Некрополитизация России. Первый выпуск новостей.
Грубо говоря, некрополитика – это сегрегация людей и следующее из неё определение, какие из них должны умереть – и как именно. Редакция Лиминаля с тревогой отслеживает любые попытки навязать некрополитические практики в России. К сожалению, за последние пять лет мы (и весь мир) очень сильно деградировали в этом отношении. А потому, с целью профилактики, давайте очертим границы.
Начать стоит с Чечни, а именно с недавнего скандала в чеченском Арчхой-Мартане, где выставили на всеобщее обозрение труп ликвидированного террориста, атаковавшего пост ДПС.
Здесь кавказская специфика наложилась на практику борьбы с терроризмом – в результате чего мы наблюдали использование трупа преступника в пропагандистской кампании. Культурологически мы видим здесь отказ в достойном упокоении для страты "террорист".
Через подобные практики, как минимум, отдельные субъекты Российской Федерации пытаются осуществлять некрополитический контроль над всё ещё нестабильным после контртеррористической операции регионом, сдержать потенциальный терроризм в условиях СВО и недавних атак на Чечню.
Данные практики, однако, вызывают довольно жёсткое неприятие среди части граждан России, которые аппелируют к понятиям законности и опасаются расширения некрополитических практик на всю Россию.
Впрочем, в условиях войны не чувствовать, что нас тянут именно на этот путь невозможно. В ночь на 15 апреля силами ВСУ был нанесён масштабный удар по жилым домам в Курске с использованием беспилотных средств.
В этой атаке нас интересует то, что украинские медиа представляли её в качестве "удара возмездия" за недавний удар по городу Сумы – там во время удара по украинскому штабу умер командир бригады, имеющей на вооружении Хаймарсы, а также гражданские.
Таким образом, украинское государство и его интеллигенция путём некрополитики превращает часть российских граждан (тех, кто живёт в зоне досягаемости дронов) в заложников, которых они хотят убивать для успокоения своего общества и сдерживания применения точечного оружия против украинских военных объектов.
Однако, если терроризм и война всегда были связаны с некрополитикой, то третий недавний случай демонстрирует более глубокое поражение ею уже гражданской жизни.
Смерть Паши Техника и связанные с прощанием с ним ритуалы привели к ряду скандалов. Z-активисты оскорбились большим вниманием к смерти наркопотребляющего рэпера, чем к смерти солдат на фронте. Здесь мы видим именно некрополитизацию общества, когда нормировать для разных групп пытаются уже скорбь по умершим.
Среди прочего, под горячую руку Z-критики попал рэпер Фёдор Букер (ездивший в Херсон с гуманитарными миссиями), объявивший минуту молчания по Павлу на Тотальном Диктанте (справедливости ради, это могло быть вызвано медийной кампанией против Диктанта).
Кроме того, здесь мы видим тренд на политизацию похорон как последней относительно безбарьерной формы свободных собраний. Сложно отрицать, что последним крупным «Русским Маршем» были похороны Тесака, а «Навальнингом» – похороны самого Навального. Ограничения государством свободы собраний ведёт к политизации не просто смерти, но уже и ритуальных практик, а затем уже и мемориализации самой политики.
В свою очередь мемориализация политики приводит к всплеску культурной войны, которую мы можем наблюдать по вандализму над мемориалом Героев СВО на Варварке или недавним перфомансом, когда Стена Техника возникла как палимпсест на Стене Цоя. Это ведь буквально реакция людей (объединённых в первую очередь поколенчески) на появление у них общей фигуры скорби и попытка репрезентировать себя через её провозглашение в пику таким же фигурам скорби, но прошлым.
Всё это очень тревожно, и мы продолжим заниматься мониторингом попыток превратить Смерть в высказывание или политическую практику. Смерть как практика должна оставаться исключительно на Войне. А наши мирные дома за границей от Фронтира пускай от этого остаются свободными.
С вами был первый выпуск новостей некрополитики от Владислава Угольного. Надеюсь, мы больше в рамках этой рубрики с вами не увидимся.