Недавно я увидела в тайном чатике расшар
поста Ксении Соловьевой: она анонсировала свежий «Соловей» с обложкой, которую нарисовал ее сын Никита, художник, который работает под псевдонимом
Крокодилов. Меня зацепили его задумчивые Коломбины и потусторонние овечки, как будто плавающие в сонном безвременном бульоне. Я сразу пошла допрашивать Никиту: про путь в арт-мире, про работу с галереей Serene, про первые выставки и тревогу, которая у многих бывает, когда приходится заявлять о себе.
- Как вообще решиться назвать себя художником? Когда пришло это осознание?
- Думаю, что оно приходило и отступало волнами. В детстве рисовал фанатично, хотел зарабатывать этим. Потом фокус смещался, но что-то все время возвращало обратно. Например, в школе, где я учился, преподавал художник-портретист. Он меня заметил, и мы вместе ходили рисовать. Наверное, окончательно я поверил в живопись как в свою основную деятельность, когда поучаствовал в первой групповой выставке и случились первые продажи.
Представляться художником Никите было сложнее, долгое время само это слово казалось слишком претенциозным. «Теперь мне кажется, что это просто вопрос самоидентификации. Когда я представляюсь художником, я ни на что не претендую, а просто говорю, чем занимаюсь».
- У многих художников страх коммерции: либо боятся продавать и искусство, и душу дьяволу рынка, либо надеются, что галерея все решит за них. Как у вас сложилось с Serene Gallery?
- Познакомился с Сашей Бланарем, когда стажировался в аукционном доме Phillips. В какой-то момент просто показал ему свои работы, он пригласил участвовать в первой групповой выставке, там случились первые продажи. Мне тогда очень повезло, потому что с самопрезентацией у меня было плохо, но мы уже были знакомы, и это упрощало процесс.
Сейчас с этим проще: «Я впервые чувствую в себе достаточную уверенность кому-то себя “питчить”. Подаюсь на опен-коллы, сам пишу кураторам за советами, получаю опыт». Участие в Cosmoscow стало для Никиты большим шагом: он впервые рассказывал о своих работах коллекционерам. «Это был вызов, но дико полезный».
- Сколько художников прячут свои работы, потому что думают, что это «еще не идеально»! Как вы с этим справляетесь?
- Я очень верю в правило 10,000 часов. Стараюсь как можно больше рисовать, искать сюжеты, пробовать разные вещи. Вдохновение приходит и снаружи, и изнутри. Снаружи — это живопись, случайные красивые вещи, как, например, старая обшарпанная стена, где видно сразу много разных слоев краски, или что-то более очевидное, как грязно-розовое от городских огней небо. Изнутри — когда немного замедляюсь, дышу, стараюсь остановить бесконечный поток повторяющихся мыслей обо всякой ерунде.
Я сказала, что Никитины работы напоминают мне и Дойга, и Пикассо, и школу Slade в целом. Сам Никита назвал классиков вроде Дега, Вюйара, Клее, де Кунинга и Жилинского, а также множество современных художников, за которыми он следит в соцсетях: важно видеть, как работают те, кто живет и думает в том же времени.
Овечки в работах Крокодилова - отдельный мир. Кому-то они могут казаться милыми и пасторальными, а я в них вижу мрачную потустороннюю силу. Судя по всему, это классический случай додумывания за автора: «В 12 лет я учил стихотворение Блейка The Lamb; потом у него в другом стихотворении появляется тигр, как противоположность агнца. Тигр своей врожденной жестокостью еще сильнее подчеркивает невинность овечки». Для него это символ детскости, чего-то важного, что стоит сохранять в себе. Ну и просто «их приятно рисовать».
- А персональная выставка будет?
- В мае, надеюсь; мне важно, чтобы в ней приняли какое-то участие мои ближайшие друзья. Помимо этого классно, когда работы перекликаются и вместе создают некое эхо. Как музыкальный альбом, в котором песни располагаются в определенном порядке неслучайно.
- Ну и постскриптум: почему Крокодилов?
- За мной это прозвище закрепилось с подросткового возраста. Началось как забавная внутренняя шутка, но потом намертво зафиксировалось.
Ну что, берем овечек? Я точно хочу.