Вспомнил про «транснациональное кино», о котором думал и немного читал (статья на эту тему в комментариях) во время работы над седьмым номером «К!». Вот пример такого кино — великолепный неонуар 1994 года «Самый ужасный период моей жизни» режиссера Кайдзо Хаяси.
Это экранизация детективного романа Микки Спиллейна, популярнейшего американского писателя 60-х—70-х годов. Фильм в американском стиле — но снят в Японии. Различия встречают сразу же. Брутальный и грубый спиллейновский главный герой, детектив Майк Хаммер здесь — неудачливый Майку Хама, занимающийся частным сыском как пропавших людей, так и сбежавших во время прогулки собак. Живет он в Йокогаме, а кабинет его находится в кинотеатре, рядом с будкой киномеханика. В репертуаре сплошь американское кино, показывают даже «Лучшие годы нашей жизни» (1946) Уильяма Уайлера. (Название фильма Хаяси — отсылка-перевертыш к Уайлеру.)
Американизирована черно-белая повседневность Майку, американизирован и сюжет. Нуаровая запутанность, интрига, обреченные герои — на месте. Перенос стиля Америки в другую страну, по-моему, неизбежно привел, во-первых, к трансформации эстетики нуара, а во-вторых, к образованию особого политического подтекста.
Вместо роковой нуар-женщины в фильме Хаяси выступает тайваньский эмигрант, работающий на мафию. Дружба Майку с ним, по законам жанра, не приводит ни к чему хорошему. Главные противники детектива — ни хорошие, ни плохие, «серые» члены банды «Новых Японцев», тоже эмигранты.
Уже хотя бы эти детали намекают, что разборки, подставы и все злоключения Майку содержат в себе политический комментарий — по поводу истории страны, по поводу послевоенного антиколониального поворота, приведшего к кризису в миграционной политике. И, что самое классное, этот отчетливый политический комментарий мастерски сохраняется исключительно в подтексте. Что в начале, что в финале — это фильм про (не-такого-уж) крутосваренного детектива и гангстеров. Однако, этот фильм, также, скрыто размышляет: о жанре — жанре из прошлого, который тем не менее продолжает жить и сохраняет потенциал; об истории страны — травме послевоенного прошлого, травме американской оккупации, о прошлом, присутствующем в настоящем. Национальное ли это кино сложно сказать. И американского, и японского здесь поровну — возможно, идеальная пропорция для японского фильма о прошлом.