Глосса заметно расширилась и углубилась за последние годы. В свежем издании вместе с АГК комментировал 170. Внимательный читатель сможет заметить, какие позиции из моей более ранней статьи подверглись редакции со стороны уважаемого соавтора:)

Издательства «М-Логос» и «Статут» подготовили очередной, 12 по счету том из Серии #Глосса.
Недействительность сделки: комментарий к ст. 166-181 ГК РФ. Отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2025
Авторский коллектив: Р.С. Бевзенко, С.Л. Будылин, А.А. Громов, А.В. Егоров, А.Г. Карапетов, А.А. Новицкая, А.А. Павлов, Д.О. Тузов, И.С. Чупрунов.

Пока книга вышла только в твердом переплете. Электронная версия выйдет несколько позже, об этом объявим отдельно.

Презентация данного тома пройдет 25 апреля с 18.30 в центре Москвы. Планируются выступления ряда авторов книги
#глосса

Поскольку меня недавно спрашивали о том, что читать по ликвидации, поделюсь здесь своей статьей по этой тематике. Она посвящена главным образом вопросам влияния ликвидации на обязательства юридического лица, но естественным образом затрагивает многие базовые вопросы ликвидации, включая то, что происходит с юридическим лицом в результате исключения записи о нем из реестра, природу пост-ликвидационных процедур (п. 5.2 ст. 64) и т.д.
 
Статья уже давно в открытом доступе в составе сборника к юбилею уважаемого А.А. Павлова на сайте М-Логоса, но, возможно, кому-то будет удобнее скачать ее отдельно отсюда.
 
По некоторым данным через определенное время количество работ по ликвидации, которые можно рекомендовать к прочтению, должно увеличиться (а то сейчас ситуация совсем грустная). Но посмотрим.

Михаил Александрович абсолютно справедливо обращает внимание на то, что недействительность сделки (РС) едва ли может исчерпываться только (абсолютной) ничтожностью и оспоримостью. Так, АВЕ давно отстаивает идею относительного оспаривания в банкротстве (строго говоря, не оспаривания), АМШ в учебнике МГУ рассуждает об относительной недействительности на примере п. 1 ст. 173.1 и др. Собственно, в своей статье по симулятивным сделкам я тоже обсуждаю ситуации, когда одна и та же сделка имеет эффект для одних лиц, но не имеет его для других: например, мнимая сделка не имеет силы для сторон, но может порождать юридические последствия для добросовестных третьих лиц, которым неизвестно о мнимости.
 
В этом смысле можно было бы сказать, что п. 5 ст. 166 – это некоторое (хотя и необычное) продолжение той же цепочки: для недобросовестной стороны сделка не является ничтожной, в то время как для добросовестной стороны сделка имеет силу, а судебный акт влечет конвалидацию сделки.
 
Так могло бы быть, однако я не уверен, что кто-то до конца понимает, работает ли п. 5 ст. 166 именно так. До реформы ГК никакого глубокого обсуждения данной проблематики в российской литературе, насколько мне известно, не велось. После реформы большинство комментаторов (включая уважаемого АМШ) сходятся в том, что сложно понять, что именно написано в п. 5 ст. 166. Примеров п. 5 ст. 166 в иностранных правопорядках мы вроде бы тоже не видим.
 
В итоге п. 5 ст. 166 действительно может вести к тому, что перед нами «сделка Шредингера», про которую мы просто не знаем, есть она или нет. Предположим, что истец обращается в суд с иском о признании сделки ничтожной, а суд ему отказывает по п. 5 ст. 166. Произошла ли здесь конвалидация? Неизвестно. Мы лишь знаем, что в иске отказали по п. 5 ст. 166. Действительна ли сделка для другой стороны? Неизвестно, ведь, возможно, она не выразила никакого мнения на этот счет (не представила никаких возражений). Может быть, она даже тоже предпочла бы, чтобы сделка считалась ничтожной.
 
С учетом сказанного, я бы очень остерегся применять п. 5 ст. 166 в качестве инструмента, которым бы направо и налево исцелял бы формальную ничтожность всех РС, не соответствующих Обзору.

Участник требует от ООО дивиденды, решение о выплате которых было удостоверено альтернативным способом (подпись всех участников), но не нотариально. При этом установление такого альтернативного способа произошло в 2018 г. путем внесения изменений в устав на основании решения собрания (РС), которое тоже не было удостоверено нотариально. Исторически дивиденды на основании РС, удостоверенных таким образом, выплачивались, пока не возник спор между участниками.
 
Коллеги сходятся в том, что иск следует удовлетворять, однако очевидно расходятся в обосновании (см. позиции АГК и АВЕ).
 
П. 5 ст. 166 ГК / эстоппель
 
АВЕ полагает допустимым использовать в данном случае п. 5 ст. 166. Формально спорное РС является ничтожным в силу позиции, закрепленной в п. 2 Обзора 2019 г. Однако ссылка на ничтожность РС должна быть проигнорирована, поскольку до этого дивиденды исправно выплачивались, в том числе в пользу второго участника. Фактически п. 5 ст. 166 в данном случае компенсирует недостаток нотариальной формы.
 
Мне не слишком нравится эта линия аргументации. Пункт 5 ст. 166 ГК – это в принципе странный механизм, который, судя по всему, существует только в России. В результате его применения у нас появляется сделка / РС Шредингера: для одной из сторон сделка / РС есть (она не может ссылаться на ничтожность), но не вполне понятно, есть ли сделка / РС в принципе, т.е. имеет ли здесь место конвалидация. Кроме того, как убедительно показывает А.М. Ширвиндт в своих статьях, невозможно не увидеть напряжение между п. 5 ст. 166 и тем, что суд вообще-то должен констатировать ничтожность по своей инициативе. Поэтому при любой возможности следует минимизировать сферу применения п. 5 ст. 166 и не расширять ее за пределами строго необходимого.
 
Но главное – если суд применит здесь п. 5 ст. 166, то получится, что все РС, принятые с нарушением подхода, закрепленного в п. 2 Обзора 2019 г., ничтожны. А это чревато неконтролируемыми последствиями (см. ниже), в том числе для РС, который, как в данном деле, были приняты много позднее Обзора, но альтернативный порядок удостоверения которых был установлен ранее.
 
Кроме того, если применять п. 5 ст. 166 для того, чтобы компенсировать недостаток нотариальной формы в данном деле, то не выйдет ли так, что от требования о нотариальной форме РС в ООО и вовсе не останется следа во всех иных случаях?
 
Строго перспективное применение п. 2 Обзора 2019 г.
 
А.Ю. Глазунов в нашем общем комментарии к Обзору 2019 г. вполне убедительно, на мой взгляд, показывает, что с содержанием п. 2 следует согласиться, но применение такого подхода с обратной силой противоречит принципу правовой определенности.
 
Эту же идею, по сути, поддерживает и АГК, вполне справедливо настаивающий на сугубо перспективном применении п. 2 Обзора.
 
Я согласен с этим мнением: хотя п. 2 Обзора по содержанию правилен, он «запоздал» на 5 лет в сравнении с реформой гл. 4 ГК. Сложившаяся за эти 5 лет практика, которая исходила из отсутствия необходимости нотариального удостоверения и которая поддерживалась судами и иными правоприменительными органами, едва ли может быть поставлена под удар ничтожности. В противном случае возникнут множественные вопросы не только с дивидендами, но и с изменениями уставов, формированием органов управления, одобрением сделок и т.д. Часть этих вопросов может быть решена за счет публичной достоверности реестра, п. 5 ст. 166, защиты добросовестности вообще и т.д. Но зачем нам идти этим путем, если проще строго очертить временные рамки применения п. 2 Обзора?
 
Безусловно, обсуждаемый подход поставит в полный рост вопрос о природе разъяснений высшей судебной инстанции. Ведь если мы имеем дело только с толкованием норм позитивного права, то оно не может применяться сугубо перспективно: норма же существовала всегда. Однако, кажется, лучше косвенно признать, что разъяснения ВС РФ могут иметь строго перспективное применение (как это было когда-то с постановлениями Президиума ВАС), чем ставить под удар РС, не соответствующие п. 2 Обзора.

Исковая давность
 
Полностью согласен с АВЕ, что разрешение спора за счет ссылки на пропуск ответчиком исковой давности было бы фундаментально неверным. Даже если оставить в стороне вопрос о том, что по общему правилу давность к искам о признании РС ничтожным применяться не должна, – к сожалению, в п. 112 Пленума № 25 здесь грубая ошибка, –  в абз. 2 п. 106 того же Пленума № 25 прямо (и справедливо) разъяснено, что на возражения о ничтожности давность точно не распространяется. Соответственно, любые рассуждения на этот счет будут просто игнорировать позицию Пленума № 25.
 
PS учитывая последние тенденции написания определений СКЭС, рискну предположить, что и в мотивировке по данному делу ВС сошлется одновременно на все три обоснования, предложенные выше…;)

В последнее время не успеваю публиковать здесь посты по существу - поэтому разбавлю тишину хотя бы таким контентом.

Figuratevi!

В свободном доступе опубликована книга И.С. Чупрунова "ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ДИРЕКТОРА ПЕРЕД ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ: комментарий к постановлению Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 № 62"

Скачать книгу бесплатно

В монографии анализируются проблемы, связанные с природой ответственности директора перед юридическим лицом, ее условиями, а также с основными элементами обязательственного отношения между директором и юр. лицом. В качестве отправной точки для обсуждения указанных проблем служит постановление Пленума ВАС РФ от 30 июля 2013 г. № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица». В работе широко используются и сугубо теоретические исследования (российские и иностранные), и актуальная отечественная судебная практика, вследствие чего монография будет представлять интерес как для научных работников, студентов и аспирантов, так и для судей или практикующих юристов. Судебная практика в настоящем комментарии приводится по состоянию на 15 декабря 2023 г.

Автор: И.С. Чупрунов

Если читать ее буквально, то участник будет иметь право подавать представительский виндикационный иск вне зависимости от того, связан ли ответчик с директором. Достаточно, чтобы участник имел право оспорить изначальную сделку, на основании которой была отчуждена вещь. На мой взгляд, это было бы излишним расширением границ применения представительских исков.

Кроме того, из определения не вполне ясно, как именно надлежит действовать участнику, намеренному подать виндикационный иск от имени корпорации. СКЭС говорит о возможности предъявить виндикационный иск «в дополнение к оспариванию сделки». Не вполне ясно, что стоит за этой фразой: неужели участник должен одновременно предъявлять иски (а) к контрагенту об оспаривании сделки и (б) к третьему лицу о виндикации, притом, видимо, в рамках единого процесса? Кроме того, Коллегия упоминает возможность виндикации «вместо реституционного требования», как бы противопоставляя это подаче такого иска «в дополнение к оспариванию сделки». Однако здесь вряд ли уместно противопоставление: пока сделка не оспорена, сложно увидеть пространство для виндикации.

Наконец, трудно понять, почему в деле Комкон Коллегия рассуждает именно о виндикации, хотя в сходном деле (определение № 307-ЭС22-6119) ранее она (а) квалифицировала последовательные сделки по отчуждению вещи в качестве прикрывающих единую сделку между изначальным отчуждателем и конечным приобретателем и (б) посчитала, что иск об истребовании вещи является реституционным, а потому может быть предъявлен участником корпорации от ее имени (обсуждали это дело здесь). Вполне возможно, что эти способы защиты вполне могут сосуществовать, и участник может вместо доказывания притворного характера цепочки сделок просто попытаться оспорить первую сделку и далее применить виндикацию. Однако СКЭС обходит этот вопрос стороной.

Теперь остается ждать, куда дальше Коллегия решит расширять перечень представительских исков (сложно предположить, что не станет). Хотелось бы верить, что это будет происходить именно за счет понятия конфликта интересов, о котором речь шла выше.

PS замечательно, что СКЭС прямо называет обсуждаемые иски представительскими – это намного точнее термина «косвенный»!