюнкции – это одно из тех когнитивных искажений, открытие которых прославило Тверски и Канемана. Суть её в том, что конъюнкция событий (произойдет A и B) оценивается как более вероятный сценарий, чем отдельное событие (произойдет A).

Канеман и Тверски особенно подчеркивали, что здесь нарушается закон вероятности, который они считали наиболее простым и фундаментальным. Вероятность того, что произойдет одно событие не может быть меньше вероятности того, что произойдет это же событие и ещё что-то. Напротив, сочетание событий не может быть более вероятным, чем каждое из них по отдельности, потому что для того, чтобы произошло сочетание событий должно произойти каждое из них по отдельности. Это согласуется с обыденной интуицией о том, что простые сценарии, которые состоят из относительно меньшего числа событий, выглядят более вероятными, чем сложные, которые состоят из относительно большего числа событий.

Но, как выяснилось, ошибке конъюнкции подвержены и обычные люди, и эксперты. Тверски и Канеман, например, тестировали интуиции практикующих врачей, которые в их исследовании в 91% случаев посчитали, что у больного скорее будет одновременно одышка и гемипарез, чем просто гемипарез. Обычные люди (в смысле, американские и канадские студенты), к слову, ошибались в 88% случаев, но процент внезапно снижался до 56%, если участникам исследования предлагалось поставить деньги на событие или конъюнкцию, включающую это событие.

К чему я это? Допустим, у вас есть знакомый Василий, который является профессором физики. Вам известно, что в личных беседах в 8 из 10 случаев он сообщает вам ложную информацию. И теперь нужно оценить, что более вероятно:

(1) Василий лгал вам в 8 из 10 случаев.
(2) Василий лгал вам в 8 из 10 случаев и 2 из 10 случаев, когда он вам не лгал, приходились на разговоры о физике.

Ну, вы поняли.

Что же, продолжим накачивать наши интуиции. Представим теперь такую ситуацию. Вы — турист в незнаком для себя городе. От своих знакомых вы слышали о секретном заведении, которое точно стоит посетить, но которое не отмечено на карте. Проблема в том, что в частной беседе каждый из них назвал вам разные адреса.

О своих знакомых вы знаете следующее. Вельзевул является коренным жителем и профессиональным фуд-блогером, но вы заметили, что в личном общении, о чем бы вы не говорили, в 8 из 10 случаев он сообщал вам ложную информацию. Велиал лишь однажды был в этом городе в качестве туриста, но вы заметили, что в личном общении, о чем бы вы не говорили, в 8 из 10 случаев он сообщал вам правдивую информацию.

Вы вызываете такси и ваш водитель Асмодей сообщает, что оба ваших знакомых ошибаются и на самом деле заведение находится в третьем месте. О таксисте вы не знаете ничего, кроме имени. У вас есть время, чтобы посетить все три точки и единственное, что вы потеряете — это время и деньги, которые придется тратить на поездку. Вопрос в следующем: какой адрес будет разумно проверить в первую очередь?

Раз пошло такое дело, то давайте немного модифицируем начальный пример. Представим, что у вас есть два знакомых. Владимир является профессором физики, который публикуется в престижных англоязычных журналах и работает в лучшем исследовательском институте вашей страны. При этом вы заметили, что в личном общении, о чем бы вы не говорили, он сообщает вам ложную информацию в 8 из 10 случаев. Антон же только преподаватель физики в провинциальной школе. При этом вы заметили, что в личном общении, о чем бы вы не говорили, он сообщает вам правдивую информацию в 8 из 10 случаев.

Во время спора с третьим знакомым заходит речь о том, обоснована ли концепция X в физике. Вы вспоминаете, что в личном разговоре Владимир говорил вам о том, что X – это обоснованная концепция, а Антон говорил о том, что X – это необоснованная концепция. Вопрос в следующем: на кого из них будет более уместно сослаться в споре как на надежный источник?

Раз пошло такое дело, то давайте немного модифицируем начальный пример. Представим, что у вас есть два знакомых. Владимир является профессором физики, который публикуется в престижных англоязычных журналах и работает в лучшем исследовательском институте вашей страны. При этом вы заметили, что в личном общении, о чем бы вы не говорили, он сообщает вам ложную информацию в 8 из 10 случаев. Антон же только преподаватель физики в провинциальной школе. При этом вы заметили, что в личном общении, о чем бы вы не говорили, он сообщает вам правдивую информацию в 8 из 10 случаев.

Во время спора с третьим знакомым заходит речь о том, обоснована ли концепция X в физике. Вы вспоминаете, что в личном разговоре Владимир говорил вам о том, что X – это обоснованная концепция, а Антон говорил о том, что X – это необоснованная концепция. Вопрос в следующем: на кого из них будет более уместно сослаться в споре как на надежный источник?

У Линды Загзебски есть известный «кофейный» аргумент против релайабилизма, который можно выразить так: если вы наслаждаетесь хорошим кофе, то какая разница, насколько хорошей была кофеварка? Иначе говоря, если в познании важно именно достижение истины, то какая разница, насколько надежным был процесс, с помощью которого истина была достигнута?

Напомню, что релайабилисты как раз и считают, что надежность процесса (то, как часто он приводит к истинным убеждениям) очень важна. Чтобы отстоять это положение, они отвечают на претензию Загзебски следующим образом: надежность кофеварки важна ровно в той степени, в которой вы хотите регулярно получать хороший кофе; так и надежность когнитивных процессов важна в той мере, в которой вы планируете регулярно достигать истин.

На мой взгляд, это хороший ответ по двум причинам. Во-первых, он показывает, что в «кофейный» аргумент заложено странное представление о субъекте, который ценит некое благо, но не ценит максимизацию этого блага. Я могу представить контексты, где такое сочетание взглядов возможно (например, в коллекционировании), но относительно познания оно выглядит максимально сомнительным.

Во-вторых, ответ релайабилистов учитывает нюансы. Например, если вы разово забежали в какую-то незнакомую кофейню и вам посчастливилось получить хороший кофе, то какая разница, умеют ли его там готовить на самом деле? Когда вы совершаете некоторое разовое действие на свой страх и риск, то вам действительно не до надежности, поскольку вы заведомо совершаете поступок, надежность которого вам неизвестна. Но если вы решите, что вам снова нужно заглянуть в кофейню, где вы получили вкусный напиток, и раз за разом будете обнаруживать, что бариста не может воспроизвести свой прошлый успех, то такая невнимательность к надежности источника получения блага постепенно сделает счастливый случай горьким разочарованием. Таким образом, если для вас важно некоторое благо, то возможность порадоваться тому, что вы его получили случайно, не исключает того, что ещё приятнее будет получать его регулярно.

Интересный разворот всех этих обсуждений происходит тогда, когда мы замечаем, что эпистемически надежными являются не только процессы, но и источники информации, которыми могут выступать отдельные люди. Формируя представления о том, кому стоит доверять и в какой мере, в обычной жизни мы оказываемся подверженными т.н. прагматическим вторжениям – на нас влияет не только то, как часто источник предоставляет правдивую информацию, но и его моральные, эстетические, репутационные и другие вне-эпистемические свойства. Релайабилистский совет, полагаю, очевиден: собственные представления о надежности и достоверности источников порой стоит намеренно очищать от вне-эпистемических влияний.

И для этого я предлагаю небольшое упражнение. Представим, что у вас есть два знакомых. Василий является профессором физики, но его личностная особенность состоит в том, что в 8 из 10 случаев он врёт вам в личных беседах. Андрей является эзотериком широкой специализации и его личностная особенность состоит в том, что если он вам что-то и сообщает лично, то в 8 из 10 случаев он доносит до вас верную информацию. Во время спора с третьим знакомым заходит речь о какой-то концепции из физики. Вы вспоминаете, что о ней вам в личной беседе рассказывал и Василий, и Андрей. Вопрос в следующем: на кого из них будет более уместно сослаться в споре как на надежный источник?

Вышла статья нашего научного редактора А.Т. Юнусова "Ἐπιστήμη ἁπλῶς Аристотеля: знание или понимание?"

В современных исследованиях Аристотеля последнего полувека ряд комментаторов отстаивают позицию, согласно которой наиболее корректной интерпретацией центрального для аристотелевской эпистемологии понятия ἐπιστήμη ἁπλῶς является не «знание в собственном смысле», а «понимание в собственном смысле». Эта позиция, у истоков которой стоит классическая статья Майлза Бёрнита, опубликованная в томе материалов 8-го Symposium Aristotelicum, не получила в аристотелистике широкой поддержки, но в то же время не была подвергнута подробным обсуждению и критике. Настоящая статья посвящена опровержению этой позиции. Главная ошибка Бёрнита состоит в том, что он не проводит различия между дотеоретическим представлением о понятии ἐπιστήμη и его теоретической экспликацией в текстах Аристотеля. Бёрнит указывает на то, как непохожа теория ἐπιστήμη Аристотеля на современные теории знания и как она похожа на современные теории понимания. Но непохожесть двух теорий не обязательно свидетельствует о том, что это теории двух разных вещей; мы вполне можем иметь дело с двумя конкурирующими теоретическими экспликациями одного феномена. Чтобы понять, говорит ли Аристотель о чём-то, отличном от знания, мы должны сравнивать не его теорию с современными теориями знания, а его дотеоретическое понимание ἐπιστήμη с современным дотеоретическим пониманием знания. Такое сравнение показывает, что ἐπιστήμη Аристотеля почти до неотличимости похоже в этом смысле на знание, которое обсуждается в современной философии.

Составляем тир-лист по эпистемологии!

https://www.youtube.com/watch?v=2IkN7OnTYzU
https://www.twitch.tv/team_yalda

В одной из своих статей Дерек Парфит рассуждал о «я-предках» и «я-потомках». Например, по отношению к своей же личности, но в том состоянии, в котором она была, когда вы были ребенком, сегодняшний вы являетесь я-потомком. Сама же более ранняя версия вашей личности – это ваш я-предок.

Причина, по которой вообще имеет смысл говорить о предках и потомках внутри отдельного «Я», состоит в том, что разные срезы или этапы личности сохраняют между собой психологическую преемственность, но необязательно сохраняют психологическую связанность. Убеждения и мотивация, свойственные для более ранней версии вашей личности, необязательно наследуются более поздней личностью. Несмотря на это, более поздняя версия вашей личности неизбежно является преемником всего, что было «до».

Поскольку людям свойственно со временем всё-таки менять своё мировоззрение, пребывать в разных эмоциональных состояниях и жить ради разных вещей, то между различными версиями одной и той же личности возникает психологическая разница, достойная концептуализации как разница между предками и потомками.

Полагаю, что забота о своём будущем «Я» — это распространенная практика. И мы обычно (напрасно) не проводим различия между психологической преемственностью и связанностью. Тем самым, вероятно, мы переоцениваем то, насколько наше будущее «Я» будет похожим на «Я» настоящее. Уже сама намеренная попытка что-то сделать для я-потомка может существенно изменить то, кем именно он будет.

Примером здесь могут служить всякие плановые мероприятия по расширению кругозора. Дело в том, что в стартовой точке вы видите те преимущества и недостатки широкого кругозора, которые важны для человека с относительно более узким кругозором. Следовательно, достигнув желаемого, может оказаться, что оно было действительно желаемым именно для я-предка, который всё это инициировал, но не для я-потомка, который всё это получил.

Забота о своих прошлых «Я» — это менее распространенная практика. Хотя, конечно, порой можно явным образом сделать что-то именно для себя из прошлого, радуясь реализации то, чего хотел бы ваш я-предок. И я думаю, что если кому-то действительно хочется делать что-то для себя же, но из прошлого, то это один из критериев, по которому можно констатировать относительно большую психологическую связанность между различными версиями личности этого человека.

Как бы то ни было, в этом году мне выпала возможность взглянуть на своих я-предков. Во-первых, в «Финиковом компоте» вышел мой текст, который я написал в 2021-м. Как ни странно, но это рецензия на книгу Павлова о постпостмодернизме. Тогда мне это казалось интересным и важным. Во-вторых, у Евгения Логинова скоро выйдет книга о доказательствах бытия Бога, где есть и моё интервью, которое я давал в 2022-м.

Что сказать, так держать, я-предки!

Разочарование – это, конечно же, по-своему очаровательное состояние, поскольку оно предполагает обидчиво диаметральную реакцию субъекта на эффект, произведенный его же перспективой. Но что отличает очарованного от неочарованного? То, что первый добавляет к своему восприятию чего-то или кого-то нечто сверх воспринятой информации. Как правило, примешивается позитивная оценка, эмоция или аффект. Одновременно с этим очарование трудно сконструировать намеренно – просто ввиду того, что есть нечто разочаровывающее в сознательном желании быть очарованным.

Пользуясь идеей Ортеги-и-Гассета о том, что личность – это она сама и её обстоятельства, я бы предположил, что очарованность предполагает погружение или включение себя в обстоятельства. Отсюда и возникает ощущение большей объективности этого чувства, чем в случае простого конструирования хорошего отношения. Важен именно успех в том, чтобы вынести личную оценку вовне, увидеть в ней локкеанское вторичное качество, наверняка произведенное чем-то первичным и относящимся к объекту очарования непосредственно.

Тем заметнее шаткое положение разочарования. Оно происходит в тот момент, когда обстоятельства возвращают вам ту часть вас, которую вы пытались в них включить. Можно сказать, что в процессе разочарования вы становитесь собой без части собственных обстоятельств. И пока даже в неосознаваемом очаровании сохраняется доля личного контроля, поскольку оно направлено от субъекта, то этот контроль теряется, когда разочарование направляется к субъекту. Возможно, наиболее фрустрирующий аспект ситуации и состоит в том, что конечный пункт разочарования – это исключение из самой дихотомии очарованности и разочарованности. И чем ситуация ближе к этой точке, тем больше попытки поддерживать разочарование становятся похожими на конструирование негативного отношения.

Сами же попытки продлить своё нахождение внутри дихотомии, где субъективная перспектива смешивается с миром вокруг, и являются предметом мета-очарования, упомянутого вначале. Так можно взглянуть и на пример Гассета с «отсутствием возлюбленной в Мадриде», поскольку попытка включить себя в отсутствие является, пожалуй, лучшей одой минувшему очарованию.

Что же тогда не так с не-очарованностью, если ради бегства от неё можно даже пожелать продления разочарования? Полагаю, что всё с ней так. Более того, большинство актуально очарованных или разочарованных, вероятно, предпочтут считать, что они смотрят на всё трезвым взглядом, не примешивая своих эмоций и оценок. Возможно, в том и разгадка, что не-очарованность выгодно проецировать вовне, но скучно проживать.

Здесь вышла моя статья о порядках знания. Что в обычной жизни, что в различных науках, что в эпистемологии существует представление о том, что знание бывает разных порядков. Одно дело, когда вы знаете столицу Никарагуа (знание первого порядка). Другое дело, когда вы знаете о том, что знаете (знание второго порядка). Третье дело, когда вы понимаете, что не существует никакой преграды в том, чтобы фармить порядки знания путем наворота одного «знания о том, что...» на другое.

Проблема лишь в том, что интуитивное деление знания на разные уровни и порядки часто оказывается в той же степени смутным, сколь и непродуманным. Особенно, если считать, что такие деления отражают реальную разницу между различными видами знания. Как ни странно, но осознать проблему помогает имеющаяся дискуссия о КК-принципе. На первый взгляд она может показаться отвлеченным обсуждением одной из аксиом эпистемической логики, но на самом деле именно там уже явно показаны наиболее разрушительные следствия наивного разговора о порядках знания.

Собственно, мой подход состоит в том, чтобы не онтологизировать порядки знания и понимать их номинально, только как удобные формы речи для описания некоторых познавательных ситуаций.