Писать на русском больше двух строк — для меня последнее время почти роскошь. Во-первых, за это никто не платит. Во-вторых, эти тексты в очереди после ещё десяти, которые их опередили по другим причинам, пусть и не всегда материальным.

Вот, например, эта неделя началась с написания колонки на английском про sustainable строительство фасадов, а потом к нему добавилась ещё одна — на этот раз про их пожароустойчивость. Эти тексты я написала, как вы понимаете, для души.

А еще в январе я взяла и пошла на литературный англоязычный кружок для женщин. Мы там с американскими и британскими барышнями читаем разных писательниц, пишем эссе, а потом выпиваем и обсуждаем. Досуг интересный, но я, как нормальный постсоветский ребёнок, решила подойти к нему серьёзно, поэтому, когда основательница кружка сообщила, что мы можем читать и писать столько, сколько успеем, я улыбнулась, внесла в календарь домашнюю работу и начала ждать пятёрок.

И тут со мной начало происходить всякое. Сначала я обнаружила, что навык «напиши-ка на заданную тему» умер сразу после универа вместе с моими безвкусными и пафосными фразами а-ля «…трансцендентальность его картин не оставляет равнодушным даже самого искушённого зрителя». Два дня я смотрела на заданные темы — фикшн и нон-фикшн — и страдала: включала белый шум для концентрации, писала blya koroche в начале страницы — ничего. В последний вечер перед встречей кружка спасло-таки чувство стыда и ответственности («все сдадут, а я нет, и весь класс будет смеяться»).

На удивление фикшн, который я никогда не пробовала писать ни на русском, ни уж тем более на английском, дался мне гораздо легче. Кажется, секрет в том, что я отношусь я к этим текстам более наплевательски — «они же ненастоящие». С нон-фикшном сложнее: снова возвращается постсоветский ребёнок и требует от взрослой меня исповедоваться. Идёт тяжело, но что-то в этом есть — действительно после каждых исповеданных 1000 слов как-то выдыхаешь что ли, знаете.

Еще одна проблема: дома мне совершенно не пишется. В библиотеке, куда я хожу, дело движется чуть лучше при условии, что никто не стучит по клавишам, не чавкает, не трясет ногой и не шаркает. Запросы почти нереальные по израильским меркам.

Я возлагала большие надежды на командировку в Молдову — вы бы видели, какой у меня там в отеле огромный деревянный стол и та самая зелёная лампа на нём. Бонусом — бесплатная мини-бутылка местного вина. За 2,5 года, что я останавливаюсь там («А ваш паспорт не доставайте, у нас он уже есть, доамна Алина»), я написала за этим столом немало: от заметок в дорогом дневнике до экзаменов по маркетингу. Но и тут не повезло — в этот раз коллеги в поездке оказались тоже, как и я, винные энтузиасты. В итоге строк моих слезливых не увидел кишинёвский стол. Я покинула столицу с тремя бутылками дивина в чемодане, нетронутыми страницами гугл-дока и немым укором пушкинского дома в центре города.

Кстати, о великих: подумав о Пушкине, я даже обратилась за помощью к чату жпт, чтобы он рассказал мне, как работали признанные писатели. ИИ выдал набор цитат, в которых подозрительно часто мелькало слово «страдание».

У прокрастинации есть и свои плюсы: на какие имейлы я только ни ответила в попытках избежать написания этих эссе. А знали бы вы, какое рекомендательное письмо я сочинила британскому студенту-стажёру, которого видела дважды по зуму but was extremely impressed by his creativity and enthusiasm.

В конце концов дошло до того, что я сдала экзамен на последний уровень из возможных в Дуолинго, где меня просили переводить на французский фразы типа «Время утекает, словно воды заледеневшей реки» (wtf?). И когда, казалось, что поводов не браться за эссе уже не осталось, тогда я вдруг поняла, как же хочется простого человеческого — сесть и написать текст на русском.

И я села и написала.

У меня есть друзья с телеграмм каналами. Мы сидим в одном чатике и обсуждаем цены на коттедж. Это помогает мне сохранять иллюзию контроля над своей жизнью.

А еще я читаю их каналы. Они не объединены одной темой, но так или иначе их ведут люди, которые любят Израиль, и желают ему добра. Хоть и видят иногда это добро совсем иначе.

Вот, например, Женёк. Левее него в нашем чате только стена. Но он единственный из нас, кто ходит в милуим и защищает Израиль. В канале его мысли как нам обустроить Израиль, или где мы по его мнению свернули не туда.

А вот Даня. Последний год он живет в Берлине. Но мне кажется, что его канал это все еще очень израильский взгляд на Берлин, и много Даниной рефлексии. Я хотел бы уметь так рефлексировать через тексты как Даня.

А вот Алина. Она пишет тексты о том, как левантийская энтропия Керем аТейманим вторгается в жизнь, а от этого становится очень комично и по-доброму грустно.

А вот канал Стаса про дешевые билеты из Израиля. Когда я прошел ссылке на его канале и купил билеты на месяц в Кению. Это изменило мою жизнь. Очень советую.

А вот Лев. Его канал – это теория параллельных вселенных замешанная огромным дилдо на бататовом пюре в сеттинге бат-ямкской набережной. Получается остроумно, смешно и про нашу жизнь. А еще анонсы израильских стенд-ап ивентов, которые Лев организует.

А вот Рома. У него есть основной канал. Здесь всегда коротко мемно и остроумно про Израиль. Так как жизнь не радует ни Рому ни нас обещаниями, что все когда то устаканится, Рома завел еще и канал о мемах третьей Мировой.

А вот Вика. У нее есть канал про Шоа. и канал с мемами про Шоа. Страшно, и страшно как смешно в двух флаконах.

А вот Давид. Он создавал русский интернет с Лурком и Башоргом. А сегодня практически в одиночку побеждает фри-палестайнский твитер на русском и на английском. Возможно еще и на клингонском, но я на нем пока не очень бегло читаю.

А вот Машин клингонский скорее всего намного лучше чем мой. С Машей мы вместе делаем подкаст Левиафан о странных и смешных историях в еврейской культуре. Поэтому темы наших каналов иногда пересекаются. Когда то Маша напишет фантастический роман и мы все офигеем, но я и без этого горжусь, что знаком с Машей.

Когда я что-то не знаю на арабском, (а я почти ничего не знаю на арабском) я пишу Максиму. Он знает арабский немецкий и фарси, помимо английского и иврита, которыми сегодня никого не удивишь. А вообще Максим специалист по Ливану и пишет о Ближнем Востоке у себя на канале.

Все Максимы в нашем чате знают арабский. Но Максим Сотников пишет в канал свои наблюдения из жизни и про стендап.

У Оли есть канал с милым пинчером, который чем то напоминает мне гордого командира подводной лодки. А еще у Оли есть канал с израильскими уличными котами—мгновенный подниматель настроения.

Дан работал на 9-м канале. Пишет свои мысли на тему текущих израильских новостей. Как по мне самые взвешенные новости израильской политики. Без хайпа и надрыва.

Кира мог бы писать про политику, архитектуру, историю, экономику или бег на длинные дистанции. Мне было бы интересно его читать. Но он ведет канал с новинками израильской музыки.

Эва—человек оркестр. Мать, мама, повар, стендапист, фанат Иерусалима, пишущий пронзительно правильные вещи о жизни. Трогательно и смешно.

Мне теперь не надо выполнять роль «чтобы сказали по этому поводу раввины, если бы были в этом чате». Бени реформистский раввин и пишет об иудаизме без фильтров. Бени—самый человечный из раввин, из раввинов с телеграм-каналами.

А еще есть Костя с каналом про архитектуру. Как-то Костя написал там очень хороший текст про типы бетона, которые используются для постройки мамадов.

А это Аня. Она биолог и химик. Если в нашем чатике и будет когда-то нобелевский лауреат—это будет Аня. В свой канал она пишет всякие интересные находки из научных статей по смежным темам.

Возможно Нобелевку по биологии раньше получит Дима, который пишет о жизни, и о том как растить помидоры в институте Вайцмана.

У Ляли есть канал про ее домашних животных и о том как они родившись в Израиле справляются с канадской погодой.