у мужчин от мужской критики не опускаются руки; мужская критика их мотивирует, веселит, даёт энергию; мужская критика — конкурентна,
тогда как женская — нарушение правил и личных границ;

от женской — очень больно, и чувствуется несправедливость, которую надо обязательно высказать не ради спора, а чтобы просто женщина знала, что допустила такую несправедливость, и что-то почувствовала.

потому что женщина — чтобы чувствовать; может, и нет; я не могу знать, а значит и писать об этом я не могу, я что охуел

тороплюсь с текстом про м*, но быстрее не получается; сижу над заметками в «моя мать смеётся» — не могу перестать думать о нём;

когда между нами было ОК, артём говорил: заметно, как отражается в моём тексте дневника текст еганы джабаровой, после того как я прочитал «руки женщин моей семьи были не для письма»; может и не точно так сказал, но сказал, что заметно на моём тексте, что я читал — не знаю, как точно; не хочу проверять;

интересно: заметно или не заметно, что я прочитал «моя мать смеётся» шанталь акерман? артём тоже прочитал егану джабарову и даже поставил спектакль быстрее, чем я дочитал книжку, но я бы не сказал, что по нему заметно; я бы не сказал, что это отражается в его текстах или в чем-нибудь ещё; мне кажется — не отражается;

вот я видел, и уже правда можно сказать, что немало мужчин-художников вдохновлялись чем-то от действий и слов вити вилисова, потому что чувствовали, что витя правда развивается быстрее, чем они, и это не давало им покоя; это нормально, это можно понять; я тоже чувствую, что витя развивается быстрее, чем они; меня это тоже вдохновляет на многие мысли и вещи; и я думаю, какая тогда между нами разница — и нахожу себя на очень редком месте, когда мой женский опыт и моя женская пизда являются заметной привилегией на территории мужской рефлексии, куда огромным жестом мужского доверия я немножечко допущен,

потому что мужчина с хуем, как бы он ни старался, даже очень сильно — не сможет думать как я; потому что у мужчины глаза в другом месте; глаза, направленные в самих себя; и тогда я думаю: наверное, я люблю в себе свои глаза — глаза, которые у меня не на мужском месте, но доверять этому постоянно я не могу;

иногда я разрешаю себе представить, что мужчины друг перед другом привыкли вилять хвостами, как собаки перед хозяевами — как такие очень хорошие собаки, но про которых говорят (ум трёхлетнего ребёнка); и они друг для друга сразу хозяева и сразу собаки, а если подходит кто-то, кто мешает игре — то собаки защищаются и защищают своего хозяина и свою территорию,

но только не от меня! мне артём так и сказал, что не пытается со мной делить территорию; или не прям так сказал, но точно про территорию, и что не пытается делить; может он верит, что нет никакой территории, но я так не думаю — я думаю, есть, и он не знает (как пробиваться через такое)

артём сказал, что не хочет, чтобы я работал больше — вот я и работаю меньше и не проверяю как точно он сказал, и ориентируюсь на память, мы же не делим здесь территорию

и тут совершенно мои какие-то домыслы, но я вижу, представляю себе, как артём своим авторитетным существом, которого вообще кристально не видит, и не понимает, как можно такое увидеть в нём, пытается ухватиться за мысль, которую кто-то транслирует (кто-то с жгс или витя) — и берётся за книжку, написанную женщиной, которая точно хайп вау аж что-то почувствовал, но делает с этой мыслью или с этой книжкой очередной маскулинный жест — например, спектакль по тексту «руки женщин моей семьи были не для письма» — где в самом названии текста ответ на вопрос почему ему, например, следует отъебаться от моего дневника, а не ходить ко мне в личку рассказывать, что у него опускаются руки после слов, которые я своими руками написал;

или по книжке эрно «событие» — с заметками, которые оставила его бывшая, чтобы почтить светлую память о ней и похвалить за решение не портить его репутацию — мужские подарки самим себе

и я уверен, что бывшая такая: пфф;
и почти уверен, что кто-то тоже такие: пфф — и все так немножко поёжились на стульях, но это же артём, он хороший просто старой школы, ну он пытается, а вот раньше он был за искренность, а раньше он себе сам позволял дерзкие вещи — и ни у кого не опускались руки, потому что артём не женщина, и руки мужчин любой семьи были созданы для чего угодно
__

25 марта, вторник

расплакался на термине с волонтёркой из AWO, которых посоветовал филлип с дэйта; снова рядом был глеб другом-переводчиком; как хорошо, что он есть в этом всём потоке больших и новых сложностей; его поддержка совсем свободна от давления и токсичности — это то, чего не было у меня очень давно, а в последнее время как будто даже вдруг чувствуется естественным. вспомнил первые походы на встречи с варей — стало плохо; искренняя радость от того, что она мне/ нам ни в чём не нужна;

стремительно упал в мрачное, узнав на термине, что я совершенно точно не могу покинуть этот город ещё ± год; теперь я точно это знаю; надо принять, что я застрял в ульме на 7–10–12 месяцев? наверное, да, надо, но мысли о смерти, мысли о лишении жизни себя; не доверяю им, но их присутствие тяжело давит на все процессы, и я не готов принимать ситуацию такой, в которой невозможно сделать вообще ничего, чтобы найти здесь тех, кто нам сдаст ебучую квартиру

зато на этой консультации я узнал, что сданный экзамен В1 по гумвизе является основанием поменять в резиденстве город на округ; теперь от моей успеваемости зависит моё освобождение — сильная мотивация;


я плакал; дождь лил; арси весь промокнет в школе — у него нет сапожек от дождя

после школы попали под град; очень красивый град — прямо под солнцем; первый град после кризисного центра в кахетии — вот что я подумал первым делом

когда мы с арси искали дом после кризисного центра и его не было нигде, я чувствовал почти фатальное желание иметь своё постоянное место для письма, но его не было нигде, я писал в темнеющем вечернем автобусе, который вёз нас из кахетии в кутаиси, медицинским почерком, дрожащей от автобусной тряски рукой, чтобы записать мысли о феминизме после слов с* и невиновата

я помню, как потом переносил эти вручную сделанные записи в док, когда подзарядил телефон, и не смог разобрать половину слов, но это было не важно — важно было запомнить движение мысли, чтобы перейти к следующей

люди вдохновляют меня на мысли — это нормально, это естественно; я помню, как писал во дворе или на веранде корпуса в кризисном центре, потому что в комнате было совершенно невозможно: стоило туда зайти — и весь наш опыт терял свои значения падая на старый матрас; и мне казалось, что я навсегда останусь в этой комнате, тёмной даже днём

я писал на вписках, где прятался по углам или пока был в ванной, потому что на вписках я должен был делать всё, что поможет мне найти для нас другое место и перестать пользоваться гостеприимством чужих людей — или заниматься арсением, и больше ничего; так я мог казаться нормальным, хоть и часто плачущим, но нормальным человеком, которому стоит помогать

только не у алины; у алины всё было совсем по-другому; алина умеет разговаривать, и она сразу сказала что хочет чтобы я мог отдыхать — не отдыхать как-то правильно, а просто, как дома; и что мне не обязательно убираться, если у меня нет желания; она сказала, что в этом и смысл — и я стал больше спать

я спал однажды даже днём и не чувствовал вины; я спал, и мне было хорошо и спокойно; я мог сказать арси, как дома: (знаешь, я не могу сейчас, я хочу спать) — и это было нормально, это было естественно; никто не решал, стоит ли меня поддерживать дальше после этих слов;

я помню, как писал на светофорах, пропуская зелёный свет, потому что текст мешал мне перейти дорогу — и тогда я думал, что мне точно надо взять себя в руки, это не нормально и не естественно; как я тогда смогу быть матерью, которую можно поддерживать, если текст мешает мне перейти дорогу на зеленый свет
__

24 марта, понедельник

учительницу не видел; реакцию её на письмо не могу проверить, но арси после школы не плакал; библиотека закрыта по воскресеньям и понедельникам; теперь эти дни не очень; попали под град, когда ехали куда угодно — в центр коворкать, чтобы не оставаться дома; очень красивый проливной дождь спасибо;

(Но я не чувствую, что у меня есть это «у себя» или какое-то другое место; место, в котором можно чувствовать себя дома — или хотя бы где-то ещё […] Прочитала всё написанное и мне ужасно не понравилось. Но что делать — написала же. Вот оно) я люблю её (акерман); она могла бы быть моей абьюзеркой, я бы мог быть абьюзер:кой её — в этом было бы равенство; всегда радуюсь, когда вспоминаю, что я не лесбиянка; лесбиянки видят во мне женщину так же часто, как гетеромужчины; в таких отношениях я обречен оплакивать себя;

тома передала их разговор с оз, в котором они обсуждали слона в шкафу, рояль в кустах (не помню, похуй) — меня; о* сказала, что ей будет неприятно, если тома будет репостить нехорошее про серёж, что я пишу, но что у эни тоже могут быть хорошие друзья; подруги серёж организовывают встречи, чтобы выразить им поддержку и попросить не обижать — мне и не снилось такое мои бывшие жалкие ужас

английский с линой; я пробиваюсь через мрак спонтанного самообразования; это больше чем уроки английского; это продуктивная дружба; я ненавижу себя когда торможу на простых вехах — всегда; но я очень и очень рад и благодарен, что она со мной это делает и не чувствую что я пиздец как напрягаю или что-то ещё; я не убью себя просто потому что крутых контактов в моей жизни становится больше, это не физическая близость, ну и что 

23 марта, воскресенье

письмо учительнице сверил с линой, потому что немецкий она тоже учит; отправил; был горд собой; теперь страшно с ней пересечься, но надо бы — чтобы узнать, как оно сработает; чувствовал бы себя хуже, если бы ничего не сделал; надеюсь, это поможет арси;

тусовали у собора после моей большой уборки квартиры по графику дежурства; протёрли стулья возле от дождевой воды; сидели у стен собора, повернувшись к нему спиной; писал в дневник в редком месте города, откуда мне не видно его высоких стен; бегал по площади под звон колоколов ради сторис с едкой подписью; я нравлюсь себе таким;

стало тепло с холодным ветром; не нагулявшись, в рассеянности домой — без понимания, где найти себе место для большей концентрации; арси стал раздавать накопленные центы всем нуждающимся по маршруту вокзал–библиотека; я понял, что так он, в том числе, коммуницирует с городом, становится его частью; ему это интереснее, чем покупать себе игрушки; он чувствует, что может сделать что-то не бессмысленное для кого-то, кому это нужно; через несколько дней нас запомнили все местные жители— сидящие, стоящие или передвигающиеся со стаканчиками; мы друг другу киваем, улыбаемся, говорим Hallo;
кто-то намеренно ищет глазами меня, когда подходит арси — чтобы сделать жест благодарности тому взрослому, кто разрешил разделить свои монеты с ними, я понял это так; я не чувствую между нами большого разрыва, но вижу свою привилегированность рядом с ними, и думаю — почему у них нет какой-то минимальной соцпомощи, которая есть даже у меня/ нас? что происходит с бежен:ками, которых не депортировали, но и не дали гражданство? икак вообще можно оставаться невидимыми в стране, где любой бардак в документах или их отсутствие может повлечь за собой неочевидные последствия

22 марта, суббота

утро с томой; я счастливый; она крутая; я люблю; рассказывала как позорно она расставалась с Ним — я так ей горжусь; так похуй на Него; рассказывал ей как позорно я расстался с НИМи, как они собирались вызвать для меня ментов (мы вызовем ментов!) :) как я такой, рыдая (*неееет **чки, я не напишу о вас нии строчки, обещаю-обещаю) — умру с секретами о вашем отчуждении, со всей вашей сложно перевариваемой хуетой, моей могилы никто не отыщет — наглая ложь как я мог пиздец всем желаю

разговор с ней про оз; когда-то они вместе переводили фемлитературу; мне стало чуть яснее почему тома так плотно считает себя абьюзеркой своего профем-ватного бывшего, как я раньше считал о себе в отношениях с анархофеменизмом поданным мне через оптику русской женщины;

захотелось вырвать её из ебучей культуры отмены заботы 😌🙏 — как встречаю это супертокс-название где-либо тошната блевать; про оз ничего нового/ интересного не узнал; только смешное, что она предложила томе встречу обсудить эни — бред, удачи; за арси в школу; стандартно обедать домой, и после — в библиотеку;

ваня пишет — нет ли каких-то рядом с перфом на хрупком текстов, но неопубликованных для медиазоны; рядом с перфом нет, но я вдруг взял и выпалил ему огромное сообщение про что будет моя книжка опубликованная хуй знает где; об этом я ещё даже нигде не писал, но недавно решил написать потому что для дальнейшей работы над ней мне нужно добровольное участие персон с опытом; надо заняться после текста про м*; как-то стало радостно, что поделился; захотелось поделиться со всеми

в библиотеке под закрытие открывается как занавес ширма прячущая от солнца, под стеклянным потолком; как будто специально чтобы смотреть сансет;
с текстом про м* получается медленно и осторожно; постоянно перечитываю знаки; надо 10000, можно на 10% больше, но не больше чем на 10%, а то не смогут рассматривать текст; тяжело писать мало про м*; очень рад, что увлёкся, не ебу как назвать

21 марта, пятница

в 9:15 — стоматолог; я кое-как сообщаю, что мне нужен план и помощь; мне делают снимок и доктор просит в следующий раз прийти с переводчиком, потому что много работы и надо составить план так, чтобы все поняли его одинаково; я радуюсь тому, что процесс хотя бы запущен; доктор накладывает лекарство на больную, кровоточащую при чистке десну и отпускает на неделю;

пешком до дешманской кофейни самообслуживания — запить остатки лекарства кофе и ещё успеть в библиотеку на пару часов до школы

текст про м* — я обещал себе сегодня начать и закончить к первому апреля; вместо того чтобы гасить разного качества чувства к артёму в буквах — сосредотачиваюсь на том, что на самом деле и кому я хочу сообщать;

читаю «моя мать смеётся» шанталь акерман, и с первых строчек влюбляюсь в этот текст; ищу её фильм — вспомнить речь и голос; снова редкое, но в последнее время не такое уж редкое чувство что ничего больше не будет как раньше и что-то во мне изменится навсегда

написал начало про м*; я так давно хотел писать этот текст; помню, как хотел записать мысли к тексту — лёжа на диване в тбилиси, когда ко мне приходила полина, и мы приятно сильно накурились поздно вечером, когда арси уже спал, и говорили про наших матерей и свои чувства к ним;

и мне тогда казалось, что она (м*) всегда на мне; я лежал и мне казалось, что я лежу под ней, и она всегда давит на меня своим весом; и я не знаю, давит ли как тяжесть, или это просто такое плотное присутствие, которое со мной как часть меня и как опора; но избавиться от её страхов за меня было бы хорошо; я хотел записать эти мысли, чтобы не забыть — не записал, но и не забыл;

по дороге за арси в школу в мысли вернулся артём; раньше бы я задыхался тоже от чувства несправедливости и желания опубличить пруфы — избавившись от духоты диалога с а*, но сегодня я могу оставить чувство несправедливости а*; сходить к стоматологу; в библиотеку; забрать арси из школы; покормить на обед тем, что осталось с ужина, и пойти, уже гуляя с ним, за кофе/какао и снова в библиотеку, где для каждого из нас будет место побыть наедине со своими процессами — не в тесной комнате, которую я ненавижу, а арси она уже даже нравится

сегодня я могу не претендовать на то, чтобы испытывать болезненные чувства несправедливости от того, что меня не услышал близкий мужчина;

«я не пришёл делить с тобой территорию», — сказал артём, уверенный в том, что у нас есть какая-то общая территория, которую можно делить; я решаю с божьей помощью дарить это право — описывать картину, какой она есть на самом деле, следующему близкому мужчине в своей жизни, для которого ценность моих слов разбилась о невежественную интерпретацию его процессов;

вместо чувства несправедливости себе я подарю сегодня следующую книжку

жонглирование фактами, но кто-то помнит, чтобы у мужчины опустились руки от неосторожного слова коллеги, у которого тоже есть хуй? мужчины одинаковые как пеньки;

если бы это был не мой предсуицидальный дневник тяжелой адаптации, а книжка моник виттиг — то тут не было бы слов ни об одном мужчине, потому что она ебала писать о вас, мужчины, какие-то слова

становится совсем тепло даже вечерами; у меня очень мало удобных вещей в которых не жарко; синий рюкзак который всего один и мало к чему подходит; нет базы: нет футболок рубашек нет удобных мужских трусов нет джинсов на низкой талии сломался карабин — нет карабина нет гейского кардигана и пальто нет колечка в нос в ухо нет колечка на палец нет маленькой сумки для документов и кошелька нет перчаток для спорта и нет гантелей нет машины чтобы легко переезжать некуда переезжать

каждое возвращение домой возвращает меня в мысль — а вот бы убить себя если бы я был чайлдфри

артём пишет (сначала я не хотел обсуждать эту тему и просто забыть) и остальные много качественных слов о том, что я всё не так поняла;

я пишу (мне есть что сказать, но я не уверен, нужно ли и правда не могу) — у меня незапланированный вечер с подругами; я пишу (почувствовал вину, но всё же думаю, что хорошие люди и хорошие фестивали могли бы перестать двигаться по пути сакрализации самих себя), и что (обидеть совершенно точно не хотел, но как ты обижен — чувствую) — и это снова мимо

артём пишет, что не чувствует обиды и (слова про опустошение — это о других чувствах, направленных на некое обобщённое пространство происходящего, а не на персону (тебя)) — меня; и что ему жаль, что не слышно, о чём он пишет, и он пока не знает (как преодолеть такое) —

такое — я никогда не умел слушать мужчин; уверен, они готовы подтвердить это друг другу, совершенно искренне не понимая;
у меня флешбеки по отношениям с мужчинами, хотя, казалось бы, в наших с артёмом отно ше ни я х не было и близко такой интимности, которая из раза в раз садила меня на Это место в отношениях с партнерами; оказывается, была?

я пишу в чат подруг (хорошо, что мы никогда не были вместе он бы меня выебал я бы долго мстил) — я пишу это через раздражение, потому что это снова дневник для пяти моих знакомых, и сегодня я перестал пытаться стать писательницей и снова вернулся в женщину, которая всё неправильно поняла

я пишу, что (могу пойти искать свои ошибки; и я уверен, что смогу — найду и исправлю, но не уверен, что, шагнув в эту сторону, я найду для себя что-то ценное и интересное, и то, что сблизит нас в диалоге с тобой)

артём пишет (я вообще не хочу дополнительной работы для тебя, если что, и чтобы ты трудился, искал свои ошибки, и уже, наверное, не стану повторять, зачем я пришёл и что написал)

— тут я подумал, что это логичный финал, и надо позволить ему поставить эту точку; в чатах подруг я позволяю себе поорать и использовать эмодзи; раньше я был серьёзнее; раньше я бы не спал; но я и так почти не сплю теперь все время;

я считаю, сколько мне ещё редактировать дней дневника до этого дня, и думаю, что это к лучшему; я думаю, что ведь это не первый случай, когда мои слова кажутся кому-то ценными пока они о других и другом; сегодня это артём, который мне был очень интересен очень долгое время: с которым была какая-то взаимность и т.д., и я всего лишь написал, что он «слил» диалог в чате хрупкого, и у него чуть не опустились руки, и он даже подумывал взять детокс в сторис и т.д.
удивительно…
попытки спать

я посмотрел на эти буквы несколько раз и попросил посмотреть подруг, потому что знаю, как легко могу почувствовать себя отъехавшей неспособной к пониманию простейших вещей, в диалоге с мужчиной имеющим для меня авторитет, в диалоге наедине;

я думаю о том, что придумал много способов не быть навеки подстилкой патриархата, проявив фантазию в работе со своим страхом перед сильным мужчиной, который хотел мне помочь от чистого сердца; хотя любой из них с железной уверенностью рассказал бы мне, что я снова вижу то, чего нет;

редкого мальчика, который видит наш общий плен, в котором всем на самом деле хуёво, но у него есть железное право отрываться на мне; любого мальчика с закравшимися сомнениями во взгляде я хочу развернуть к стенке лицом и выебать, чтобы он почувствовал освобождение;
но такое сомнение в лице мальчиков (или не мальчиков, но воспитанных не сомневаться) я видел всего несколько раз, и вместо жёсткой ебли оставался нежно влюблённым

у вити день рождения, и он насасывает на новый фильм в публичном пространстве — и это так не похоже на то, что делают остальные 99,9% моих знакомых в искусстве

слепую убеждённость в мужском взгляде я вижу ежедневно, от чего моё либидо умирает молодым;

перформанс комната для взрослых — сегодня вообще не верю, что артём смотрел своими глазами; но он смотрел и все равно написал (у меня в жизни сейчас вообще нет ничего настолько кристально выверенного, как любовь к семье и способность не пожирать людей в комьюнити и в работе) и (когда я прочитал, что "слил" лину, а также упрощённый пересказ моей аргументации, то почувствовал, что читаю текст о какой-то параллельной реальности, где тоже есть человек с моим именем и тоже есть фестиваль), и (и когда уже в сторис я увидел, что есть реплаи, в которых обсуждается моя авторитарность и то, как слышатся мои фразы, — тут у меня просто упали руки, честно говоря)

артём, который позвал меня делать (что угодно, и это всё равно будет ценно), который донатил мне за принципиальность, когда я фрагментарно цитировал варю — персону более уязвимую, чем артём, и, я надеюсь, уж точно более близкую артёму, чем я; как это работает? я не спросил, потому что был почти уверен, что артём удивлённо скажет ты сравниваешь несравнимое — главное мужское оружие против кого угодно с опытом насилия, потому что опыт насилия нужен не для того, чтобы сравнивать одно с другим, а чтобы, наверное, лечить голову_? и он бы сказал одну из этих до боли знакомых мне фраз, и с этого момента я был бы способен лишь издавать мычание тёлки и рожать парнокопытных из своей упругой пизды

я медленно дышу; я медленно пишу ответ не так как раньше — какой могу спокойный ответ взрослого человека, достойного нашего чата;

раньше бы вынес это сразу из своей лички, потому что мне было бы страшно, что мужчина приходит поговорить со мной наедине о моём поведении в моём дневнике и о том, как есть на самом деле не ради спора; но так я уже делал, и теперь я знаю, что тогда должен буду приготовить своё тело к новой порке — за то, что у ещё одного мужчины, делающего очень важное дело, чуть не опустились руки из-за неосторожного слова неблагодарной меня

ранее и теперь здесь будет исключительно (интерпретация реплик) и (фрагментарное цитирование), потому что — хоть и странно периодически об этом здесь напоминать — это публичный, но личный дневник, а не место для публикации полотен мужской рефлексии + я, как любой человек, а даже не пишущая художни:ца, имею право интерпретировать и даже использовать пересказ; пересказ — это неэтично, это ложь, это лор, это наглый пиздёж_парни?
__

20 марта, четверг

подошёл к учительнице спросить емейл, она удивлённо спрашивала зачем, я бился о свой словарный запас, потому что не репетировал дополнительные вопросы с линой; с позором получил емейл — дальше проще; теперь надо послать вежливое письмо с просьбой отъебаться от арси; чувствую себя не совсем бесполезным в родительстве сегодня

в библиотеке — английский, переписывал фразы, записанные вчера за первым эпизодом adolescence, который теперь медленно, но удобно смотрю в ororo.tv, лина пустила меня в свой акк; после — дневник; решил делить март на части, не держать долго, дропнул первые пять дней; не хочу носить в себе как весь февраль; ежедневные метания в поисках квартиры не записываю, а зачем:)

к 14:00 за арси в школу; домой обедать; снова в библиотеку; стали брать с собой штуки для рисования, его книгу и термос с чаем; арси стесняется своих рисунков, не стал рисовать (при всех); я люблю его рисунки больше всех на свете, но это я виноват; пытаюсь понять как я успел и что теперь делать; к закрытию библиотеки собираемся домой; тут звонки как в театре перед антрактом; путь домой грустный, как всегда, потому что дома нет, а соседи есть; дома готовлюсь к встрече со стоматологом завтра — выписываю короткие фразы на английском типа можно сплюнуть

пугающее сообщение от артёма о том, как у него опустились руки после прочтения моего дневника, потому что мои слова — это слова (близкого человека в пространстве публичности, которое он сам создаёт); меня переебало как только увидел оповещение задающее тон разговора; зажал пальцем и прочитал зажмурив один глаз; подумал что как-то это должно быть странно — всё равно я всё вижу;

с усилием открыл наш чат, который больше никогда не будет прежним; сделал скрины от выученной беспомощности; чем больше вчитывался, тем сильнее проваливался в желание эмоционального письма, но я обещал себе брать немножко времени, чтобы задавать своим импульсам более точное направление: (начну с искренности)… (почувствовал жгучую несправедливость, отяготившую меня, я буквально осел и словил опустошение и отчуждение)… (как это всё могло произойти)… (надеюсь, из моего текста слышно, что я пришёл рассказать картину, а не поспорить с тобой) — тут я совершенно точно окажется, что неверно, но хочу трактовать слова артёма так, что мужчина снова пришёл мне объяснить, как реально обстоят дела, и моё мнение ему особо не нужно, а я всё ждал, как дура: к диалога, в котором и поспорить было бы не зашкварно

однажды артём советовал мне (если, конечно, я правильно понял) более глобально смотреть на конфликтную ситуацию, с кем бы она ни возникала, и думать о том, к кому я действительно хочу направить свои сообщения, вместо того чтобы драться с нежелающими никогда меня слушать в прямом твиттерском махаче — это был логичный, хороший совет доброго друга-мужчины, над которым я серьёзно подумал и по-своему применил — как я обычно и поступаю с хорошими советами мужчин; и я вспомнил, к кому хочу обращать на самом деле свои сообщения, и бежал с нашей перепиской в чат подруг;

мы наблюдаем наше с артёмом общение вместе, мне уже не так плохо, и я даже могу не хотеть щитпостить в сторис, потому что знаю — как бы у артёма не опускались руки, пострадать от ситуации из нас двоих по-настоящему могу только я; а на диалог, которого бы хотелось, ни у кого нет энергии, поэтому — личка с женщинами— ОбоЖаю ЖенЩин;

их оптика даёт сил моей жгс не лечь под увесистые буквы обиженного мужчины; с ними могу медленно перечитать много первых букв артёма — о том, что я не должен был писать про него «слил», но то есть нет того, что я Должен, но он Не Слил на самом деле, а реагировал на запрос лины в чате лучшим образом; и что в своём дневнике я не должен был интерпретировать его реплики (через фрагментарное цитирование) — и снова, конечно, я ничего никому не Должен, но я исказил реальность, и она больше не такая, какой являлась на самом деле💔
__

19 марта, среда

ужасно проводил арси в школу; ненавидел себя; хотел стать курящей мамой с большей эмпатией, пусть и рискуя умереть быстрее; пошел в библиотеку писать текст, чтобы заучить и озвучить учительнице после уроков с которой арси плачет + старшим детям из сирии, которые доебываются до него каждый день, из-за чего весь его интерес к учебе гаснет с первых минут учебного дня; зачем-то же я родитель:ница

сегодня я не смог поддержать арси, и несколько раз вслух называл себя дураком по пути в библиотеку; вместо запланированного коворкинга сидел и думал, чем компенсировать; какой-либо реальной помощью; поэтому письма;

самое худшее в таких родительских состояниях — сказанного не воротишь; сделанного не исправишь; что-то сломано навсегда; я произнес слова, которые я ненавижу — это худшее, что я мог

я должен был дать опору, поддержать, отвлечь, рассмешить, что угодно… а вместо этого сказал (я уже не знаю, что мне делать; почему все уже ушли, а ты всё ещё нет?) я был лучшей матерью, когда был вебкамщицей, мало кто поверит потому что мы являемся частью системы, в которой хорошесть измеряется количеством материальных вещей, и потому отцы уверенно считают, что дохуя сделали для своих детей, когда всего лишь выделили сумму денег, купили вещь и т.д.

у арси теперь чуть больше вещей, и есть деньги на личные расходы, но я более раздражительный и нервный — долбоебический проеб; надо придумать план, как превратиться в другого отца, если уж неизбежно превращаться в отца;

когда я был русской шлюхой в тбилиси, то ничего не было хорошо, но между нами было, потому что система просто выплюнула нас, а не требовала от меня быть тираном своего ребенка ради его же блага, как сейчас; не требовала от него подчиниться правилам ради своего же блага, как сейчас; чтобы получать образование и не быть изнасилованным, нужно иметь привилегии делающие выбор возможным; у нас с ним сейчас такого выбора нет; и это те самые вещи, которыми я совершенно неудовлетворен в своей сегодняшней трезвости, о которой так мечтал в тбилиси, на вебке, под антидепрессантами, курящий, и мечтающий о своем сегодня, в котором есть «хотя бы школа» и «хоть какая-то безопасность» и «хоть какие-то деньги»; сегодня я продолжаю думать как ебанутый, что хочу беспокоиться о другом, потому что я знаю, что мне не избежать беспокойств; и я хочу узнать те, которые будут ждать нас после того, как у нас появится «хоть какой-то выбор» в каком городе жить, в какую школу ходить и т.д.

репетировал сообщение злой учительнице (лина помогала), потому что понял, что не могу молчать; и снова — злость помогает мне открывать рот переодевать языковой барьер

после школы я извиняюсь перед ним, а он передо мной; он говорит, что переживал за меня, а я за него — мы; домой обедать; в библиотеке отдыхаю в работе — хорошо и спокойно; к 19:00 домой — только не это, но больше некуда

пытаюсь общаться с наташей, думая о том, что если бы мы встретились в твиттере, она могла бы распять меня на кресте как мать в здравом уме — мать сумасшедшую; жить среди чужих тяжело, но может это моя участь в любой стране, бред

смотрю на своё лицо и хочу его всё изувечить пластикой, и это единственное, где я победил от того, что беден; артём очень и очень бизи; тяжело смотреть