Вчера святили куличи и не только.
Мне кажется, я не делала этого лет с 11, когда у меня еще был интерес. В моей семье он тогда уже не поддерживался.
В детстве, когда был жив отец, мы красили яйца луковой шелухой, потом ими стукались — чье не разобьется, тот победил. Участвовали и моя сестра, и мама.
Потом Пасху отмечала лишь тетя. Мои тети — советские люди, только старшая воцерковилась в 90-х, после смерти мужа от тяжелого, неизлечимого рака, и со свойственной ей дотошностью погрузилась в понимание процесса, хорошо знала Библию. Она же всегда звонила с «Христос Воскресе», а до этого — в Прощеное воскресенье.
С тетей я виделась последний раз как раз на Пасху — в 2023-м году она была ранней, 16 апреля. Я задержалась с приездом, потому что
звонила в колокола — а доехав, увидела, как сильно спрогрессировала болезнь за три месяца.
Как позже выяснилось, ей заглушали боль галоперидолом — тетя продолжала говорить бодро и четко, была в полном разуме — но что-то значительно изменилось в мимике.
Только в этот момент я поняла, как все плохо. Я сидела над чаем, куском кулича и пасхой, которые подала сиделка, и заливала их беззвучно слезами, глядя на них и на постель тети.
Говорила тетя о том, что, похоже, ее последняя институтская подруга, живущая с приходящей сиделкой, больше не берет трубку. Со подругами из института она поддерживала отношения почти 70 лет — звонила, узнавала, как дела. С семьей то же самое. «Наверное, все», — сказала тогда тетя Нина.
О том, что у старшей тети рак, не говорили, повисли полунамеки в духе «звони чаще». Осознание пришло на ту самую Пасху.
Кружок, где я в ужасе плачу на лавочке у подъезда тети, я на канал так и не выложила.
На обратном пути я позвонила младшей тете и спросила, что с тетей Ниной. Оказалось, что рак нашли в январе.
Пропустили его по случайности: тетя жаловалась на желудок, была на плановом обследовании год назад, но не стала делать КТ, потому что наслушалась сетований младшей, что ее пересветили: когда та лечила рак почек в 2017-м, снимки делали по шесть раз в год, но она не имела в виду, что не надо делать их никогда.
Результатом «химии» стала нейропатия, долгое время сестра могла удержать ложку только в перчатке. Чувствительность на концах пальцев не вернулась, но и рак пока тоже.
В 92 года «химию» уже не делают — оказалось, в этом возрасте лечат только таблетками. Прогнозы были неутешительные, даже наверняка сказать, какой именно рак, можно было бы только при снимках; так смотрели по косвенным признакам, но решили, что рак желудочный, распространившийся.
Возвращаясь домой через парк, я позвонила брату и сказала, что дело серьезное, ему стоит самому позвонить тете Нине. Это я езжу к тете раз в пару месяцев, он с ней виделся сам два года назад. Надо успеть.
Тетя Нина умерла ровно через месяц после той встречи, 16 мая. Больше мы не увиделись.
Брат крутился в работе и не позвонил.
…
За два месяца до этого, в марте, умерла мама подруги, с которой мы дружим с пятнадцати лет.
Тоже рак, «химия» оказалась слишком тяжелой.
Это было начало: с тех пор — по отдельности и на двоих — мы потеряли немало родных, любимых людей.
Пошел третий год — и этой весной она смогла начать разбирать вещи в доме.
Ее мама всегда ходила в определенную церковь — одну из старинных в районе.
Вчера мы в нее поехали.
Пришли, поставили куличи, корзинку. Апрель, на улице +26 — нас облили водой от души, а не просто побрызгали, как в других — этот храм явно имеет свой почерк, — и мы сразу высохли.
Оказывается, можно святить кагор и вообще все со стола. Люди приходят по одному, но куда веселее, когда они появляются семьями.
В тот день, проходя мимо церквей со встречи на встречу, я видела людей не только с корзинками — с чемоданами.
И увидела в этом году, что Пасха — одна из объединяющих семейных традиций.
Потом сидели на шезлонге у пруда в парке — того, что недавно расчистили.
Уже чуть-чуть могли подумать о будущем.
А утром у меня был не только кулич, но и яйца, и пасхальное полотенце подруги. Может, мама проснется, и стукнемся яйцами.
Я каждый день проверяю, что она все еще дышит.