Я человек простой: вижу симпатичную банку — покупаю. У меня был крем, который пах как цитрусовая ванна в дворце эпохи Людовика XIV, и маска с покемонами, которую я взяла исключительно из-за Снорлакса на упаковке. Ирония в том, что именно эта маска, выглядевшая как сувенир с аниме-фестиваля, сработала лучше многих предыдущих.

Вообще мой уход прост: если что-то приятно, значит, это работает. Когда текстура радует, а запах не вызывает ассоциаций с влажным ковролином, я довольна. Я не тот человек, который видит разницу между ретинолом и ретиналем (вот тут это, кстати, понятно объяснено экспертами), но я точно умею превращать умывание в гедонистический ритуал.

«Недотрог» я читаю давно, пару лет точно. Сначала подписалась из-за названия, потом осталась читать. Там как-то по-человечески пишут про кожу, косметику и всё вокруг неё. Вот пост про то, как находить подруг, когда тебе не 15 — хорошая вещь, говорю как человек, у которого три из трёх близких подруг живут в других часовых поясах. Или отличный текст про гигиену сна. А ещё у них есть упражнения для лица, которые я неднократно проверяла на себе. Пока делала, выглядела, будто выгоняла демона из подбородка, но лицо потом действительно свежее выглядит, можно идти фотографироваться на паспорт.

В общем, если вы тоже любите косметику, но не любите околокосметические секты, и если вам приятно трогать и разглядывать банки, но вы не готовы продираться через непонятные термины, — подписывайтесь на @dtmskin.

Я не просто в восторге от «Велнесса» Нейтана Хилла — я В ВОСТОРГЕ до такой степени, что уже сейчас понимаю: это одна из главных книг года. Гениальный роман, однозначно буду перечитывать.

История начинается в 90-х, когда Джек и Элизабет знакомятся в Чикаго — на фоне культурного подъёма, в атмосфере наивного идеализма и веры в то, что вся жизнь впереди. Спустя двадцать лет они всё ещё вместе, но каждый по-своему устал. И от брака, и от постоянных попыток соответствовать, и от чувства, что жизнь давно перестала быть приятным процессом и постепенно превратилась в набор задач. Каждый день ощущается героями как обслуживание системы: проверить, где сбоит, отследить, что не так, устранить ошибки до того, как всё посыплется.

В какой-то момент, когда сил на честный разговор уже не остаётся, а перманентная усталость становится фоном, Джек с Элизабет решают, что проще не разбираться в сломанной внутрянке, а навести порядок снаружи, чтобы хотя бы при беглом внешнем осмотре всё выглядело не так отвратительно и удобоваримо для окружающих.

Примерно тогда им и приходит в голову, что их может спасти велнесс. Система, где всё структурировано и обещает предсказуемость, где на любой внутренний запрос всегда найдётся якобы практическое решение. Это очень узнаваемый момент — я тоже когда-то верила, что всё можно наладить, если просто правильно дышать, высыпаться и купить хороший увлажнитель.

Хилл очень точно показывает, как одержимость улучшайзингом, которая сначала выглядит как попытка взять себя в руки, постепенно вырождается в гораздо более монструозную штуку — в почти религиозную преданность определённой системе мышления, пресловутому велнессу.

В этом смысле велнесс в романе (не знаю, насколько это сделано намеренно) прописан как полноценный культ. У него есть ритуалы (йога, медитация, микродозинг), проповедники (инфлюенсеры, коучи), святые писания (книги по саморазвитию), грех (сахар и, ээээ, скажем, негативное мышление) и даже обещание рая — идеального «я», в котором всё наконец будет под контролем. Только всё это работает не на какие-либо реальные изменения, а на иллюзию контроля.

И ужас в том, что герои (и реальные персонажи с похожим образом мышления) не просто верят в велнесс. Они боятся, что без него у них ничего не останется.

Это невероятно тонкий, амбициозный и при этом драйвовый текст. Редкий случай, когда я читала большой роман про наше время и не морщилась.

Я уже говорила, но если вы всё ещё не читали, то вам правда надо. Серьёзно, книга крутейшая (чувствую, я всем про неё плешь проем).

#чтопочитать

Сегодня умер Папа Франциск — первый иезуит на престоле святого Петра, первый понтифик из Латинской Америки, первый, кто всерьёз пытался примирить церковь с XXI веком. Он писал энциклики про экологию, молился вместе с раввинами и имамами, принимал трансгендерных паломников и носил ортопедические кроссовки.

На этом фоне католическая история вдруг кажется почти рациональной. Почти — потому что достаточно вспомнить, чем в разные века занимались его предшественники, и сразу становится понятно, что смерть Франциска явно выбивается из общего ряда. Скончаться от болезни в старости, без интриг и расследований, — редкий финал для понтифика.

Меня никогда особо не интересовал институт папства, но по понятным причинам села сегодня про него читать. Выяснила, что в IX веке судили мёртвого понтифика. Папу Формоза вытащили из могилы спустя девять месяцев после смерти, облачили в папские одежды, посадили на трон и начали зачитывать обвинения. За него отвечал диакон, так что формально заседание считалось действительным. Пальцы, которыми он когда-то благословлял, отрезали, а тело экс-понтифика выкинули в Тибр. Через год его выловили и похоронили повторно.

Потом прочитала о sedes stercoraria — так называемом «тестикульном троне». Каменный артефакт с отверстием, который до сих пор можно увидеть в Латеране, оброс легендой: якобы будущих пап сажали на него, чтобы проверить их анатомию после истории с папессой Иоанной — той самой, которая, по преданию, родила ребёнка прямо во время процессии. Исторических подтверждений у этой процедуры нет, но сама необходимость её придумать уже достаточно показательна.

А потом я дошла до Иоанна XII, которому было восемнадцать, когда он стал папой. Иоанн XII в прямом смысле превратил Латеранскую базилику в бордель, устраивал там пьянки, подписывал буллы между оргиями и поднимал тосты за дьявола. К слову умер он, как и жил, с размахом: в постели с чужой женой. Одни источники пишут, что у него случился инсульт, другие — что домой внезапно вернулся муж этой самой жены. Официальную версию церковь, не комментировала, но, судя по тону хронистов, комментарии там были бы лишними.

На фоне всего этого смерть Франциска выглядит почти скромно. Теперь Ватикан ждёт конклав. А стриминговые сервисы — рост просмотров «Конклава». Неиронично интересно, насколько они вырастут. От меня точно будет плюс один, я ещё не смотрела.

5 вещей, которые сделали мою неделю (и, может, сделают вашу)

Вторая серия моего воскресного дайджеста — коротко о том, что зацепило, порадовало и удивило на прошедшей неделе. Первый выпуск можно посмотреть здесь.

1. Как звучит мир
Нашла звуковую карту Земли, на которой можно послушать, как звучит утро в Каире, тишина кладбища в Бергене или рынок специй в Ла-Пасе. Ещё там есть переосмысленные версии этих звуков, превращённые в музыку или звуковые коллажи. Дико залипательная штука, которая, кроме прочего, даёт возможность почувствовать мир ушами.

2. Последний почтальон в горах
Микродукументалка о почтальоне, который каждый день поднимается по крутой лесной тропе, чтобы доставить письма единственному жителю удалённой горной деревни. Хорошая история про японскую преданность делу, чем-то напомнила знаменитый фильм о Дзиро.

3. Реклама, которую больше никто не читает
Сэм Робертс уже почти двадцать лет документирует ghost signs — выцветшие следы старой рукотворной рекламы на лондонских зданиях. Слова вроде «прачечная» или «мыло» проступают сквозь кирпич, возникает чувство, будто город вспоминает, кем он когда-то был. Потрясающая городская археология, можно долго рассматривать.

4. Антиромантика книжного
Вчерашний опыт книготорговли показал, что люди заходят в книжные за чем угодно, кроме книг. Романтика книжного магазина испаряется примерно на третьем «А у вас можно распечатать документы?». Люди приходят за раскрасками, маркерами, картой метро или спросить, где ближайшая аптека. Девяносто процентов посетителей просто бродят вдоль полок, как по интерьерной выставке. Самые дерзкие заказывают книги с маркетплейсов прямо на месте, не выходя из магазина. Выглядит удручающе.

5. Британия ищет таланты, а я — способ отключить голову
В среду включила старые выпуски Britain’s Got Talent и не смогла остановиться. Участники шоу выходят на сцену и поют, жонглируют, подвешивают себя на крюки и танцуют с собаками. Голова отключается моментально. Если вы искали способ вырубить мысли и чувство времени, горячо рекомендую. Бонусом можно открыть для себя певца, фокусницу или деда с губной гармошкой, который кладёт на лопатки приличную часть популярных исполнителей на Спотифае.

А в качестве иллюстрации — милейший кот по имени Рембо, который сегодня подсел ко мне в «Подписных». Почти каждый раз, когда я прихожу одна и рядом остаётся свободный стул, на него обязательно залезает какое-нибудь животное.

Ну и если вы за неделю откопали что-то классное: статью, музыку, картинку, подкаст, игру, что угодно — показывайте в комментариях. Хорошим надо делиться, иначе зачем оно.

Во время Песаха в Израиле всё квасное и мучное на неделю исчезает с прилавков. Магазины убирают из поля зрения хлеб, пиво и хлопья для завтрака, а вместо них выставляют мацу и всё, что можно из неё соорудить: от мацепеченья до мацебулок.

Формально это религиозный запрет в память об исходе из Египта, когда у евреев не было времени ждать, пока поднимется тесто. Но на практике целая страна на неделю уходит в бездрожжевой ретрит.

В этом году всё совпало почти хрестоматийно. Песах заканчивается в тот день, когда у православных начинается Пасха, т.е сегодня. То есть в момент, когда одни только-только вернули в рацион хлеб, другие как раз испекли максимум возможного квасного.

У евреев североафриканского происхождения окончание Песаха отмечают мимуной. Это тёплый, домашний праздник весны, который, в том числе, неофициально открывает сезон возвращения хлеба. В дом возвращаются мука и квасное, пекутся сладости, подаются молочные блюда. Получается что-то вроде маленького пира в честь большой свободы.

Ашкеназам, к которым отношусь я, в этом смысле повезло меньше. Мимуны у нас не было. Североевропейские евреи исторически жили строже, беднее и печальнее своих южных соплеменников. Бесконечные погромы, гонения и вытекающая из всего этого вынужденная экономия не способствовали пышным застольям.

Но в этом году всё пошло иначе. Новые репатрианты — преимущественно из СНГ — решили, что мимуна слишком хороша, чтобы быть монополизированной. И организовали ашкеназскую мимуну.

С максимально не-йеменским, не-марокканским, максимально снг-шным хамцом.

С куличами блинами.

Блины, как известно, пища обрядовая. Они могут быть за упокой, могут быть за здравие, могут быть просто потому что сковородка хорошая. Но в этот раз, похоже, решили, что блины будут за свободу от рабства.

С другой стороны, каждый празднует свободу, как умеет.
Кто-то — мёдом и лепёшками с ароматом апельсина, кто-то — блинами с припёком.

Свобода всё стерпит.

Пару недель назад, болтая с подругой, которая работает в книжном, между делом ляпнула, что было бы интересно попробовать встать по другую сторону прилавка. Безвозмездно, конечно, чисто из любопытства. Узнать, каково это — объяснять, чем Джейн Остин отличается от Остина Клеона, искать «пулитцеровских лауреатов в твёрдом переплёте и чтобы не дай бог ничего не было внутри про негров» (реальный запрос, я не настолько изобретательна), и терпеливо повторять, что после Бродского и Довлатова прошло больше тридцати лет, и они уже не современные, как бы ни хотелось.

Отдельно удивительно, что меня восприняли всерьёз.

Так что завтра с 16 до 20 я буду стоять за прилавком в петербургском «Во весь голос». Рекомендовать, советовать и продавать книги. И, конечно, искать пулитцеровских авторов в твёрдом переплете. Приходите!

Прочитала, что «секрет успеха иллюзиониста кроется в создании эмоциональной связи со зрителем, в результате чего иллюзия целиком и полностью рождается в зрительском сознании».

Во-первых, отличная формулировка, а во-вторых — это же буквально про книги.

У писателя, в отличие от иллюзиониста, нет ни кролика, ни шляпы, ни ассистентки в пайетках, которую можно эффектно распилить пополам. Но у него есть слова. И он должен этими словами сделать так, чтобы читатель почувствовал запах лета 1996 года, вспомнил лицо соседа по даче, который ловил пчёл в спичечные коробки, или внезапно испытал тоску по жизни, которой у него никогда не было.

И если у писателя получилось — если он нащупал правильный ритм, создал атмосферу, не переусердствовал с описаниями и диалогами, сконструировал правдоподобных живых персонажей, тогда между ним и читателем возникает тот самый контакт. Который, как и в случае с иллюзионистом, целиком и полностью рождается в сознании читателя. Или, круче того, в бессознательном. Возможен второй вариант или нет, я не знаю, да и не проверить никак, но в мощь литературы верю.

Прочитала, что «секрет успеха иллюзиониста кроется в создании эмоциональной связи со зрителем, в результате чего иллюзия целиком и полностью рождается в зрительском сознании».

Во-первых, отличная формулировка, а во-вторых — это же буквально про книги.

У писателя, в отличие от иллюзиониста, нет ни кролика, ни шляпы, ни ассистентки в пайетках, которую можно эффектно распилить пополам. Но у него есть слова. И он должен этими словами сделать так, чтобы читатель почувствовал запах лета 1996 года, вспомнил лицо соседа по даче, который ловил пчёл в спичечные коробки, или внезапно испытал тоску по жизни, которой у него никогда не было.

И если у писателя получилось — если он нащупал правильный ритм, создал атмосферу, не переусердствовал с описаниями и диалогами, сконструировал правдоподобных живых персонажей, тогда между ним и читателем возникает тот самый контакт. Который, как и в случае с иллюзионистом, целиком и полностью рождается в сознании. Или, круче того, в бессознательном. Возможен второй вариант или нет, я не знаю, да и не проверить никак, но в мощь литературы верю.

Муж с утра пораньше показал какой-то ультрапопулярный тикток, где акула в кроссовках делает «тралалело тралала». Я прикола не поняла, и тогда он включил другое видео, на котором гибрид крокодила и бомбардировщика летит бомбить Икею. Если вы не понимаете, о чем речь, взгляните.

Мне в такие моменты вспоминается вся эта бодрийяровская история про симулякры и гиперреальность — про то, как образы начинают жить собственной жизнью и в какой-то момент становятся реальнее самой реальности. Сначала это просто дурацкое видео, потом популярный мем, потом персонаж, которого обсуждают как живого человека.

Мозгу, бедному, хочется порядка: вот собака, вот кошка, вот реальность, а вот — нет. Но TikTok работает иначе. Там собака может быть холодильником, и это мало кого удивляет.

Борхес, кстати, всё это предвидел. Его классификация животных, где одни принадлежат императору, другие нарисованы тонкой кистью, а третьи только что разбили кувшин тогда выглядела как бредовый результат случайной генерации. А сейчас подобная ерунда лезет из каждого утюга.

Мы вроде бы точно знаем, что не существует акул в найках, жирафов с телом холодильника и крокодилов-бомбардировщиков. Но попробуйте это доказать. Я вот прямо сейчас пишу про них текст. Ваши дети ставят им лайки. А стримеры составляют tier-листы по степени боевой эффективности (да, персонажей действительно много, и у них, прости господи, свои фракции).

В результате мы имеем мешанину из цифровой шизофазии, где нелепые AI-генерации ломают представления о реальности, перемешивая её слои и заставляя задумываться о том, что вообще реально.

Жаль всё-таки, что Бодрийяр не дожил до наших дней. Ему бы понравилось.

Бывает профдеформация, а бывает клиентская деформация, которая у клиентов психотерапевтов выглядит особенно нелепо. Тот самый therapy speak — когда люди (зачем-то) пытаются говорить терапевтическим языком вне терапевтического пространства. В этом отношении я слежу за собой и вообще острожна, но кое-где с кое-кем отрываюсь по полной.

Кое-где — это, конечно, на страницах книг с книжными персонажами. Им, без всяких на то дипломов и дозволений, я могу диагностировать все диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам, не исключая родильную горячку. Особенно я преуспела со своим любимым Стоунером. Обидно за него. В таком достойном месте учился и преподавал, а никто из коллег не порекомендовал ему сходить к другому коллеге, буквально кафедру перейти. К тому моменту уже изобрели психоанализ и нашлись бы энтузиасты.

Мне в процессе чтения отчетливо мерещилась деперсонализация. Герой постоянно видит себя со стороны, будто до конца не уверен, что это он и что находится на своем месте, вот работа для психиатра. А как он запуган, затравлен женой, что не в состоянии отстоять даже кусочек личного пространства для себя и своих книг, это уже работа для психолога. (Вот бы ему эту статью почитать). Как бы все могло иначе повернуться, если бы Стоунер научился не только служить ремеслу, но и занимать место? И тогда у великого романа был бы шанс на счастливый конец, несмотря на шекспировское начало.

Я часто такое проделываю с персонажами. А что, мне любопытно, им не жалко. Приятно иногда домыслить людям счастье.

zigmund.online — это сервис для заботы о ментальном здоровье, который поможет искать то самое счастье в неидеальном мире.

Все психологи (именно психологи — не психиатры, не врачи) квалифицированные, работают в разных направлениях: гештальт, арт-терапия, телесная, КПТ, кризисное консультирование, коучинг и всякое другое. Можно подбирать специалиста под запрос или по направлениям, как вам удобно.

Знаю, что многие сомневаются, а точно ли поможет, а точно ли подойдет специалист. Может быть, не подойдет, это совершенно нормально. Тогда можно выбрать другого специалиста или другой подход. Когда найдете своего, когда поймете, что методика «ваша», первые перемены станут видны очень быстро. Я много лет в терапии, все это тоже проходила.

Мой промокод BOOKWORM дает скидку 20% на первую сессию. 21 апреля произойдёт повышение цен, поэтому не упускайте шанс. Возможно, это тот самый маленький знак.

Реклама ООО «Зигмунд Онлайн» ИНН 7714447735 Erid 2Vfnxw11oGc

Если не знаете, что читать, немедленно начинайте «Велнесс» Нейтана Хилла. Я серьёзно. Даже если у вас сейчас три начатые книги, дедлайны, разбитая чашка и постиранное бельё в стиралке — берите «Велнесс». Всё остальное подождёт.

Формально это роман о браке, но всё, что происходит между героями, куда больше напоминает запуск продукта, чем что-то живое и семейное. Ещё напишу о нем подробно (и не раз), а пока пару слов.

Меня пугают люди, которые строят отношения по логике стартапа. Вероятно, звучит абсурдно, но я таких знаю. У них есть цели, трекеры, сеансы обратной связи, гуглдок с правилами взаимодействия и инструменты для замера эмоциональной вовлечённости. Любая неотрефлексированная эмоция воспринимается как баг, который нужно зафиксить и устранить. То есть чисто внешне всё выстроено аккуратно и правильно, но как в этом жить мне неясно.

Я однажды попала к такой паре на ужин. Мы ели, в какой-то момент он сказал, что её интонация вызывает у него напряжение, она поблагодарила за честность и предложила сделать паузу, чтобы переработать услышанное. Честное слово, захотелось выйти в окно.

Примерно о таких отношениях и пишет Хилл. Он не смеётся, не утрирует, не выставляет героев идиотами. Автор показывает, как может выглядеть близость, если прогонять её через бесконечные слои саморефлексии, терапевтического языка и менеджерских инструментов.

И это, надо сказать, полный пиздец. (первый мат в канале! других слов не нашлось)

Обожаю спрашивать у сотрудников книжных про всякие курьёзы и странные запросы.

Вчера рассказали, как в один небезызвестный магазин зашла девушка и поинтересовалась, есть ли у них книги Арианы Гранде. Речь, очевидно, шла не о Гранде — Гранде, насколько мне известно, книг не пишет. Просто интересно, догадаетесь ли вы, кого она на самом деле имела в виду?

Продолжая тему леса.

Почему для взрослых нет нормальных энциклопедий про деревья, цветы, мхи и всю эту лесную красоту? Не сугубо научных, не упрощённых детских, а таких, чтобы было понятно, в меру сложно, красиво и с любопытными подробностями. Типа: вот это клён, вот это мох такой, папоротник сякой, а вот это цветок, который растёт только рядом с берёзами.

Сейчас сразу несколько издательств выпускают серии про мифы и легенды народов мира — и вот я бы почитала что-то похожее про растения. Причем не только про них. Про минералы, облака, звёзды, воду, про то, как думают птицы тоже было бы интересно.

Знаю, что есть хорошие книги на все эти темы по отдельности, но хочется чего-то цельного. Не справочника и не учебника, а как бы разговора — простого, увлекательного, написанного с уважением к чужому неведению и искренним интересом к тому, как всё устроено.

Мне такое надо.

5 вещей, которые сделали мою неделю (и, может, сделают вашу)

Это первая проба еженедельного воскресного поста, в котором я буду делиться пятью важными вещами за прошедшую неделю. Это могут быть статьи, музыка, цитаты, факты, идеи или просто наблюдения из повседневной жизни — всё, что заставило остановиться, удивиться или улыбнуться.

Формат я нагло украла у Остина Клеона, автора Steal Like an Artist. Давно читаю его рассылку. Каждую пятницу он присылает 10 вдохновляющих вещей: статьи, картинки, идеи, случайные открытия. Мне такое дико нравится, поэтому решила повторить. Но решила: почему бы не по воскресеньям и не по пять? Как говорится, списывай, но не точь-в-точь.

Поехали.

1. Могут ли растения думать?
Статья Майкла Поллана в The New Yorker про растительный «интеллект». Оказывается, мимоза может запоминать. Акация подаёт сигнал тревоги. А учёные спорят, можно ли говорить о памяти, если у растений нет мозга.

2. «Дело «Степанторга»
На фоне визита прокуратуры в «Подписные издания» (лучший книжный в стране) Фонтанка вспоминает другую громкую историю с Литейного — дело букиниста Леонида Степанова. В 1960-х он превратил государственный магазин № 61 в неофициальное, но процветающее книжное предприятие — с собственной бухгалтерией, корпоративами, бесплатными обедами и переплётной мастерской в подвале. За это «слишком живое» отношение к делу Степанова обвинили в спекуляции и частном предпринимательстве, судили, а магазин закрыли. Формально — за торговые нарушения, фактически — за попытку построить человекоцентричную систему в неподходящее для неё время.

3. Какими могли быть арктические города
Статья на Arzamas о том, как в СССР проектировали города для жизни в вечной мерзлоте. Утопические проекты советских архитекторов для Крайнего Севера: улицы под куполом, дома-пирамиды и искусственный микроклимат. Хорошая история о том, как люди пытались договориться с природой, а не победить её.

4. 50 малоизвестных фактов о муми-троллях
Муми-тролли получили своё имя благодаря ночным зажорам Туве Янссон, образ Снусмумрика был вдохновлен романом Янссон с социалистом, а сценарий к первому советскому мультфильму про Муми-дол написала Людмила Петрушевская. Классный неочевидный материал.

5. Наблюдение недели
Поняла, что совсем разучилась быть на природе. Не гулять по парку с кофе, а быть — смотреть под ноги, различать оттенки мха, щуриться, выискивая белок на ветках, смотреть, как вода струится под тонкой коркой льда, обтекая валун. В четверг провела два часа в лесу и вдруг ясно ощутила, сколько всего проходит мимо. Почувствовала себя человеком, который вспоминает забытый язык. В детстве умение быть на природе, искренне удивляться, казалось встроенным по умолчанию. Со временем оно ощутимо поистёрлось. Хочу вернуть.

Вот когда вы в последний раз просто сидели на пеньке и никуда не спешили?

P.S. Напишите, если формат понравился. Мне будет приятно (и будет лишний повод не забросить начинание). Ну и если за неделю вы откопали что угодно крутое — кидайте в комментарии.

Рыдаю от смеха. Наткнулась на проект, который переводит русские маты на английский и для наглядности, ээээ, иллюстрирует результат.

Интернет на сегодня можно закрывать, лучше уже не будет.

Любопытно наблюдать, где заканчивается автоматизм и начинается мышление.

Когда мне пишут спамеры, я загадываю им тюремные загадки. Иногда они втягиваются, пытаются отвечать, и диалог неожиданно выходит за пределы скрипта. Это почти всегда смешно.

С телефонными мошенниками ещё интереснее — я обычно придумываю себе альтернативную биографию и развожу их в ответ. На прошлой неделе прикидывалась специалистом по восстановлению витражей, временно проживающим в Петербурге и пишущим кандидатскую о влиянии, собственно, витражей на климат в помещении (понятия не имею взаимосвязаны ли эти вещи на самом деле).

Для разговора пригодилась не вся легенда, но было забавно. С таксистами, кстати, часто разговариваю похожим образом — на ходу придумываю роль и отыгрываю её, пока едем.

Мой друг действует проще. В кофейне он заказывает капучино на «обычном человеческом» и смотрит, как бариста интерпретирует фразу. Кто-то быстро понимает, что речь о коровьем молоке, кто-то впадает в ступор.

С утра в порядке бреда подумала, что можно прийти в кофейню и попросить молочный улун на миндальном. Интересно, что будет. Может, так сегодня и сделаю.

Перечитываю для книжного клуба «Наукообразную чушь» Стюарта Ричи — книгу о том, как наука всё чаще становится жертвой эффектных заголовков и гонки за финансированием. Чтобы привлечь внимание — грантовое, медийное, человеческое — результаты исследований подаются с вау-эффектом, термины упрощаются до слоганов, а граница между открытием и шоу размывается.

Наверное, уже все видели новость о том, что учёные «воскресили» ужасных волков. Это название вида, а не характеристика, что они какие-то неприятные.

На латыни звучит красиво — Aenocyon dirus. Псовые, обитали в плейстоцене в Северной Америке. Питались западными верблюдами, лошадьми (да, это тоже название вида), гигантскими ленивцами. По возможности кошмарили ранних Homo sapiens. Это был самый крупный и грозный из волков: весил больше, бегал быстрее и охотился на более крупную добычу. Но, как и другие представители мегафауны, почему-то вымер.

Существует множество гипотез: сокращение кормовой базы из-за появления людей из Азии, инфекции от их собак или даже конкуренция с серыми волками. В общем, умер и умер, чего бухтеть-то?

Вот и в Colossal Biosciences решили не бухтеть, а осваивать любовь людей ко всякому мертвому. Ранее они внедрили гены мамонта в мышей, после чего те стали лохматыми. Теперь план — вернуть мегафауну на Землю, чтобы, цитирую, «замедлить деградацию тундры и обратить вспять изменение климата».

И тут начинается самое интересное. Помимо самой возможности вернуть исчезнувший вид, возникает вопрос: а что вообще такое «вид»? Геном — это, по сути, инструкция для яйцеклетки: что должно получиться в итоге. Ужасные волки генетически совпадают с серыми на 95 %. Оставшиеся 5 % — это сотни тысяч мелких различий, накопленных эволюцией.

В Colossal это называют «функциональным воскрешением». (новояз, ты ли это?)

В геном серых волков внесли всего 20 изменений, чтобы приблизить их внешний вид к Aenocyon dirus. То есть восстановили фенотип, но не саму суть. В генах это где-то 1:100000 от реальных ужасных волков. По сути получилась биологическая версия дипфейка. Узнаваемо, эффектно, но не по-настоящему.

Очевидно, учёные из Colossal Biosciences ещё и отличные пиарщики.

Щенят назвали Ромул и Рем (как часто СЕО стартапа думает о Римской Империи?) и Кхалиси, в честь героини Дайнерис из «Игры Престолов». Дж. Р. Мартин уже сфотографировался с одним из щенят.

И вот тут всё это — имена, образы, красивая история о воскрешении — упирается в старый философский затык. Насколько новые ужасные волки должны генетически совпадать с вымершими, чтобы считаться тем же видом? Пять процентов расхождений в геноме — это немного или это уже совсем другое животное? Sounds like классический парадокс Тесея, только вместо досок — ДНК, вместо корабля — псовая мегафауна. Ответа, как обычно, нет. Зато есть много денег. Компания оценивается в 10 млрд долларов и обещает инвесторам к 2028 году «воскресить» мамонтов.

Будут ли это волосатые слоны или клоны из генома замороженных туш шерстистых клыкастиков, пока не сообщается.

Я не воспринимаю канал как работу. Это скорее хобби, которое я люблю, и которое иногда возвращает потраченные на книги деньги. У меня нет желания делать из него доску объявлений, поэтому пишу только о том, за что не будет стыдно. А если сама читаю или пользуюсь продуктом, отдельно это отмечаю.

Сегодня как раз такой случай.

Например, вот вещь, которую давно читаю и регулярно проверяю на прочность — канал «Юра, не волнуйся». Его ведёт Марина, автор подкаста про развитие телеграм-каналов. Подкаст я тоже слушаю. В отличие от многих, он звучит не как пересказ чужих статей, а как живой разговор с людьми, которые понимают, как работает среда (мой любимый выпуск — с Ильяховым).

Канал — логичное продолжение этого подхода. По ощущениям, админы в телеграме делятся на две группы: одни ведут каналы, другие делают вид, что знают, как их вести. Марина точно из первой. Она не объясняет «как надо», но показывает, как бывает. Пишет про методы продвижения, про диджитал-новости, про запуски. Плюс делает полезные вещи: подписку на канал с отзывами на рекламу и чат с админами. Я ежемесячно за него плачу, поэтому рекомендую с чистой совестью.

Если вы тоже ведёте канал — или только думаете об этом — возможно, вам будет полезно. Забирайте: @uravseok

Реклама.
О рекламодателе.

Днём придумала слово «охуцпанел». Это как «оборзел», но на стероидах. Когда человек не просто нахамил, а сделал это гордо и с апломбом.

И вот что поняла.

Когда достаточно долго говоришь на трёх языках, пусть и с разной степенью успешности, мозг перестаёт видеть смысл в границах и начинает работать по принципу: какое слово лучше сработает, то и пойдёт в ход. А иногда — если подходящего слова нет — просто изобретает новое.

Причём подобные слова-франкенштейны у меня всплывают всё чаще. Скажем, «захамсинело», которое даже близко не стоит к русскому «жарко». Захамсинело — это когда ты вышел на улицу и моментально пожалел, что у тебя есть кожа. В иврите для подобной погоды есть максимально ёмкое слово — хамсин. А в русском, если без мата, подходящего аналога не припомню.

Прекрасно знаю, что у каждой лингвистической солянки есть свои противники, aka поборники чистоты языка, но вот что думаю: иврус и прочие языковые гибриды — это вовсе не про лень или безграмотность. А про точность. Иногда начинаешь говорить (а чаще писать), перебираешь слова — и чувствуешь: не то. Слабовато, не дотягивает. Вот и приходится изобретать.

Интернет снова напомнил: если тебе кажется, что у тебя странная жизнь — просто зайди в твиттер. Там сейчас пишется платиновый тред.

Началось невинно: твиттерский предложил вспомнить один самый абсурдный факт из своей биографии. Чтобы не быть голословным, он начал с себя — рассказал, как однажды бесплатно попал в Большой театр, выдав себя за иностранного балетного критика.

Звучит дико, но дальше в комментариях открылся портал в ад.

Один рассказал, как жил в квартире с пингвинами, второй — как в семнадцать лет по пьяни украл индюка. Впоследствии птицу назвали Пумбой, и всю свою недолгую жизнь индюк прожил в роли домашнего питомца у своего похитителя.

А дальше понеслось. Люди делились, как пили с клоунами в цирке, ели градусник вместе с ртутью, пропивали ежа в ночном клубе и от скуки ходили пешком до соседнего города (65 км, 15 часов с перерывами).

Но главный удар по моей реальности пришёлся со стороны человека, которого на репетиции любительского хора внезапно попросили играть на ложках. Он, по собственному признанию, не умел, но был не из тех, кто отступает перед кухонной утварью. Посмотрел пару видео на ютубе, понял принцип и сыграл. А закончилось это все двумя месяцами ложечного триумфа в Британии и Швейцарии, а также ложечным соло в концертном зале Мариинского театра.

Понятия не имею, чем закончится тред. Не удивлюсь, если кто-нибудь вспомнит, как играл на балалайке для крокодила в зоопарке. Но ложки пока на первом месте.

P.S. Если вы когда-нибудь уезжали автостопом с цирком, ели ртуть по ошибке или пели для моржа — рассказывайте. Настала ваша минута славы.

Это должен был быть технический пост: ребята из Синхро попросили напомнить, что у них завтра заканчивается акция по случаю переезда на новую платформу, но я опять увязла в деталях.

Подумала, что все мои увлечения в той или иной мере вредят зрению. Сначала чтение, сейчас вышивка. Она заняла всё свободное время и часть несвободного. Чувствую себя человеком, который случайно нашёл портал в параллельную вселенную и не хочет оттуда возвращаться.

Муж говорит, что с тех пор, как я начала шить, произнесла всего пару слов и общаюсь в основном кивками. И это, увы, не преувеличение.

Впервые за долгое время делаю что-то руками и не думаю о результате. Радует сам процесс: как ложится цвет, как один стежок выходит из другого, как из странного пятна появляется форма. Всё это требует предельной, но приятной сосредоточенности.

Неожиданный бонус: пока руки заняты, голова свободна, можно слушать то, на что не хватало времени.

И тут так совпало, что я действительно, а не рекламы ради, последние пару дней вышиваю под курс про коллекционирование. Сделали его, как вы уже могли догадаться, Синхро совместно с сотрудниками Sotheby’s и Art Basel.

Курс не про то, как за вечер стать арт-дилером, и не про инвестиции с гарантией, а про внимательность. Про то, как научиться замечать детали, отличать подлинник от фальшивки и искреннюю работу от нарочитой, даже если обе выглядят эффектно.

Всё это неожиданно рифмуется с вышивкой. Та же игра с вниманием, та же работа на уровне деталей. Послушайте.

И если все же надумаете начать, напоминаю: акция заканчивается завтра в 12:00. Промокод на 40% скидки стандартный: BOOKWORM.

Реклама. ООО «Культурная платформа «Синхронизация». ИНН 9721220961. Erid:2Vtzqw5WPEy

Как ни странно, «Аул» Асии Арслановой — это первый за много лет young adult, который я решила прочитать сознательно, а не по недосмотру. И выснилось, что зря я так долго проходила мимо. Потому что если бы мне раньше сказали, что в young adult можно уместить башкирскую мифологию, этнографическую наблюдательность, детектив и немного фольклорной жути — я бы, может, почаще бы смотрела, что в разделе нового.

Главный герой «Аула» — Сашка, подросток из среднерусской деревни, который после смерти матери отправляется с отцом на поиски лучшей жизни, но остаётся один посреди дороги, без денег, без транспорта, без надежды. Его случайно подбирает мулла и увозит в башкирский аул, в котором и будет разворачиваться дальнейший сюжет. А сюжет, надо сказать, не из тех, где герой неспешно взрослеет на фоне природы.

На первую половину книги приходится девять смертей, семь из которых — убийства. И это не спойлер, а отправная точка. YA, в котором герои выбывают быстрее, чем в средней новелле Стивена Кинга, — уже звучит любопытно. Но дело не в количестве трупов, а в том, что стоит за этой внезапной и массовой гибелью. Каждая смерть оказывается частью странной, тревожной и местами пугающей конструкции, где замешаны не только люди, но и силы, с которыми в ауле давно научились не спорить.

Башкирская мифология в «Ауле» не прилагается к сюжету, она формирует его изнутри. Это полноценная часть мира, неотъемлемая и весомая. С урманом, в котором шепчут захматы, с шурале, которые не любят, когда на них смотрят, — и с логикой, не похожей на современную, но от этого не менее стройной. Особенно ценно, что Арсланова не занимается экзотизацией. Локальное не подаётся как диковинка, которую нужно разглядывать с безопасного расстояния.

Писательница не адаптирует материал под воображаемого читателя с условной Тверской, и это отличный шаг. Местный быт остаётся местным, не упрощённым, мифология — живой и чуть лохматой. Кроме прочего, в тексте много башкирских слов. Их значения в большинстве случаев считываются по контексту, но для особенно дотошных в конце есть словарь.

Если любите разное локальное, читать точно стоит.

И если уж начистоту — после «Аула» мне захотелось дать YA второй шанс.

#чтопочитать

Многим хорошим вещам и событиям я обязана бессоннице. Например, за те три ночных часа, что я не спала вчера, в доме появилась овощечистка в форме Чарли Чаплина с лезвием вместо трости.

Но прошлонедельные ночные бдения были продуктивнее. Ночь с понедельника на вторник я частично провела в Pinterest, где алгоритм с завидным энтузиазмом подсовывал мне всё новые и новые вышивки: lobby boy из «Отеля Гран Будапешт», муми-тролли, текстильные мемы, портреты, машины и кадры из фильмов. Я насмотрелась и поняла: хочу так же. И не когда-нибудь в следующей жизни, когда я стану кошкой, а прямо сейчас.

Утро началось с поиска репетитора. Наивно полагала, что в мире, где можно арендовать козу по подписке, с этим не возникнет проблем. Ха. Найти учителя оказалось сложнее, чем, скажем, человека, который выправит карму с помощью тибетских поющих чаш. Но ладно, нашла.

Встретились.

Минут сорок мне объясняли разницу между китайскими, японскими и советскими шелковыми нитями. Учили отличать качественную иглу от некачественной. Помогали переносить очертания Снусмумрика на ткань. Показывали как делать первые стежки гладью.

А потом началось странное.

Я не трогала телефон три часа.

В моей жизни не так много занятий, во время которых экран перестаёт быть продолжением руки. Вождение — потому что инстинкт самосохранения пока побеждает FOMO. Стрельба и рыбалка — потому что я не чувствую времени, когда стреляю и слежу за поплавком, а я очень люблю стрелять и следить за поплавком. Чтение, конечно. И вот теперь вышивка.

Пока вышиваю Снусмумрика, борюсь с желанием скупить всё в рукодельном и не понимаю: почему никто мне раньше не сказал, что вышивка — это так круто.

Скрестила искусственный интеллект со своим

Недавно поняла, что соскучилась по привычной израильской еде. Даже по батату. Но не в роллах — по батату в роллах соскучиться невозможно в принципе, это предел гастрономического мазохизма.

Захотелось нормального хумуса, хрустящего шницеля, питы, которая не рассыпается в труху и сочного, пряного мяса. Для Петербурга, в котором, кажется, есть все: от суши с трюфельным маслом или до вонтона с фуа-гра, задача вроде бы несложная.

За мясом пошла в местный «Бейрут» — единственный относительно надёжный вариант. Ливанская еда была хороша, но ужин на двоих стоил примерно как билет до Ливана.

Спустя пару дней созрела до шницеля. Золотистого, тонкого, хрустящего и огромного. Такого, какой в Израиле можно съесть в любой забегаловке. Логика подсказывала, что в Петербурге с этим проблем быть не должно, но логика ошибалась. В городе, где можно найти любую (или почти любую) кухню мира, нет (?) нормального израильского шницеля. То, что в меню называется «шницель», чаще всего оказывается панированным нечто, у которого нет ни нужной текстуры, ни вкуса.

Удивительно, как сложно найти что-то настолько простое. Хочешь ризотто с крабом, который плавал в Адриатике под Моцарта? Пожалуйста. Пасту с трюфелем? Вам с белым или черным? Шницель, просто шницель? Извините, это не для нас, это для менее сложных натур.

Есть люди, у которых жизнь — это стройная система: планы, дедлайны, контроль хаоса. Они встают в 6:30, завтракают белком с клетчаткой и не забывают поливать растения. А есть я.

Я, конечно, стараюсь — списки задач, иллюзия контроля, все как надо. Но в какой-то момент всё равно пью кофе на голодный желудок, ищу планер в одной сумке, а он, как назло, в другой, и вместо того, чтобы пойти по делам, залипаю в телефон. Однако, залипаю в хорошее. Скажем, в канал Маши, она же Добрая Веда.

Маша виртуозно разгружает мою голову. Настолько виртуозно, что канал даже не замьючен.

У неё нет ничего грузного, зато есть крепкий юмор, лёгкие, но умные истории, бодрый чат и неприлизанная речь, которую мало где встретишь. Вот, почитайте про Цунами, например, или про блины. Или о том, как правильно падать на рельсы.

Потом скажете мне спасибо.

Это чтение из той эпохи, когда ЖЖ не был погребен под завалами экспертных экспертов, продажных продаж и обзоров на хлам с маркетплейсов (что не отменяет того факта, что всем время от времени нужен хлам с маркетплейсов).

Машу, в общем, от души рекомендую. И кстати, она мне не абы кто — мы дружим в крошечном админском чатике на 7 блогеров. Так что могу заверить: человек хороший, писать умеет, читать стоит.

Читаю сборник Владимира Медведева «Хороший братец — мертвый братец» (возможно, кто-то читал его «Заххок»). Начала с «Охоты с кукуем», десятого из тринадцати рассказов.

Вообще заметила, что почти всегда так делаю: открываю сборник и выбираю рассказ по названию, которое резонирует с настроением. Потом читаю ещё парочку вразнобой, и только если очень понравилось, возвращаюсь к первому тексту.

Не знаю, с чем это связано. Может, с детства осталось ощущение, что рассказы — как конфеты в коробке: можно выбирать. Или просто внутренний саботаж, желание делать не как положено. А вы как читаете сборники — по порядку или как придется?

Узнала, что Александра Шалашова пишет хоррор с рабочим названием «Элеватор “Две башни”», и пришла в экстаз. Не знаю, читают ли меня самарчане и сочувствующие, но если вы вдруг не в курсе: элеватор, о котором там пойдет речь, — не просто гигантский образчик брутализма, не просто зернохранилище, а бетонный колосс, символ промышленного тогда еще Куйбышева, вросший в урбанистический пейзаж так глубоко, что из местных его уже почти никто не замечает.

Последние лет двадцать он стоял забытым и полузаброшенным, но тут про него вспомнили. И не просто вспомнили — а сделали центральной фигурой хоррора. И это логично: размеры, запустение, атмосфера отложенной катастрофы. Вот вам и Сайлент-Хилл местного разлива, ничего придумывать не надо.

Я в восторге. Про Самару наконец-то напишут! И это будет «где-то в Поволжье», не в «городе N», а в Самаре. В моей родной, любимой, узнаваемой Самаре со всеми её бетонными массивами, бесконечной набережной и волжским духом.

Могу навскидку назвать пару десятков книг про провинцию, но вот чтобы сюжет разворачивался в Самаре — хоть убей, ни одной не вспомню. А теперь такая будет.

И да, видимо, меня так торкнуло ещё и потому, что чем дольше живёшь вдали от родного города, тем сильнее начинают притягивать вещи, которые раньше казались просто частью ландшафта. Кто-то вешает на холодильник магниты и скупает сборные модели панелек, а я буквально полгода назад чуть не купила дорогущий бетонный ночник в форме самарского элеватора. Не купила — и до сих пор жалею.

Тогда казалось: ну серьёзно, зачем и как я попру в Израиль тяжеленный кусок бетона? Вручную? В чемодане? Отложила до лучших времен. Теперь думаю — зря. Это был бы не просто сувенир, а возможность поставить Самару на тумбочку и иногда включать, пусть светит. Как и положено городу, который с тобой даже тогда, когда ты от него далеко.

Куплю, наверное. И книгу буду ждать.

К вечеру пятницы мозги вскипели настолько, что я уже не в состоянии решить, какую часть фотосета показать — в образе солнечного зайчика или femme fatale. Поэтому держите оба. Шаббат шалом.

Кстати, из практически полезного. Гарри Митсидис, кроме прочего, — основатель «Номадмании». Это соцсеть для заядлых путешественников и что-то вроде клуба коллекционеров стран. Мир в «Номадмании» разбит на 1300+ регионов (но есть списки и по странам и областям). По каждому региону есть рекомендации, подборки локаций и достопримечательностей, а также челленджи — например, добраться не только до столиц, но и в самые глухие районы.

По сути это система, которая помогает структурировать путешествия, ставить новые цели, находить единомышленников и планировать совместные поездки на край географии. Помимо этого, там есть рейтинги, подборки сложных для посещения территорий и система верификации, которая исключает возможность приписать себе липовые поездки.

Среди рекомендаций встречается и стереотипный бред вроде советов drink vodka with locals или wear an ushanka, но их можно просто игнорировать.

В общем, если любите ездить в отпуск раз в год и разлагаться на лежаке, сайт вряд ли пригодится. Но если любите исследовать и коллекционировать новые места, «Номадмания» может стать подспорьем.

Дочитала «Удивительную историю Уильяма Бакеланда» Гарри Митсидиса, нахожусь под впечатлением.

Есть люди, которые коллекционируют марки, есть те, кто собирает редкие книги, а есть особая категория — собиратели стран. Они не просто путешествуют, а методично закрывают пробелы в своих списках, гоняясь за недостающими территориями. Ради формального визита на крошечный атолл они готовы переплыть океан, а ради новой галочки в личном списке — выложить шестизначную сумму, купить билет на ледокол до Арктики или зафрахтовать частный самолёт.

Обычно в этом неформально закрытом клубе собираются люди в возрасте, успевшие сделать карьеру и заработать достаточно, чтобы позволить себе подобные авантюры. Но в какой-то момент в их ряды врывается Уильям Бакеланд — молодой, харизматичный и обеспеченный на три поколения вперед правнук Лео Бакеланда, изобретателя бакелита, первого промышленного пластика. Юный Бакеланд довольно быстро становится своим. Он организует поездки в самые глухие и недоступные точки мира, собирает вокруг себя элиту трэвел-комьюнити, вдохновляет, увлекает — и колесит по планете в компании таких же фанатиков. Все идет идеально, пока не выясняется, что никакого Уильяма Бакеланда не существует.

Гарри Митсидис, один из самых известных «собирателей стран», который не просто посетил все официально признанные государства, но и побывал в сотнях труднодоступных мест, описывает историю разоблачения афериста, сумевшего элегантно нагреть десятки матерых путешественников на сотни тысяч евро. Среди жертв, кроме прочих, оказался небезызвестный Артемий Лебедев, что делает историю ещё пикантнее.

Книга не только отличная, но и неожиданно полезная — она каким-то образом разбудила во мне дремавший лет 25 интерес к географии. О половине мест, куда заносило автора, я раньше не слышала, но теперь знаю о них больше, чем когда-либо планировала. Это во-первых.

Во-вторых, было чертовски интересно наблюдать за тем, как устроено трэвел-сообщество, в которое случайному человеку не попасть. Порог входа, мягко говоря, высокий: десятки тысяч долларов, удобные для путешественников паспорта и возможность быстро получить нужные визы.

Отдельно любопытно было узнавать, как люди реагировали на аферу: кто-то сразу чуял подвох, кто-то не хотел верить в очевидное, а кто-то потерял не только деньги, но и веру в людей.

Тем не менее, больше всего меня зацепил не сам аферист, а та среда, в которой он появился. До сих пор думаю, где проходит граница между страстью и одержимостью, насколько далеко человек готов зайти ради галочки в своем списке, и главное — если все вокруг построено на идее исключительности, почему именно этот обман оказался для закрытого сообщества таким оскорбительным.

#чтопочитать

Больше суток с квадратными глазами и воображаемым ведерком попкорна наблюдаю за историей, в которую, экранизируй ее Голливуд, никто бы не поверил.

Как вчера выяснилось, некоторое время назад советник президента США по нацбезопасности случайно добавил главного редактора The Atlantic Джеффри Гольдберга в сверхсекретный уютный чатик в Signal. В этом сверхсекретном уютном чатике, помимо Гольдберга, состояли вице-президент Джей Ди Вэнс, министр обороны Пит Хегсет, советник по нацбезопасности Майк Уолтц и еще пара чиновников. Все они, не подозревая о постороннем, обсуждали предстоящую бомбардировку Йемена, финалили последние детали удара и спорили не слишком ли это все противоречит риторике Трампа.

Гольдберг сначала решил, что его разыгрывают. Но когда в чате появилось сообщение из Пентагона с точным временем атаки, а через два часа Белый дом подтвердил, что штаты начали бомбить Йемен, стало ясно, что это не шутка.

Три дня Гольдберг читал, как высшие чиновники США спорят о торговых сделках, Израиле и последствиях авиаударов, а потом просто молча вышел из чата и разослал пресс-запросы. Но самое фееричное даже не это.

Белый дом подтвердил, что да, чат был настоящим, обсуждения — подлинными, и в целом все так и было. Но самое прекрасное: их мало волновала гостайна, которую они опрокинули перед журналистом, как грузовик с печеньками. Реально их волновало, что из сообщений могло сложиться впечатление, будто вице-президент Вэнс не всем сердцем поддерживает линию Трампа, не всеми, так сказать, фибрами души.

И вот что удивляет: я три раза проверяю, кому отправляю сообщение, смотрю на чат, на список участников, на аватарки, на собственную жизнь — и все равно боюсь, что сделаю какую-нибудь глупость. А тут человека, отвечающего за нацбезопасность, вообще не смутило, что он добавил главреда крупного левого сми в чат по планированию военной операции. И три дня никто этого не замечал.

Потому хочу обратиться ко всем, кто в беспамятстве писал бывшим, кто разбалтывал менеджерам корпоративные тайны бухгалтерии или взвешивал узбекские помидоры по цене обычных розовых. Переживаете? Не переживайте. Вообще больше никогда ни о чем таком не переживайте.

Слушайте, а расскажите про фразы, от которых у вас уши в трубочку сворачиваются и глаза кровоточат.

У меня довольно большой поток входящих. Приходит разное: от просьб почитать рукопись до предложений стать донором яйцеклеток для еврейской пары или прорекламировать вибраторы, лекцию Дарьи Донцовой и огуречную рассаду.

При этом вне зависимости от содержания письма есть несколько признаков, по которым сразу становится понятно, что дальше ничего хорошего не будет. Например, сообщение начинается с «доброго времени суток» или содержит обращение «Вы» с большой буквы в середине предложения. Ещё один тревожный знак — «предложение, от которого вы не сможете отказаться». Очевидно смогу. Как и от «сотрудничества, которое принесёт взаимную выгоду», потому что если выгода действительно взаимная, почему-то никогда не нужно об этом отдельно уточнять.

Универсальные индикаторы, серьёзно. Никогда не подводили, как и лишние пробелы перед запятой.

Помните, я гуляла по кладбищам? Конечно, не помните, но я повторю, мне приятно вспомнить. Люблю кладбища — в первую очередь, за истории. За каждым побитым витражом, за каждой полустершейся эпитафией и склепом, спроектированным так и никак иначе, стоит чья-то жизнь, а иногда целый род, уходящий корнями черт его знает в какие дебри. Вот лежит герой, рядом — его старшие родственники, и другие, еще старше, и каждый прожил свою удивительную жизнь и свою неповторимую эпоху. Разве не захватывающе?

Так оно пошло и поехало. Сперва прогулки между могил, затем стопки книг на эту и соседние темы. Дальше все как в тумане. Мозг очевидно такой: что мы любим? кладбища! а на кладбище у нас кто? мертвецы! а мертвецы что делают? восстают!

Три нехитрых шагах, и я уже смотрю лекцию философа Дмитрия Скворцова по — внимание — фильмам ужасов. Довольно любопытно, особенно часть про психологию страха. Это новинка Синхронизации, у них там вообще большие перемены.

Синхро переехали на свою платформу — теперь всё работает без замедлений, с тайм-кодами и личным прогресс-баром. Можно в любой момент вернуться к лекциям ровно с того места, где остановились. Ещё они обновили платформу, и она стала как-то глубже, если это слово применимо к визуалу.

В честь обновления — максимальная скидка 40%. По моему промокоду BOOKWORM годовая подписка обойдется в 10 800₽ вместо 18 000₽. Оплатить можно картой любой страны.

Я часто рекомендую Синхронизацию, а сейчас особенно. У них по-честному вдумчиво и обстоятельно, но такая подача, что приятно слушать или смотреть. Старые лекции, бесспорно, хороши, это уже классика, но новые вообще не уступают и всегда, скажем так, на острие.

Реклама. ООО «Культурная платформа «Синхронизация». ИНН 9721220961. Erid:2VtzqwNs3Cc

Почти не пишу о комиксах и графических романах, но горячо их люблю. Помню, даже брала в университете спецкурс по истории американских комиксов — с тех пор периодически возвращаюсь к теме. С утра дослушала подкаст, где объясняется, почему в советских изданиях долго не приживались облачка, они же бабблы, с репликами. Причина оказалась неожиданно бюрократической.

Формат «историй в картинках» человечество придумало давно: древние люди рисовали сцены на стенах пещер, средневековые монахи раскрашивали жития святых. Предположительно в XIII веке кто-то догадался, что к картинке можно присобачить текст — сначала на свитках, потом в облачках. К XIX веку комикс оформился в +- современный вид: картинка, герой и его прямая речь сверху.

Но в СССР всё было иначе. Михаил Заславский, редактор и переводчик комиксов, выделяет ключевые для российского поджанра даты: 1917, 1937 и 1956 годы. Первые две, объяснять, думаю, не надо, а вот история 1950-х годов любопытнее. После смерти Сталина искусство начало оттаивать, и тогда же вышел первый советский журнал с полноценными комиксами — «Весёлые картинки». Правда, даже там облачка появлялись редко. В СССР закрепился так называемый «паркетный метод»: текст подписывали под картинкой, как в немом кино.

Почему так вышло? Всё дело в редакционной кухне. Комиксы — жанр авторский: художник рисует и сам же пишет текст. В советской системе это было немыслимо. Там текстом ведали литературные редакторы, картинками — художественные, при этом приоритет был у литредов. Текст можно было поправить легко, но рисунок требовал согласования, а иногда и переделки. В итоге, чтобы не застрять в бюрократическом болоте, текст просто вынесли за пределы изображения.

В итоге комикс, который везде строился на динамике, лаконичности и спонтанности, в СССР неожиданно стал почти отдельным литературным жанром — потому что так его было проще согласовать.

Читаю кое-что о путешествиях. Автор пишет: «Подходит познакомиться странный русский».

Абзацем ниже выясняется, что странного русского зовут Артемий Лебедев.

Представьте: читаешь про ледяной ветер, бескрайнюю белую пустоту, про проход через Пролив Дрейка, где одно неверное движение — и всё, привет рыбам. И тут посреди северного ада появляется Артемий Лебедев, который, кажется, вот прямо сейчас объяснит, почему Пролив Дрейка — переоценённое унылое говно, айсберги недостаточно симметричны и вообще криво стоят, а на полярной станции даже кофе нормального нет.

Как же я с этого выпала.

Если вам попадались в книгах подобные внезапные вставки — расскажите.

Мою жизнь изменила несуществующая женщина. После просмотра «Удивительной миссис Мейзел» я не только завела «еврейку у микрофона», но и всерьез задумалась о стендапе.

У меня специфическое чувство юмора, я люблю абсурдные шутки на грани фола, которые сначала заставляют людей недоумевать, а уже потом смеяться. Но быть смешной в жизни и быть смешной на сцене — это два разных навыка. И если с первым у меня всё в порядке, то второй я хочу развить.

Дружественная школа писательского мастерства Band выкатила бесплатный урок по основам стендапа, я записалась, теперь несу вам. Теоретическая сторона юмора для меня — тёмный лес, поэтому будет полезно.

Даже самые феерические шутки можно разложить на формулы. Сетап, панчлайн, тайминг — как ингредиенты для идеального блюда (для атлантской грудинки, если понимаете, о чем я). Если смешать их по уму, получится умопомрачительно вкусно. А если нет, выйдет как у бывшего мужа миссис Мейзел в том баре: зрители смотрели на него, как на человека, который рассказал анекдот про плоскую Землю.

В общем, если вам тоже интересно, как устроен юмор, хочется понять, почему одни шутки работают, а другие — нет, и узнать о комедийных приёмах, послушайте урок. Даже если не пойдете в стендап, сможете блеснуть остроумием в кругу друзей.

ИП Ковылкин, ИНН 772825558234, erid: 2SDnjdpjinG

Я с вау-новостью. Пишут, что 27 января 2026 года выйдут мемуары Жизель Пелико — француженки, чей муж почти десять лет усыплял её наркотиками, насиловал и позволял делать то же десяткам других мужчин. Следствие зафиксировало 92 эпизода насилия, в которых участвовали 72 человека.

Я следила за процессом, но не освещала его в канале, это был натуральный ад. Если не слышали, в Forbes есть неплохой материал по теме.

Издательство The Bodley Head, выпускающее мемуары, обещает не только личную историю Жизель, но также разбор судебного процесса, общественной реакции и того, как дело Пелико повлияло на отношение к домашнему насилию во Франции.

ОЧЕНЬ жаль, что нельзя оформить предзаказ уже сейчас.

Как и обещала, рассказываю о романе про советский лепрозорий.

Если бы «Прокажённые» вышли сегодня, книгу наверняка бы подали как «острую социальную драму» или «историю о людях на грани». Потом какой-нибудь стриминг растянул бы роман на пару сезонов, добавил больше слёз, конфликтов и душераздирающих монологов. Но, к читательской радости и собственному несчастью (автора репрессировали в 1937), Шилин жил в другое время, поэтому мы получили добротный роман о прокажённых, лишённый банальной трагичности.

История о жизни советского лепрозория во времена, когда ещё не существовало эффективного лечения лепры, звучит как готовый материал для трагедии, но автор выходит за пределы очевидного. Он пишет не о болезни, а о том, что остаётся от человека, когда общество списывает его со счетов. Ожидаемого расчеловечивания не происходит, но представления о добре и зле ощутимо смещаются. Скажем, помощь ближнему в лепрозории принимает неожиданные формы. Например, убийства: один прокажённый убивает друга в терминальной стадии, потому что не может видеть, как тот гниёт заживо.

Сам по себе роман отличный, читается влёт и не грузит (хотя, опять же, возможно, я просто хорошо умею абстрагироваться), несмотря на сложную тему. Шилин по-врачебному наблюдателен, а повествование от третьего лица даёт возможность посмотреть на лепрозорий и мир за его пределами глазами как прокажённых, так и врачей, санитаров и редких здоровых гостей. Довольно жутко читать, как вменяемый человек осознает, что у него отваливаются конечности, и пытается отвлечься от этого факта, но примерно так, судя по всему, и выглядела жизнь прокаженных до 1980-х, когда медицина смогла подобрать первую в истории рабочую схему лечения лепры.

Особое внимание Шилин уделяет одиночеству, которому подвержен любой соприкоснувшийся с проказой. Заложниками социальной изоляции оказывались не только сами прокажённые, но и врачи. И если для больных лепра была приговором, то для лепрологов одиночество становилось побочным эффектом профессионального выбора. Работа с проказой требовала постоянного эмоционального дистанцирования, что, в свою очередь, отталкивало даже самых близких. Шилин подробно об этом пишет.

Отдельно любопытно было узнать, как были устроены советские лепрозории. Постфактум, прокручивая роман в голове, думаю, что по сути они были микроанклавами внутри СССР, но с одной важной оговоркой: социальный статус жителей лепрозория зависел не от денег или власти, а от стадии болезни. При этом прокаженные всячески сопротивлялись тому, чтобы окружающие, в том числе соседи по баракам, воспринимали их через призму диагноза, поэтому некоторые обманывали систему и скрывали прогрессирование болезни, чтобы сохранить своё место в верхушке этой крошечной иерархии.

Единственный существенный для меня минус книги — в обилии советской агитации, но, учитывая, что книга написана в раннем СССР, это вполне ожидаемо. Если не зацикливаться, читать однозначно стоит. Роман отличный.

#чтопочитать

Второй раз в жизни обнаружила себя в «Фонтанке», сегодня в интервью дорогого книготоргоблинай Лены из «Во весь голос». Приятно!

А первый раз был, кажется, в 2021 году. Тогда в материал попали мои сторис из ночной очереди в ЗАГС на Английской набережной. То был день открытия записи на лето, и мы с тогда еще будущим мужем, дубея на адовом февральском морозе, стояли в очереди с пяти утра в надежде забронировать слот для росписи. Мест и без того было мало, но мы, приехав в чертзнаетсколько, еще и были что-то типа пятидесятыми. Нашлись куда более рьяные желающие зарегистрировать брак, пришедшие к ЗАГСу накануне вечером. Так что если вдруг соберетесь повторять подвиг, заранее приготовьте термос и палатку.

С ночи не отпускает, мощнейшая работа. Все утро запоем читаю, как снимали Adolescence. Пару моментов, которые особенно впечатлили:

• Каждый эпизод снимали в реальном времени без склеек. Это значит, что если эпизод длится 1 час и 3 секунды минут, то и съемки шли ровно 1 час и 3 секунды.

• Изначально команда планировала снимать каждую серию по 10 раз (утром и днем в течение пяти дней), но некоторые эпизоды в итоге переснимали до 16 (!) раз.

• Сценарий адаптировали под реальную географию. То есть если по сюжету герои едут от дома до полицейского участка 15 минут, то они реально едут 15 минут.

• Актеры и оператор-постановщик отрабатывали каждое движение, чтобы камера могла плавно следовать за действием. Если требовалось, чтобы некоторые члены съемочной группы оставались в кадре, они переодевались, чтобы смешаться с массовкой и не нарушать целостность сцены.

• Некоторые сцены снимали с дрона, и это выглядит нереально. Два оператора несли дрон с камерой, затем он взлетал, снимал сцену с воздуха, а потом плавно опускался. На земле его перехватывали, но камера оставалась закрепленной, поэтому никакой тряски или перехватов в кадре не видно. Ювелирная работа. Нашла фото, как это выглядело. Закинула в комментарии.

• Сцену в школе снимали в настоящей школе, а массовка состояла из реальных школьников. Одновременно в кадре находилось около 370 человек, 300 с чем-то из которых — дети. Можете представить, чего стоило их организовать. К слову, учителя, когда камера была направлена не на них самих, помогали координировать школьников.

И всё это, чтобы обеспечить зрителю максимально возможный эффект присутствия. Просто о-д-у-р-е-т-ь.

Понимаю, что технические подробности большинству малоинтересны, но меня такие вещи восхищают.

Не знаю, были ли в истории кино подобные эксперименты, где в одном проекте сошлись съемки в реальном времени, хореография камеры, дроны, отсутствие склеек и сотни человек в кадре. Я в диком восторге.

В утренних синяках под глазами прошу винить нетфликсовский Adolescence. Четыре часовых эпизода, каждый снят одним дублем, без монтажных склеек, что само по себе безумие.

Первая серия сразу расставляет точки над i: тринадцатилетний Джейми Миллер насмерть забил одноклассницу кухонным ножом. Это факт. В этом смысле классической интриги не будет — никаких подозрительных незнакомцев за углом, неожиданных алиби или поисков настоящего преступника. С самого начала ясно, что преступление было, преступник найден. Вопрос в другом: как ребёнок, который ещё вчера гонял мяч во дворе, оказался способным на убийство? И кто в этом виноват?

Сюжет крутится вокруг обвинённого подростка, его семьи и разрушительных последствий ареста. Каждый новый допрос, каждый неосторожный взгляд прохожего превращается в токсичный элемент, который разъедает Миллеров изнутри. Процесс разрушения показан максимально детализированно, и техника съемки играет в этом ключевую роль. Камера становится молчаливым свидетелем, фиксирует не только реплики, но и скрытые эмоции героев. В сериале много крупных планов, которые позволяют видеть минимальные мимические изменения и считывать эмоции героев. Это феерия, высший пилотаж.

Кроме того, с учетом, что монтажные склейки отсутствуют, зритель оказывается как бы внутри каждой сцены: от утреннего захвата малолетнего убийцы спецназом, допросов и до сессии с психологом. Последней, кстати, целиком посвящена третья серия. Час разговора без единого разрыва, крышесносная, высококлассная, блестящая (три эпитета подряд — можете представить, как меня проняло) театральная игра. Некоторые моменты (допрос, погоня за другом Джейми, пару финальных минут) выжали меня в ноль, но это того стоило.

Если вы по какой-то причине еще не смотрели, выделите под это дело ближайший свободный вечер.

#кино

Зашла с утра в букинистический. Люблю местный запах старой бумаги и тот факт, что здесь, в отличие от популярных книжных, меня никто не узнает.

Других покупателей не было, и продавец, женщина в розовом кардигане, решила, что я нуждаюсь в помощи. Она ходила за мной между полок, поглядывала на книги в руках, кивала и в какой-то момент предложила взглянуть на «это», подводя к стеллажу с любовными романами.

Я смотрела на неё, она смотрела на меня. Ни искры, ни бури, ни безумия — обычно сканирование прокупателя продавцом. А я что, я выгляжу как девочка-девочка, к тому же кудрявая. А девочкам-девочкам, к тому же кудрявым, видимо, по умолчанию сюда.

Женщина сняла с полки Даниэлу Стил, протянула мне, я приличия ради повертела книгу в руках и поставила обратно. Но мадам сдаваться не собиралась.

Мало кто заходит в букинистический утром понедельника, поэтому за возможность поговорить хозяйка медной горы бумажной норы ухватилась крепко.

— Что, — говорит, — читаете?

Сейчас думаю, что стоило, наверное, благопристойно соврать, но я честно ответила, что читаю роман о советском лепрозории.

Услышав слово «лепрозорий», женщина отшатнулась. В смысле, буквально отошла на пару шагов, будто я принесла проказу в её уютный книжный. А потом выдала фразу, которые воспитанные люди произносят, когда не знают, что сказать.

— Главное, чтобы вам было интересно.

Я кивнула, соглашаясь. Главное — чтобы интересно.

Она смерила меня оценивающим взглядом. Я стояла перед ней в красной помаде, с ногтями цвета «казнь через четвертование», с серьгами-кольцами и в длинной черной юбке. Вероятно, любители хтони в её понимании одеваются иначе.

— Ну надо же, — пробормотала она. — А выглядите вы так… прилично.

Наблюдаю роскошный скандал вокруг обложки нового «Ведьмака». «АСТ» выкатило обложку (ту, что слева), в ответ издательство довольно быстро обвинили в нейрохалтуре (и справедливо — обложка выглядит, будто её слепили на коленке из говна и палок), живой художник там даже не ночевал. И все бы ничего, но дальше началось веселье.

Автор «Собакистана» Виталий Терлецкий (если не читали, многое упускаете) предложил художникам поставить таймер и за 10 минут нарисовать альтернативную обложку к «Ведьмаку». В итоге твиттер заполонили десятки вариантов — от ламповых фанартов до феерического трэша в духе Adventure Time. Получилась по-хорошему дикая дичь, я такое очень люблю. Терлецкий собрал всё в тред, там же есть ссылки на авторов. Приятного залипания.

Для тех, кому лень включать vpn и идти в твиттер, сохранила пару шедевров. Покажу в комментариях.

По следам чтения «Книги о граде женском» возник вопрос, который не даёт покоя. Возможно, среди вас есть лингвисты, историки или просто неравнодушные, которые смогут помочь разобраться.

Вот что пишет Кристина Пизанская об этимологии слова «амазонки»:

…С тех пор их стали называть амазонками, что значит «удалившие себе грудь». И в самом деле, у них был обычай особенным способом выжигать левую грудь у высокородных девочек, чтобы та не мешала носить щит; менее знатные, которые должны были стрелять из лука, лишались правой груди.

Но это лишь одна из версий. Я проштудировала несколько исследований на Киберленинке и выяснила, что Гомер называл амазонок αντίανείραι, то есть «равные мужам» или «противостоящие мужам». Геродот, в свою очередь, писал, что скифы называли амазонок «эорпата», что по-эллински означало «мужеубийцы». Трактовка, наиболее близкая к той, что предлагает Пизанская, нашлась в словаре древнегреческого А.Д. Вейсмана. Автор указывает, что прилагательное Άκαδοληθός — «амазонский» дословно значит «безгрудый».

При этом археологических подтверждений тому, что амазонки каким-либо образом лишали себя груди, вроде бы нет. На условных вазах они нарисованы с полнокомплектным бюстом. И якобы идея о безгрудости амазонок существует в основном в литературе.

Вопрос: кто-нибудь знает, как было на самом деле? Отрезали они себе грудь или миф о безгрудости отражал греческие представления о «чужом» и был своеобразной попыткой объяснить воинственность женщин через крайние образы?

Делитесь мыслями.

Редко делюсь сиюминутными впечатлениями, но сейчас не могу удержаться. Читаю совершенно прекрасную средневековую «Книгу о граде женском» Кристины Пизанской. Текст написан более 600 лет назад, но при этом он звучит свежее и адекватнее, чем большинство схожих по теме работ последних лет двадцати. Бодрейший роман, местами чем-то напоминает крепкий женский стендап с панчлайнами, отсылками к истории и прожаркой патриархалов, уверенных, что место женщины у люльки, люлька на кухне, а кухня в церкви. Классная вещь. Подробный пост, разумеется, будет. И что-то мне подсказывает, что не один. А пока актуальная цитата.

Больше всего реакций и комментариев обычно собирают посты с пересудами и скандалами книжного мира. Я их тоже люблю — сложно устоять перед драмами, но не меньше меня увлекает адекватная изнанка книжного процесса. Когда выходит книга, которая становится бестселлером, кажется, что всё понятно: отдал текст, подписал контракт, дождался обложки — и вот она, слава. Но реальность книгоиздательского процесса куда более сложна и монотонна, чем кажется извне.

Существует заблуждение, что есть некий общий секрет успеха, стабильно рабочая стратегия, но её, очевидно, нет. Все индивидуально. За удачным релизом скрываются месяцы (а то и годы) поиска подходящего издательства, работа с редакторами, проработка маркетинговой стратегии и и понимание, как именно подать текст, чтобы им заинтересовались.

И ровно по этой причине я хочу и рада рекомендовать канал своей подруги — писательницы и литературного агента Уны Харт.

Уна освещает аспекты, которые часто остаются за кадром: как корректно взаимодействовать с издательствами, как отличить хорошего редактора от плохого, что важно учитывать при подписании договора на книгу и как ее продвигать.

Если вы когда-нибудь задумывались, что требуется, чтобы попасть в поле зрения издательств и не растеряться в этом процессе, вам будет полезно. Никаких общаний мгновенного успеха и прочей мути, но много полезных и, что важно, практических советов для тех, кто хочет издаваться и готов работать. Дарю: @agentuna

Если у вас тоже случаются полуночные приступы любопытства, то вот вам вопрос, который не давал мне покоя сегодня: какая самая старая надпись известна человечеству?

Первым в голову пришёл «Эпос о Гильгамеше», который выцарапали на глиняных табличках почти четыре тысячи лет назад, но нет. Мне почему-то казалось, что древнейшие надписи могут быть какими-то прототипами эпоса, однако, все оказалось прозаичнее. Надо было изначально искать в офисах древних бухгалтеров, которые под скрип стилусов фиксировали вещи куда более насущные, чем подвиги Гильгамеша.

В общем, первая сохранившаяся надпись, как выяснилось, — это табличка из пивоварни Урука, которая датируется 3100 годом до н.э. Точно не ясно, что означают несколько табличек с упоминанием слова «Кушим», но скорее всего это был поставщик или владелец заведения.

То есть первый человек, чьи записи дошли до нас, не герой и не философ, а античный бухгалтер, который записал, что за три года на его предприятие привезли 29 000 мер ячменя. Может, он был выдающимся управленцем. Может, просто нудным, дотошным счетоводом. В любом случае, именно его записи пережили тысячелетия.

Так что если вдуматься, зачем вообще появилась письменность, ответ будет банален: чтобы фиксировать долги, передачи рабов, сделки с зерном и поставки пива. Всё как сейчас — люди могут сколько угодно говорить о культуре и вечных ценностях, но первым делом они записывают, кто кому и сколько должен.

Новости книжного клуба

Почти не пишу о новостях книжного клуба, хотя у нас все стабильно бодро. Запись на зимний сезон закрыли ещё до его фактического наступления, поэтому зимой анонсов не было. За три месяца мы прочитали и обсудили три книги, а теперь плавно переходим к весенней программе. #клуб

Как основателю и модератору клуба мне радостно, что 85% мест заняли постоянные участники ещё на этапе внутренней предзаписи, но 15% весенних слотов ещё свободны. Если давно хотели к нам присоединиться, сейчас самое время. Мы принимаем новых участников раз в сезон, так что следующая возможность попасть в клуб будет только летом. Теперь к книгам. Разворачивайте описания, чтобы прочитать о них подробнее.

Итак, в программу весеннего сезона вошли:

«Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау» Джуно Диаса @phantombooks
(в 2008 году книга получила Пулитцера)

Если бы магический реализм был видом спорта, Джуно Диас точно был бы мастером — он роскошно соединяет фантастику с реальностью. В романе Диаса пересекаются любовь, насилие, магия и политическая история Доминиканы, а сам Оскар — толстый и неуклюжий любитель комиксов, пытается найти свой путь и стать великим Доминиканским писателем. Бомбезная книга с совершенно диким сочетанием трагедии и комедии. Подробный отзыв есть тут.

«Наукообразная чушь» Стюарта Ричи @corpusbooks
(в 2024 книга стала победителем премии «Просветитель» в номинации «Просветитель.Перевод»)

Что, если исследования, которые публикуют крупные научные журналы (!), на самом деле фальшивые? Ричи разоблачает мифы, окутывающие научные теории, и рассказывает, как признанные ученые и корпорации манипулируют фактами. Эта книга — идеальный путеводитель по лабиринтам псевдонауки и научных лжезнаний. После прочтения вы станете сомневаться примерно в любой теории, которая кажется вам слишком красивой или удобной. И будете перепроверять информацию тщательнее, чем когда-либо до.

«Непосредственный человек» Ричарда Руссо @phantombooks

Во время чтения и обсуждения этого текста вы наверняка будете в той или иной мере думать о «Стоунере». «Непосредственный человек» — это остроумный и честный текст о жизни университетского профессора, который пытается держаться на плаву посреди абсурдных академических интриг, семейных сложностей и внезапных личных катастроф. Руссо с иронией и сочувствием показывает людей, которые пытаются найти смысл в хаосе повседневности и сохранить достоинство в нелепейших ситуациях.

Запись и условия участия в клубе стандартно в гугл-форме. Она здесь: https://forms.gle/dd9fYghXQCbLMz858

Захотелось собрать отзывы на отличные книги, написанные женщинами, но интересные читателю любого пола и гендера.

Подобрала тексты (и нонфик, и художку), которые не просто рассказывают истории, но подталкивают к тому, чтобы пересобрать привычную картину реальности. Не потому, что написаны «с другой стороны», а потому, что их авторы чётко показывают, как эти стороны-границы создаются и зачем их иногда нужно разрушать. Ко всему прочему, если и когда читаешь про чужой, другой опыт, начинаешь лучше понимать себя и людей вокруг. Польза очевидна.

• «Читая "Лолиту" в Тегеране» Азар Нафиси
• «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс» Ребекки Склут
• «Аббатиса» Лорен Грофф
• «Рынок удобных животных» Кати Крыловой
• «Руки женщин моей семьи были не для письма» Еганы Джаббаровой

В комментариях, как водится, можно делиться рекомендациями по теме.

Актуализировала прошлогодний мем.

Дамы, с праздником! Желаю нам дерзости хотеть всё — и смелости это получать. Ну и, как уже писала, чтобы прекрасный пол был под ногами, теплый и в собственной недвижимости. Опционально — в наушниках или колонках.

Я не думала, что от ярости может тошнить, но от ярости может тошнить.

Зашла за завтраком в фейсбук, предполагая, что там могу там увидеть, но реальность превзошла самые мрачные ожидания. Самопровозглашённые интеллектуалы, построившие свои карьеры на борьбе всего хорошего против всего плохого, четвертый день с пеной у рта защищают рукопожатного рэпера-педофила. Если вы не понимаете, о чем я, и ещё не слушали подкаст про то, как Оксимирон растлевал малолетних, ознакомьтесь.

У меня не было иллюзий относительно того, что концепция активного и информированного согласия (которое невозможно до совершеннолетия) для медийной тусовочки слишком сложна, но казалось, идея о том, что с детьми нельзя заниматься сексом, — база, которая не требует объяснений. Но и тут все оказалось не все так однозначно. Даже любимая многими Шульман высказалась в формате «я не слушала оригинал, но…». Абсолютное моральное банкротство.

Отдельно у меня горит с тех, кто все эти дни писал, мол, зачем было выпускать расследование, почему жертвы сразу не пошли в полицию. А когда жертвы пошли в полицию (иски против Оксимирона будут поданы в двух странах: РФ и Великобритании), те же комментаторы завыли, что девушки «мусорнулись». Это не просто цинизм — это сознательный выбор защитить насильника любой ценой.

Тех, кто осуждает жертв насилия, устроит только один вариант — если жертвы будут молчать. Но то время, к счастью, уже прошло.

Читать книги (просто книги и книги о книгах), писать о книгах, размышлять о книгах — минусов, как будто, нет.

Кроме одного: становишься довольно предсказуемой.

Все без исключения друзья и члены семьи на все без исключения праздники ждут от меня в подарок книги. В виш-листах под меня заводят специальные разделы, чтобы я могла не просто подарить книгу, но и повыбирать ее, усложнить себе задачу поисками редкого издания (я это правда люблю).

Я получаю в подарок тоже в основном книги. Не только их, разумеется, иногда еще красивые книжные приблуды: от держателей страниц до закладок. Однажды мне подарили винтажные серебряные щипцы, и я долго не могла понять, для чего. Для рафинада? Для переворачивания стейков? Оказалось, чтобы цеплять из вазочки печеньки и не пачкать рук, ведь руками потом переворачивать страницы.

Ну вы поняли.

Не подумайте, я не жалуюсь, книги и правда огромная часть моей жизни и важнейшая часть профессиональной идентичности. Но иногда и мне хочется быть внезапной и непредсказуемой. Дарить, например, не только книги, но и цветы к ним. Одно дело, Юкио Мисима, но совсем другое — Юкио Мисима с букетом пионов. Дальнейшую цепочку в духе Эко и розы, Моруа и фиалки, Дрюон и лилии вы, подозреваю, и без меня достроите.

Одним словом, я люблю дарить цветы, люблю выбирать цветы, люблю получать цветы, особенно, когда в них сокрыт дополнительный смысл.

В Израиле я заказывала букеты через Flowwow для близких в России и Европе. Сейчас через них же заказываю для близких в Израиле (там принято покупать цветы к шаббату, отдельная прекрасная традиция). Сейчас формирую заказ к 8 марта. В Израиле 8 марта не празднуют, но если в стране исхода существовала традиция, пусть она продолжается. Можно во имя силы, можно во имя нежности, кому как нравится.

Flowwow вы точно знаете, это маркетплейс с огромным выбором букетов, но не только. Там и десерты, и растения в горшках и всякие милые штуки в дом ручной работы от локальных брендов. Быстрая доставка в 1200 городах. Отдельно нравится, что перед отправкой букета вам присылают его фото и что можно бесплатно добавить открытку с приятным посланием.

Вообще там много фишек, и вот еще одна — мой промокод JEWISHGIRL на скидку 15% на первый заказ. Действует до 30.04.25.

p.s. JEWISHGIRL ребята сами сгенерили, а я не стала исправлять, по-моему, это прекрасно.

Реклама. ООО “ФЛАУВАУ”. ИНН 9702020445. 12+ erid:2VtzqwWNSZk

А что бы сделали вы, если бы были книгой?

И ещё. Если вы когда-либо интересовались, как переводили в доинтернетовскую эпоху, Наталья Мавлевич подробно рассказывает о процессе. Там полно захватывающих деталей, но меня особенно умилила история о том, как переводчики придумали аналог онлайн-словаря задолго до его фактического появления. Аж захотелось тут увековечить:

Одно время у коллег была идея сделать такой недогугл. Каждый переводчик за годы работы волей-неволей набирается знаний в самых разных областях. Например, когда-то я перевела книжку, где действовали лесорубы, и знала все термины, хотя вряд ли вспомню теперь. А когда редактировала «Детей капи­тана Гранта», у меня висела бумажка, где было написано, как какие паруса называются, калибры пушек и так далее. Идея заключалась в том, чтобы составить телефонную книжку, где будет написано, кто за что отвечает: такой-то — за балет, такая-то — за механику, такой-то — за воровской жаргон. Ну и так далее.

Если не знаете, что делать вечером, обязательно, повторяю, обязательно посмотрите интервью Натальи Мавлевич. Давно не испытывала такого кайфа от незатейливого монолога. Жаль, что видео идет всего час. Мне не хватило.

Мавлевич — знаменитая переводчица и редкой работоспособности филолог, рассказывает о ремесле и жизни. О семинарах Лилианны Лунгиной, мистических совпадениях, изучении языков, любимых авторах, писательстве, мечтах, о безумии и о том, какого это быть «уродом в семье врачей».

В какой-то момент Мавлевич признается, что профессия переводчика похожа на наркоманию, так вот, продолжу аналогию: во время просмотра интервью я поймала гуманитарный приход. Нахожусь в диком восторге. Затягивает похлеще всяких Дудей.

Алгоритмы что-то заподозрили. Возможно, я слишком долго рассматривала карту Пер-Лашез или аномально много читала о семейном склепе Эрлангеров на Введенском. Теперь предложка подкидывает мне книги о кладбищах с таким усердием, будто я планирую некротур.

Ощущение, что литературы про смерть, кладбища и всяческое загробное стало заметно больше, раньше подобного не замечала. Алгоритм фиксирует, как я перехожу по ссылкам, а затем заваливает меня новинками, которые я в глаза не видела даже в издательских рассылках, на которые подписана. Мол, ты же это любишь! Вот ещё немного про забытые могилы и надгробных ангелов. А вот свежий нон-фикшн о погребальных ритуалах двухсотлетней давности. Добавить в корзину? Добавить в корзину.

После такого рекомендательная система ожидаемо начинает подсовывать все более мрачное, мол, раз тебе, Вика, интересны кладбища — значит, наверняка понравятся книги про призраков. Или про средневековые пытки. А может и мемуары патологоанатома, тем более ты же пару лет назад уже покупала первую часть, а тут как раз вторая вышла, бери.

Когда я раньше говорила, что меня умеренно интересует всякая хтонь, на меня смотрели, как на человека, который слишком рано начал думать о завещании. А сейчас книги про всё это стабильно попадают в списки бестселлеров. Дико интересно, откуда такой всплеск интереса. Есть идеи?

Всерьёз любопытно, что дальше. На прошлой неделе алгоритм уже предлагал мне посмотреть туториал по реставрации надгробий. Есть мысль, что это только разминка, и скоро лента подкинет статьи о бальзамировании, таксидермии и кремации. Последнее, кстати, было утром в подборке «для вас» в формате шортса на ютубе. И это при том, что чаще всего я смотрю буктьюб и разное историческое.

Пазлы были. Игры были. Журналы были. Книги есть и будут в таком количестве, что вы еще пощады попросите, как тот раджа у золотой антилопы. Не было только фотографий.

То есть какие-то были, цифровые, невещественные, но вот чтобы настоящие, на чуть шершавой, теплой бумаге — такого не было. И это с учётом, что я одержима всем бумажным. Если можно заиметь что-то, поверх чего лежат чернила, буквы и идеи — заверните, беру, мне надо. По этой же причине я без ума от печатных фотографий. Тех самых, которые можно примагнитить на холодильник, запихнуть под чехол телефона, положить в картхолдер, вставить в рамку, чтобы любоваться и смахивать с нее пыль перед шаббатом.

Фотографироваться тоже люблю. По загадочной для меня самой причине фотографии эти коплю и выкладываю крайне редко (зря?). Берегу для внуков, которые будут (а они будут, куда денутся) восхищаться юной черноглазой бабушкой. У меня уже и книга подходящая есть (да, снова книга, а что вы мне сделаете). Очень красивая, от Периодики, прислали к 8 марта. (И правильно сделали, я с подарками отпределяюсь за полгода до даты, ненавижу спешку и бессмысленный ажиотаж).

Чудесный подарок, я считаю. Я и дружескую такую прямо сейчас собираю, сделаю в нескольких экземплярах и разошлю с открытками. Потому что что может быть лучше воспоминаний о том, как ты с кем-то дорогим и прекрасным ешь шварму на Флорентине, одну на двоих, или пьешь какао в «Подписных».

Промокод ВИКА дает скидку 300₽ на всю печатную продукцию Периодики до 30 марта. Действует на первый заказ.

Пазлы были. Игры были. Журналы были. Книги есть и будут в таком количестве, что вы еще пощады попросите, как тот раджа у золотой антилопы. Не было только фотографий.

То есть какие-то были, цифровые, невещественные, но вот чтобы настоящие, на чуть шершавой, теплой бумаге — такого не было. И это с учётом, что я одержима всем бумажным. Если можно заиметь что-то, поверх чего лежат чернила, буквы и идеи — заверните, беру, мне надо. По этой же причине я без ума от печатных фотографий. Тех самых, которые можно примагнитить на холодильник, запихнуть под чехол телефона, положить в картхолдер, вставить в рамку, чтобы любоваться и смахивать с нее пыль перед шаббатом.

Фотографироваться тоже люблю. По загадочной для меня самой причине фотографии эти коплю и выкладываю крайне редко (зря?). Берегу для внуков, которые будут (а они будут, куда денутся) восхищаться юной черноглазой бабушкой. У меня уже и книга подходящая есть (да, снова книга, а что вы мне сделаете). Очень красивая, от Периодики, прислали к 8 марта. (И правильно сделали, я с подарками отпределяюсь за полгода до даты, ненавижу спешку и бессмысленный ажиотаж).

Чудесный подарок, я считаю. Я и дружескую такую прямо сейчас собираю, сделаю в нескольких экземплярах и разошлю с открытками. Потому что что может быть лучше воспоминаний о том, как ты с кем-то дорогим и прекрасным ешь шварму на Флорентине, одну на двоих, или пьешь какао в «Подписных».

Промокод ВИКА дает скидку 300₽ на всю печатную продукцию Периодики до 30 марта. Действует на первый заказ.

Утром ездила на кладбище. Рассказывала последние новости, пересказывала сплетни и просто говорила ни о чём. С другой стороны, а что ещё делать, если пришла навестить бабушку. Она любила мою болтовню, а я любила её, так что привычка осталась.

И вот, стоя у её могилы, вдруг вспомнила: мне недавно передали «Дорогу уходит в даль», те самые два ветхих тома, которые бабушка читала мне в детстве. Я многократно писала, что с этой трилогии началась моя осознанная любовь к чтению, поэтому бабушку можно считать косвенной виновницей канала. Но это сейчас не главное.

В момент, когда я вспомнила о книге, краем глаза заметила надгробие позади бабушкиного. Надпись указывала, что под ним покоится некая Юзефа. И тут меня будто током прошибло.

Юзефой звали няню главной героини «Дороги», ту, что растила девочку с младенчества и всегда была с ней рядом. Казалось бы, что такого, но бабушка, ушедшая в декабре, технически была няней, которая воспитывала меня с трёх месяцев. Для меня она всегда была бабушкой, а я для неё — единственной внучкой.

Думается мне, что кладбище не любит пустых совпадений. Сочту за хороший знак и за привет от ба.

Утром ездила на кладбище. Рассказывала последние новости, пересказывала сплетни и просто говорила ни о чём. С другой стороны, а что ещё делать, если пришла навестить бабушку. Она любила мою болтовню, а я любила её, так что привычка осталась.

И вот, стоя у её могилы, вдруг вспомнила: мне недавно передали «Дорогу уходит в даль», те самые два ветхих тома, которые бабушка читала мне в детстве. Я многократно писала, что с этой трилогии началась моя осознанная любовь к чтению, поэтому бабушку можно считать косвенной виновницей канала. Но это сейчас не главное.

В момент, когда я вспомнила о книге, краем глаза заметила надгробие позади бабушкиного. Надпись указывала, что под ним покоится некая Юзефа. И тут меня будто током прошибло.

Юзефой звали няню главной героини «Дороги», ту, что растила девочку с младенчества и всегда была с ней рядом. Казалось бы, что такого, но бабушка, ушедшая в декабре, технически была няней, которая воспитывала меня с трёх месяцев. Для меня она всегда была бабушкой, а я для неё — единственной внучкой.

Думается мне, что кладбище не любит пустых совпадений. Сочту за хороший знак и за привет от ба.

Пробелы перед запятой никогда не врут.

Вдогонку ко вчерашнему. Подумала, что уже давно не книжный блогер и не горю желанием таковой считаться.

При виде девочек из буктока, бодро рапортующих о 300 книгах в год, у меня начинается нервный тик. Недавно наткнулась на подборку рилсов, где инфлюенсеры признавались, что пропускают длинные описания, читают только диалоги и искренне не понимают, зачем в книгах столько слов. На фразе Why are the pages so filled with so many words я сдурела окончательно. Припасть к сему интеллектуальному порыву можно здесь на 5:20.

Безусловно, в книгоблогерском сегменте хватает толковых и вменяемых, но большинство, увы, гонится за хайпом и выдает вторичный продукт. Если вы когда-нибудь падали в бездну неотличимых друг от друга young adult блогов, то знаете, о чем я: бесконечные стопки купленного (но не всегда прочитанного), ежедневные обзоры новых книг и отзывы в духе «это гениально», а также одни и те же тексты, кочующие из подборки в подборку. Сомневаюсь, что подобное культивирует культуру чтения как такового. Но вот культуру воспроизведения однообразного контента ради минимальной известности — это да.

Правда в том, что никакого отношения к чтению это не имеет (но имеет к продвижению и последующей монетизации), поэтому нет смысла переживать и пытаться побить рекорд Маши из ютуба, которая якобы читает по 300 книг в год.

Отдельный и смех и грех, что те, кто делают подобный контент, в массовом сознании (а не в пузыре — прим. для коллег по цеху) считаются каноничными книжными блогерами. С одной стороны, и они дело делают. С другой — мне иррационально хочется от них отмежеваться.

Вчера услышала идиотскую историю: некоторая группа блогеров захотела закупить для своего проекта рекламу, кто-то предложил мою кандидатуру, после чего участники переругались в хлам.

Причина скандала оказалась восхитительной: приличной части группы казалось совершенно недопустимым, что я пишу про обстрелы — такое у них проходит по классу политики, о которой в приличном обществе молчат. Прийти к согласию не вышло, и в итоге люди, которые изначально сошлись на почве любви к чтению, разошлись, потому что не смогли договориться, допустимо ли книжному блогеру, коим меня по недоразумению сочли, писать о чем-то кроме книг. Не вынесла душа поэта.

Есть такая странная установка, что блогер обязан укладываться в рамки чьих-то ожиданий, и не просто делать так, чтобы аудитория чувствовала себя комфортно (это база), а угождать ей. Как по мне, эта логика работает разве что со слабыми авторами, которые с самого начала ищут от блога не удовольствия и драйва, а чужого одобрения. Это не мой подход.

Если мне захочется рассказать о бомбёжках, ровно как и о том, что я месяц не могла читать, я, не сомневайтесь, расскажу. Потому что это тоже часть контекста, в котором существуют и я, и книги.

Меня откровенно веселит, что стоит публично напомнить, что за пределами уютного книжного пузыря что-то горит, как вся потемкинская одухотворенность единомоментно сдувается и начинаются адовые срачи. Это не первый случай, когда моя фигура вызывает тряску, но каждый раз забавно. Причины во всех случаях схожи.

Технически я, конечно, не против быть катализатором чужого катарсиса. Но пусть катарсируют, если так им нужно, подальше от меня. 😒

У нас с Набоковым один недостаток на двоих. Своим главным минусом он считал «отсутствие спонтанности; навязчивость параллельных мыслей, вторых мыслей, третьих мыслей, неумение правильно выразить себя на любом языке, не иначе как сочиняя каждое проклятое предложение в ванне, в уме, за столом». Знакомо, тоже с этим борюсь.

Если зовут, к примеру, в подкаст, я заранее готовлюсь, чтобы не начать пороть дичь и не сбиться с темы. Я как никто умею увести разговор на десять километров влево. Пишу я на порядок лучше, чем говорю: в мыслях всё звучит идеально, а вслух, ну, как получится. Но я над этим работаю.

В связи с чем не первый раз уже рекомендую Марию Кондратович, преподавательницу по ораторскому искусству. 1 и 2 марта у нее намечается двухдневный открытый, то есть бесплатный, мастер-класс «Тренды в коммуникации 2025».

Расскажут про структуру речи, постановку голоса, управление вниманием, базовые навыки самопрезентации и ответят на вопросы слушателей. Я в прошлый раз ходила, мне понравилось. Повторю — все бесплатно, но надо зарегистрироваться. Ловите доступ.

Реклама.
О рекламодателе.

У нас с Набоковым один недостаток на двоих. Своим главным минусом он считал «отсутствие спонтанности; навязчивость параллельных мыслей, вторых мыслей, третьих мыслей, неумение правильно выразить себя на любом языке, не иначе как сочиняя каждое проклятое предложение в ванне, в уме, за столом». Знакомо, тоже с этим борюсь.

Если зовут, к примеру, в подкаст, я заранее готовлюсь, чтобы не начать пороть дичь и не сбиться с темы. Я как никто умею увести разговор на десять километров влево. Пишу я на порядок лучше, чем говорю: в мыслях всё звучит идеально, а вслух, ну, как получится. Но я над этим работаю.

В связи с чем не первый раз уже рекомендую Марию Кондратович, преподавательницу по ораторскому искусству. 1 и 2 марта у нее намечается двухдневный открытый, то есть бесплатный, мастер-класс «Тренды в коммуникации 2025».

Расскажут про структуру речи, постановку голоса, управление вниманием, базовые навыки самопрезентации и ответят на вопросы слушателей. Я в прошлый раз ходила, мне понравилось. Повторю — все бесплатно, но надо зарегистрироваться. Ловите доступ.

Реклама.
О рекламодателе.

Подумала вот о чём: меня разрыв, разделяющий реальный и воображаемый Иерусалим, только подстегивает лишний раз включать фантазию. Однако для многих он же становится настолько болезненным, что физически сводит с ума.

Израильская версия синдрома Стендаля называется иерусалимским синдромом. Многие приезжие, особенно те, кто прибывает с духовными целями, воспринимают Иерусалим как место свершений, чудес и божественного просветления. Но чтобы почувствовать это, недостаточно просто веры — необходимо хорошее воображение, потому что в реальности город не так романтичен, как его представляют.

Статистически порядка сотни туристов в год, приезжая в Иерусалим, провозглашают себя Мессиями и начинают проповедовать прямо на улицах. Видела одного такого. Ретроспективно не уверена, что то был именно синдром — в святом городе хватает душевнобольных и без него. Но не только их.

Прошлой осенью в Иерусалиме я встретила прокаженного. На мужчине не было ни одного живого места: рыхлые бугры покрывали все его лицо, шею и руки. Если существует терминальная стадия проказы, это явно была она.

Может это и малодушно, но в моменте мне стало адски страшно. При этом страх был почти животным и примитивным, но за ним пришло жуткое, всепоглощающее изумление. На дворе 2024 год, а лепра всё ещё существует. И не абы где, а в Иерусалиме, полном больниц, врачей и антибиотиков, она остаётся частью реальности.

Готова поспорить: где-то рядом возникла трещина во времени, портал, и прокаженный вывалился оттуда. Больше я его не встречала, но тот случай до сих пор не отпускает. Нравится думать, что в Иерусалиме ничего не заканчивается окончательно.

В некотором смысле это и есть его парадокс: он не даёт того, что ожидаешь, но предлагает нечто более пугающее и притягательное. Возможность столкнуться с тем, чего, казалось, уже не существует. И, наверное, именно поэтому здесь так легко сойти с ума. Потому что Иерусалим никогда не бывает тем, чем кажется — он всегда чуть больше, чуть старше и чуть безумнее, чем ты готов принять.

Никогда не любила обзорные экскурсии. Когда хочу познакомиться с городом, выбираю несколько его аспектов — чаще всего это еда, клабища и все книжное, составляю связывающий интересные точки маршрут, и потом иду по нему пешком. На первый взгляд метод простой, но воплотить его в жизнь в Иерусалиме сложнее, чем где-либо ещё.

Разрыв между реальностью и воображением в Иерусалиме минимален — город скорее придуман, чем исследован. Его история нелинейна, запутана и пронизана мистикой, поэтому полагаться исключительно на факты не имеет смысла, т.к можно легко упустить суть. Когда Мак и Балинт писали книгу, они явно выбрали похожий подход: авторы не просто составили путеводитель по книжному Иерусалиму, но представили город не как пространство, а как неоднозначный мультикультурный нарратив, поэтому текст произвел сильнейшее впечатление.

Мак и Балинт проникли в места, куда с улицы не попасть: закрытые монастырские библиотеки, спецхраны Иерусалимского Патриархата, Аль-Аксы, израильские музеи и синагоги, а также к частным коллекциям инкунабул и древних манускриптов. Они не просто описали редкие экземпляры, но и проследили их историю, при этом, что самое увлекательное, рассказали о людях, связанных с этими текстами: авторах, владельцах, покупателях, комментаторах, реставраторах, продавцах и похитителях. Чего только стоит безумная история русского епископа Порфирия Успенского, который в 1860 году выкрал самую древнюю рукопись из собрания Иерусалимского Патриархата и вывез её в Петербург, потому что считал, что это ок, или, скажем, трагедия фальсификатора «Второзакония» (оно же Мишне Тора) Мозеса Шапира, который покончил с собой, когда его аферу раскрыли.

Мощнейшая работа. С трудом представляю, сколько усилий потребовалось на поиски, походы и на то, чтобы собрать всё воедино.

Несмотря на обилие ссылок, сносок и некоторую академичность, книга читается влёт. Текст логичен и увлекателен: сначала неподготовленного читателя погружают в историю иерусалимского текста с момента создания литературного канона до средневековья, мамлюков и Османской оккупации, затем идут бодрые главы про местных книготорговцев мистиков, переводчиков и воров.

Обидно, что повторить авторский маршрут целиком не удастся, но некоторые места я приметила. Как вернусь, устрою себе тематическое турне.

#чтопочитать

Бесконечно мужественная семья Бибас надеялась до последнего. Но вчера маленьких Кфира и Ариэля вернули в гробах. Тело их матери, Шири, которую вместе с ними похитили хамасовцы 7 октября 2023 года, подменили. Израиль получил останки неизвестной женщины.

Когда колонна с гробами ехала в центр судмедэкспертизы Абу-Кабир, тысячи израильтян стояли вдоль дороги с флагами и жёлтыми лентами — символами возвращения заложников. Почти у всех были слёзы на глазах. Почти все отдавали честь. Почти никто не знал Бибасов лично, но горе сплотило всех.

Когда я думаю об Израиле, я в первую очередь думаю о людях. О тех, кто стоит на обочинах с флагами, даже если никогда не встречал тех, кого провожает. О тех, кто приходит на похороны незнакомцев, потому что кто, если не мы. О тех, кто спорит до хрипоты, но в критический момент затыкается (не без усилий — израильтяне поймут) и просто берёт за руку.

Помню, я вышла по делам накануне шаббата. На остановке ко мне подошёл незнакомец в цицит и кипе, одобрительно кивнул на татуировки, рассказал, что у него тоже есть – и у жены есть, и у брата жены, причём брат забит с головы до ног. Представился, назвал всех по именам, спросил, где в округе лучше выпить кофе, и убежал вприпрыжку.

В другой раз в кафе, когда я пила кофе, рядом невесть откуда материализовалась бодрая пенсионерка. Она внимательно посмотрела на чашку и спросила, завтракала ли я. Получив утвердительный ответ, удовлетворённо кивнула и молча ушла.

Ещё был случай, когда я выбирала максимально нерезиновые помидоры в супермаркете. Пожилой мужчина, наблюдавший за моими колебаниями, в какой-то момент не выдержал, собрал пакет помидоров и вручил мне со словами: «Вот, всё. Ты свободна». После этого он преспокойно пошел вглубь магазина, будто у него в этой жизни была ровно одна миссия — помочь мне выбрать помидоры.

Здесь нет чужих. Здесь все свои — даже если ты впервые видишь человека.

Здесь можно проклинать правительство, жить, работать даже когда вокруг теракты и ад, помогать выбирать помидоры, спорить в очередях, ходить в кафе с собаками и стоять в очереди за хлебом с автоматом за спиной.

А еще здесь можно стоять на похоронах незнакомого ребёнка и рыдать, как будто хоронишь своего.

Кфир, Ариэль. Шири. Господи.

Раз уж встала позавчера на табуретку, скажу пару слов пару про журналы, литературу, тренды и однообразные тексты.

Пока заказывала антологию, о которой писала выше, вспомнила, что в закромах лежит похожая вещь. Пять лет назад я купила Smiling through the Apocalypse по бросовой цене в отделе уценённой литературы в нью-йоркском Strand. Тысяча страниц бодрой, незаурядной, злободневной публицистики — каждый текст выходил в Esquire в 1960-х. Среди авторов: Вулф, Берроуз, Лири, Тализ. В то время, а потом и в 1970-х, когда сборник вышел отдельной книгой, журналы не просто конкурировали с издательствами — они формировали канон.

В США эта традиция жива до сих пор. Если твой текст вышел в The New Yorker или The Atlantic, шанс, что впоследствии тебя заметят издатели, куда выше. Та же Hiroshima Джона Херси, которую относительно недавно перевели и издали на русском отдельной книгой, впервые вышла в 1946 году в The New Yorker. Тогда журнал отдал весь выпуск, от корки до корки, под этот репортаж. Шестьдесят тысяч слов, ни рекламы, ни развлекательных вставок — только текст о людях, переживших атомную бомбардировку.

Я уже как-то писала, что Playboy начинал как литературный журнал (но затем сменил профиль), а The New York Post в XIX—XX веках публиковал рассказы и фельетоны. И это малая часть. Многие культовые тексты впервые увидели свет именно в журналах.

Литература, конечно, выживет. Она всегда выживает. Но когда-то журналы брали на себя риск — печатали дерзкие, странные, экспериментальные вещи, которые издатели боялись брать в работу. Теперь смелость свелась к формулировке «мы готовы рассмотреть ваш текст, если у вас n-тысяч подписчиков». Серьёзно, это сейчас аргумент.

В итоге рисковать не хочет никто. Но ирония в том, что именно из этого страха и нежелания рисковать мы теперь в основном читаем то, что уже где-то читали.

У меня никогда не было «уголка для чтения», из-за чего иногда чувствую себя самозванкой среди классических книжных блогеров. Во многих профильных чатах обсуждают не только книги, но и удобные кресла, мягкие подушки, идеальное освещение — с таким же азартом, с каким видеоблогеры спорят о петличках и кольцевых лампах.

Но я, к собственной радости, не книжный блогер в классическом смысле, скорее обозреватель. И возможно, дело в частых переездах. Если что-то для меня действительно важно, я не хочу собирать это на скорую руку. Скажем, мне нравится идея барочного кресла из красного бархата с резными дубовыми подлокотниками. Но если я куплю такое, расстаться с ним уже не захочу, а таскать его из страны в страну не вариант.

Поэтому пока я просто размышляю о том, что могу себе позволить, и читаю «Дом вашему миру».

Канал ведет редактор интерьерного глянца: до ухода Condé Nast из РФ она работала в Architectural Digest, сейчас — в INTERIOR+DESIGN. Это уже само по себе говорит об уровне. Мне нравится, что Лиза делает ставку на серьезный интерьерный контент. Все мы знаем, что посты в стиле «собираем пинтерест в хрущевке за три копейки» вирусятся гораздо активнее, чем сложные дизайнерские вещи. Но Лиза стоит на своем, небанальном, и мне такое симпатично.

В ее канале — огромное количество нетривиальных дизайн-объектов и вау-локаций. Просто посмотрите на эти спички для рукописей, которые не горят.

Но больше всего мне нравится рубрика про оформление квартиры без дизайнера. На первый взгляд, одолевают сомнения. В смысле — я бы так не смогла. С другой стороны, кто мне мешает поставить на стол античный бюст, чтобы все понимали, что здесь думают про Римскую Империю, а не абы про что.

Одним словом, если вам хочется создать интерьер, на который будут равняться, вам точно к Лизе.

Вот, кстати, свежий улов. Это антологии The New Yorker, вышедшие к 100-летию журнала. Я купила ту, что посвящена фикшену.

Внутри — 78 рассказов, каждый из которых выходил в журнале за прошедший век. Есть тексты Набокова, Рушди, Борхеса, Делилло, Беллоу, Ингландера, Апдайка, Джуно Диаса, Филиппа Рота, Башевиса-Зингера и многих других. Огнище.

Вдобавок журнал забабахал к юбилею стилёвый лендинг. Там отличная подборка архивных материалов, но ничего милее анимированных карикатур на редакторов, репортеров и иллюстраторов, которые работали в журнале сто лет назад, вы не увидите.

Всегда манила археология. Когда-то я даже думала об истфаке, фантазировала, что стану археологом, буду ездить на раскопки и ковыряться в останках древних цивилизаций. Но что-то пошло не так, я закончила журфак, и теперь мои раскопки ограничиваются раскопками собственного барахла.

С утра откопала дома пару номеров «Афиши», полистала, и чёрт, как же это было круто. Не могу вспомнить ни одного русскоязычного журнала за последние годы, который мне хотелось бы купить. Лет дцать назад я была на короткой ноге со всеми продавщицами в окрестных газетных киосках — они придерживали журналы, которые я собирала, а собирала я всё: «Сабрину — маленькую ведьму», «Приключения Шрека» с переливающимися медальонами, «Приключения Скуби-Ду» с жестяным вагончиком и коллекционными карточками, журналы Deagostini со вкладышами, The Dog и The Cat с мягкими зверями, «Сказочника» с дисками, GEO, GEOлёнка, и, уверена, еще много чего. Я была маленьким журнальным магнатом.

После всей этой лабуды настало время Elle Girl и YES, затем Seasons, Esquire и, собственно, «Афиши». До сих пор периодически охочусь на редкие выпуски. Систематизированной коллекцией похвастаться не могу, но роскошно-хаотичной подборкой — вполне.

Уже много лет я скупаю и собираю интересные номера. У меня есть глянцевый The New York Times, вышедший через пару дней после гибели Коби Брайанта, их же cпецвыпуск The Roaring '20s, посвящённый 1920-м годам — эпохе джаза и сухого закона. Есть толстенный номер «Афиши» об истории российского интернета, приличное количество выпусков Magazine B, и это вообще дикая любовь.

Если не знаете: Magazine B (есть ещё C и F) выпускает роскошные журналы-книги про бренды, продукты, по формату 1 журнал = 1 бренд/продукт/вещь. Мой любимый импринт — B. Дома есть выпуски про Youtube, Lego, Moleskine, Soho House, Spotify и пару других. Так что пока некоторые вкладывают в недвижимость, я инвестирую в бумагу.

И несмотря на то, что по большей части я покупаю и собираю что-то вменяемое, иногда ностальгия берет верх. Вот думаю заказать вагон с карточками из «Приключений Скуби-ду» — не потому, что он нужен, а просто потому, что он существует.

Дочитала сборник эссе Энн Пэтчетт со странным названием «Это история счастливого брака». И вот что нужно знать сразу: если вы думаете, что внутри будут сентиментальные тексты о любви и верности, готовьтесь к подставе. Сборник по большей части состоит из размышлений о писательстве, писательской дисциплине, книжном бизнесе, пиаре и том, как устроена жизнь человека, который зарабатывает текстами.

Пэтчетт с долей романтизации, но, тем не менее, прямо и иронично рассказывает о писательской жизни. Скажем, о том, как начинала карьеру в начале 90-х, когда получила на продвижение первого романа 300 долларов. За эти деньги ей нужно было объехать 25 городов, спать в мотелях, переодеваться в туалетах «Макдональдса» и выступать перед пустыми стульями. Что самое классное — сборник почти целиком состоит из подобных историй.

В одном из самых бодрых и подробных эссе Пэтчетт пишет, как ради сбора фактуры для текста о полиции она пошла туда устраиваться. Отдельно неожиданно, что писательница прошла все входные тесты. Даже те, где нужно отжиматься, ориентироваться на местности, перепрыгивать через стены или чем там еще занимаются в полиции. Мои знакомые писатели хорошо, если сумеют выполнить упражнение «руки за голову». Такое рвение в сборе фактуры я уважаю.

Кроме того, Пэтчетт делится, как отбивалась от яростных критиков — в частности, от отбитых поборников морали, обвинявших её в том, что любое упоминание секса в книге автоматически превращает её в порнографию. А еще рассказывает, как открывала частный книжный. Это вообще дикая история — потенциальные арендодатели отказывались сдавать помещения, потому что книжные якобы никому не нужны и умирают, все шло наперекосяк, но в итоге Пэтчетт с партнером сняли бывший солярий и переоборудовали его под магазин. Сейчас «Парнас» — один из самых популярных книжных в Теннесси.

Сам сборник настолько лёгкий, что моментами казалось, что я читаю ЖЖ. Не хватало только комментариев внизу.

#чтопочитать

Птичка напела, что сегодня, помимо праздника букетов, конфет и мягких медведей, еще и праздник книгодарения. Звучит как повод для небольшого аттракциона.

Сама-то я праздную день книгодарения от одного до семи дней в неделю, поэтому поздравлять будем вас.

Что предлагаю: вы подробно пишете, почему и за что любите мой канал, а через неделю рандомайзер выберет троих комментаторов, каждому из которых я отправлю по отличной книге. Безвозмездно, то есть даром.

Поехали.

Раз уж начала про океан, вот вам история.

Пару лет назад мы с мужем собрались понырять в океане. Взяли в отеле ласты, маски, надели привезённые солнцезащитные рашгарды — короче, выглядели как люди, которые знают, что делают. И поплыли на рифы.

Глубина начиналась минут через пятнадцать вплавь, и когда дно резко провалилось вниз, я стала нырять. Не очень глубоко — чтобы, если что, помочь мужу, который плавает хуже меня. В какой-то момент он вынырнул, посмотрел на меня глазами человека, пересмотревшего «Челюсти», и выдал:

— На меня смотрит дно.

Я прикинула, что он, возможно, перегрелся, и уточнила, всё ли с ним в порядке. В ответ он тоном человека, который сейчас сойдёт с ума, повторил:

— Там глаза.

Ладно, думаю, хватит с нас океана на сегодня, поплыли обратно. Нырнула, потому что под водой плавать быстрее, во всяком случае мне, и — вот они. Два глаза.

Дно с интересом смотрит на нас, мы — на дно. Через пару минут игры в гляделки дно начинает двигаться, поднимает облако песка и грациозно уплывает в закат сторону горизонта.

В общем, глаза реально были. И принадлежали они скату, который мирно закопался в песок, явно рассчитывая провести в нём спокойный день, пока двое в масках не решили нарушить его, скатий, дзен.

С тех пор муж ныряет только в бассейне. Говорит, максимум, что там может на него смотреть — это плитка, и то без интереса.

Так выглядит спонтанная гиперфиксация.

Кстати, на что самое странное/необычное вы ловили гиперфикс? Что спонтанно захватывало целиком и не отпускало? Расскажите!

Есть такой поджанр документалистики — «переживания белого мужчины на фоне природы». Обычно это что-то про выживание, экстрим или постижение внутреннего дзена. «Мой учитель — осьминог» как раз из этой категории, но с поправкой на морскую флору и фауну: режиссёр и натуралист Крейг Фостер, уставший от жизни и людей, ныряет в океан, встречает там осьминога и предпринимает нетривиальную попытку с ним подружиться. Зрелище впечатляющее.

Пока смотрела, думала, что примерно так может выглядеть реклама баснословно дорогого ретрита: выгоревший в щепки белый мужчина на пике кризиса среднего возраста едет в пердь на берегу океана, где в течение года ежедневно погружается без акваланга, чтобы сблизиться с головоногим моллюском.

Несмотря на то, что сущностно документалка выглядит ровно так, это почти интимный фильм о мире вокруг. Смотреть стоит, даже если вас никогда осьминоги не интересовали. Меня интересовали, особенно в качестве еды, однако теперь я вряд ли смогу их есть. Но вернёмся.

Фостер — незаурядный натуралист. Нужно обладать нехилыми выдержкой, любопытством и силой воли, чтобы ежедневно часами следить за осьминогом и в подробностях фиксировать его жизнь. Как тот охотится, прячется, меняет цвет, играет с косяком рыб и воюет с китовыми акулами. В какой-то момент осьминог уже сам выходит на контакт: обвивает руку, заползает на грудь, использует Фостера как прикрытие.

Помимо того, что документалка снята нечеловечески красиво, мне близка ее идея — о том, что у существа с восьмью щупальцами и мозгом, распределённым по телу, можно многому научиться. И тот факт, что осьминог показан не как объект изучения, а как полноценный герой, на эту идею отлично работает. Как результат: меня начали не просто интересовать, а восхищать осьминоги.

#кино

В комментариях к предыдущему посту большинство называют одни и те же имена, что логично. Пиарят в русскоязычном пространстве плюс-минус одних и тех же. Но израильских писателей гораздо больше. Я бы даже сказала, что для такой маленькой страны их подозрительно много. Без подготовки смогла вспомнить порядка 35-40 фамилий, — и это с учётом, что книги на иврите я пока не читаю, то есть учитывала только изданное на русском и английском.

Много думала о том, почему так, и вот к чему пришла.

Во-первых, страна слишком маленькая, чтобы в ней можно было раствориться. В условных штатах можно десятилетиями писать в стол. Если ты написал книгу в Израиле — тебя заметят. В стране нет зазора между литературным миром и миром, скажем, овощных лавок. Писательство в Израиле — не башня из слоновой кости, а, скорее, столик в кафе на бульваре Ротшильд: тебя видят, тебе отвечают. И если ты написал книгу, тебя будет читать сосед, бывший одноклассник, семейный врач и парикмахер брата. Я серьёзно.

Во-вторых, язык. Это не до конца обдуманная гипотеза, но поделюсь. Обычно языки рождаются как бы сами собой, обрастают идиомами, плавно меняются со временем, но только не в Израиле. Израиль — единственная страна из известных мне, где язык физически воскресили из мёртвых, а потом заставили на нём шутить, ругаться и подписывать налоговые декларации. У иврита не было плавного естественного развития — его придумали заново, и писать на нём означало не просто писать, а участвовать в строительстве языка с нуля.

В-третьих, национальная неспособность молчать. В Израиле говорят все. Много, громко, эмоционально. После пары лет в стране пришла к выводу, что в местной культуре не существует концепции «лезть не в свое дело». Людям есть что сказать по любому поводу. Ну и если людям есть что сказать, почему бы не написать книгу.

В-четвертых, любой израильтянин — носитель сразу нескольких историй. Пересечения диаспор, войны, эмиграции, Шоа — всё это фон для разговора. Амос Оз как-то говорил, что быть писателем в Израиле легко, потому что достаточно просто внимательно слушать людей. Они всё расскажут сами.

И последнее: здесь невозможно молчать. В стране, где реальность движется с бешеной скоростью, писать — это способ жить, сохранять свою историю и понимание происходящего.

Так что да, кажется, писателей в Израиле реально много. Иногда шучу, что если у вас нет хотя бы одного израильского знакомого, который пишет роман, значит, вы плохо смотрите по сторонам. У меня, кстати, такие знакомые есть.

#шалом

Так-с, утренний эксперимент: каких израильских писателей вы сможете назвать без помощи гугла?

Скрытая часть меня (ну или не очень скрытая) любит мультики вроде БоДжека, олдовый Cartoon Network и Nickelodeon, The Sims, муми-троллей и фигурки Funko POP!. В общем, я человек простой: вижу кусок детства — пищу от радости.

А тут сразу две новости, и обе такие, что дышите глубже:

1. EA к 25-летию The Sims перевыпустила The Sims 1 и The Sims 2 со всеми встроенными дополнениями для современных ПК. Осталось только раздобыть компьютер с Windows, но это уже детали — главное, что Sims 2 больше не нужно искать по пиратским свалкам. Шикардос!

2. Ходят слухи, что Nickelodeon может снять продолжение «Джимми Нейтрона». Да, спустя 24 года. Хоть бы оказалось правдой, а.

Мой ностальгиметр разрывается.

Дико понравилась «Русская служба» Зиника. Ничего точнее об эмиграции не читала.

Главный герой, Наратор, работает корректором в советском министерстве и живёт исключительно орфографией, пока случайно не ловит на «Спидоле» «голоса» иновещания. Он не понимает ни слова, не пытается вдуматься в смысл, — для него важен сам факт: чужая, живая речь, свободная от привычных советских рамок, почти как порыв свежего воздуха в душном помещении. С этого момента Наратор в любую свободную минуту начинает крутить ручку приёмника. Западное радио становится его способом жить и получать от жизни хоть сколько-нибудь ощутимое удовольствие, он мечтает о том, чтобы услышать голоса из приёмника вживую, и в итоге сбегает в Лондон. Там он ожидаемо попадает в общество таких же недалеких и несчастных, как он сам. Надежды Наратора с треском ломаются, но, строго говоря, это абсолютно нормально, если они изначально построены на фантомах.

Мир западных «голосов» оборачивается помещениями очередного эмигрантского радио и эпицентром бессмысленной возни подслеповатых бюрократов, белоэмигрантов в деменции и левых псевдоинтеллектуалов, которые круглосуточно обсуждают судьбы Родины и везде видят руку Москвы. Ужас в том, что все это выглядит чудовищно актуально. Пока читала, было стойкое ощущение, что автор в 1981, — а именно тогда написан роман, — предвосхитил склоки во всех соцсетках 2025 разом.

Зиник пишет о третьей волне эмиграции без ностальгического тумана и трагической важности. Условный Запад в романе оказывается не тем, чем его представляли. Не потерянным раем, не адом, а местом, где акцент всегда будет предшествовать словам, но где можно жить. И даже жить хорошо, ну или во всяком случае нормально — просто надо постараться. Иногда сильно.

В этом смысле «Русская служба» — шикарное, анатомически верное описание эмиграции без абсорбции. Когда человек не становится частью страны, в которую переехал, но и к старой жизни уже не принадлежит. Это состояние Зиник ловит и передаёт идеально.

#чтопочитать

Прочитала на днях очередной срач про писательское вдохновение, муз и прочую ересь. Захотелось вставить пять копеек.

Меня всегда раздражали фразы в духе «Можешь не писать — не пиши». Полная дичь. Конечно, можешь не писать. В мире полно вещей поинтереснее: можно пойти учиться варить пиво, собрать все пазлы в доме, изучить повадки австралийских коал — и в любом из этих занятий будет больше радости, чем в мучительном выдавливании из себя текста.

Но проблема в том, что писать — это работа. Не высшее предназначение, а прозаический способ зарабатывать деньги. Поэтому хочешь не хочешь, а садиться и писать, если ты писатель, приходится. Имхо.

Люблю историю о том, как Гюго дважды срывал дедлайны сдачи «Собора Парижской Богоматери». Сроки поджимали, он к тому моменту уже, видимо, промотал аванс, чем разозлил издателя настолько, что тот подписал с Гюго договор, по которому за каждую неделю опоздания Виктору-прокрастинатору грозил штраф в 1000 франков. Конвертер подсказывает, что это примерно 14-15 тысяч долларов по сегодняшнему курсу.

Но если вы думаете, что потенциальный штраф Гюго вдохновил, то ошибаетесь. Он начал писать только после того, как переоделся в пижаму и запер всю приличную одежду в шкафу, чтобы лишить себя возможости выйти на улицу. Натурально самый радикальный способ борьбы с прокрастинацией, о котором я когда-либо слышала.

Это я к чему: вдохновение, как и муза, — это сказки для тех, кто не понимает, что творчество — ни разу не магия, а увлекательный, но безусловно рутинный процесс. Prove me wrong.

Ну и раз уж начали сегодня, про, кхм, телесность. Только теперь в другом регистре, без дураков.

Прочитала «Руки женщин моей семьи были не для письма» Еганы Джаббаровой. Начинала со скепсисом и скорее ради эксперимента — меня не привлекает свойственный исповедальной прозе надрывный пафос и пережевывание обид, но ничего подобного в книге не оказалось.

Текст красивый, хрупкий и по-восточному колоритный. Героиня Джаббаровой растёт в патриархальной азиатской семье, в которой ей не принадлежит даже собственное тело и воля. Как и другие женские фигуры в тексте, героиня с детства живёт в условиях хронического обесценивания близкими собственной жизни, и ее судьба кажется предрешенной, но от присоединения к ряду несчастных женщин ее спасает болезнь.

Генерализованная мышечная дистония лишает героиню возможности управлять собственным телом. Оно перестает слушаться, конечности неестественно выгибаются, речь не поддается контролю, и в итоге героиня попадает на операционный стол, где ей вживляют специальный аппарат. Теперь она сможет нормально функционировать только с его помощью.

На протяжении одиннадцати глав Джаббарова говорит о теле — и через него раскрывает историю азербайджанской женщины, с детства ощущавшей себя чужой. Волосы, которые нельзя стричь, и брови, которые нельзя выщипывать до брака, руки и ноги в синяках от работы и побоев, карие глаза, которые изо всех сил хочется сделать голубыми, чтобы как у одноклассниц, и все в таком духе.

Моментами казалось, что меня разорвет от гнева — текст хорошо передаёт весь ужас т.н традицонного уклада жизни, и это при том, что все описано довольно лаконично и без невменяемых подробностей.

Очень смелая, даже ювелирная работа. И история, кстати, реальная.

#чтопочитать

Подумала, что обожаю ходить в гости по странной причине — мне нравится наблюдать, как люди реагируют на прерываемую мной тишину. Ну знаете, когда все неловко замолчали, пьют, жуют, глотают, а тут я с баяном.

Не с настоящим, к сожалению, я только на скрипке умела, да и то в прошлой жизни. Но за многие годы у меня скопилось какое-то количество фактов и историй, которыми весело разряжать паузы.

Так вот.

Недавно вспомнила неизвестную никому за столом вещь: первая анатомическая структура, которая появляется и в итоге становится частью тела, — это анус.

Можно, конечно, загнать телегу, что на стадии эмбрионального развития у большинства животных, включая человека, образуется структура, называемая бластопором — это первичное отверстие в зародыше. А у вторичноротых (к которым относятся хордовые, включая нас с вами) бластопор в дальнейшем становится анусом, а рот формируется позже, но это скучно.

Мне больше нравится думать, особенно о тех, кто симпатий не вызвает, что каждый из нас когда-то давно был анусом. И больше ничем.

А теперь представьте, как эффектно этим фактом можно парировать реплики про руки из жопы. Вам говорят: «У тебя руки из жопы», а вы умиротворенно отвечаете: «Ну да. Как и у тебя». Попробуйте.

Вспомнила, что среди купленных в декабре книг были блокадные очерки сотрудницы петербургского, тогда еще ленинградского, Дома Книги.

Не пропускайте, если любите книги о книгах, книжных и книготорговцах. Родштейн пишет, как работала продавщицей отдела иностранной литературы, остро, иногда даже желчно рассказывает о работе книжного, покупателях, военной и блокадной жизни.

Текст, местами чрезмерно едкий и хаотичный, явно не предназначался для публикации. Но тем интереснее.

Люблю адвент-календари и киндер-сюрпризы — за предвкушение и эффект неожиданности. Но ещё больше мне нравится, когда из книг неожиданно вываливаются деньги. Для этого, конечно, их надо сначала туда положить, потом благополучно забыть на пару-тройку лет, но это детали.

Вечером из «Краткой истории пьянства» выпали две тысячи рублей. Я не пью, но догадываюсь, что на бутылку вина хватило бы. Теперь грущу, что «Краткой истории денег» не существует, в ином случае возложила бы на неё надежды посерьезнее. А то все на себя да на себя.

Неспециально, но так вышло, что ко Дню памяти жертв Холокоста, который сегодня, посмотрела два фильма по теме. Номинированную на Оскар «Настоящую боль» и «Чёрную книгу». И если от сна во время просмотра «Настоящей боли» меня удерживал только Киран Калкин, на которого я готова смотреть, даже если он начнет сниматься в рекламе туалетной бумаги (и при этом продолжит играть, как в «Наследниках»), то «Чёрная книга» захватила с первых сцен.

История еврейки, пережившей гибель семьи и примкнувшей к голландскому Сопротивлению, могла бы стать очередным банальным фильмом из ряда подобных, но Пол Верховен пошёл дальше. Режиссёр показал героев: от участников Сопротивления до убежденных гитлеровцев, как людей, чьи действия продиктованы не абстрактной добродетелью или условными корпоративными интересами, а личными амбициями и внутренними противоречиями.

Ставшая шпионкой Рахиль убивает, манипулирует и сближается с нацистами, чтобы выжить, а Мюнце, высокопоставленный офицер СД, руководствуется скорее слабостью к красивым женщинам, чем верностью Гитлеру. Весь фильм состоит из таких перекрещивающихся мотивов, и это дико захватывает.

Кроме прочего, мне нравится смотреть на женщин, чья внешность резко контрастирует с их деятельностью и образом жизни. Поэтому за утонченной еврейкой, которая перекрасилась в блондинку, чтобы мимикрировать под арийку, а теперь сносит головы и выпускает кишки ССовцам, как минимум, хочется наблюдать.

#кино

После декабрьского ковида попытки сконцентрироваться стали настолько же эффективными, как попытки собрать воду в дуршлаг. Только сосредоточилась, и вот уже читаю, как гуси запоминают лица людей и решают, кому из нас доверять. И нет, это не метафора: двухметровый плюшевый гусь, которого для меня притаранила младшая сестра, явно влияет на мои мыслительные траектории.

Если сталкивались с подобным расфокусом, расскажите, как справлялись? Что помогло? Рекомендации потом соберу в отдельный пост.

Сменить психотерапевта после пяти лет терапии — тот еще квест. Особенно если до этого семь раз меняла специалистов (нет, не нарочно, просто так вышло). Пять лет — это много. Это вроде как те самые отношения, в которые вкладываешься и растёшь. Но, как показала практика, даже такой стаж не гарантирует, что всё будет гладко.

В какой-то момент я заметила, что наше безопасное пространство стало не то чтобы небезопасным, но каким-то колючим и непредсказуемым. Говорю: в моей жизни происходит событие «Б», я этому рада, хотя есть сложности. В ответ слышу: вообще-то, она против «Б» и не понимает, чего людям неймется, когда есть прекрасное «А».

Я среагировала не сразу. Пять лет, ну! Они казались залогом залогом того, что специалист, в котором я уверена, не может повести себя неэтично. Но может, конечно, кто угодно. От деформации никто не застрахован.

Был соблазн плюнуть на терапию целиком. Мол, ну их, специалистов, если даже проверенные так себя ведут. Но правда в том, что эти пять лет мне много дали, и обесценить их — как выкинуть альбом со старыми фотографиями из-за пары неудачных снимков. Короче, я решила продолжить работу. Но с другим человеком.

Сейчас, кстати, понимаю, почему многие боятся идти к новому терапевту. Во-первых, найти своего — это как выиграть в лотерею. Во-вторых, терапия — аттракцион недешёвый, и вот тут уже начинаешь думать стоит ли оно того, и тридцать три раза подумаешь прежде, чем пойти к кому-то даже по рекомендации, если этот кто-то стоит сто/двести/nnn долларов час. Поэтому мне симпатичны ответственные, продуманные сервисы с фиксированной (и весьма гуманной) стоимостью.

Сейчас я в процессе подбора нового терапевта и zigmund.online пробую в том числе. Это не агрегатор с кучей профилей,здесь проверяют квалификацию специалистов, а специалисты работают в разных подходах: от классического психоанализа до новейших интегративных, тут на ваш вкус.

Плюс у них в соцсетях много полезных материалов, есть возможность оплатить с любой карты (важно, если у вас, как у меня, миллион причин, почему это должно быть удобно). Ну и мой промокод BOOKWORM даёт скидку 15% на первую сессию.

Выдам базу, но — желаю всем нам крепкого (окей, устойчивого) ментального здоровья. Штука, которую невозможно переоценить.

Реклама ООО «Зигмунд Онлайн» ИНН 7714447735 Erid 2Vfnxx8d54L