Весь март «Полка» будет рассказывать вам о поэтах, поэтессах и поэзии, вспоминая наши лучшие материалы. Встречайте весну вместе с нами!
Георгий Иванов за свою относительно долгую литературную карьеру успел побывать и футуристом, и символистом, и акмеистом. Первое признание, признание его вкуса и умения придавать стихам безукоризненную форму, пришло к нему рано. Но похвалам сопутствовала волна критики.
«Георгий Иванов — не создатель моды, не закройщик, а манекенщик, мастер показывать на себе платья различного покроя», — с негодованием писала Софья Парнок.
«Он пишет больше десяти лет, и за десять лет он не двинулся ни вперёд, ни назад, ни вправо, ни влево. И безнадёжнее всего то, что у Иванова не было и нет плохих стихов. Всё гладко, всё на месте — никаких ошибок. <...> В общем, стихи Г. Иванова образцовы. И весь ужас в том, что они образцовы», — вздыхал Лев Лунц.
«Формальная (и своя) прелесть книги Г. Иванова «Сады» так очевидна, что даже крошечную элегичность и слабенькую сладость готов принять за формальность», — иронизировал Михаил Кузмин.
Свои главные тексты Иванов написал гораздо позже, избавившись от литературных влияний, став лаконичным одиночкой и одним из главных поэтов первой волны эмиграции.
Об одном из стихотворений «позднего» Иванова — «Свободен путь под Фермопилами» — в одном из выпусков подкаста «Между строк»
поговорили Лев Оборин и Валерий Шубинский.
🔺Георгий Иванов в 1930-е годы. Париж