Обожаю критические разносы в статьях.

Кристоф Коррелл и Марко Солми – два гиганта метаанализов в психиатрии – написали статью-дисс на авторов метаанализа, посвящённого лечению тардивной дискинезии. В этой работе Исмаил и коллеги пришли к выводу, что деутетрабеназин и резерпин не превосходят плацебо, тогда как витамин E и вальбеназин показывают значимый положительный эффект.

При этом Коррелл и Солми сами опубликовали в декабре метаанализ на тему тардивной дискинезии. В их работе, напротив, из всех протестированных вмешательств только вальбеназин и деутетрабеназин продемонстрировали эффективность по сравнению с плацебо. Для большинства других препаратов качество доказательств было низким. Витамин E, по их заключению, мог рассматриваться лишь как средство второй линии терапии.

Таким образом, мы имеем два свежих метаанализа по лечению тардивной дискинезии – от декабря 2024 и апреля 2025 – с разными результатами.

Что в итоге произошло? Коррелл и Солми назвали выводы Исмаила и соавторов недостоверными и потенциально вредными для клинической практики. Они указали на многочисленные методологические и статистические ошибки, включая неверные расчёты эффектов, некорректный отбор исследований и отсутствие анализа достоверности данных. А закончили они свой дисс словами: «No treatment recommendations should be based on the findings of Ismail et al.»

Советую прочитать эту короткую заметку. Но пишу я это всё ради трёх других мыслей:

Раз. Вполне очевидно, что врачи и даже большинство научных сотрудников не смогли бы сами критически оценить этот – да и любой другой – метаанализ. Но меня больше интересует, понимают ли этот дискурс разработчики клинических рекомендаций. Ведь оценка качества систематических обзоров – это, безусловно, задача иного уровня, чем просто поиск и подсчёт количества РКИ.

Не получается ли так, что научные доказательства стали настолько сложными, что их по-настоящему могут оценить только такие «большие» учёные, как Коррелл и Солми? Если это так, то при разработке клинических рекомендаций должен происходить гораздо более жёсткий отбор экспертов.

Два. Эта история – ещё одно напоминание, что просто сослаться на PubMed, даже на метаанализ, недостаточно, чтобы доказать свою правоту. В который раз убеждаюсь: почти любую точку зрения можно «подкрепить» ссылками на исследования. Какой-нибудь noname быстро закидает вас статьями, найденными за пять минут. А вот чтобы проанализировать их качество, потребуются часы и серьёзная подготовка.

Три. Даже если статья прошла рецензирование в хорошем журнале, всегда есть шанс, что найдутся люди, которым будет небезразлично, что именно написано в разделе «Материалы и методы» или спрятано в приложениях. Известно немало случаев, когда безосновательные выводы оспаривались вплоть до отзыва уже опубликованных статей.

В общем новый категорический императив: планируйте, проводите и описывайте своё исследование так, будто Коррелл и Солми обязательно его прочитают.

В 2020 году, когда мы только-только стали снова очно консультировать после «первой волны», ко мне на приём подряд пришли три пациентки с биполярным расстройством и расстройствами пищевого поведения. Причём оба эти расстройства тесно переплетались между собой: у двух женщин в биполярную депрессию обострилась нервная булимия, а у одной в гипоманию обострилась нервная анорексия.

Меня это очень впечатлило, и далее я стал выяснять у всех пациентов с жалобами на настроение анамнез расстройств пищевого поведения. Такая связь выявлялась снова и снова, особенно у женщин с биполярным расстройством. Даже чисто феноменологически эти состояния похожи:

– в биполярную депрессию часто повышается аппетит, что приводит к перееданию и набору веса, а в нервную булимию настроение часто становится подавленным и импульсивным.

– в гипоманию/манию аппетит, наоборот, часто снижается («я просто забываю, что надо питаться»), а в нервную анорексию люди нередко отмечают приподнятое настроение и активацию.

Затем к нам в Бехтерева в ординатуру поступила Яна Яковлева, которая развила эту тему и значительно продвинулась в ней. По итогу ординатуры мы написали scoping review (даже не хочу пытаться переводить этот термин) на тему биполярного расстройства и расстройств пищевого поведения и опубликовали в дорогом Консорциуме. По некоторым данным, совместное течение этих расстройств может встречаться в 68% случаев. Но самое интересное началось дальше.

Оказалось, что существует 5 систематических обзоров, в том числе 1 метаанализ, по теме биполярного расстройства и ни одного (!) систематического обзора по теме расстройств пищевого поведения при монополярной (рекуррентной) депрессии. Ну не систематизировали, так и не систематизировали – и ладно. Может случайность?

Но нет. Мы пытались найти хоть одно оригинальное исследование, где бы проводилось непосредственное сравнение распространённости расстройств пищевого поведения при биполярном расстройстве и монополярной депрессии. Однако нашли только одно исследование, в котором была представлена лишь описательная статистика, даже без p-value.

Это сильно контрастирует с устоявшимся медицинским информационным полем, где говорится только о монополярной депрессии, и то лишь в контексте «дезадаптации» и расстройств личности. В руководстве по лечению расстройств пищевого поведения от Американской психиатрической ассоциации вообще не упоминается биполярное расстройство. Зато очень много информации про монополярную депрессию, тревожные расстройства и даже ПТСР.

В нашем же смежном проекте у нас появилась возможность впервые сравнить распространённость расстройств пищевого поведения, в том числе ретроспективно, у людей с биполярным расстройством и монополярной депрессией. Оказалось, что все виды расстройств пищевого поведения – нервная анорексия, нервная булимия и приступообразное переедание – встречаются чаще при биполярном расстройстве, чем при монополярной депрессии.

Эта ассоциация настолько сильная, что её можно учитывать при дифференциальной диагностике биполярной депрессии и монополярной депрессии, особенно у молодых людей.

Вот так простое клиническое наблюдение стало идеей для исследования, которое попало в журнал Eating Disorders из Scopus Q1 (скачать можно тут).

Российский научный фонд отказал нам в гранте.

Наша заявка была посвящена поиску новых фармакологических методов лечения расстройств пищевого поведения на основе генетических данных. Мы получили все три положительные рецензии, но экспертный совет решил, что имелись другие, более «конкурентные» проекты.

Ну что же. Судя по рецензиям, самым слабым местом оказалась практическая значимость — на это осторожно указали сразу два эксперта. А это, видимо, сейчас является одним из главных критериев для получения финансирования исследований в России. С этого начал Минздрав, финансируя только проекты, по итогам которых можно получить либо лекарство, либо медицинское изделие. К этому пришёл и Российский научный фонд, который в своё время поглотил Российский фонд фундаментальных исследований.

В итоге случился paradigm shift: государство теперь интересуют только прикладные исследования.

Похоже, эти ребята всерьёз воспринимают старую шутку физиков: мол, фундаментальная наука — это когда деньги налогоплательщиков превращаются в статьи в высокорейтинговых журналах.

Мне эта логика отчасти близка. Медицинская наука так или иначе должна приводить к улучшению диагностики или лечения какого-либо заболевания. Прикладные исследования приносят конкретные результаты, которые можно «осязать».

Однако польза фундаментальных исследований может проявиться лишь спустя десятилетия. Ключевая особенность фундаментальной науки в том, что она направлена на расширение знаний о мире — без прямой цели их практического применения.

Практически все большие открытия в медицине и биологии выросли из «бесполезной» фундаментальной науки. Например, CRISPR-Cas9, без которого сегодня невозможно представить современные биотехнологии, появился не благодаря целенаправленным попыткам изобрести лекарство от рака, а потому что несколько человек упорно изучали, как бактерии борются с вирусами.

Государственные агентства (например, в США — NSF и NIH) часто поддерживают как фундаментальные, так и прикладные проекты — но с прицелом на то, чтобы фундаментальные исследования со временем дали практические плоды. То есть нам, скорее, нужен баланс между фундаментальностью и практикой.

Наше же исследование было в большей степени фундаментальным. Мы не планировали проводить клинические испытания обнаруженных in silico соединений для лечения расстройств пищевого поведения. Но с нас будто бы требуют именно это. Хорошо. Но как понять, какой препарат мы будем испытывать? Этот вопрос уходит в пустоту.

Но мы не расстраиваемся. У нас впереди ещё много новых отказов.

Нашёл официальный саундтрек смешанных депрессий:
LAAKE — Melancholia

Сначала — слегка тоскливая музыка, словно в фоновом режиме.
00:43 — появляются хэты: замедленные, вязкие мысли.
01:27 — первый красный флаг: мысли ускоряются, перескакивают, наслаиваются друг на друга. Музыка становится напряжённой.
01:59 — на первый план выходит импульсивность, дисфория.
02:09 — снова волна ускоренных мыслей.
02:20 — к происходящему добавляются вспышки энергии, возбуждение.

Ну и так далее

Пару лет назад обсуждали с коллегами, что стоит только дать себе расслабиться — и перестанешь вообще что-либо успевать. А пока тянешь, значит — тяни.

Так и здесь. Организация Школы биполярного расстройства отнимала много ресурсов. Однако март оказался очень продуктивным в плане завершения давно начатых проектов — мы отправили сразу три статьи в научные журналы.

Во-первых, я наконец-то описал метаанализ, посчитанный ещё в декабре, о распространённости метаболического синдрома у пациентов с депрессией, биполярным расстройством и шизофренией в российской популяции. Особенность этой работы в том, что она является частью государственного задания от Минздрава. Если бы на нас это не «спустили сверху», я вряд ли приблизился бы к подобному исследованию ещё год-два. Теперь же, когда метод освоен, мы регистрируем на PROSPERO два новых протокола систематических обзоров с метаанализом. Причём это уже будет не локальная история на российской популяции, а вполне глобальная: расстройства пищевого поведения при биполярном расстройстве и инверсии депрессивной фазы при приёме антидепрессантов — в зависимости от типа расстройства (I и II) и других его характеристик.

Я ещё отдельно напишу о том, чего хочет Минздрав от учёных. Спойлер: кажется, мне всё нравится.

Во-вторых, я наконец-то завершил и описал валидацию на российской популяции известной Шкалы оценки удовольствия Снейта–Гамильтона, которая используется для оценки выраженности ангедонии при депрессии. Здесь я, признаюсь, немного оторвался на визуализации данных. Хорошая визуализация — это то, что выгодно выделяет любую работу.

В-третьих, завершил и отправил обзорную статью с анализом психометричсеких шкал для оценки выраженности депрессии. В этой работе, на мой взгляд, самая бомбическая идея: большинство шкал (включая самые популярные в рандомизированных клинических исследованиях — MADRS и HDRS) лучше оценивают симптомы меланхолической депрессии, чем атипичной, хотя распространённость обеих как минимум одинакова. Это может приводить к неверной оценке тяжести атипичной депрессии как в клинических, так и в фундаментальных исследованиях. Любопытно и то, что это моя первая статья, которую меня пригласили написать для одного англоязычного китайского журнала. Но, знаете что, друзья — PubMed Central не пахнет.

Обычная российская конференция с кафедралами:

МКБ и DSM - это статистические руководства, на западе не знают психопатологию, психиатры в США не различают истинные и псевдогаллюцинации.

Те самые западные редукционисты, публикующиеся в Molecular Psychiatry (из группы Nature) по теме ГГН-оси:

In contrast to melancholics, who seem to have ready access to negatively charged memories, patients with atypical depression often seem walled off from themselves. They may complain of a cognitive and mental weariness and avoid others, often with the sense that contact would be too demanding, tiring, and poorly received. Neurovegetative symptoms in atypical depression are the reverse of those in melancholia and consist of lethargy, fatigue, excessive sleepiness, increased food intake, weight gain, and depressive symptoms that worsen as the day progresses.

P. S. Статью процитировали 1774 раза.

Ещё одну нашу статью по генетике депрессии опубликовали в журнале Frontiers in Psychiatry (Q1).

Почти два года назад я рассказывал о новом гене-кандидате депрессии — MAGI2. Подробнее можно прочитать по ссылке. Коротко напомню суть: полногеномное исследование с участием 4520 человек из общей популяции показало, что вариант гена MAGI2 (rs521851) связан с симптомами депрессии. Позже мы выяснили, что MAGI2 экспрессируется не только в мозге, но и в сигмовидной кишке, причём его белок достигает максимального уровня в периферических нервах толстой кишки. Более того, данный ген связан не только с психическими симптомами, но и с некоторыми заболеваниями кишечника (например, синдромом раздражённого кишечника и болезнью Крона).

Нам это показалось интересным, поскольку клинические исследования уже давно указывают на то, что при синдроме раздражённого кишечника пациенты чаще страдают тревогой и депрессией, а антидепрессанты могут облегчать их симптомы.

Однако, несмотря на размер выборки, рецензентов смутил тот факт, что мы не воспроизвели данную находку на независимой выборке. Мы справились с этой проблемой биоинформатическим путём, используя результаты других крупных полногеномных исследований депрессии. Но ощущение незавершённости осталось. Так возникла идея нового исследования: попытаться реплицировать результат на выборке пациентов с клинически подтверждённой депрессией.

И снова получилось любопытно: ассоциация между вариантом гена MAGI2 и симптомами депрессии была воспроизведена на независимой выборке из 238 пациентов с диагнозом депрессии по МКБ-10 и 142 здоровых контрольных участников — но только в группе пациентов, а не в контрольной группе. Это показалось необычным, ведь в первой работе изучалась общая популяция, где были и люди с депрессией, и люди без неё, но, возможно, с другими заболеваниями.

Дополнительный анализ показал, что сила влияния MAGI2 (rs521851) на выраженность симптомов депрессии зависит от выраженности нарушений пищевого поведения. То есть чем больше проблем с пищевыми привычками, тем сильнее вариант гена MAGI2 влияет на тяжесть депрессивных симптомов. При этом у некоторых пациентов эффект превышает в 20 раз аналогичный показатель у людей без нарушений пищевого поведения.

Таким образом, круг замкнулся: первое исследование выявило в общей популяции связь симптомов депрессии с вариантом гена MAGI2, а второе показало, что нарушения пищевого поведения усиливают эту связь у пациентов с подтверждённым диагнозом депрессии. Хотя мы изначально не собирали данные о наличии синдрома раздражённого кишечника у наших пациентов, анализ литературы показал, что у людей с депрессией действительно чаще встречаются различные нарушения пищевого поведения.

В итоге можно предположить, что MAGI2 может быть одним из генов, опосредующих сопутствующее течение депрессии и синдрома раздражённого кишечника. Кроме того, наши результаты подтверждают данные предыдущих исследований о роли MAGI2 во взаимодействии между кишечником и мозгом.

(из архива за 2024 год)

(продолжение)

Кроме того, на основе анализа международных фармакогенетических баз и выявленных в данном исследовании генов мы выяснили, что витамин К может иметь потенциальное значение в лечении ангедонии. Этот витамин участвует в регуляции метаболизма сфинголипидов и защищает мозг от окислительного стресса. Ранее было показано, что более высокое потребление витамина К с пищей было в значительной степени связано с более низким уровнем депрессивных симптомов. Таким образом, наша находка относительно витамина K и его влияния на экспрессию генов, связанных с ангедонией, может послужить важной мотивацией для проведения рандомизированных клинический испытаний данного вещества в целях аугментации основной терапии депрессии, биполярного расстройства или шизофрении.

Ещё одна интересная находка была выявлена в процессе изучения экспрессии генов ангедонии в головном мозге. Анализ обогащения (enrichment analysis) показал самую высокую степень обогащения в задней орбитальной извилине. Данная область получает информацию от лимбических областей (например, миндалевидного тела, гиппокампа, обонятельной коры и островкового мозга) и играет важную роль в обработке обоняния и интеграции эмоций и воспоминаний, связанных с сенсорными переживаниями. Согласно более ранним исследованиям с использованием нейровизуализации, участки орбитальной извилины связаны с различными проявлениями ангедонии и депрессией.

Чем можно подытожить. Во-первых, ангедония является широко распространенным явлением в популяции со сложной полигенной структурой, которая накладывается на ряд клинически сходных психических расстройств и соматических состояний. Во-вторых, результаты этого и более ранних генетических исследований значительно обогатили наше понимание биологических механизмов ангедонии, которые долгое время ассоциировались только с дофаминовой системой вознаграждения. Тем не менее, несмотря на неоднократные попытки генетически связать ангедонию с расстройствами настроения и шизофренией, по-прежнему преждевременно утверждать, что механизмы, вызывающие ангедонию, являются общими для данных расстройств. Для проверки этой гипотезы потребуется провести полногеномный поиск ассоциаций на большей выборке с использованием глубокого фенотипирования клинических характеристик ангедонии (физическая/социальная, консуматорная/антиципационная и т. п.). Ну и, в-третьих, дальнейшее изучение генетического перекрытия ангедонии и соматических заболеваний может помочь в понимании взаимосвязи этих заболеваний с психическими расстройствами.

https://consortium-psy.com/jour/article/view/15494

Наша статья по генетике ангедонии опубликована в новом выпуске Consortium Psychiatricum

Почему мы взялись за изучение генетики отдельного симптома? Дело в том, что ангедония является одним из ключевых проявлений расстройств настроения, шизофрении и аддикций, а также она сильно коррелирует с эффективностью терапии и тяжестью клинического течения. При этом ангедония может иметь разную выраженность и являться характерной особенностью функционирования системы вознаграждения даже у лиц без психических расстройств. Например, у здоровых родственников пациентов с депрессией может наблюдаться притупленная чувствительность к положительным эмоциям*.

*тем не менее агрегация в семьях какой-либо черты не указывает только генетику. Проявления ангедонии могут быть следствием негативного влияния окружающей среды, в том числе тяжёлой обстановки в семье из-за болезни родственника.

Ранее было предложено, что нарушение работы дофаминовой и опиоидной систем головного мозга является центральным механизмом, лежащим в основе ангедонии. Исследования с нейровизуализацией тоже преуспели: было выявлено, что ангедония также связана с уменьшением объёмов и изменением функциональной активности таких областей головного мозга, как лобная кора, хвостатое ядро и скорлупа. Однако, несмотря на полученные результаты в области биохимии и нейровизуализации, генетическая архитектура ангедонии остаётся не до конца изученной из-за небольших размеров выборок. Также остаётся открытым вопрос: есть ли взаимное генетическое перекрытие между ангедонией и другими психическими расстройствами и соматическими заболеваниями?

В поисках ответа наша научная команда из НМИЦ ПН им. В. М. Бехтерева и компании Genotek провела полногеномный поиск ассоциаций на 4520 человек. С помощью этого анализа мы пытались выявить связи между вариантами генов и ангедонией. Мы также рассчитали шкалы полигенного риска для изучения генетической связи между ангедонией и другими психическими или соматическими расстройствами. Важным моментом является то, что данный анализ представляет собой первое популяционное генетическое исследование наличия ангедонии в течение жизни.

Увы, но полногеномный поиск ассоциаций ангедонии не выявил значимых генетических вариантов. Это указывает на сложную полигенную природу ангедонии, при которой симптом развивается из-за множества генетических вариантов, каждый из которых лишь немного увеличивает риск. В отличие от редких моногенных заболеваний, где изменения в одном или нескольких генах приводят к развитию болезни, ангедония обусловлена взаимодействием множества генов.

Однако идентифицированные в исследовании ведущие локусы включали гены с известной ассоциацией с расстройствами настроения и кардиометаболическими заболеваниями. Эта тенденция хорошо подтвердилась при анализе шкал полигенного риска. Изучив данные участников, мы пришли к выводу, что существует генетическое перекрытие между ангедонией и рядом психических расстройств. В частности, у людей с генетической предрасположенностью к депрессии, биполярному расстройству и шизофрении риск развития ангедонии на протяжении всей жизни повышен. Однако такой же связи между ангедонией и тревогой не обнаружено, что хорошо согласуется с клиническими данными, где ангедония считается ключевым симптомом, различающим тревожные расстройства с депрессией.

С клинической точки зрения, результат может показаться скучным. Тем не менее есть один факт, который меня удивляет до сих пор: модели, продемонстрировавшие такие связи, опирались только на генетические варианты, а не на психопатологию. Они не читали DSM, не имели никакого понятия о трансдиагностических исследованиях, но они подтвердили с обратной биологической стороны наши клинические наблюдения.

Интересно и то, что ни одна из шкал полигенного риска для соматических заболеваний не достигла уровня значимости после коррекции на множественные сравнения. При номинальном уровне значимости ассоциация с ангедонией была выявлена лишь для ω-3 жирных кислот, сахарного диабета 2-го типа и болезни Крона.

(из архива за 2024 год)

Заходят как-то в бар Сорокин, Касьянов, Федотов и Чумаков, а бармен говорит им:

- "Психиатрические учреждения и тюрьмы — это два полюса дисциплинарной власти. Их роль состоит не в том, чтобы лечить или исправлять, а в том, чтобы надзирать и дисциплинировать. Пациенты и заключенные в этих учреждениях становятся объектами детального наблюдения, диагностики и управления, и их тела и умы формируются через этот процесс. Эти институты создают 'нормальных' людей через исключение тех, кто находится за пределами нормы. Психиатрия не стремится понять человека, а стремится восстановить порядок, который, как предполагается, был нарушен".

Ещё одну нашу статью по биохимическим нарушениям при шизофрении опубликовали в журнале из Q1.

С помощью факторного анализа мы выявили 2 важных патогенетических "узла" данного расстройства: первый связан с птериновым метаболизмом, второй - с окислительно-воспалительными процессами. При этом каждый из выделенных биохимических компонентов имеет свои собственные клинические корреляты (об этом я расскажу ниже). Гипотетически каждый такой компонент вносит свой собственный вклад в патофизиологию шизофрении.

Чему я научился в процессе работы над статьёй:

1. Делать анализ главных компонент (principal components analysis, PCA) - это весело и здорово. Я пользовался великолепным руководством из книги "Discovering Statistics Using R", что позволило мне найти два интересных решения, которые там подробно не описывались. Во-первых, корреляционный анализ, который выполняется на подготовительных этапах, можно представить (пам-пам) в форме графов - это, наверное, лучший способ визуализировать коррелирующие переменные и рассмотреть в них потенциальные факторы/компоненты. Во-вторых, получив в ходе анализа 2 главных компонента (птериновый и окислительно-воспалительный) я долго думал, как определить их клинических смысл, и придумал: можно рассчитать для каждого пациента индивидуальные оценки (скоры) по каждому компоненту, а потом провести обычный разведочный анализ на предмет их связи с клиническими проявлениями шизофрении. Так и получилось, что компонент птеринового метаболизма чаще был связан с различными доменами когнитивных функций, а окислительно-воспалительный - с возрастом, весом и длительностью заболевания. Стоит отметить, что мы не получали таких результатов, когда изучали биохимические показатели по отдельности.

2. Разбираться в тёрках математиков (сейчас будут занудства, можете спокойно это пропустить). Абсолютно во всех статьях, которые мне попадались (в том числе в нашей), обычно лихо взаимозаменяются понятия факторного анализа и анализа главных компонент - но это не одно и то же. Упрощенно говоря, факторный анализ выводит математическую модель, на основе которой оцениваются факторы (то есть латентные переменные, которые нельзя напрямую измерить). В то время как анализ основных компонент просто разлагает исходные данные на набор линейных переменных. Таким образом, только факторный анализ может оценить лежащие в основе факторы, так как он опирается на различные допущения, чтобы эти оценки были точными. Анализ основных компонент связан только с установлением того, какие линейные компоненты существуют в данных и как конкретная переменная может влиять на этот компонент.

При этом одни авторитетные ребята (Guadagnoli and Velicer (1988)) пришли к выводу, что решения, полученные в результате анализа основных компонент, мало отличаются от решений, полученных с помощью методов факторного анализа, в то время как другие (Cliff (1987)) настаивают на том, что анализ главных компонент - это "в лучшем случае обычный факторный анализ с добавлением некоторой ошибки, а в худшем - неузнаваемая мешанина вещей, из которой ничего нельзя определить". В общем, ребята, не путаем PCA с факторным анализом. Хотя, если ваш рецензент не душнила, вас никто не будет поправлять.

3. Не забывать цену своей работы. Сначала мы подали статью в "Asian Journal of Psychiatry" (Scopus, Q1). Получили хорошие отзывы, но глав.ред. предложил опубликовать статью только как "короткое сообщение". Честное слово, я бы согласился, учитывая все текущие события. Но Татьяна Владимировна Жиляева отозвала статью и направила в другой журнал Q1, где её приняли с минимальными правками. Здорово? Здорово.

(из архива за 2023 год)

Нашу статью по генетике депрессии опубликовали в журнале Frontiers in Genetics (самый цитируемый журнал в данной области).

Идентифицированный в исследовании новый ген-кандидат MAGI2 является яркой иллюстрацией того, как генетическая предрасположенность к депрессии может быть связана с такими "соматическими" заболеваниями, как синдром раздражённого кишечника или болезнь Крона. Этот факт ещё раз подчёркивает ошибочность дихотомии "психики" и "соматики": в нашем организме всё несколько сложнее.

Совместно с коллегами из компании Генотек и ИТМО мы провели полногеномное ассоциативное исследование разных фенотипов депрессии, которое выявило ассоциацию симптомов данного состояния с однонуклеотидным полиморфизмом rs521851 в гене MAGI2. Но самое интересное началось позже.

В процессе анализа функций найденого гена мы отметили, что, помимо паттернов экспрессии в анатомических структурах головного мозга, у MAGI2 отмечался схожий уровень экспрессии в кишечнике, в частности, в сигмовидной кишке. Более того, согласно Атласу белков человека, окрашивание антител к кодируемому MAGI2 белку достигало самых высоких уровней в периферических нервах толстой кишки.

Вишенкой на торте оказался факт того, что депрессия имеет общую генетическую составляющую с воспалительными заболеваниями кишечника. То есть генетическая структура данных заболеваний отчасти чем-то похожа, поэтому предрасположенность к одному из них может увеличивать риск другого (но не нужно забывать и про внешнесредовые факторы риска и защиты, которые могут влиять на реализацию генетического риска).

Интересно, что ранее клинические исследования уже продемонстрировали связь синдрома раздражённого кишечника с более высокими уровнями тревоги и депрессии по сравнению с населением. Более того, было доказано, что антидепрессанты являются эффективным средством лечения симптомов данного заболевания.

В дополнение к роли в работе оси кишечник-мозг, кодируемый MAGI2 белок выполняет жизненно важные функции в центральной нервной системе. Этот уникальный синаптический каркасный белок локализуется как в возбуждающих, так и в ГАМКергических синапсах. Из-за чего аномальные уровни белка MAGI2 нарушают баланс возбуждения/торможения в нейронах, а также вызывают потерю ГАМКергических синапсов в нейронах гиппокампа. Примечательно, что гиппокамп — структура головного мозга, наиболее сильно связанная с депрессией.

В общем, это было увлекательное путешествие, в ходе которого посчастливилось работать с очень умными людьми. Наверное, ещё одним главным итогом является то, что первый автор статьи — Дарья Пинахина — теперь является сотрудником нашего отделения.

Полный текст статьи доступен по ссылке.

(из архива за 2023 год)

За первую половину ноября я успел получить три быстрых отказа по одной и той же научной статье. Дополнительным бонусом было то, что издательство этих журналов каждый раз присылало заветное письмо о том, что Dr. Kasyanov снова obosralsya всем 16 соавторам.

Учитывая такую скорость в издательском деле, пора уже создать Тиндер для учёных. Представьте, вы загружаете самые горячие иллюстрации в анкету, пишите завлекательный абстракт и ставите настройки по интересам. Тут главное определиться какие журналы вам нравятся и что вы хотите в долгосрочной перспективе. Лучше, конечно, не писать прямо, что желаете «быстрых публикаций» без обязательств. Иначе будут попадаться совсем распущенные варианты. После них на душе может остаться неприятный осадок, а иногда и подмоченная репутация.

Если же вы сметчились с нормальным журналом, то у вас открывается диалог. Тут уже придётся в процессе показать свой манускрипт. Если всё серьёзно, то вскоре журнал познакомит вас со своими рецензентами. От их одобрения будет многое зависеть, но об этом будет ниже. Основное преимущество такого Тиндера в том, что вам не нужно будет терзаться отказом, если журнал не ответил вам взаимностью. У вас просто не откроется диалог переписки и вам не нужно будет выслушивать через пару дней лукавое «our decision is not necessarily a reflection of the quality of your work». Это такой аналог «ты очень хороший, правда, но давай останемся друзьями». Более того, о ваших проблемах на личке никогда автоматически не будет приходить письмо всем соавторам.

Чтобы у вас сложилось всё прилично нужно исходить из следующей аксиомы: любой нормальный журнал — это нарцисс в патриархальном мире. Нужно внимательно прочитать о нём перед тем, как заявляться во всей красе. Порой, можно сразу узнать, что вы не в его вкусе и не тратить своё время. Но если вы всё же прошли формальный фильтр, то помните: для журнала мнение старшин-рецензентов явно ценнее вашего. Тут главное во всём повиноваться и лишь иногда, в виде исключения, ласково объясняться почему вы несогласны. Показывать клыки здесь не имеет никакого смысла. Иногда доходит до того, что старшие просят задобрить их парочкой цитат — это такая библиометрическая взятка. Неприятно, но их тщеславие не нам судить.

В общем, главную идею вы поняли. Я же, по совету руководителя, послал перепроверенную статью в журнал рангом выше. Это такая фишка от одного нашего коллеги. Загвоздка в том, что прогрессивный и очень инклюзивный журнал при подаче спросил меня за гендер, ориентацию и расу. Я, естественно, выиграл это бинго «угнетения», но давайте посмотрим, что из этого выйдет.

Два полезных материала:

Раз) 6 ways to deal with rejection. Rejection in academia seems particularly personal, but it doesn't have to be

Два) What to Do When Your Paper Is Rejected

(из архива 2022 года)

Пример того, как классно и незаурядно представить себя в авторах книги.

(из архива 2017 года)

Знаете, что сейчас происходит со мной? Благодаря ретиногипоталамическим трактам мои супрахиазматические ядра узнают о наступлении ночи и начинают потихоньку ингибировать дорсомедиальные ядра, которые оказывают возбуждающие действие в том числе на орексиновые нейроны в латеральном и заднем гипоталамусе, которые, в свою очередь, возбуждают вообще все активирующие системы мозга. Из-за этого набирает силу вентролатеральная преоптическая область со своим ГАМК, да и аденозин со всякими цитокинами, накопившиеся в течение дня, тоже начинают угнетать мои активирующие системы. Но этому всему противодействует лимбическая система, которая из-за всех сил сейчас возбуждает орексиновые нейроны, потому что я сейчас сижу и просто охуеваю как благодаря ретиногипоталамическим трактам супрахиазматические ядра узнают о наступлении ночи и начинают потихоньку ингибировать дорсомедиальные ядра, которые оказывают возбуждающие действие на орексиновые нейроны в латеральном и заднем гипоталамусе...

(из архива 2017 года)