— Опять этот, цветной,—
Фыркает Шура Леве, раздвинул пальцами щёлочку в шторах отелях. Бортник приподнимает голову и ухмыляется
— Мы тоже цветные, чего ты пристал к нему?—
Бортник подходит к возлюбленному, смотря через его плечо. Под проливным весенним дождем, под одним единственным фонарем на всей улице стоял Саша Васильев с большим пакетом непонятного содержимого.
— Да не нравится мне его союз с Яником, помнишь, как он Звонка в нулевых отмудохал? Мутный типок,—
Покачал головой старший, повернувшись на солиста. Лёва пожал плечами и отошёл на середину номера, копаясь в тумбочке, будто искал что-то. На самом деле ничего он не искал, только старался скрыть свое лёгкое смущение. Конечно, Шура был прав, Саша опасный человек, но Лёва хорошо понимал чувства Яна к этому "ужасному тирану", что уж таить, авто Лёва, что Ян были ужасными романтиками, до такой степени, что ради своей любви были готовы закрыть глаза на все.
— Ну послушай, мы же не знаем, какой он с Яном. Тем более, когда они снова начали встречаться, ты заметил, как Ян засветился?—
Бортник поднял голову, челка скрыла этот необычайно понадеянный взгляд, но оно к лучшему. Не хотелось злить Шуру лишний раз.
— Да ну вас обоих, у вас одни поцелуйчики да обнимашки в голове, а вот когда он несчастному Яну глотку порвет, посмотрим...-
Покачал головой Уман и улёгся в просторную постель. Номер Яна не комично находился за спиной, можно сказать специально. Шура не давал ему права выбора где жить, потому что Васильев с недавних пор везде таскался за Яном и ночами зависал в его номере, а гитарист все таки беспокоился за состояние бедного флейтиста. С Васильевым он оставался в натянутых отношениях.
— Ну чё ты там встал, иди ко мне!-
Фыркнул он Леве и Бортник радостно, в два скочка уткнулся ему под бок. Гитарист положил ему подбородок на макушку, задумчиво вслушиваясь в шаги по коридорам. Ян сидел за туалетным столиком, внимательно смотря на собственное лицо. Бледное, уставшее, синяки под глазами выделялись на фоне голубых глаз особенно трагично. Николенко взмахнул головой, потирая шею, чтобы хоть как-то разогнать кровь по венам. В дверь постучались. Этот стук Ян узнает всегда. Он был каким то особенным. Николенко подскочил, взволнованно подходя к двери. Ему больше полтинника, но перед Васильевым он трепетал,как в последний раз. Когда они расстались в две тысячи пятом, когда Саша так и не смог смириться с тем, что Ян ушел за деньгами и славой, их контакты были абсолютно разорваны, но Николенко совсем не мог справиться без этих родных глаз, этого голоса, этого человека в принципе. Буквально год - полтора назад они все вернули, по пьяне, так глупо, Ян просто написал ему, Саша просто не смог не ответить и оказалось, что давно никто не зол и что к их отношениям раскрыт путь. Ради были оба, неимоверно. Они понимали, что нужны друг другу, всегда были связаны особой связью, такой крепкой и нежной одновременно. Они не были как Шура с Левой, в них было что-то такое садящие, какая то лишняя вина перед друг другом,которую они старались скрыть в постели, причем обоих свое виноватное состояние устраивало. Ян открыл дверь. В темном коридоре ожидаемо стоял Саша, с него ручьями текло, но все,что его беспокоило пакет, который он прятал под одеждой.
— Привет,—
Расплываясь в улыбке сказал, Васильев, шагнув в номер. Ян растекся в улыбке, чувствуя, как полошиться собственное сердце.
— Привет! Сильно промок? Может халат оденешь? Он там, в ванной, -
Затараторил Николенко, помогая Васильеву снять мокрую куртку. Но Саша не отвечал, глупо улыбался. Васильев поставил пакет на пол и крепко обнял Николенко, прижимаясь к нему так, будто пытался влиться.
— Яник,-
Прошептал он, потираясь мокрой щекой о теплую щёку Яна. Флейтист хихикнул, пропуская между пальцами его ещё короткие, но уже достаточно длинные для этого седые волосы на затылке.