Реальность напоминала о себе. Авроры. И она, с невыносимым усилием, с этим ненавистным комом в горле, просто шагнула в сторону, открывая ему путь. Ничего не сказав. Только взгляд — тот самый, что сказал больше, чем тысячи слов.

— Тебе нужно идти.

Гермиона резко развернулась, её пальцы дрожали, но она всё-таки сдерживала себя. Схватив палочку, она направила её в другую сторону леса, и произнесла заклинание, которое тут же вызвало громкий рев, похожий на звук фейерверка, что отвлекло приближавшихся авроров.

— Я буду во Франции, — сказал Теодор, поднимая палочку, которая валялась у корня дерева, и слабо улыбнувшись, как будто прощаясь. — Обязательно найди меня, Гермиона.

Он обернулся и исчез, растворившись в воздухе с помощью трансгрессии. Гермиона стояла, вглядываясь в точку, где он исчез. В её руках оставалась палочка, а в голове — его слова. В какой-то момент её взгляд упал на предмет, который лежал прямо у корня дерева, где он стоял. Это был его бумажник. Она наклонилась, чтобы поднять его, и, открыв на миг, заметила фотографию. На ней они оба — у окна, с мягким светом рассвета, его рука на её подбородке, а она, тянущаяся на носочках, словно пытаясь дотянуться до чего-то невидимого.

Гермиона тихо усмехнулась, прижимая фотографию к груди. Спрятав её в карман рубашки, ближе к сердцу, она почувствовала странное, горько-сладкое чувство. Она не знала, что делать с этой находкой. Но одно было очевидно — что-то важное было утрачено, и, возможно, именно эта фотография могла стать напоминанием о том, что было.