Прочла две книги о подростках. Принадлежат разным авторам, разным литературным жанрам, написаны на разных языках, в разных культурах. Но одно их объединяет — в каждой подросток переживает тяжёлые события и получает глубокую психологическую травму, которую хранит в секрете.
Травма, хранящаяся в секрете, стремится тяжелеть и превращается в бремя, невыносимое для психики подростка.
А еще в обеих книгах педофилы
#ясозрел (а их жертвы нет)
Анастасия Максимова, «Дети в гараже моего папы» [изд.
Альпина.Проза, М; — 2024г.]
Казалось, про эту книгу столько написано, что воронка отзывов и обсуждений выстроена от и до, исчерпав всё, что можно сказать.
Роман о сыне серийного убийцы. Однажды папу подростка Егора уводят из дома в наручниках, и так начинается история жизни «после», поэтапно разворачиваясь перед нами: от суеты и отрицания до стремления очиститься, отпустить.
Не раз вы это читали, но и я повторюсь: автор делает великолепную работу, отводя читателя от алчного желания узнать побольше о маньяке, его личности, мотивах, девиациях, деталях преступлений. А когда нам хочется в это нырнуть, то делает отрезвляющую пощёчину, напоминая, что герой здесь не он. Не он, но сын, ребенок, которому приходится жить дальше с ношей вины, жертвы, травмы, ответственности, страха и утраты.
Егор — своеобразный центр системы образов, соединяющий два ее полюса: «оставшихся» (по тексту) и «ушедших» (из жизни — это касается и тюрьмы, и смерти).
Он, подобно пограничнику, стережет границу между двумя этими мирами. Смотрит в обе стороны, разрываемый этой дуальностью, виной, бременем, которое невыносимо для психики подростка.
Одна из опорных тем романа — тема вины и ответственности, которые берет на себя ребенок преступника. А также стыда за поступки взрослого.
То, что отец Егора ничем себя не выдавал и вообще всю жизнь был прекрасным родителем, ставит сына в еще более тяжкое положение, в котором ему очень сложно обвинить отца. Своего рода газлайтинг, порождающий сомнения в себе, в реальности, в воспоминаниях, а также навязывающий чувство вины.
Газлайтинг — это ведь как раз тот инструмент, который педофилы так умело применяют к своим жертвам. Их риторика диктует ребенку взять на себя ответственность за всю ситуацию: от действий взрослого до реакции окружающих и до последствий.
Здесь я плавно перейду к второй книге
Клэр Кастийон, «В связке», [в переводе Нины Хотинской, изд.
«Самокат», М; — 2024 г. ]
В небольшой по объему книге запрятано глубокое детское смятение, раскол детской души, на которую взвалили ответственность за действия взрослого.
Это рассказ девочки Алисы о ее отношениях с другом мамы Жоржем (ласково названным героинями Монджо).
С восьми лет девочка оказалась в ситуации развода родителей. Ребенок, скучающий по отцу, так узявим к теплу взрослой мужской фигуры, так беззащитен и открыт влиянию.
Насколько книга разбивает сердце, настолько же наглядно в очередной раз показывает, как умело взрослый втачивает, вчеканивает в ребенка чувство ответственности за происходящее:
— Алиса, ты знаешь, что нас связывает, и знаешь, что об этом никто никогда не должен узнать, правда? Ты знаешь, что, если кому-нибудь скажешь, твоего отца посадят в тюрьму за то, что он вас бросил, а маму будут судить за плохое обращение с ребенком? Знаешь, что ее наверняка лишат материнских прав, а отца признают несостоятельным, и он не сможет оформить опеку. Тебя отдадут в приемную семью. Алиса, я тебя люблю, ты это знаешь, правда?
Клэр Кастийон, не оставив нам шанса сдержать слезы, показывает дереализацию — Алиса начинает смотреть на себя будто со стороны, раскалывается надвое. Она и понимает, что это все неправильно и незаконно, но и не понимает. Ее чувства спорят с тем, что ей внушил Монджо, ее желание убежать и искать защиты спорит с внушенной же ответственностью за судьбу родителей.
И пусть вас не смущает, что девушка в пятнадцать лет не понимает, что мужчина под пятьдесят ей не любовник и не муж, а насильник и манипулятор, что это педофилия, ведь ее с восьми лет разделили надвое и поместили в чужую искаженную реальность.