М.Х.
В галерее нельзя закурить, и это мучительно больно.
Среди псевдо друзей я слоняюсь, уткнувшись в искусство,
И во весь этот бред входишь ты, лезвиëм в мое горло,
И внутри меня что-то ломается с чавканьем, с хрустом.
Ты не та, кой случайно запомнил тебя в прошлом веке, -
Ты чужой человек на правах моей кровной сестры.
И в тебе, как в когда-то родном моем человеке,
Вижу я умиранье моей бестолковой любви.
Точно падальщик, каждый вокруг разглядывая
Облик твой, равнодушною страстью смердит...
Что тебя исковеркало так, дорогая моя?
Что за скромный и блеклый с тобой под рукой индивид?
Ты острижена коротко, как в монастырь иль на зону,
Твои волосы пепел, как пепел твой новый щенок,
Ты стройна, агрессивна, уверенна... Видимо впору
Эта воля и грех, без любовных моих кандалов.
И ни искры, ни полу-улыбки, при виде меня, ты не выдала -
Ты спокойна, как будто с тобою мы мало знакомы.
Осыпается сталь моей кожи, и сердце на кафель выпало.
Понимаю: все прошлое - всего лишь мой сон внутри комы.
Ты внезапно ко мне приподносишь своё оскверненное тело -
Мои лёгкие стонут, внимая твоим феромонам, -
Как мое существо без тебя, ты узнать захотела?
О, воистину, ты как кинжалом орудуешь словом.
Дайте скальпель же или зубило вложите мне в руку -
Я с усердием выскоблю эту поганую слизь
Бесполезности и беспомощности перед скукой
Твоих смеркшихся глаз из моей подсутулой груди.
Жернова челюстей моих дыбом встают пред ответом -
Я готов, я готовился, черт бы побрал эту блажь!..
Но не колкостью, только лишь мертвенным эхом
Твой вопрос повторяет мой голос, как преданный паж.
Покрошившийся гений анапеста шамкает глухо,
Злость и грубость рыдают над трупом старушки иронии.
Не поэт, а философ хрущевских прокуренных кухонь
Поражение терпит в своём боевом "исподлобии".
Как же это смешно - так бояться и жаждать разлуки,
А потом по постелям и барам себя собирать.
Как же это легко свою жизнь возложить в твои руки,
Мужем быть и у ног твоих мальчиком пасть.
Миг - и взгляд безразличный твой стал преисполнен презренья.
Звонко цыкнув, ты цокаешь к лестнице прочь.
Инфантильной, лишённой достоинства, преданной тенью
За тобой устремляюсь, не в силах себя превозмочь.
Средь абстракций, секунду назад, ты ни грамма не значила!
Я не знаю, зачем я бегу, ведь убит я тобой уже там!
Твоим шагом не точки, а шпалы дано заколачивать,
Твоя хрупкая стать разрубила меня пополам.
Стой! Я здесь! Посмотри на меня, посмотри же!
О тебе я не сплю бесконечных ночей караван,
О тебе я дышу, о моей королеве бестыжей,
О тебе мое сердце колотит в груди барабан!
Почему так темно?! Почему воздух ртутью тягучей
Забивает мне нос, не давая по следу идти?!
Я прошу, обернись, моя милая дрянь, но не мучай,
И рассей синевой своих глаз этот мрак на пути!..
Просыпаюсь. Глотаю гортанью горючее утро.
За окном щебетание вновь одинокой весны.
Отдышался. Отплакался. Сдавленно, тихо и сухо.
На подушке портрет. И на нём улыбаешься ты.