Как-то я обещал вам найти в себе силы и рассказать, каким была первая версия романа #смехбессмертных
Ну так вот... это было юмористическое приключение, такая химера из Рудашевского и то ли Ффорде, то ли Пратчетта. Мы разобрали этот текст на арт-кластере «Таврида», и только тогда до меня дошло, что все сломано. Вообще. Неисправимо.
Я пытался переделать роман сразу, но ничего не клеилось. Поэтому сел писать «Век серебра и стали». И только потом внезапно понял, каким «Смех» должен быть: безумным, триллерным, мрачным; богатым на отсылки и очень-очень стилистически густым.
Что-то такое примерно и вышло, но текст пришлось переписать совсем с нуля. Осталось только несколько центральных персонажей, а еще появилась новая структура: повествование от лица художника, пересказывающего события, фрагменты через оптику Грециона и шепотки бога Диониса...
Просто для сравнение, почитайте, как начинался тот старый текст. Там был пролог со школьниками в музее и вечно живущий, доживший до нашего века, правитель Гипербореи, а черный снег, падающий с небес, в итоге объяснялся Иггдрассилем и немного Аристотелем.
А, ну и да, Грецион Родосский был... Греционом Психовским. Don't ask!
Старик смотрел вечность.
По крайней мере, так казалось кураторше большого, грандиозного музейного зала с высокими потолками и модными стеклянными окнами во всю стену, преломляющими свет причудливыми и порой даже мистическими зигзагами.
Старик в атласном фиолетовом костюме с короткой, чересчур молодежной стрижкой, сидел на скамейке в центре зала и глядел на огромную картину, практически во всю стену, даром что не «Водяные лилии». Руки старик держал на трости — в такой позе он чуть ли не замирал здесь каждый день, порой пугая до ужаса. Сидел до самого вечера: его не приходилось выгонять с криками или звать охранников, старик подходил ровно к открытию и уходил за пять минут до закрытия, чтобы успеть спуститься на первый этаж, накинуть куртку, если дули унылые осенние ветра, или шли меланхоличные летние дожди, или сыпал сверкающий зимний снег. Все остальное время он просто приходил и смотрел — молчал, никогда не начиная беседы, но всегда ее поддерживая. С таким интересом разглядывал огромную картину, будто бы сам написал ее, будто бы видел, как ее элементы начинают двигаться — лично для него, в качестве персонального перформанса на сетчатке глаз
<....>
— Простите, — пискнул кто-то из школьников. — А что значит «кануть в лету»?
Другие рассмеялись — слишком громко для музейного зала. Они, конечно, сами даже не догадывались, что это за Лета такая и зачем туда чему-то канать отсюда. Но кто ж упустит шанс лишний раз издевательски погоготать над одноклассником?
Вот тут-то седовласая кураторша с прической, будто стащенной у героини ретро-фильма, не выдержала, встала со стульчика и уже начала уверенное танковое движения к детям. Она как раз собиралась шикнуть на школьников, которые в свою очередь приготовились к началу судного дня, ибо небеса в лице старушки разверзлись...
Но кураторшу определи.
— Эй парни! — заорали двое мальчуганов у окна. — Ну и девки, фиг с вами, тоже идите сюда! Смотрите скорее!
— Ребята, я же просила вас не называть... — завозмущалась учительница, когда волна школьников ринулась к окну, толком ни в чем не разобравшись.
— Вера Павлна, да бросьте! Тоже идите сюда!
Учительница вздохнула, подошла к детям и — неожиданна для себя — так и застыла. Кураторша тоже замерла прямо в центре зала, разинув рот.
И только старик, все еще глядевший на картину, улыбнулся.
За окном валил черный снег.
Напоминаю, что нормальную версию
читать можно тут, а
все о тексте — тут#текстозавр